Изостудия

               
Мой старший брат продолжал учиться играть на баяне, да, бывало, так пиликал целый день, что мне это надоедало, хуже горькой редьки. Вот я и решил, чтобы и меня не заставили заниматься музыкой, попросить родителей, продолжать рисовать в каком-нибудь кружке или изостудии.
Благо мы жили в центре и, таких подобных заведений было навалом…
Вот, как-то раненько придя с работы, моя мама мне говорит:
- Мне сказали, что у нас тут совсем рядом в «Доме учёных» на улице Совнаркомовской, есть изостудия. Собирайся, бери всё необходимое для рисования, я тебя сейчас отведу.
А мне этого только этого и надо – сбылась моя мечта: «Улизнуть от занятий по музыке».
И через десять минут я стоял в прихожей – одетый, держа школьный портфель с принадлежностями для рисования. Дорога у нас заняла минут десять, не больше.
Мы вошли в старое здание, на котором слева от двери была вывеска, где я крупно смог прочитать – «Дом Учёных». Мне почему-то сразу представилась, как сейчас помню, картинка из фильма «Весна» (его часто тогда показывали), что там должны
быть какие-то бородатые дядьки в смешных шапочках, сидящие в кабинете, которые, что-то рисуют или пишут. Но пройдя по коридору и постучав в высокую дверь, которая сразу отворилась, мы очутились в просторной комнате, где действительно сидели взрослые, только не дяди, а ребята старше меня лет на пять-семь, а некоторые – и больше. Одного я даже узнал – он учился в одном классе с моим старшим братом.
Мама подвела меня к преподавателю, который к моему удивлению не имел ни бороды, ни длинных волос.
Я ещё тогда подумал: «Что-то он не совсем похож на настоящего художника».
  Но он, представился и, улыбнувшись ласково сказал:
- Здравствуй! Меня зовут Николай Васильевич. Я уже твои работы видел, их мне твоя мама показывала, так, что вот садись за этот мольберт, сейчас я помогу тебе прикрепить лист ватмана. И если краски у тебя с собой – рисуй вот этот натюрморт.
 На столике стоял обычный глиняный глэчик (такой точно, как у моей тётки в селе, в который она всегда по утру наливала молоко), а рядом – с одной стороны голубая эмалированная кружка, а с другой – красное яблоко. И вся эта не затейливая композиция находилась на большой тряпке фиолетового цвета.
Тут я, всем видом показав, что всё умею сам делать (ведь мне уже восемь дет), разложил: краски, карандаши и принялся за работу, показывая старшим, что это делаю не в первый раз. Сначала я простым карандашом быстро сделал рисунок всех этих предметов и хотел уже его раскрасить.
Но преподаватель, глянув на моё творение, сказал:
- У тебя кувшин кривой, надо рисунок – строить. Посмотри, как это делают другие ребята.
Я сначала не понял, - кого и чего надо строить, ведь не дом же рисую, а кувшин. Но потом всё-таки решил посмотреть, как это делают другие. Подойдя к однокласснику моего брата, я увидел, что он кувшин на своём рисунке, зачем-то разделив пополам длинной ровной линией сверху вниз и прикладывая карандаш то с левой стороны – то с правой от неё, откладывал большим пальцем на нём одинаковые расстояния, отмеряя, таким образом и отмечая их тонким носиком его грифеля.
- Что ты делаешь? - шёпотом спросил я его, - разве так рисуют?
А он, нисколько не смутившись, ответил:
- Строю рисунок, так чтобы кувшин был ровный, как домик или башня.
Я посмотрел, и действительно - у него кувшин был ровный со всех сторон.
А я, вернувшись, на своё место и, глянув на свой рисунок, от досады чуть не заплакал: у меня он был какой-то однобокий, перекошенный, и казалось вот-вот, свалится со стола.
Но, взяв себя в руки, ведь, неудобно было слёзы пускать, (что я девчёнка?) тем более – уже восемь лет, решил тоже начать строить эту злосчастную вазу.
Для начала я, как сумел, нарисовал посредине её вертикальную линию, стёр резинкой кривые бока. Затем, закрыв один глаз и вытянув вперёд руку с карандашом,  стал замерять кувшин и откладывать то с одного – то с другого боку чёрточки на моём рисунке.
Увидев эту процедуру, преподаватель начал улыбаться, а некоторые пацаны, даже хихикнули.
Но, преподаватель тихо, но строго сказал:
- Ничего смешного тут нет! Вспомните – себя.
И они, тут же затихнув, продолжили ваять.
И действительно, когда я, таким образом, изобразил этот кувшин, то он почти выровнялся и уже не валился на бок.
   Через несколько минут, подойдя ко мне, Николай Васильевич одобрительно заметил:
- Вот, совсем другое дело. Подправь его ещё, вот здесь и здесь, вытри лишние линии и приступай работать цветом.
  Мне было очень приятно услышать такой отзыв о моем рисунке, единственное, что я не понял, как это – работать цветом. Но не стал заморачиваться, решив, что смогу раскрасить рисунок акварельной краской без всякой работы. Открыв крышку коробки с красками, окунув кисточку в пол литровую банку с водой, а потом в светло-коричневую краску, я стал замалёвывать кувшин. И это было совсем нелегко, потому, как до этого дома или во всяких кружках, я это делал на горизонтальной поверхности бумаги, лежащей на столе.
 А на листе, который был прикреплён, почти вертикально на мольберте, жидкая краска всё время норовила большой каплей соскользнуть с рисунка и, я еле-еле успевал её удержать в приделах карандашных границ.
«Да, - подумал я, - теперь понятно, почему он сказал, что надо работать цветом, - но я-то не первый раз малюю краской, поэтому разведу её по гуще – и дело с концом».
  Так и сделал. И работа пошла – быстрее.
Николай Васильевич несколько раз подходил, смотрел, как я борюсь с жидкой краской, скапливающейся внизу, но ничего не говорил, а только одобрительно улыбался. Ему было, скорее всего, интересно, что же в итоге получится у самого маленького ученика…
  Когда: кувшин, кружка и яблоко были разукрашены и, оставалось ещё совсем немного времени до окончания занятий, я всё-таки решил замазать фиолетовой краской тряпку, висящую на заднем плане. Потому, как мне очень хотелось принести домой и показать старшему брату и отцу свой рисунок, который я на ваял уже в настоящей взрослой изостудии.   
  Я уже подсмотрел, как это делали старшие ребята. Они в небольшую пустую ванночку на палитре набирали побольше воды, а потом разводили там краску, что я и сделал. Взяв толстую беличью кисть, которую мне подарил художник из маминого театра, набрал как можно больше краски и стал наносить её в самом верху рисунка, где начиналось это злосчастное фиолетовое полотно.
  Я подумал: «Что вот, сейчас я быстро проведу кистью слева на право, а потом в обратную сторону, и так буду закрашивать донизу, обходя в центре: кувшин, кружку и яблоко, и быстро и хорошо получится».
  Но, как только я начал движение кистью, жидкая краска стала скапливаться внизу, но я пытался её растянуть по поверхности то в одну – то в другую сторону.
Может у других более опытных учащихся это и получилось, но я, столкнувшись с такой бедой в первый раз, потерпел фиаско. Большая даже не капля, а целый, как мне показался поток или ручеёк покатился вниз по рисунку прямо на светло-коричневый кувшин и испортил его, расколов фиолетовой струйкой на две части
Я его попытался промокнуть сухой кистью. Да где там, он продолжал своё коварное движение и даже пролился на пол. И тут я понял, что моя картина, которой я хотел похвастаться перед родителями, а может даже и одноклассниками – испорчена.
От безысходности и неожиданности происшедшего, у меня к горлу подкатил тугой ком, а из глаз густым потом хлынули слёзы.   И я громко заревел…
От такого события все всполошились, испуганно глядя на меня.
  А быстро подошедший Николай Васильевич, увидев, что произошло, начал меня успокаивать и со словами: «Не реви! Сейчас, мы его попытаемся исправить», - начал сухой кистью вымакивать фиолетовую краску на моём бедном кувшине.
  Но она была настолько въедливая, что все его попытки были не совсем удачными. Светло-фиолетовая широкая полоска, слегка сужающаяся к низу, так и осталась на рисунке.
  И вот за этим занятием, зайдя в класс, нас и застала моя мама. Она, скорее всего, услышав мой ревущий голос, решила узнать, - что произошло?
 Увидев, такую сцену, - сидящего и плачущего перед мольбертом её сыночка, окружённого целой толпой учеников, и преподавателя колдующего над его рисунком, она сразу всё поняла и громко с иронией сказала:
- Так! Кончай реветь! Ишь, истерику закатил, что очередной «шедевр» не получился. Ничего страшно в следующий раз – получится, - и, обращаясь к преподавателю, продолжила, - не обращайте внимания. Он всегда так реагирует на свои неудачи, - а потом ко мне, - собирай манатки, пошли домой!
На меня её слова подействовали, как успокоительное, и я, сразу перестав реветь, а только изредка всхлипывая, начал складывать карандаши и краски в портфель.
  Когда я одевался, то краем уха услышал, как Николай Васильевич тихо говорил матушке:
- У вашего сына есть способности к рисованию,- а потом, наверное, чувствуя и свою вину, чтобы смягчить впечатление от неудачного урока, продолжил, -  может даже станет художником, ведь  реагирует он на свои промахи, впрямь, как мой приятель живописець, но вы его лучше отдайте учиться в художественную школу имени Репина. Она здесь не далеко находится. Среди своих сверстников и учиться будет легче, и реакция на неудачи будет не такая бурная.