Это, любимая Бэйли, Исай Калашников

     Мастерство рассказчика и тонкое владение дореволюционным русским языком, насмерть вбитое царским образованием, лучшим, взятым с английской системы, Оссендовского развернуло меня на сто восемьдесят градусов, я отринул свое вообще - то обоснованное пренебрежение непереводной литературой и поставил в закладки массу просто хорошего чтива. Понимаю, что моя ненависть к родной речи вызвана только и лишь бездарями и пропагандонами, какая, на хрен, разница за кого они топят ? Хучь за фюрера, хоть против, главное, товарищи, талант. Вон, мириады раз проклинаемые мною Быков и Акунин с Троицким Кимовичем, они же просто и тупо бездари, куски говна, просто х...та и шелупень, в один ряд не поставишь даже с Лимоновым, не говоря о Гиляровском или Горьком. Бездари. И х...й на них на всех, как говорится, не х...й время тратить на говно.
      - Ильич заявил, что мы все говно, - сказал доктор Богданов, протягивая чашку заваренного с ферганским опиумом тангутского горячего чаю сидевшему напротив Бадмаеву.
     - В следующем воплощении он будет плесенью и липовым медом, - загадочно усмехнулся Бадмаев, втягивая в себя обжигающий, с легкой горчинкой напиток. - Обладающему тайным знанием ведомы все путя.
     Богданов вскочил и подошел к похожему на китайского истукана гостю вплотную. Склонился к уху и зашептал :
     - А я ? Я кому ?
     Бадмаев, неспешно допив чай, долго возился в золотом портсигаре, подаренном милейшим Распутиным. Выбрав душистую папиросу, так же медленно раскурил ее и наконец ответил :
    - Ты станешь южноамериканской летучей мышью. Будешь кружить над пампасами и пить кровь у спящих коров аргентинских вакерос.
    Богданов отшатнулся. Гнев исказил его дегенеративное лицо.
    - А ты, выходит по всему, чурка бешеный, останешься человеком ? Гэгэном ?!
    - Я буду действительно чуркой, - засмеялся противным голоском азиат, вставая, - маленьким кусочком дерева. Лежу такой полеживаю на краю арыка, рядом окатуй, а на горизонте уже появился идиотический отряд исследователей виртуальной чепухи во главе с мужчиной в противогазе.
    Бадмаев ушел и взял лихача за три рубли до Московского воксала. Он уже садился в экспресс до Харбина, как Богданов понял, что в отряде нет и больше никогда не будет голой девки в эсэсманской фуражке.
    - Мы все говно, - повторил доктор простые, но святые слова Ильича, наглядно осознавая правоту вождя. Журнал масквичек, б...дь.