Последняя партия Маэстро - 4

IV
  Неожиданно, подобно фокуснику, незваный гость извлек откуда-то канделябр старинной работы со свечой, поставил его на этажерку, слева от сидевшего в пальто постояльца, чиркнул спичкой, и через мгновение скромное жилище Маэстро озарилось неверным загадочным светом. Впрочем, черты лица незнакомца, который позволил себе сесть за доску с другой стороны подставки для чемоданов - там, где расположилась армия черных, оставались почти неразличимыми. Кажется, Фиолетовый был смугл и усат. "Уж не доктор ли Феррейра это?" - мелькнула мысль, но Маэстро прогнал ее, как совершенно невероятную.
  - Ваш ход, Маэстро, - вкрадчиво сказал неизвестный.
  - Е-четыре, - уверенно, не глядя на доску, проговорил чемпион и взял с письменного стола, справа от себя, томик стихов Маргарет Созерн, переведенных в 1939 году на французский. Раскрыл его, полистал и вновь отложил на стол.
  - Ха! "Гроссмейстер сыграл е-два - е-четыре", - насмешливо и вновь непонятно для Маэстро, не читавшего советских сатирических романов, прокомментировал незнакомец начальный ход белых. Почти не задумываясь, Фиолетовый субъект ответил:
  - Е-шесть!
  Затем он передвинул белую королевскую пешку на два поля вперед, а черную - лишь на одно.
  - Французская защита! Помнится, в юности - за черных - вы только ее и играли на турнирах, не так ли?
  Маэстро усмехнулся и, тоже не задумываясь, бросил:
  - До пятого года - да. Дэ-четыре!
  - Дэ-пять... А весной тринадцатого вы допустили первую неточность, неправда ли..? Итак, кофе?
  - Да, вы очень любезны. Конь цэ-три. Какую же? - насупился Маэстро.
  - Конь эф-шесть, - разлив кофе, принялся передвигать фигуры Фиолетовый. - Ну, как же? Помните ваш бурный роман с баронессой Анной Севергиной? Вам двадцать лет, ей, замужней, на пятнадцать больше.
  - Слон жэ-пять...банальная ошибка молодости, - поразмыслив немного, ответил Маэстро.
  - Да, конечно, конечно, с кем не бывает, - ехидно отозвался Фиолетовый. - Слон бэ-четыре.
  Два чернопольных слона смело нацелились - белый на вражеского ферзя, а его черный коллега - на закутанного в горностай монарха противника.
  - Е-пять, - невозмутимо продолжал Маэстро.
  Центральная пешка белых смело бросилась вперед.
  - Так сразу и атаковать?.. Аш-шесть...А плодом безумной любви не знавшего до того женских прелестей студента-правовика и опытной, скучающей светской львицы явилась несчастная девочка Валентина. Что с ней, кстати, сталось?
  - Э, бросьте. Вы же знаете, - ледяным тоном процедил Маэстро, его и без того бескровное лицо превратилось в белую маску. - Пешка е-пять бьет на эф-шесть.
  - О, да вы избрали очень острый вариант! - усмехнулся незнакомец.
  Он побил слона, но тем временем отважно продвинувшийся в самое логово врага белый пехотинец Маэстро поразил вторую неприятельскую пешку 
  - Пешка эф-шесть бьет на жэ-семь.
  - Ладья жэ-восемь... Не странно ли, Александр Александрович, вас всегда притягивали вдовы, женщины, чей возраст заметно превосходил ваш. Что баронесса...ну, да это еще можно понять: озабоченные юнцы находят зрелых и тоже озабоченных дам и наоборот... Что первая ваша жена, Александра Лазаревна, что вторая-третья-четвертая... Хотя кое-что в этом плане вырисовывается...нечто шахматное и в то же время житейское - расчет: Александра Лазаревна и Надежда Семеновна понадобились для решения квартирного вопроса и устройства быта, соответственно, в Москве и Париже (Наденька происходила из богатой семьи и обвешивала себя драгоценностями навроде того, как рождественскую елку украшают игрушками); Анна-Лиза - чтобы унести ноги из Совдепии; Грейс - чтобы обрести материальную независимость, так сказать. 
  Ехидству и иронии Фиолетового не было предела.
  - Аш-четыре! - энергичным жестом Маэстро бросил в атаку флангового пехотинца и позволил себе глоток кофе.
  Его соперник поспешно 'съел' зарвавшегося рядового белых.
  - Ладья бьет пешку на жэ-семь... Как говорится, "нет пешки - нет проблемы", - осклабился Фиолетовый и с воодушевлением продолжил:
- Вторая жена (первую вы вовремя бросили) - швейцарская социалисточка Анна-Лиза - была использована вами для того, чтобы решить одну задачку. Вы поняли, что большевики творят что-то такое, что противоречило вашему, говоря высоким штилем, мировоззрению, которое у вас, правда, отличалось непостоянством как сердце красавицы и колебалось подобно линии Партии в эпоху борьбы с уклонами. К тому же тогда в Совнаркоме и ЦК еще не придавали значения этой насквозь буржуазной шахматной игре. Лишь в двадцать четвертом товарищ Крыленко растолковал, наконец, руководам, что "шахматы - не только могучее оружие интеллектуальной культуры, но и политическое орудие пролетариата, которое может быть использовано в классовой борьбе". А до того им, вождям, не до того, видите ли, было! Любопытно, что и немцы пошли тем же путем, сделав в конце концов доктора Геббельса почетным членом шахматного союза рейха... Вы же в молодой Советской России метались, лихорадочно искали выход и, не находя его, сдуру отрастили усы и вступили в мощную когорту кандидатов в члены РКП (б)...   
Маэстро чувствовал, что его всезнающему противнику доставляет наслаждение издеваться над ним, чемпионом всего мира.
"Усы я отрастил в четырнадцатом году, перед турниром в Мангейме, подражая брату," - обиженно подумал он. - А вождей убедил не Крыленко, а "брат вождя моряков" Ильин-Женевский, который возглавлял Всевобуч и еще в 20-м году охарактеризовал шахматы как "высокое и полезное искусство, развивающее интеллектуальные силы подрастающего поколения". Да и питерский мастер Яков Рохлин немало этому поспособствовал, придумав за Ульянова-Ленина афоризм "Шахматы - гимнастика ума".
  - Однако вас до смерти напугала беседа в ВЧК, - продолжал Фиолетовый, - помните, в феврале двадцать первого, когда на вас еще раз донесли из Одессы. Ваш анонимный "доброжелатель" утверждал, будто вы получили от деникинской контрразведки аж сто тысяч целковых...Вот вы и высмотрели иностранку левых убеждений, мадемуазель, точнее фройляйн Рюгг - сорокалетнюю делегатку III Интернационала. Ну, и заморочили бедной девушке голову...
  - Ферзь аш-пять!
  Фиолетовый переставил самую сильную фигуру на край доски и погрузился в размышления.