Лесничии Вселенной, кн. 1, гл. 5, 5

       5

Мозг провел зондирование всех учебных заведений, так или иначе связанных с лесом, сельским хозяйством или биологией. Всех, где готовили специалистов нужного на Денсаре профиля. Ему удалось выяснить, что в самое ближайшее время во многих из них начнется защита дипломов, именно то, что было нужно Лукичу. Он собирался присутствовать на защите, его интересовали молодые люди еще не уставшие от жизни и влюбленные в свою специальность. Что бы глаза горели…, как любил говорить он. Не достаток опыта будущих спасителей Денсара, должен был компенсироваться рвением, а опыт – дело наживное, со временем придет.
Для начала он выбрал «Лесотехнический» колледж, который сорок с лишним лет назад окончил сам, правда тогда он назывался техникумом, но от названия смысл не менялся. Лукич совершенно не понимал зачем переименовывать приличный техникум в колледж, не ужели сами не понимают, на сколько забавно звучит? Ну, да ладно, зато учили там очень даже не дурно, по крайней мере сорок лет назад.
-Здесь что-то около двухсот километров, не больше, так что поедем на флаере, - решил Лукич.
-Извините, Хранитель Лукич, - робко заговорил Степ, не смотря на свое высокое положение на Тилене, здесь он держался очень скромно, как человек культурный он очень боялся стать помехой в работе, в конце концов экспедиция то не историческая. – Нельзя ли мне посетить какие-нибудь музеи, библиотеки, где я смогу заняться изучением истории Земли?
-Конечно, Хранитель Степ, - у Лукича язык не поворачивался назвать Степа лейтенантом. – Мы попросим Василия быть вашим гидом, думаю он не откажется.               
Василий действительно не отказался, он был рад помочь, тем более в изучении истории.
Все, кроме Мозга корабля, погрузились в флаер и отбыли.
До главной дороги этой части России Московского тракта они добрались по воздуху. С выключенными огнями приземлились на проселочную дорогу, в двух километрах от тракта. И, ни кем не замеченные, не выделяясь из толпы, включились в движение. В это время суток и движения, практически ни какого не было.
Тракт, хоть и Московский, изобиловал всевозможными ямами, рытвинами и буграми бесконечных заплат. Зачем заделывать яму, если она потом будет выпирать безобразной кочкой, этого не понимал ни кто, наверное, даже те, кто заделывал. Машины и те, кто в них ехал, этого не понимали точно, от езды по буграм, дорога приятней не становилась.
Привыкшие ко всему отечественные водители лихо объезжали эти сюрпризы дороги. Дтен, управлявший флаером, к подобному вихлянию не привык, раз дорога прямая, то он прямо и пер. Подвеска нормального автомобиля при такой эксплуатации скорее всего бы погибла, но их «Рено» не трясло, и, даже не качало. Какое бы покрытие дорога не имела, флаеру было все равно. Он летел, а бутафорские колеса, тем временем, скакали как мячики.
Проносились встречные автомобили. Постепенно появились попутчики. Ни чьего внимания «Рено» - переросток не привлекал. Автобус, как автобус.
Дорога пошла по огромной дуге, огибая не то болото, не то полигон для испытания вездеходов. Почему дорогу повело таким кренделем ни кто, кроме строителей понятия не имел, видимо так было проще. Ни кого из водителей это не интересовало, разве только тех, которые зазевавшись пропускали поворот и ехали прямо. Последующий дорогостоящий ремонт железного друга наверное наводил их на вопрос: «А почему, собственно, дорога так изогнулась?». Видимо для того, что бы ни зевали, не спали за рулем. Дтена этот вопрос не заинтересовал даже тогда, когда он забыл, что едет по земной дороге и, вроде как, на земном автомобиле. Он рванул прямо, так короче.
-Дтен, в общем все нормально, если не брать во внимание, что наши автомобили так ездить не умеют, - обратился Лукич к водителю.
-А, что? – рассеянно обернулся к нему Дтен.
-Ни чего, Дтен, сущая мелочь. Ты вокруг посмотри, мы летим, а должны ехать, мне так кажется.
-Тьфу ты, забыл совсем, - Дтен в растерянности остановил флаер.
Машина зависла в метре с лишним от земли, над какими то корягами. Все автомобили, ехавшие по тракту остановились то же, а их водители разглядывали это чудо.
-Вот, остановиться, это было самым гениальным из того, что только можно было придумать. Мы совершенно не привлекли к себе ни чьего внимания, - почему-то весело сказал Лукич.
-И что теперь? – спросил незадачливый водитель.
-А что теперь, взлетай и уходим в лес. Хуже уже точно не будет. Надеюсь ни кто нас толком не разглядел.
Флаер взмыл в небо и исчез за макушками деревьев в лесу. Не вольные зрители, водители других автомобилей, повыскакивали из машин и, сбившись в кучу на обочине, бурно делились впечатлениями. Виновники происшествия через несколько минут полета приземлились на небольшой лесной полянке, на приличном расстоянии от дорог.
-Подождем до ночи, - решил землянин. – Обидно, конечно, терять целый день, но другого выхода я не вижу.
Ночью они долетели практически до самого города и выехали на тракт километрах в десяти от городских окраин. Дтен, после своего конфуза сесть за руль не решился. Лукич вообще не хотел пускать тилеан за руль, не доверял, но отказать Стар, которой «сильно, сильно» хотелось порулить, он не смог.
Как бы понимая волнение, или, вернее, недоверие Лукича, Стар вела очень аккуратно. Машина, послушная ее легким, но уверенным рукам двигалась спокойно… успокаивающе. Лукич поддался магии движения успокоился и, даже, начал дремать. Зря. Как в песне поется: «покой нам только снится». Их «автомобиль» настиг корму какого-то фургона. Стар выдвинула машину слегка влево, на встречу двигалась целая вереница фар. От куда столько машин в три часа ночи? Девушка прижала автомобиль к своей обочине. Так они плелись довольно долго. После очередной не удачной попытки обгона, Стар начисто забыла где она находится и на чем едет. Флаер взмыл вверх и обогнал грузовик по воздуху. Перепрыгнул.
-Нормально, - прокомментировал маневр в раз проснувшийся Лукич.
-Ой, - поняла свою ошибку Стар.
-Нет, боюсь «ой» нам не поможет. Добавь лучше газу и уходим, пусть водитель думает, что ему показалось с недосыпу. В городе поведу я, не привыкли вы еще к нашим дорожным условиям, - на въезде в город за руль сел Лукич.
Город был не большим. Районный центр, довольно старый, по меркам Восточной Сибири, но так и не переросший провинциальный городок середины девятнадцатого века. Тем ни менее Лукичу город нравился, а может как раз по этому и нравился. Не было в нем индустриального бешенства и неуемной суеты современного мегаполиса. Люди на улицах оставались людьми, отдельными людьми, а не кишащей толпой муравейника.
От времен «декабристов» городу достались не только размеры. На въезде в город стоял памятник «декабристам», а в пяти минутах езды от него находилась центральная библиотека, построенная женой одного из них. Имя библиотека носила почему-то не жены, а мужа, и барельеф с отбитым носом над облезшим входом изображал бравого драгунского офицера, времен войны с Наполеоном. Барельеф прилепили, иного слова не придумаешь, так не уместен он там был, благодарные потомки, видимо в знак благодарности. На приведение в надлежащие состояние изображения героя Сенатской площади благодарности не хватило. О ремонте здания и говорить нечего. Судя по внешнему виду, с маляром и известкой здание не встречалось с момента постройки.
Интересные были ссылки при царях – тиранах. При Советской Власти уж если ссылали то всей семьей и с голым задом. А тогда «враги самодержавия» могли позволить себе светскую жизнь и благотворительность. Строили: театры, школы, больницы, особняки. Может эти ссылки были задуманы специально, что бы поднять культурный и духовный уровень глубинки? Сейчас бы что ли кого-нибудь сослали, что бы отремонтировать это все. Периферия у нас вечно в нищете, без инвестиций ссыльных ни куда.
От времен «декабристов» городу достались ни только размер и все памятники архитектуры, но и что-то большее…. Патриархальная старина и благородство девятнадцатого века. Благородство не в смысле породы, как у современного дога, а в состоянии души. То благородство, которое чудесно уживается с честью, а не со спесью, как у нынешних аристократов. Хотя кто знает, может через полторы сотни лет и их назовут благородными? Истории свойственно окутывать вуалью благородства прошлое, искусно скрывая под ней все пороки и недостатки дней минувших.
Город как-то успокаивал, наводил на умные мысли, которые лениво текли в сознании, не мешая наслаждаться видом. Старинные деревянные домики с огородами в центре города. Тенистые не широкие улочки. Свежая, еще до конца не распустившаяся зелень деревьев наполняла воздух особым весенним ароматом.
Лукич в глубокой задумчивости не спеша вел свой «автомобиль» по набережной. Небольшая речушка, не большая, как игрушечная набережная. Люди жили здесь хорошие, человечные и город свой любили. Хоть все вокруг дышало бедностью, но это была гордая бедность – чистая и опрятная. Спросите дворника, в такую рань метущего тротуар, за чем, за что он работает зимой и летом с утра до вечера? За зарплату? Да ее из всех бюджетников один мер получает, и то с задержками. Метет, надо так, хоть и надоело все до чертиков, а, не смотря ни на что, душа радуется и люди приветливо кивают на улице.
Пассажиры инопланетного «Рено», как и водитель, пребывали в состоянии благостного расслабления, наслаждаясь утренним воздухом и видом пробуждающегося города.
И, вдруг, бац!…
Старенький, но ухоженный, под стать городу, «Москвич» выскочил из боковой улочки. Машина была любима хозяином. Сразу видно – автомобиль на всю жизнь, причем копили на нее, как минимум, пол жизни.
Василий Петрович (водитель «Москвича») пребывал в ужасном состоянии. Мало того, что карбюратор забился, и пришлось срочно разбирать его перед самым выездом, так и весь двигатель, как и сам автомобиль, настойчиво требовали внимания к себе, а это, в первую очередь, деньги, и деньги не малые. Деньги, для кого-то может и не серьезные, но только не для семьи из двух пенсионеров, дочери – врача и сына, которому зарплату не платят месяцами, а ведь у детей уже свои семьи и дети….
А тут еще жена…. Стоило Василию Петровичу робко заикнуться на счет машины, что мол не может она все время ездить на честном слове, что мол и машине, как людям, периодически лечение требуется, как жена бурно взорвалась. Ни бездарные правительства беспрестанно сменяющие друг друга, ни балаболки – депутаты, ни, даже, постоянно растущие цены, не смогли довести Сталину Емельяновну до кипения. Имя обязывало держаться, да и потом, что зря воздух сотрясать? Где оно это правительство вместе с депутатами? В Москве. Москва – это такая точка на карте, до которой гораздо дальше, чем до Китая. Ценам на мнение пожилой женщины то же плевать. А вот тратить деньги еще и на какую-то железяку, это уже слишком. Заявление мужа оказалось последней каплей в чаше терпения бедной женщины. Тем более, что и жертва ее праведного гнева, муж, вот он, рядом и ни куда не денется.
Сталина Емельяновна вся «бурлила», приходя в еще большую ярость от собственной пламенной речи. Муж не отвечал, хранил «гордое молчание». Он по собственному опыту знал, что спорить с разъяренной женщиной, все равно, что брить поросенка – визга много, шерсти мало.
«Угу, как съездить куда, чуть ли не в туалет, так давай, а как свечи новые купить, все, амба!» – вел молчаливый диалог сам с собой муж: «У, дура старая!»
Жена же на против все, что думала говорила вслух, если вообще думала. Все это уже думано – передумано, накипело, наболело, накопилось, а теперь рвалось наружу с бешеным напором. Муж был виновен во всем, и, даже наверное, в глобальном потеплении климата, и девальвации рубля, благо не знала что это такое, потому и не поставила в вину.
-Да этот твой монстр одного бензина на пол пенсии съедает! Свечи ему! – кричала она прямо в ухо мужа. – Налоги всякие, техосмотры! Мы скоро жрать из-за твоей машины перестанем!
-Так, значит как ехать куда, так машина наша, а как ремонтировать так моя? А жрут только свиньи, - не выдержал и в пол голоса ответил муж, зря он это сделал, подлил масла в огонь.
-Свиньи? Свиньи говоришь?! – жена со свистом втянула носом воздух. – Он у нас не свинья, а мы все свиньи! Он у нас агнец божий, а мы все свиньи! – Василий Петрович точно знал, что ни чего подобного не говорил, но попробуй, поспорь с женской логикой, особенно когда женщина в таком состоянии, что логики у нее вообще ни какой нет. – Так свиней, милый мой, тоже кормить надо!
-А потом убить…. – буркнул совсем тихо, под нос, но жена услышала.
-Ой, напугал! Да убивай, еще спасибо скажу! Все равно это не жизнь! У меня вон шапке зимней десятый год пошел, ее даже моль есть отказывается, брезгует! Жене одеть нечего, а ему свечи подавай! – жена возмущенно замолчала, громко дыша.
Это ее сопение действовало на мужа сильнее любой пламенной речи, выводило из себя, рвало нервы в клочья.
«Москвич», как бы понимая, что весь сыр – бор из-за него, жалобно поскрипывал, но ехал, лишь бы не привлекать к себе еще большего внимания.
Василия Петровича тем временем начало колотить мелкой дрожью и, выезжая на главную дорогу, он перепутал и вместо тормоза вдавил в пол газ. Последнее, что увидел, осознавший свою ошибку водитель, был импортный автобус, новый, празднично блестящий и, судя по всему, страшно дорогой. Василий Петрович инстинктивно зажмурил глаза и, вдавив педаль тормоза до упора, подумал: «сейчас узнаю сколько стоит».
Жена как-то вдруг замолчала, даже сопение прекратилось, видимо осознала на сколько дешевле ни то что свечи к их автомобилю, но и сам их «Москвич» даже по сравнению с фарами этой иномарки. В отличие от супруга, она глаз не закрыла, а широко раскрыв их наблюдала за неотвратимым приближением иностранного чуда техники.
Происходящее очень напоминало замедленное кино. Даже не кино, стоп кадр. Расстояние разделявшее обе машины было не больше метра, и этот метр, похоже, совершенно не желал сокращаться. Удара все не было и не было. Время остановилось, а в голове женщины пронеслись: и шапка, будь она не ладна, и свечи, и то, как хорошо все было еще минуту назад, и как все станет окончательно плохо еще через минуту.
Несколько секунд и все кончилось. Машины застыли. У иномарки открылись двери и из нее вышли люди….
Заметив выскочивший не известно от куда «Москвич», Лукич вдохновенно выругался, одновременно даванув на «тормоз». Педали тормоза в его аппарате не было, но он все равно вдавил в пол воображаемую педаль. Сработал инстинкт. Управление флаером в него тоже было заложено до уровня инстинкта. По этому одновременно с нажатием воображаемой педали он потянул руль – штурвал на себя, включив задний ход, он же тормоз.
Бортовой компьютер сообразил еще быстрее и дал задний ход на целых пол секунды раньше Лукича. Даже если бы не было защитного поля вокруг флаера, грандиозной аварии с кучей трупов и лужами крови все равно бы не произошло. Ехал Лукич медленно и затормозили молниеносно, но досадных вмятин на облицовках обоих автомобилей избежать бы скорее всего не смогли, слишком расстояние было маленьким. Защитное поле уберегло и от этого. Оно было рассчитано не только на то, что бы максимально обезопасить тех, кто внутри, но и тех, кто снаружи, тех с кем сталкивались.
Поле бережно окутало старикашку «Москвича», взяло под свою опеку, приподняло слегка над землей и держало на вису, не давая сблизиться двум машинам, пока флаер не остановился. А когда опасность столкновения миновала, бережно поставило «Москвич» на колеса.
Пассажиры «Рено» тилеанской сборки быстро покинули свою машину стремясь на помощь к пассажирам «Москвича». Если бы пассажиры «Москвича» могли думать в эту минуту, то наверняка решили бы, что сейчас их будут бить, на столько решительными были лица людей приближающихся к ним. Но думать в этот момент они не могли, по этому не пытались спасаться бегством, или хоть как-то защититься.
Лукич открыл водительскую дверь:
-Ты как, мужик, жив? – участливо спросил он.
Василий Петрович не знал жив он или уже мертв, он бы предпочел последнее, будь у него право выбора, по этому дать конкретный ответ на этот вопрос не мог. Он вообще разговаривать в эту минуту не мог, до него не доходило все происходящее вокруг, иначе он бы заметил, что аварии не произошло. Он сидел обхватив голову руками и, качаясь взад и вперед, повторял одну единственную фразу:
-Тридцать лет, и не одной царапинки, а тут бац…. Тридцать лет, а тут….
Пытаться разговаривать дальше с водителем «Москвича», пока тот пребывал в подобном состоянии, смысла не было. Все равно, что читать стихи барану – не оценит.
-У него шок, - сообщил Лукич подоспевшему Дтену: - Сердечко бы не прихватило…. Надо бы его в нашу машину, пусть с аптечкой пообщается.
Они вдвоем, с максимальными предосторожностями, Вынули Василия Петровича из машины и, поддерживая под руки, повели к своему «Рено». Василий Петрович не сопротивлялся, он просто не соображал, что происходит.
-Куда вы его? – вдруг очнулась жена. – А ну стойте! Не позволю!!! – еще минуту назад она готова была разорвать в клочья своего мужа, теперь с не меньшим рвением ринулась на его защиту.
И ни чего ей больше не надо: ни новой шапки, ни машины этой проклятущей, и пусть свечи себе купит во все места и всякие разные, лишь бы был живой и здоровый. Сталина Емельяновна выскочила из машины и, как наседка защищающая своего цыпленка, кинулась на людей, уводивших ее мужа.
-Держите эту бабу, - не своим голосом заорал Лукич. – А то она нас всех порешит, самим аптечка понадобится, если сможет помочь!
Стар быстрее всех инопланетян оценила ситуацию, почувствовав угрозу для своего, такого родного Дтена. Уж что-что, а тонкую женскую душу она знала и понимала, у самой такая. Василий оперативно пришел к ней на помощь, он тоже отлично знал, какую опасность представляет русская женщина в порыве ярости. Но была одна сложность, они вдвоем оказались в два раза легче рассвирепевшей Сталины Емельяновны.
-Степ, не стой столбом, помогай им! – закричал Лукич, отпустить Василия Петровича он не мог, что бы прийти на помощь своим подчиненным, водитель «Москвича» совершенно не мог держаться на ногах, он бы просто рухнул кулем.
-Но как, Хранитель Лукич, она же женщина? – взмолился тилеанский историк.
-Делайте, что вам говорят, - рявкнул в ответ адмирал. – Эта женщина сейчас страшнее взбесившегося паровоза.
Усадив Василия Петровича в кресло,  Лукич оставил его на попечение Дтена и аптечки, а сам бросился на помощь остальным.
-Молчать! – взревел Лукич не своим голосом, надеясь тем самым вывести женщину из охватившей ее бешеной истерики. – Жив твой суженый! Ни хрена мы ему не сделали!
Сталина Емельяновна не слышала и не видела ни кого и ни чего, кроме мужа, которого не известно зачем усадили в чужую машину, а теперь с ним что-то делали. Что именно она не знала и не видела, но позволить этого не могла.
Следом за Лукичом к борющимся присоединился Дтен, для лечения пострадавшего его присутствие уже было не обязательным. Василий Петрович  сидел в кресле, и аптечка сама могла им заняться, без посторонней помощи.
Но даже впятером успокоить разъяренную женщину им не удалось. Она усиленно прорывалась к мужу, а все, что происходит вокруг ее совершенно не интересовало. Подпустить ее к мужу сейчас тоже было нельзя, в своем нынешнем состоянии она могла только навредить, но и сдерживать ее напор дальше становилось невозможным. Не бить же ее в самом деле?
Борьба по среди улицы привлекала к себе еще редких первых прохожих. Пока они хранили нейтралитет, но ведь это пока…. Появление милиции в планы инопланетной делегации не входило, как и драка с горожанами. Надо было срочно завязывать с этой сутолокой. И тут Лукича осенило, он мысленно позвал:
«Мозг!»
«Да, Лукич, я гляжу весело там у вас».
«Угу, весело, веселее не придумаешь. Ты можешь войти с ней в мысленный контакт?»
«Естественно», - ответил Мозг.
«Ну, так залезь ей в мозги, если найдешь, и успокой ее как-нибудь. Не будет успокаиваться, ошарашь ее, ты же любишь на землян впечатление производить».      
«Люблю, это у меня хобби такое».
«Вот и давай».
Не известно что Мозг сделал, но Сталина Емельяновна из решительной женщины – воительницы превратилась в мягкотелую медузу, в рыхлую развалину, которая не то что воевать, а и передвигаться самостоятельно навряд ли сможет. Она вдруг вся как-то обмякла и осела, повалившись на руки своим недавним врагам. Так, безжизненным мешком ее втащили в флаер и усадили в соседнее с мужем кресло. Тут же заработала аптечка.
«Ты не перестарался?» – спросил мысленно у Мозга Лукич.
«Да я и не сделал практически ни чего, хлипкая какая-то бабулька попалась. Я с ней только поздоровался».
 «Это ты, видимо, называешь «ни чего»? Представляешь какие чувства испытывает человек, когда слышит у себя в голове посторонний, совершенно не знакомый голос? Мозги сразу набекрень. Это я тебе по собственному опыту говорю».
Беседа длилась не дольше десяти секунд. За это время аптечка успела ввести какие-то лекарства, и те начали свое благотворное влияние. Пациенты зашевелились, а через пару минут пришли в себя.
-Ну, и напугали вы нас, - самым веселым из своих голосов заговорил Лукич.
-Ой, что это с тобой, доченька? – вместо ответа запричитала вдруг Сталина Емельяновна. – Ты же вся в крови! Кто это так тебя, миленькая?
Все обернулись к Стар. У девушки был разбит нос, но охваченная горячкой «сражения» она этого даже не заметила.
-Стар, солнышко, ты все перепутала, это мужчину шрамы украшают, а очаровательной девушке они совсем ни к чему. Ну-ка, садись в кресло, пусть и тобой аптечка займется, - Лукич усадил девушку. – И ты, Дтен, тоже присядь, побледнел весь. Не ужели так крови боишься?
На лицо Стар оделась выпрыгнувшая из спинки сидения маска. Всю процедуру девушка молчала, а Дтен пару раз «ойкнул». Дтен быстро обрел прежний цвет лица. Когда с лица девушки исчезла маска, о разбитом носе говорила только его легкая припухлость.
-Кто же это тебя так, милая? Не ужели я? – продолжала причитания Сталина Емельяновна.
-Действительно вы, - прекратил сомнения женщины Лукич.
-Ой, прости меня дуру старую, миленькая моя..
-Ни чего страшного, - улыбнулась в ответ Стар.
-Сколько я вам должен? – спросил вдруг водитель «Москвича», про него уже все успели позабыть, по этому с некоторым изумлением взоры собравшихся обратились к Василию Петровичу.
-За что? – не понял Лукич.
-Но я же врезался в вашу машину.
-А, вы об этом. Забудьте, ни куда вы не врезались, ни чего не помяли, следовательно, ни чего не должны.
Василий Петрович окинул всех пристальным взглядом, а потом неожиданно спросил:
-Кто вы?
-В смысле? – опять не понял Лукич.
-Но вы же не люди, не простые люди, - поправился Василий Петрович. – Машина эта ваша странная…. Мы должны были врезаться, а не врезались. Опять же иголки в сиденьях.… И ведете вы себя не так, как повели бы нормальные люди в подобной ситуации.
-Н-да, пол часа среди землян и уже сдали себя с потрохами, - задумчиво процедил Лукич. Кто же ожидал такой наблюдательности от человека находящегося в подобном состоянии? Ни кто. Лукич, как обычно, в моменты повышенной умственной активности поскреб бороду. – Н-да, раскусили вы нас, да все равно вам ни кто не поверит. Слушайте, - решился он и выложил все, как на духу.
-Теперь вы про нас все знаете, - закончил он свой рассказ.
-Ни за что бы не поверил, если бы сам не знал, - признался Василий Петрович.
-Потому и рассказал. В этом городе гостиница есть, а то жить в машине меня как-то не прельщает.
-Какая гостиница? – встрепенулась Сталина Емельяновна. – У нас остановитесь. Рас судьба нас свела – значит так надо, - знала бы она на сколько права оказалась. – У нас свой дом, очень большой. Не дворец конечно, как сейчас богачи строят, но места на всех хватит. А то что это такое, в такую даль прилетели и по чужим углам будут мыкаться?
Вот так, пять минут назад убить хотела, а сейчас в гости зовет. Спорить ни кто не стал. Тем более, что тилеанам было довольно сложно жить в гостинице, не привлекая к себе внимания окружающих.
Начавший было собираться во время скандала народ, разочарованно разошелся. «Зрелищ» видимо не будет, а о хлебе надо думать самим. Все поспешили по своим делам, на улице опять стало тихо и спокойно.
Не смотря на все усилия инопланетной аптечки, руки у Василия Петровича продолжали страшно трястись. Автомобиль свой он вести не мог, по этому за руль сел Лукич, как единственный член команды имевший опыт общения с земными видами транспорта. Хозяин сел рядом и показывал дорогу. Заехали в переулок, из которого двадцать минут назад выскочил «Москвич». Ехать пришлось не долго, усадьба владельцев «Москвича» находилась, буквально, в ста метрах от злополучного перекрестка.
Хоть путь был не долог, Лукич успел решить, что совершенно разучился водить земной автотранспорт. За время пути автомобиль под его управлением глох дважды.
-Тьфу ты, зараза, все забыл! – выругался Лукич, когда двигатель машины сначала зачихал, а потом и заглох во второй раз.
-Да ты тут не причем, - успокоил его Василий Петрович, мужчины как-то сразу перешли на «ты». – Машина просто совсем древняя, поизносилась вся, разваливается. Свечи швах, карбюратор швах….
Что такое «швах» Лукич, если честно, не знал, но смысл понял.
-Так значит надо новые купить, - с простотой человека, давно забывшего, что такое не хватка денег, предложил он.
-И на какие шиши? – полюбопытствовал Василий Петрович, одарив Лукича таким взглядом…. На нормальных людей так не смотрят.
-А сколько надо? – продолжал Лукич самым безмятежным голосом.
-Чего?
-«Шишов» этих твоих.
-А я почем знаю? Я, на свой «Москвичек», уже года два ни чего кроме бензина не покупаю. А что толку? Куплю это, так мне еще пол машины менять надо. Генератор уже два раза мужик знакомый за бутылку перематывал, алкаш, но руки золотые. Шаровые точеные, переточенные. Мост задний звуки странные издает, - как бы в подтверждение слов хозяина, автомобиль жалобно хрюкнул на очередном ухабе. – И все деньги, деньги эти проклятущие! Всю жизнь пропахал, что бы под старость нищим быть. Все, стой, вот и наш дворец, - дом оказался хоть и старым, но, довольно большим, по сравнению с лесным домом Лукича  действительно дворец.
-Раньше, лет двадцать назад, здесь жили две семьи. А когда соседи уезжали, мы у них вторую половину перекупили, - пояснила Сталина Емельяновна, показывая гостям их комнаты. – Места много, всем хватит. Дети с нами сейчас не живут, свои квартиры получили, благоустроенные.
Разместились хорошо, Лукич был вполне доволен, правда, инопланетяне пользоваться туалетом на улице отказались и продолжали ходить в свой на борту флаера.
-Сейчас я быстренько завтрак приготовлю, - суетилась хозяйка дома.
-Не надо, мы не голодны, спасибо. В десять часов в Лесотехникуме начнется защита, а мне еще с директором поговорить надо. Так что не беспокойтесь, Сталина Емельяновна, к вечеру вернемся, вот тогда поужинаем. Предупреждаю сразу, моим друзьям земная пища не подходит, на них готовить не надо, - с мужем Лукич говорил на «ты», а с женой на «вы». С женщинами на панибратские отношения перейти сложнее, тем более бобылю, хоть и бывшему, но с огромным стажем.
-Ой, а у нас там внучка учится, тоже в этом году диплом защищает….
-Стоп! – перебил Лукич. – Фамилию, группу и день защиты мне сообщать не надо, а то у меня будет предвзятое отношение. Все, мы поехали.
Техникум за последние сорок с хвостиком лет поменял только вывеску да стал пообшарпанней. Больше, по крайней мере с первого взгляда, Лукич изменений не увидел, все было так же, как и во времена его учебы. У бывшего студента начался легкий приступ ностальгии. Он водил гостей планеты по территории колледжа и, показывая рукой, увлеченно рассказывал. Кроме него самого его рассказ ни кого особо не интересовал, но народ слушал из вежливости, уважая чувства лесника.
-А вон там, за той хибарой, когда я учился это был склад, мы водку пили и курили, что бы преподаватели не видели, - как бы подтверждая слова Лукича из-за угла склада вышли трое студентов.
-Замучил я вас? – заметил скучающие лица своих спутников Лукич. – Все, идите с миром. Василий, ты будешь наш связной. Когда я здесь освобожусь, то сообщу Мозгу корабля, а он тебе. Так что, когда в голове раздастся посторонний голос, не бойся, это не шизофрения, а звонок друга.
-Уже зазвучал, Мозг решил показать мне, как это выглядит.
-Ладно, идите, - лесник отправил друзей, а сам пошел к входу своего учебного заведения.
Степ со своим гидом Василием пошли по музеям. Город хоть и был не большим, но имел три музея и театр. Выход в театр Лукич запланировал на вечер для всей компании, шоу поставленное его женой и зятем на Тилене превратило его в завзятого театрала.
Стар и Дтен присоединились к историкам, заняться им все равно было абсолютно нечем, по этому оставалось, как любому нормальному туристу, ознакамливаться с местными достопримечательностями.
Кабинет директора находился там же где и был сорок лет назад. Единственное, что изменилось, так это вывеска, на ней теперь красовалось гордое «РЕКТОР». Чем новому руководству не понравилась приставка «ДИ», Лукич не понял. Вроде в институт техникум не превратился, что здесь делает «РЕКТОР» не понятно. Ну да ладно.
Вид Лукич имел довольно респектабельный. Тилеане постарались. Дорогой костюм, идеально отутюженный (ткань, из которой он был сшит, вообще не умела мяться, зная безалаберное отношение Лукича к своему внешнему виду, тилеане учли и это), галстук, блестящие ботинки, аккуратно зачесанные волосы (единственное, что Лукич сделал сам, для него это был личный подвиг). Довершала имидж золотая булавка с небольшим бриллиантиком на галстуке, тонко подчеркивая благосостояние и положение в обществе своего владельца.
Ректор был человеком совсем не глупым, по тому и стал ректором, с одного взгляда он окинул и оценил «прикид» своего визитера. Если человек к нему пришедший и не был «тузом», то «королем» в колоде жизни являлся точно. Борис Гордеевич был редким для нашего времени человеком, личное благосостояние его практически не интересовало. Он бы, конечно, не стал возражать против увеличения своей зарплаты, но другие источники личного дохода его не интересовали. Будучи руководителем единственного учебного заведения в городе подобного уровня, мог бы иметь костюм и подороже, но не имел. Все денежные средства, которые ему удавалось привлечь со стороны, шли родному колледжу в полном объеме.
Он сразу понял, что вот она как раз «та самая сторона», которая может произвести финансовые вливания. По этому на просьбу Лукича присутствовать на защите диплома, отказом отвечать не стал, но и согласие давать не спешил. Выжидал. Просить он не любил, надеясь, что визитер догадается сам.
Лукич с предложением финансовой помощи тоже не спешил. Был бы его собеседник явно выраженным взяточником, Лукич бы не сомневался, но взятками здесь и не пахло, а обижать человека не хотелось. Разговор зашел в тупик.
«Не скромничай, давай деньги», - возник в голове голос Мозга.
«Да он вроде не из тех, что гребут под себя», - выразил свое сомнение Лукич.
«А ему для себя и не надо. У них в компьютерном классе машины стоят на столько древние, что к ним уже программ не выпускают. Вот и помоги родному учебному заведению».
-Предлагаю бартер, Борис Гордеевич, колледж мне позволяет выбрать из числа выпускников тех, кого я бы хотел пригласить на работу, а я даю, ну, скажем, пять тысяч долларов на приобретение новых компьютеров. Как вам такое предложение?
Предложение, естественно, было с восторгом принято. Лукичу не только разрешили присутствовать на защите, но и ввели его в состав комиссии.
Лукич тут же написал дарственную, вызвали бухгалтера, оприходовали деньги, короче, соблюли все формальности. Ректор, не откладывая дела в долгий ящик, обзвонил все фирмы в городе, занимающиеся поставкой оргтехники, выбрал ту которая пришлась ему больше всего по вкусу (решающим фактором в этом вопросе была цена) и вызвал обоих преподавателей информатики. Симпатии Лукича все больше склонялись к ректору. Начальник, признающий свою некомпетентность, хороший начальник. Лучше лишний раз посоветоваться со специалистами, чем наломать по незнанию дров, а потом искать ту самую здоровую голову, на которую можно свалить собственный промах.
-Это несерьезно, - скривился наставник будущих хакеров. – У них там металлолом сплошной. Конечно получше чем наши анахронизмы, но не далеко ушли. Я так считаю, Борис Гордеевич, что лучше приобрести одну приличную машину, чем десять конченных.
-Именно по этому я вас и вызвал, Федор Филиппович, что бы узнать ваше мнение, я то в компьютерах, сами знаете. Перед студентами стыдно.
-Зашли бы как-нибудь, позанимались, - вступил в разговор второй преподаватель, имени его Лукич не знал.
-Некогда все и лень, если честно. Корче, вот Тамара Алексеевна, - ректор кивнул на бухгалтера. – У нее все бумаги, вот вам пять тысяч денег, - пять тысяч сумма не серьезная, и лица обоих преподавателей опять скривились, но когда перед ними на стол положили пять тысяч долларов наличными, лица опять изменились, на этот раз вытянулись, а когда удивление прошло, засияли. – Телефон, звоните, ищите то, что вас устраивает, и покупайте, а нам пора принимать защиту дипломных проектов. Вечером доложите.
К концу дня Лукич ужасно устал, когда за последним студентом закрылась дверь, он чувствовал себя совершенно разбитым. Выжатым, как лимон. Удовлетворения день не принес, пустая трата времени. Ни один из дипломников Лукичу не понравился. Полное равнодушие и снаружи и внутри. Безразличные лица и спящие глаза.
Мозг корабля «Тилен» зондировал мысли каждого защищающегося:
«Лукич, да им всем всё по барабану, как ты говоришь. Поступали, лишь бы куда-нибудь поступить. И диплом им этот нужен, как рыбке зонтик, все равно по специальности работы приличной нет, а та что есть, к ней зарплаты не прилагается».
«Что бы это понять, мысли уметь читать не обязательно, у них на лбу все написано, крупными буквами. Кошмар!» - принимать на работу равнодушных людей совершенно не хотелось. Лукич свою работу любил и помощника хотел такого же. О бригаде в несколько человек он уже не мечтал, одного бы найти: «Вся надежда на день завтрашний».
-Ни кто не понравился? – виновато спросил ректор.
-Ни кто, - вздохнул в ответ Лукич. – Пустота полная.
-Вынужден, с вами согласиться. Нет у людей надежды на лучшее будущие, а чего ждать от человека, если он решил что будущего у него нет? Пытаешься их как-то расшевелить, а они видят, как их родители за выживание бьются, и ничего их в этой жизни не интересует кроме пива. Вы наверное не поверите, раньше здесь было все по другому, и мы к чему то стремились, чего то хотели. Я ведь тоже наш техникум заканчивал.
-И я. Потому сюда и приехал, а здесь руины от былого.
-Я, наверное зря, так быстро распорядился вашими деньгами, но завтра мы их попробуем вернуть.
-Не надо. Жизнь убогая, а тут еще и учеба такая же. Естественно руки опускаются. Учим специалистов следующего тысячелетия на оборудовании прошлого века. Пойдемте глянем, что там ваши гении купили.
Новые машины уже работали. Супер современные IBM 386. Оба компьютерных гения крутились вокруг.
-Вот это машина, Борис Гордеевич! – обратился к вошедшим тот преподаватель, имени которого Лукич не знал. – Вот она, машина будущего!
-Оптимист, - ответил за ректора Лукич. – Будущее ее с современными темпами развития компьютерной техники кончится максимум года через два, а через пять она будет безвозвратно устаревшей, - от куда он это знал, Лукич не знал, но догадывался. Р’кандры постарались, даже Norton, таблица которого красовалась на экране дисплея, не был для него загадкой. – Здесь все нормально, Борис Гордеевич, кстати, а почему бы вам ни ввести новый курс, программирование, специальность будущего. Я вам пожалуй оставлю еще денег, что бы года через два – три вы смогли купить новые машины «будущего». Давайте пройдемся по лабораториям, хочу посмотреть на каком оборудовании работают будущие специалисты.
Оборудование везде было гораздо старше студентов, да что там студентов, доброй половины преподавателей. В лаборатории электротехники (будущих энергетиков техникум тоже готовил, они были необходимы в любом леспромхозе) Лукич нашел «вражеский» генератор, они, дети войны, в свое время на отрез отказывались работать на оборудовании вывезенном из фашистской Германии. Виной генератора было то, что на его обратной стороне, на табличке с данными была выбита миниатюрная свастика в когтях орла.
-Да, дела. Делали же…. Что, и до сей поры работает?
-Работает, - ответил ректор. – А что ему будет? Он за год часов двадцать нарабатывает, а для наших леспромхозов это самая что ни на есть современная техника, так что оборудование этой лаборатории устаревшим ни кто не считает, ни одна комиссия.
-Они, по-своему, правы, если бы не все это старье, от куда бы брались все наши Кулибины? – не весело усмехнулся Лукич.
В лаборатории химии Лукич на мгновение застыл у входа, а потом решительным шагом подошел к среднему окну, просунул руку между подоконником и батареей и, пошарив там, извлек стреляную гильзу от винтовки Мосина. Из гильзы, с помощью спички, он выудил не большой свернутый листок бумаги.
-Наше послание потомкам, сохранилось, - улыбаясь сказал он, разворачивая листок. Бумага пожелтела, но надписи на ней остались четкими. – Список нашей группы, выпускники пятьдесят шестого года. «Потомки! Не опозорьте наши благородные седины!» - прочитал он высокопарное воззвание.  – И не знали мы глупые, как правы оказались, на счет седин. Интересно жив кто сейчас, нет? Разлетелись во все стороны, по началу переписывались, а потом вся наша переписка как-то угасла.
-А мне тогда было семь лет, но про «вражеский» генератор мы тоже знали.
-Предание, легенда, передается из уст в уста. В музее ему место, а у нас он детей учит, - Лукич, как обычно, поскреб бороду. – Короче, вот что я решил, оставлю я вам еще денег. Конечно огромных денег я вам не дам, но, хотя бы, на ремонт их хватит, да и из оборудования глядишь чего прикупите. На ваш банковский счет я их переводить не хочу, потом получать замучаетесь, оформите, как подарок частного лица, пожелавшего остаться не известным.
-А может вам справку какую-нибудь? Для налоговой? Благотворительность все-таки.
-Нравитесь вы мне, Борис Гордеевич, я бы на вашем месте, про сумму спросил, а вы о моих налогах беспокоитесь. Если бы я пообщался с налоговой, эти деньги уже давно были бы в Москве и ближнем Подмосковье на дачах нашего горячо любимого правительства. Вот вам деньги, - Лукич выудил из кармана пухлую пачку банкнот в банковской упаковке. – Здесь пятьдесят тысяч заморских денег, делайте с ними все, что хотите.
-Это же бешенные деньги…, - вырвалось непроизвольно у ректора.
-Да нет, бешенством они не болеют, - пошутил Лукич. – И вот еще что, как меценат я вправе требовать, о некоторой целевой трате….
-Да, да, конечно, - закивал головой ректор.
-Я хочу, что бы часть этой суммы, скажем, пять тысяч, пошла на разовую выплату премии преподавателям, пока не поднимется их дух, от духа студентов требовать нечего. И второе, это вы должны сделать не официально, без бумагомарания, прямо сейчас, при мне возьмите от туда пять тысяч, положите к себе в карман и торжественно пообещайте мне потратить их на себя. Это же ужас какой то, руководитель самого крупного учебного заведения в городе ходит в костюме двадцатилетней давности и ездит по городу на ушастом «Запорожце».
-Я так не могу, - извиняющимся тоном сказал Борис Гордеевич.
-А вы переборите себя, возьмите себя в руки. Это ваши деньги и вы их должны потратить на себя и свою семью. Это требование мецената, или техникум ни чего не получит. Точно, как я сразу не додумался, рассматривайте этот вопрос в таком контексте, вы будете тратить деньги на себя во благо вашего учебного заведения. Ну все, всего доброго. До завтра. Мне пора. – Лукич отвернулся от ошарашенного ректора и направился к выходу, по пути вызывая Мозга корабля «Тилен»: «Как там наши туристы? Пусть выезжают, жду их у техникума».
«Ты не слишком рьяно деньги начал тратить, меценат? Если такими темпами пойдет и дальше, еще один меч продавать придется».
«Не переживай, мы меру знаем. И потом, вне Земли они мне все равно не нужны, а тут хоть людям доброе дело сделают».
Настроение Лукича улучшилось, видимо, действительно, дарить приятней, чем получать подарки. Поход в театр окончательно улучшил его настроение, вернув обратно весь запас оптимизма, растраченный за день.
В театре музыкальной комедии давали «Свадьбу в Малиновке». Актеры играли самозабвенно. Отношение к провинциальным театрам, как к второсортным, было создано искусственно. Да, здесь не было звезд, которых знает вся страна, но не потому что местные звезды хуже, а потому что хвалить их на всю страну было некому. Маленький театр в маленьком городе даже лучше больших столичных, хотя бы потому, что народ здесь живет дружнее. Ни кто не пытается тянуть на себя одеяло. Кому они нужны эти лохмотья? И, даже в эпизодической роли, актер играет, а не подыгрывает прославленной приме.
Здесь и зритель добрее, в зале царит почти домашняя обстановка. Всё и все какие то родные и близкие. Зрители Лукича особенно порадовали. Полный зал. Все вокруг рушится, валится, а люди все равно ходят в театр, на постановку, которую видели уже неоднократно. Это вселяло надежду.
Тилеане глядели разинув рты. Это было второе сценическое представление в их жизни. Но то, что им довелось увидеть на Тилене несколько отличалось от того, что творилось на сцене сейчас. Правда кроме Степа, изучавшего, пусть пока поверхностно, историю Земли и России в частности, остальные мало что понимали в происходящем. Что такое банда они не знали, да и сама Гражданская война была для них загадкой. Но кто из персонажей «хороший», а кто «плохой» и без познаний в истории было ясно.
Домой вернулись довольными, а обсуждений хватило на весь вечер, до самого отбоя. На следующий день решили сгонять в другой театр, за двести с лишним километров от сюда, благо транспорт позволял.

продолжение http://proza.ru/2024/12/23/808