Ключ. Часть 9

Мы втроем сидели на спортивной площадке около школы. Неловкие переглядки Любы и Сережи вскоре сошли на нет, ведь нашлись проблемы посерьезнее.

— Вот он просто так тебе рассказал? — Спросила Люба у Сережи, нервно сжимая прутья «лесенки».

Он кивнул.

— Я ведь иногда спрашивал его про отца. Они же когда пьют, то редко знают меру. Язык развязывался только так — главное, чтобы мать не слышала. Однажды она одного чуть ножом не зарезала за одни только разговоры о нем.

По лицу Любы было видно, что мнение об этой женщине у нее невысокое.

— Мы вообще можем верить словам собутыльников твоей мамы? — Спросила я, почти не заботясь о том, как это может для него прозвучать. Здесь шла речь про дядю — только это волновало меня в данный момент.

— Конечно, — в голосе Сережи не было и тени обиды. — Я же говорю, у них язык развязывается, как не родной.

Люба взглянула на наручные часы.

— Еще только час дня. Быстро же они.

— Время интересует их в последнюю очередь, поверь мне, — с тяжестью в голосе ответил Сережа.

В голове почему-то было пусто, хотя разные мысли роились в голове. Но было такое ощущение, будто все они лишь немного касаются моего разума, не задерживаясь надолго. Скользили, прыгали то одна, то другая. Даже заболела голова.

— Значит, их кто-то предал, так? — Решила уточнить я. — Значит, они где-то состояли. Но где? Мама ничего не говорила ни про клубы интересов, ни про…

— Слушай, это были девяностые и двухтысячные, какие клубы? — Закатила глаза Люба. — Исходя из того, что нам известно — твой дядя купил комнату в коммуналке, а мой отец достроил дом. Вам это ни о чем не говорит? Ни на какие мысли не наводит?

Сережа сжал губы и молчал. Я покачала головой, но не потому, что не догадывалась.
 
— Нет, это не может быть что-то незаконное. Тут что-то другое.

— Ага, вязали варежки на продажу.

Я начинала закипать.

— Если ты можешь представить своего отца за таким занятием, то это не значит, что мой дядя был таким. Не сравнивай их, пожалуйста.

Мой едкий тон и грубые слова явно задели ее. Она резко отпрянула от прутьев, будто по ним пустили кипяток, и собралась уходить, но ее за руку остановил Сережа. Люба так взглянула сначала на него, потом на их руки, будто до этого никто и никогда не касался ее.

— Не надо взрываться, — попросил он. — Хотя бы сейчас.

— Ты слышал, что она сказала? — Возмутилась Люба и сбросила его руку.

— Тоже, что сказала мне когда-то ты. Или забыла?

Яснее ясного — она помнила. Теперь нас вновь было трое, и эти трое не знали, что делать дальше. Мне казалось, мы простояли там неделю, хотя прошло не больше получаса. За это время светло-серые тучи потемнели и начал накрапывать дождь. Мы засобирались домой.

— Тебе не кажется, что мы заслужили отдых? — Спросила меня вновь ставшая довольной Люба. — Несмотря на то, что кто-то решил испортить нам настроение, — при этих словах она смерила Сережу злобным взглядом.

— Ладно, понял, виноват. Больше не буду ничего тебе рассказывать! — Сережа тоже начинал закипать. Они и впрямь были похожи — два тропических райских острова со скрытыми в лесах действующими вулканами. — А то нашей принцессе придется что-то делать, ручки запачкать.

Люба уже приготовилась к острому ответу, но я встала между ними.

— Вы оба — перестаньте! Что за детский сад вы тут устроили?

— Ты это ему скажи!

— Я говорю вам обоим! Неужели вы не видите, как вам повезло? Вы — брат и сестра, разве это не круто?

Люба попыталась прикрыть мне рот рукой, но я увернулась.

— Ты что, совсем тупая? — Она принялась оглядываться по сторонам. — В наших-то местах о таком говорить! Это хорошо, что мы еще в разных населенных пунктах живем, хотя бабушка говорила — и так судачили раньше.

— Все-все, поняла! — Я выставила руки в примирительном жесте, а потом выбрала самую драматичную позу, какую только могла изобразить в неудобном, толстом пуховике. — Причинив боль друг другу, вы причините боль мне!

Мой драматизм оценила только Люба. Сережа стоял столбом, пока мы заливались смехом.

— Видишь, он токсик, как и Джейкоб, — сказала Люба в сторону брата. — Ладно уж, мир. Но только ради тебя, — тыкнула она мне пальцем в грудь, — и только пока ты не начинаешь обижать меня и моих близких. И пока не уезжаешь без предупреждений в другой город, ясно?

Я торжественно кивнула. Сережа попрощался и направился домой. Ну, я надеялась, что домой.

— Ну, что? — Спросила Люба. — Ко мне?

— Не, давай лучше ко мне. Отчим обещал купить торт на вечер.

— Отчим? Торт? — Брови Любы изогнулись изящной волной. Я тут же попросила ее научить меня делать также. — Эй, я тебе не Эмилия Кларк, мои брови мне не подчиняются! Это само собой происходит.

— А она их тренировала?

— Конечно, и драконов тренировала, и брови. Кого только не тренировала. Mother of брови.

— Серьезно? — Я попыталась точно также изогнуть брови, но Люба прыснула и пальцем попыталась исправить их. Продержаться долго они не сумели, и мне пришлось признать, что изящно изгибать брови — это не мое. — Не знаешь, что брови по-английски eyebrow?

— Иди ты, — она толкнула меня локтем и двинулась вперед. — Пошли, ты мне обещала тортик!

Этот вечер надолго закрепился в памяти, как один из самых приятных вечеров. Мы посидели с мамой и Славой, попили чай, за которым отчим съездил в другую станицу и пошли ко мне в комнату играть в The Sims. Да, мы, семнадцатилетние клуши играли, как маленькие, в любимую с детства игру и смеялись со всего на свете. Это был уютный, наполненный светом вечер.

Уже после нам пришлось что-то думать насчет дела. Сначала мы собрались втроем после школы, когда никого из взрослых дома не было. Рассматривали дядину записную книжку вдоль и поперек, пытались разобрать некоторые шифры.

— «В. К. инф.» в три часа, «Иг. Ник. доп.» в пять часов. «Табл.» в шесть часов… — в который раз зачитывала Люба содержимое одной из последних страниц. — Ну, люди просто так не шифруются.

— Держи в курсе, — с нескрываемой иронией сказал Сережа, сидя на полу спиной к стене с закрытыми глазами. Я бросила в него плюшевого ежа. — Эй!

— Я просила не вредничать! — Напомнила я ему, хотя они, в общем-то ничего мне не обещали. Но было бы приятно, если б они перестали постоянно грубить друг другу.

— Угу.

Мы ничего не нашли и проболтали прямо до будильника, который предупреждал, что через час родные будут дома. Именно сейчас ребята познакомились с моей самой стыдной особенностью. Почти пятнадцать минут я бегала по дому, проверяла, закрыты краны, хотя мы их даже не трогали, выключена ли печка, а от входной двери, которую я раз за разом дергала, проверяя, точно ли она закрыта, ребята отрывали меня силой. Далее наш маршрут лег к Сереже, поскольку его мать уходила на подработку. Что это за подработка, мы не спрашивали. Но Люба шепнула мне потом, что ничего незаконного в этом не было — в местный сетевом магазин на главной улице требовалась уборщица.

По дороге мы зашли в детский сад за младшими братом и сестрой Сережи. Маленькие очень радовались нам с Любой, и мы не решились нарушить их мечты о том, что мы пришли с ними поиграть. Первой посидеть с ними вызвалась Люба. Дети потащили ее в холодную детскую, где продувало даже заклеенное ватой и скотчем деревянное окно. Сережа натаскал дров и зажег печь. Я хотела помочь, но он только отмахивался. От городских, мол, никакой пользы. И то верно.

Мы поднялись на чердак. Там, среди укрытых пыльной тканью коробок, на угрожающе скрипящем полу мы провели за раскопками не меньше часа.

— Большую часть вещей увез Вячеслав Дмитриевич, но некоторые мама не смогла выбросить, — пояснил Сережа, открывая одну из коробок. Когда же поднял взгляд, мягко провел руками по моим волосам. Мурашки пробежали по всему телу. А в руках у него осталась паутинка. — Извини, так неловко.

Я махнула рукой и принялась помогать ему разбирать коробки. Мы нашли несколько старых документов о найме рабочих, чеки с оплатой строительных материалов, несколько смятых пустых пачек из-под каких-то лекарств и пару коротких записок с извинениями, видимо, подкинутых под дверь.

— Столько денег… — Удивилась я, просматривая чеки. — Построил и одной женщине, и второй по дому?

— Скажем так, отреставрировал, — хмыкнул Сережа. — Это дом моих деда и бабки. Одна часть дома, где кухня и ванная, совсем разваливалась. Только ее он и успел доделать. После его гибели никто нам, конечно, не платил.

«Нам», — зацепилась я за неосторожное слово. Несмотря на все, что сделала его мать, он все же любил ее. Это было видно и по тому, как он говорил, если разговор ее касался, и по тому, как много делал по дому, чтобы только иметь возможность быть с ней и остальной семьей. Не только ради братьев и сестры он здесь оставался.

—Больше, вроде, ничего нет, — объявил Сережа, но на всякий случай проверил оставшиеся коробки. В одной лежали старое пальто и шуба, в нескольких других — пустые трехлитровые банки, еще в одной — новогодние игрушки. Сережа слегка потряс ею и решил забрать ее вниз.

Все нужное мы снесли на кухню и позвали Любу. Она еле передвигалась из-за маленькой девочки, вцепившейся ей в ногу.

— Аля, отпусти ее, — попросил Сережа.

— Нет! — Крикнула она и прижалась к ноге еще сильнее. Люба даже придерживалась о стены, чтобы идти.

— Слушай, — сказала она маленькой, — если ты меня не отпустишь, у меня оторвется нога. Я буду плакать.

— О-о-о, — протянула я, с улыбкой наблюдая за этой картиной, — плакать, орать и неестественно выгибаться.

— Спасибо! — Сквозь зубы сказала Люба, уже вовсю тряся ногой, чтобы согнать девочку. Сережа пошел силой ее отлеплять. — Удручающая перспектива.
 
Сереже все же удалось освободить сестру от… другой сестры. Шекспировские страсти. Но девочка все никак не хотела идти к брату, увлекшемуся игрой на телефоне Любы.
 
— Не надо было давать ему телефон, — возмутился Сережа.

— Не надо было долго торчать на чердаке, — ответила ему Люба. Они перекинулись гневными взглядами, и только сейчас я поразилась, как они похожи.

— Поиграй со мной! — Захныкала Аля, цепляясь за руку к Любе. Сереже пришлось взять ее на руки. Тогда она попросила уже его поиграть.

— Погоди, зайка. Мы сделаем домашнюю работу и поиграем, хорошо?

Я умилялась с этого каждую минуту. Маленькая девочка накручивала отросшие волнистые волосы брата, обнимала его, даже как-то лизнула ухо, чтобы он обратил на нее внимание.

Мы склонились над столом, на котором разложили все находки.

— Есть идеи? — Спросила я, изо всех сил стараясь найти что-то общее между вещами и записями дяди.

— Да, есть один. Я просила у мамы макбук. Почему она его мне так и не купила? — Надула губы Люба. Сережа смерил ее презрительным взглядом, на что она рукой отвернула его от себя. — Не смотри на меня так. У нее, похоже, была такая возможность.

— Она же купила твоей сестре квартиру, — напомнила я, оторвавшись от книжки.
Она щелкнула пальцами.

— Точно. Как я могла забыть. Женечке ведь можно покупать что-то.

— Слушай, кончай нудеть, — попросил Сережа, за что Аля засунула ему палец в ухо.
 
— Не обижай мою Любу! — Крикнула она.

— Закройтесь все! — Повысила я голос, и подняла выпавший из записной книжки на стол пожелтевший чек. Просмотрев его глазами, я вспомнила, что он всегда вызывал у меня недоумение. Некоторые позиции были обведены синей ручкой — обезболивающее «Н…» и успокоительное «Е…». Это что-то напомнило. Я потянулась к коробке, в которой мы оставили одни упаковки из-под лекарств. — Вот оно…

Я показала ребятам свою находку. Особо энтузиазма она у них не вызвала.

— Ну, таблетки. У твоего дяди была же рана какая-то, — пожала плечами Люба.

— Рана, рана, рана, — повторяла Аля, стуча брату по голове ладошкой.

— Тот же препарат, — напомнила я, вцепившись в потускневшую бумажку.

— У нас тут одна аптека была в центре! Конечно, один препарат, других просто могло не быть!

Тут я не могла не согласиться. Доводы Любы казались весомее моих подозрений. Больше ничего не было. Мы ушли ни с чем, и это не могло не расстроить меня. Хотя через некоторое время, как оказалось, подобные вещи стали наименьшей из моих проблем.