Тезисы заметки о материализме

«Материя есть философская категория, для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его…».
«Объективная реальность», взятая в максимальной отстраненности от какого-либо субъекта, сама по себе, есть абстракция. Эту абстрактность зафиксировал еще старик Кант, в своей концепции «вещи в себе», «вещи самой по себе».
Грубо говоря, существование чего-то за пределами объект-субъектных отношений – это существование равное, по содержанию, несуществованию.
Существовать – это значит находиться в отношении с чем-либо и с субъектом. Существовать – значит отражаться в субъекте.
Таким образом «Природа», «Бог» взятые как «в-себе-бытие» – есть простое «Нечто».
Абстрактная сторона понятия «материи», в определении, отражена словом «категория». Категории не существуют сами по себе, они могут быть только в чьей-то голове, т.е. в идеальном виде.
Субъектом, который вступает в отношения с материей является не некий абстрактный «субъект» вообще, а конкретный, живой человек. Конкретность человека состоит в том, что каждый человеческий индивид есть продукт истории. В историческом процессе индивид объединяется со всеми другими индивидами в родовое человеческое существо.
Ощущения отдельного индивида есть такая же тощая абстракция, как и «вещь в себе». Содержание ощущения приобретают только тогда, когда они накладываются на «априорные», т.е. идеальные формы, а затем опять возвращаются в сферу чувственности в виде разнообразных продуктов человеческого производства.
Т.е. молоток, которым забивают гвозди, гораздо больше говорит об ощущениях, чем обычное единичное прикосновение к чему-либо. И человек, умеющий пользоваться молотком по назначению раскрывает в своей деятельности историю человеческого рода не менее, чем ученый-историк раскрывает ту же историю в своих трудах. Историк только описывает, а работник с молотком эту историю осуществляет.
Осуществляя в своей производительной деятельности историю человеческого рода люди, вместе с этим, осуществляют и природу, т.е. материю, взятую в ее конкретной чувственной форме.
Занимаясь производством люди расширяют свои возможности, тем самым «втягивая» в свою человеческую деятельность, т.е. в свой человеческий мир, и ту часть «материи», которая до этого момента была простым абстрактным «Нечто». Впервые столкнувшись с этим, еще не известным «Нечто» люди его подвергают «испытанию» в ходе материальной, т.е. чувственной практики, извлекая, таким образом, истину того или иного природного явления. Истина есть ни что иное, как идеальная форма чувственных целесообразных действий: движение мыслящего тела по форме и порядку других тел.
Успешные схемы достижения человеческих целей составляют человеческую культуру, которая и есть те «априорные формы» чувственности, рассудка, о которых толкует Кант. (В этом смысле Кант действительно совершил «коперниканский переворот» в философии. Тупик в виде антиномий разума, в который уперся Кант, состоял в самой постановке вопроса о «чистых» формах познания, в его «трансцендентальном субъекте», и как честный мыслитель Кант это зафиксировал, утверждая невозможность познания «вещи самой по себе». Проблема в том, что такой вещи нет в действительности именно как вещи).
Человеческая культура – это своеобразный «сервер» человеческого опыта (здесь можно передать привет искусственному интеллекту, который есть ни что иное, как очень большой молоток).
Итак, конкретные ощущения конкретного общественно-исторического человека – это единство чувственного и мыслимого.
Свидетельством/доказательством истинности человеческих ощущений является не наука, как описание деятельности, а результаты производства как действительное воплощение истинности человеческих знаний. В конечном счете тот факт, что мы еще не вымерли, как динозавры, и есть главное свидетельство истинности практики. Не «мыслю – следовательно существую», а «существую – значит мыслю верно».
Как выше было сказано, история, как наука, описывает осуществление человека в его истинности. В этом смысле историк есть «архетип» ученого вообще. Поэтому Маркс и Энгельс говорят, что знают только одну науку – историю, которая подразделяется на историю природы и историю людей. Если говорить о естествознании, то т.н. его «точность» есть не более чем миф. Вернее, эта точность не больше, чем точность науки истории. Естествознание имеет дело не с «материей», взятой «самой по себе», а с материей, взятой в отношении с человеком, причем с историческим, общественным человеком. Естествоиспытатель здесь выступает как представитель всего человеческого рода, со всей его историей. Измерительные приборы – это продолжение органов ощущений самого человека, определение точности измерений – прерогатива измерителя. В известном смысле микроскоп мало чем отличается от молотка: молоток – продолжение руки, микроскоп – продолжение глаза. Это обстоятельство честная наука физика зафиксировала в фундаментальных принципах относительности, неопределенности, дополнительности. Эти принципы как раз являются следствием того, что естествоиспытатель является членом человеческого общества. Эти принципы подметил еще Ф. Бэкон, который обозвал их «идолами», ошибками. На самом же деле – это условия познания, как такового.
Истинность научных знаний – это не признанный научным сообществом «научный факт», а расширение человеческих возможностей на основе новых знаний. Взятая в отрыве от человеческого общества «чистая» наука не более чем отчужденная форма сознания. Это отчуждение и фиксируют бесплодные попытки выработать некую отдельную «философию науки», которая, в конце концов уперлась туда же, куда и «чистый разум» Канта, и стала переходить в собственную противоположность, в иррационализм и постмодернистский антисциентизм. Итак, науку только тогда можно назвать наукой, когда она занимает подобающее ей место в общей системе существования человечества, в единстве со всеми другими проявлениями человеческой жизни. Наука должна производить новые знания, т.е. идеальные схемы будущей человеческой деятельности, которые промышленность воплощает в материальные формы, а отдельные люди реализуют как формы собственной чувственности и духовной жизни.
Законы природы – это не законы функционирования непонятного и чуждого людям «Нечто», а законы нашего взаимодействия с природой. Собственно, закономерное – это единство необходимого и случайного. Случайное – это то, причины чего пока не понятны, и от этого внешнего по отношению к событиям, которые происходят не с кем-нибудь, а с нами. Закон всемирного тяготения начинается не с расчетов Ньютона, а с того, что предметы, которые мы роняем, падают вниз. Закон тяготения объективен настолько, насколько мы обнаруживаем границы его применения. Найдя эти границы, мы находим способы этот закон снять, т.е. приспособить к нашим нуждам. И вот, мы уже летаем на самолетах и совершаем полеты в космос, расширяя, тем самым, границы природы.
Пару слов о «биосоциальной» природе человека. Сама эта теория есть продолжение древнего, восходящего к Платону, представления о некой вечной и неизменной природе человека, понимаемого как отдельный индивид. Отдельного от человечества человека не существует: «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений». Попытки отчужденной науки (которая, в своей основе, есть идеология, т.е. ложное сознание) отыскать такую «природу» воплотились в ложную теорию «биосоциальности». Человек, как человеческое существо, носитель человеческой природы – есть на 100 % существо социальное. Биологическое в человеке только субстрат, «подслой», даже в сортир мы ходим исключительно человеческим способом. В человеке биология снимается, преобразуется при помощи самой человеческой работы. К примеру, возьмем медицину, как область знания. Знание имеет идеальную форму, на основе медицинских знаний применяются разные манипуляции, практики, диеты и т.д., которые преобразуют биологический субстрат. Причем, это именно социальные практики, т.е. они изменяют т.с. «коллективную биологию человечества». Я уже молчу про выпивку и прочие привычки. Грубо говоря, тело человека средневековья и тело современного человека – это не совсем одна и та же биология.
От биологии человека можно перейти к тому, с чего начали, т.е. к материи, природе.
То, с чем люди имеют дело – это не материя, взятая «сама по себе». Это преобразованная материя. Собственно, – это и есть то, что принято называть «природой». Природа есть преобразованный людьми внешний мир. Сам этот внешний мир, без нас есть абстракция. Мы воспринимаем этот внешний мир настолько, насколько для этого у нас имеются возможности, в виде нашего «неорганического тела», настолько, насколько позволяют «средства производства». Расширяя свои возможности, мы порождаем и новые потребности, удовлетворение которых возможно за счет «втягивания» в орбиту нашей деятельности все новых сегментов реальности, материи, внешнего мира. Это и есть диалектика абстрактного и конкретного, диалектика субъекта и объекта, субъективная и объективная диалектика. Единство чувственности и духа.
Как же быть с тем, что есть «внешний мир», «сама-по-себе» вещь и т.д.? Где она? Она в нигде и рядом с нами. Не стоит думать, что здесь речь идет только о пространственном или количественном расширении наших возможностей. Это «Нечто» кроется в и социальных отношениях, и в нашем биологическом субстрате, и вообще во всем, чего ни возьмись.
Поскольку, у нас, пока, отсутствуют возможности это «Нечто» освоить и присвоить, то можно сказать, что его нет. Но, поскольку, наши возможности расширяются, то оно рядом с нами. В единстве своего «нет» и «есть» эта внешняя природа нами воспринимается как стихийная сила. В нашем восприятии эта сила приобретает те формы, которые уже имеются в нашей практике. Какие это формы? Для этого надо писать отдельный очерк.