Гуси-лебеди

 Там, где река делает плавный широкий поворот, стоят по обоим её берегам два высоких холма. Один, с лысой верхушкой, порос кудрявым лесом, и как в древние времена охраняет эту луку, только вместо речных разбойников, выглядывающих с высоты утёса добычу, по его хребту, как усталые солдаты, выстроились мачты высоковольтных линий. На другой стороне по его собрату елозят, как гигантские жуки, трудолюбивые экскаваторы. День за днём неутомимо опускают они свои ковши, неуклюже поворачиваются и высыпают щебень в ребристые кузова подползающих грузовиков. Почти уже всю сказочную гору съели, но так и не нашли тайные клады лихих ушкуйников, которые по преданию хранились в тёмных пещерах.
  Вот от этого холма дальше в места почти заповедные ведёт дорога. У большого села Архангельское кончается асфальт. Здесь с проезжающими прощается  заброшенная церковь с изумительной красоты колокольней. На крыше храма чудом каким-то выросли две тоненькие берёзки. И они долго ещё виднелись из окна автобуса, в котором киногруппа местного телевидения направлялась  снимать натурные эпизоды. В ГАЗике  серо-голубого цвета ехали  режиссёр, оператор, ассистент режиссёра, два осветителя и красавица  актриса, исполнительница единственной женской роли.
Над полями Старобогатовского района  голубело июльское небо, дорога вилась, потряхивая пассажиров на ухабах, за автобусом садилась сиреневая пыль. Шофёр  Копытин курил папиросу, пуская дым в открытое боковое стекло, на спине его под рубашкой  расплывалось мокрое пятно. Режиссёр Олег Петрович с актрисой Галей, которую он почему-то называл Нюшей, и она при этом загадочно улыбалась, сидели на длинном сидении сзади.  У ног расположился вислоухий белый в чёрную крапинку  сеттер  режиссёра по имени Горец. Он лежал, прерывисто дыша, высунув язык, время от времени поднимался,  клал хозяину голову на колени и неотрывно глядел на него влажными виноградными глазами.
  Старший осветитель Толя со своим помощником Геной пытались дремать, оператор Володя смотрел по сторонам, иногда перекидываясь с Олегом Петровичем отдельными фразами. Юный ассистент  Родик прислушивался к разговору и тайно мечтал о романе с  медноволосой актрисой.
Он её стеснялся страшно  и потому нагло разглядывал, с трудом сдерживая нервное желание подмигнуть.
  К деревне подъехали в наступающие сумерки. Олег Петрович, оператор и актриса пошли к  деревенскому начальству, представиться и договориться о возможном содействии. Остальные стали  готовиться к ужину и ночлегу. Для начала  поставили две палатки – маленькую для актрисы и большую для мужчин. Водитель и оператор решили спать в автобусе и разложили на задней площадке  матрасы,  подушки и простыни.
  Незаметно стемнело и костёр, разожженный умельцем Толей, красиво трепетал на фоне деревьев густо чернеющих на берегу озера. Рядом расстелили брезент, на котором все и уселись. В алюминиевых плошках дымились макароны с тушёнкой, отдельно были нарезаны  огурцы, помидоры и хлеб. Олег Петрович разлил по стаканам водку, от неё к Родиному удивлению не отказалась и Нюша, и серьёзно  произнёс:
  - Давайте выпьем за  начало работы, за то, чтобы она получилась!
Родик смотрел, как актриса торопливо мелкими глоточками пьёт из гранёного стакана и, сморщившись, закрывает рот тыльной стороной ладошки, и ему сразу расхотелось глотать эту обжигающую горечь, но, зажмурившись, он геройски сделал глоток и закашлялся. Шофёр  несильно постучал ему рукой по спине и подал огурец, который он сжевал, ощущая всё тот же горький привкус.
  - Юноше больше не наливать! – сказал оператор Володя, щупловатого вида кудрявый мужчина лет тридцати с небольшим.
  - Это почему! – с вызовом, уже почувствовав первый хмель, отозвался живописно нестриженный молодой человек, и протянул режиссёру свой стакан.
  - Ничего, ничего, пусть привыкает к творческой обстановке, - плеснув в стакан немного водки, добродушно заметил руководитель.
  И эта самая обстановка постепенно становилась всё более раскрепощённой, откровенной и весёлой. Пару раз Родику показалось, что  Галя-Нюша бросила на него несколько  заинтересованных каких-то особых взглядов. Сердце его заволновалось, голова закружилась в вихре романтических мечтаний. Нереальное стало казаться реальным, несбыточное – возможным.  Конец этому хмельному безумию гормонов положило предложение Олега Петровича Нюше прогуляться, которое она немедленно приняла. И Родя почувствовал себя оскорблённым ревнивцем, глядя, как взяв актрису под руку, высокий черноволосый красавец с голубыми глазами уводит её по дороге к мерцающим вдалеке огонькам деревенских домов.
    И стало ему всё понятно и грустно, он ревновал и ненавидел «изменщицу»,а в душе- то, где-то в самой глубине, вопреки всему очевидному, всё же оставался тлеть робкий  огонёк юной романтической мечты о неожиданном победном любовном приключении.
  Приложившись к стакану ещё пару раз, он какое-то время слушал разговоры и тосты, а потом  почувствовал дурноту и, стараясь держаться ровно, удалился в лес. Его тошнило, противно подкашивались ноги. Слабеющий и ко всему кроме желания лечь, безразличный, он добрался до палатки и провалился в бесчувствие.
  Компания, беззлобно прокомментировав досрочное выпадение в аут начинающего киношника, собрала посуду, свернула брезент и отправилась на ночлег.
Родик показался из палатки, когда осветители, ловя солнце, уже замучились  в который раз переставлять  щиты из отполированного металла, а оператор то и дело указывая им  на точки, где нужно стоять, то с плеча, то на коленях наводил камеру на Горца, которого по его команде спускал с поводка Олег Петрович. Пёс крутился у его ног  и никак не желал бежать на объектив. 
  - Родион, держи собаку!  - приказал режиссер, а сам встал за камеру.
- Горец, ко мне! – крикнул он, - и сеттер, размахивая ушами, галопом кинулся навстречу хозяину.
Дубль за дублем снимался пробег собаки, оператор таскал за собой осветителей, искал точки панорамной съёмки. Актрисы нигде не было видно, наверное, она ещё спала.
  - Володя, мне нужен фантастический вид этой красоты! – Олег Петрович стоял с Горцем на  пригорке, указывая на озеро и лес на другом берегу. На плече его висела винтовка.
«Это ещё зачем?» -  вяло подумал Родион.
С полотенцем и зубной щёткой он спустился к озеру. Остановился  у воды и так и застыл, впервые вглядевшись в сказочный мир, лежащий у его ног. Солнце  с открытого синего неба золотило  зелёное зеркало,  подёрнутое изумрудной ряской, белые кувшинки на  резных подносах плотных листьев покоились на этой глади, обрамлённой высоким камышом с похожими на эскимо верхушками стеблей. На другой стороне пологий откос вёл к мачтам  коричневых сосен, стройных и высоких. А в траве повсюду виднелись шляпки  белых грибов, усыпавших поляну, как  это бывает только в мультипликационном кино.
  Из-за камыша неслышно показалась  лодка, сидевший в ней старик в синей косоворотке,  осторожно поднимал сеть и бросал в лодку, сверкающих крупной  янтарной чешуёй, линей и карасей. Всё тонуло в очарованной тишине лета. Оттолкнувшись  от берега, почти неслышно плеснула лягушка, и поплыла в прозрачную глубину,  сильно и быстро разводя лапами.
  На позднем завтраке они оказались вдвоём с актрисой. Толя открыл банку тушёнки, нарезал  «кирпичик» серого хлеба,  на тарелку выложил овощи и зелёный лук, подавая железную банку кабачковой икры,  положил на  раскладной столик охотничий нож :
  - Сам откроешь? – бросил  Родиону, и побежал к своему оборудованию.
Родион вонзил тяжёлое острое лезвие в податливую жесть и несколькими движениями вскрыл банку. Получилось ловко.
  Нюша намазала хлеб маслом и икрой, разлила по кружкам чай. И опять Родику показалось, что она смотрит на него по-особенному – лукаво и насмешливо.
  «Ничего у вас, мадам, не получится! Зря стараетесь!» -  со злым ехидством подумал он про себя, и стал молча,  не поднимая глаз, жевать бутерброды. Впрочем, и «мадам» то же не начинала разговор.
  Олег Петрович объявил, что вся группа отправляется в деревню в магазин за продуктами.
  - Родион, ты остаёшься сторожить лагерь. Вот тебе винтовка, если что случиться, стреляй в воздух!
  Все погрузились в автобус и укатили. Дождавшись, пока рокот автобуса  утонет в тишине, Родион принялся рассматривать двустволку. Он впервые держал в руках оружие. Сломал ружьё пополам, как показывал Олег Петрович, полюбовался блеском латунных зрачков патронов, вынул один и посмотрел на небо через ствол. Закинул оружие через плечо и пошёл к лесу.
   Никакой особой цели у него не было. Но двустволка была, он то и дело брал её в руки, чувствовал грозную тяжесть, и ему страстно не терпелось  испробовать её в деле, она просто требовала стрельбы. Закон оружия. Всё больше поддаваясь охотничьему азарту,  он почти крадучись  двигался по душному лесу. Никакой потенциальной добычи не наблюдалось. Не мелькал среди стволов силуэт быстрой лани, не высовывалась осторожно из кустов острая лисья морда,  ни зайца, ни перелетающих с ветки на ветку белок, ни даже ежа,   и только где-то наверху то дробно, то одиночно, словно тюкая топориком, стучал дятел.
  Его он увидел на гладком стволе метрах в пяти над головой. Снизу  дятел казался крупной чёрной птицей с красной головой. Не в силах совладать с собой, Родион тихо взвёл курок и, прицелившись, выстрелил. Ружьё вырвалось из рук, приклад, дёрнувшись, сильно ударил по щеке и плечу. Выстрел почти оглушил стрелка. Родион схватился за плечо и в это время к ногам его упал комок перьев, маленький и лёгкий.
  Родик с недоумением  смотрел на этот трупик и не понимал, зачем он сделал это. Дикость и никчёмность бездумной жестокости предстала перед ним в полном своём безумии. Оторопело стоял он перед  тем, что ещё минуту назад было живым красивым существом, летало, долбило кору, выискивая корм себе и своим детёнышам. Стоял, смотрел и не решался поднять с земли свой трофей ненужный и ужасный. Ему до остроты было жаль почему-то в первую очередь себя и птицу, конечно, но всё же себя, совершившего отвратительный поступок, исправить и забыть который невозможно.
 Он не слышал, как подъехал автобус. К нему бежали Олег Петрович, вооружённый топором Толя, водитель и оператор.
  - Что, что случилось, на тебя напали, кто? – кричал Олег Петрович, тряся его за плечо.
Режиссёр поднял с земли винтовку, быстро убедился, что сделан один выстрел.Потом он увидел убитого дятла.
  - Пострелять захотелось?
Родиону казалось, что все смотрят на него с осуждением, почти презрением. Он с трудом  сдерживал слёзы, злясь на себя и всех вокруг, которые, как ему казалось, нарочито делают вид, что ничего особенного не случилось. Его даже не ругали за напрасно поднятую тревогу.
  Сели в автобус и поехали к лагерю, до которого оказалось всего каких-то полкилометра. Здесь принялись разгружать покупки – крупы, консервы, соль, овощи. Ящики ставили в тень, а спиртное положили в целлофановый пакет и опустили в озеро, привязав  к коряге.
Никто ничего не говорил Родиону, подчёркнуто буднично за обедом обсуждали дела на завтра, шутили, даже немного выпили.. И это подействовало, постепенно  прошла внутренняя истерика, осталась только клятва, данная себе самому – никогда больше не убивать животных.
  На следующий день пожаловали гости. Из длинного чёрного ЗИМа первым вышел среднего роста пожилой мужчина в безрукавке на выпуск. Редкие седые волосы он зачёсывал назад, слегка прихрамывал и смотрелся начальником. Это был  московский писатель Вилен Баскаков, фронтовик, по его сценарию и снималась картина.
 С ним  приехала  курчавая, черноволосая Катя Волкова  из литературно-драматической редакции.  Писатель и режиссёр обнялись, Баскаков перебросился словами с оператором, остальным кивнул и его повели показывать натуру. За это время расстелили брезент, водитель ЗИМа достал из багажника две бутылки шампанского и коньяка. Шампанское тут же отправилось охлаждаться в озеро.
     На заднем сидении машины и в багажнике помещались упакованные в полиэтилен  отдельные части сборных обеденных столов для предприятий общепита. Родион помогал  выгружать и складывать на землю  металлические ножки и каркасы,  пластиковые столешницы. К ним полагался набор винтов и гаек, какие-то кронштейны, уголки и шайбы. На сборку отвлекаться не стали, отложили на завтра.
Потом оказалось, что из-за протеза Вилену Ивановичу сидеть на брезенте трудно. Тогда придумали поставить рядом коробки для кинолент. Так он на них и восседал, словно император на троне.
 - Посмотрите друзья, вокруг.  Недаром это прекрасное место называется Винолей, сюда до революции купцы ездили погулять на природе, - начал свой тост Олег Петрович, а закончил его тем, что с волнением и искренность отметил - сценарий написан под стать   раскинувшейся вокруг благодати, и их задача снять фильм так же глубоко и красиво.Гость слушал и скромно улыбался, но было заметно, что слова эти его тронули, пришлись по душе.
Помятуя о вчерашнем опыте, Родион  сделал глоток вина, и недопитый свой стакан постарался  замаскировать среди чашек и банок на брезенте. Редакторша, полулежавшая рядом с писателем, болтала с актрисой, а та смотрела на режиссёра и иногда бросала взгляд на Родиона. Спокойный и изучающий. Это его бесило и злило.
  Он подсел к писательскому водителю, не пившему, но усердно закусывающему. Родион  много раз видел эту роскошную, похожую на американский «Кадиллак»  машину, даже сидел в ней, но никогда не ездил.  Об  этом он и сообщил своему почти ровеснику, назвавшимся  важно Никитой Сергеевичем.
  - Шутишь? – удивился Родион.
- Нет, правда! – подтвердил тот и предложил – покататься хочешь?
 - А Владлен Иванович, разрешит?
- А кто его будет спрашивать! – надменно ответил тёзка ещё недавно бывшего главы государства.
  ЗИМ стоял за автобусом,  и никто не обратил внимание на отъехавших.  Они вырулили  на просёлочную дорогу и покатили к видневшейся рядом деревне. До неё и в самом деле было с полкилометра всего. В этот послеполуденный час всё здесь сонно замерло. На двери магазина  наперевес висела железная  щеколда с амбарным замком. Почти все окна домов  были открыты, забирая со двора чахлую тень берёзок и рябин в палисадниках, чуть только спасающую от горячей духоты июля. Ни собак, ни бабушек на лавочках.
  Притормозив для порядка на деревенской улице, они рванули  дальше к виднеющемуся за полем лесу.
  - А сколько она может дать? – спросил  Родик, глядя на стрелку спидометра, колеблющуюся возле отметки в восемьдесят километров.
 Не отвечая, Никита сильнее давил на газ, глаза у него сузились и разбойничьи блестели, руки крепко держали руль слоновой кости с удобными нишами для пальцев. По мере того, ка росла скорость, машину стало забрасывать и подкидывать на неровностях, а когда спидометр показал сто тридцать километров, Родион, сам того не замечая,  упёрся руками в «торпеду», словно пытаясь затормозить полёт, он и ликовал, и страшился, восторг сменялся ужасом - с такой скоростью ему ещё не приходилось встречаться.
  Обратно ехали спокойно, даже медленно. Никита пустился в рассуждения по поводу  двигателя и кузова, пересыпал техническими терминами, но Родион слушал его в пол уха, переживая  ощущение бесшабашной удали  от летящих мимо  полей, шлёпающихся в ветровое стекло мошек,  мгновенно сокращающегося пространства. Когда он вышел из автомобиля, ноги его слегка дрожали.
 - Ты, куришь? – спросил новый товарищ
- Не так, чтобы очень, балуюсь...
    Веселье шло и набирало обороты. Рубашки мужчины сняли, и под майкой писателя обнаружилось крепкое тело с волосатыми плечами. Он уверенно обнимал редакторшу, которая примостившись у его колен, только что не мурлыкала, когда поглаживающая её рука Владлена Ивановича, застревала в её жёстких кудрях. Родион посмотрел на Нюшу, ожидая увидеть её рядом с режиссёром, но она, оставшись в купальном лифчике, сидела  между Володей-оператором и Толей. Она то же увидела Родю и помахала ему рукой. Сердце его радостно вздрогнуло и тут же упало – подошедший к актрисе Олег Петрович, потянул её за руку и усадил рядом с собой.
  Родион взял у Никиты сигарету и вслед за ним поднялся по откосу к машине. Никита завёл мотор и они, отъехав по дороге к озеру, остановились в теньке у сосновой  рощи. Сели на лежащее бревно и закурили. 
  - Хорошенькая, ты на неё глаз положил? – хитро прищурился Никита.
  - Да, на фиг она мне нужна!
  - Зря, - с сожалением протянул водитель, - я бы вечерком с ней кое о чём побеседовал.
  - Ну, за чем  дело стало?
 -  Ты видел, как Владлен   Катьку оглаживает?
  - Да, она ему в дочки годиться!
  - И ещё кое на что годится! – ухмыльнулся Никита, - они в городе  будут у вашего Олега в квартире ночевать, он  Владлену ключи дал.
 - Откуда ты знаешь?
- Знаю, - не стал объяснять водитель, - короче, часа через полтора мы снимемся.
Сидели, курили, молчали. На тропинке к озеру показалась  стайка гусей. Они стали спускаться к воде, а один  отвернул в бок  и по дороге направился в их сторону. Он шёл  степенно, откинув голову и переваливаясь на красных лапах. Столько было в его походке  спесивой   важности, что Родион даже засмеялся.
  - Ты гляди, как выступает! – процедил Никита, и Родион удивился прозвучавшей в его голосе злости.
  - Гордо идёт, как линкор на параде, - согласился Родион.
 - Нет, ты погляди, как выёживается! -  повторил шофёр.
Они ещё какое-то время наблюдали за величавым пернатым, продолжавшим спокойно, без опаски  приближаться к людям.  Никита  нагнулся, поднял с земли плоскую железку, повертел  в руках и вдруг точным прицельным движением, таким, как  бросают камешку в воду, сильно метнул её в гуся. Вращаясь, железка врезалась птице в длинную шею рядом с головой и перерубила её. Шея подломилась, гусь,  словно споткнувшись, рухнул на бок.
  - Довыёживался! – со злой радостью ухмыльнулся Никита.
До Родиона не сразу дошёл весь ужас содеянного. Он оторопело посмотрел на товарища, тот был спокоен и даже доволен.
  - Достань из багажника одеяло! – крикнул он  Родиону, а сам побежал к жертве.
Родион , повинуясь приказу, достал из машины розовое детское одеяло и отдал Никите. Тот деловито его развернул и закатал внутрь свою добычу. Родион машинально отметил, что крови на шее и теле гуся почти не было, только тоненькая струйка окрасила клюв.
  - Ты, чё наделал, зачем! –  наконец заорал Родион, опомнившись.
  - Тихо, не базлай, - прошипел водитель, - он же дикий!,
 - Эти -  тоже? – Родион махнул рукой на озеро, где спокойно плавали птицы, высматривая корм,  опускали голову в воду  и ныряли, оставляя на поверхности  красные перепончатые лапы.
- Ты уедешь, а хозяева к нам прибегут, -  где гусь?  На кого же ещё  думать!
- Да кончай ты! Никто,   не хватится,  их вон сколько! – Никита деловито спрятал свёрток за запаской.
  Когда они вернулись, гости уже начали собираться.
- Где вы были? – писатель строго посмотрел на своего водителя.
- Родиону показывал возможности нашей  машины, - вежливо, немного подлизываясь, ответил Никита, и, ища подтверждения,  повернулся к  Родиону.
 Тому ничего не оставалось, как молча кивнуть головой.
- Никого не  задавили, надеюсь! – пробурчал хозяин, а Родион похолодел, пугаясь неосознанной его догадки.
   Не попрощавшись с Никитой, Родион издали наблюдал, как Владлен Иванович целуется с Олегом Петровичем, актрисой,  оператором, жмёт руки всем, включая водителя  Копытина, усаживается на заднее сидение с Катей,  и напоследок просигналив, ЗИМ удаляется ,  скрывается за поворотом.
 С этой минуты Родиона не покидало тревожное предчувствие. Чего он страшился, точно сказать не мог,  но ожидание неминуемой неприятности  не оставляло.
  Следующим утром снимали сцену  игры молодёжи в волейбол. Молодёжь изображали все кроме режиссёра. Выставив свет, Толя и Гена присоединились к  водителю, Родиону и актрисе, которые  уже перебрасывались мячом у воды.  У водителя не оказалось с собой плавок и ему одолжил свои  Олег Петрович. У  Толи  на плече обнаружилась татуировка – расправивший крылья орёл. В кадр эта красота не должна была попасть, и  мастер  по свету  прыгал, стараясь, не показывать  плечо с синей птичкой.
  Сначала всё шло весело, со смехом. Оператор расставлял «актёров» то так, то эдак,  осветители метались между своими приборами и площадкой для игры, сеттер врывался в кадр в самый неподходящий момент, а когда его закрыли в автобусе, стал жалобно скулить и лаять. Постепенно все устали.
  Родиону в обще всё это не нравилось. Он стеснялся своей худобы, и  мечтал, чтобы съёмка  поскорее закончилась. Но режиссёр был непреклонен – световой день должен быть использован  с результатом. Он требовал улыбок, а не напряжённых физиономий, и чтобы мяч хоть немного подержался в воздухе.  Закончили только к обеду.
  - А давайте сварим суп, - предложил Толя, -надоела сухомятка!
  Никто не возражал. Но где взять мясо или хотя бы курёнка. Выход нашёл сам инициатор:
  - Схожу к Сергею, он с женой держит птицу, может, и мясо там найдётся.
 Сергей был мужем местной продавщицы Риты, которая держала запасы спиртного дома, для любителей «отдохнуть» в час неурочный.  И народная тропа к « ночному универмагу» не зарастала. Подпольная коммерция процветала, принося в семью хороший доход. Толя, человек опытный и умеющий ладить с нужными людьми, успел навести мосты к  хозяйке продмага и не без оснований рассчитывал на успех,  и вызвался добыть продукт не без задней мысли разжиться кое - чем ещё.
   Олег Петрович выдал необходимую сумму,  и осветители отправились  на задание. Родион и водитель Копылов принялись распаковывать столы, раскладывать детали, инструмент. Через час вернулись гонцы. Торжественно разложили перед начальством добычу. Это были две курицы и десять бутылок «Жигулёвского» в сетке, там же блестели  и две «белоголовки»,  лежали пачки чая и сахара.
  -  Серёги дома нет, он в район уехал,  Рита одна и вот, - Толя победно повёл рукой, - результат на лицо! Личное обаяние плюс интеллект!
  - Толя, вы просто гений! – восхитилась Нюша, - разглядывая дары сельмага, - а курочек кто убил?
  -  Они-с, такие-с и были! – шаркнул ножкой мастер света,  - если по правде, то сама хозяйка и учинила злодейство. Но вы, барыня, не беспокойтесь, дело это обыкновенное, на вкус они хуже не станут!
  - Вам бы, Анатолий, - подыгрывая ему, произнесла актриса глубоким «барским» голосом, - в Больших и Малых театрах блистать бы надо!
  Режиссёр захлопал в ладоши, все смеялись . Умелец Толя ощипал кур, сварил суп с лапшой,  нашлись и петрушка, и перец. Столы собрали, вместо стульев на кофры от плёнок положили доски. Под горячее пропустили по сто граммов. Родион пить не захотел, никто и не настаивал.
После сытного обеда разбрелись кто куда . Родион поднялся к дороге, немного прошёл и опустился на травку возле невысоких кустов. Голова его оказалась в тени, а под неё он подложил  свою свёрнутую куртку.
 Он лежал и смотрел в небо. Прямо над ним повисло большое белое облако, иногда в высоте быстрыми точками мелькали птицы. В траве шуршала всякая мелочь, по руке, щекоча кожу,  полз муравей. Он не заметил, как задремал.
 Проснулся от громких голосов у автобуса. Ещё дремотный  спустился по склону и увидел Олега Петровича и стоящую рядом девочку лет десяти. Она плакала, тянула режиссёра за руку и сквозь всхлипы повторяла:
 - Пойдёмте, пойдёмте скорее!
Подбежавшим Толе и остальным, Олег Петрович приказал:
- Сергей пьяный буянит, жена просит помочь. Все кроме Нюши и Родиона – за мной!
Но Родион и не собирался подчиняться. Он побежал рядом с Олегом Петровичем, держащим в руках винтовку. Минут через десять были на месте, калитка распахнута настеж,  а  во дворе   стоял Сергей в синей майке и босиком.  У дверей дома – Рита с испуганным бледным лицом, рядом с ней старуха-мать, закрывающая рот ладонью,  пытаясь не дать вырваться  крику. Глаза у обеих женщин  полны ужаса.
  Перед Сергеем лежала колода, на которой колют дрова. В одной руке -  топор, в другой трепыхался гусь, шею которого сжимал пьяный мужик.
  - Телевидение!, мать вашу! – пробормотал он, как бы про себя, взмахнул топором, и голова несчастной птицы отлетела в сторону.
  Сделав пару нетвёрдых, но быстрых шагов, он выхватил из загона следующую жертву.
Глаза его сузились белой злостью,  вся жилистая напряжённая фигура источала злую бешенную мстительную ненависть.
  - Кино они снимают, твою дивизию! Гусей им подавай! Щас,  наготовлю, всех, б….ь, забирайте!
Топор взметнулся над головой и в этот миг прогремел выстрел. Режиссёр опустил дымящуюся винтовку:
 - Ты что делаешь, сукин сын! – слова прозвучали отчётливо и негромко, а потом вдруг сорвались на бешеный крик, - Брось топор! А ну, пошёл в дом!
  Рука палача, застывшая в воздухе, безвольно рухнула, уронив топор. Он слепым взглядом обвёл людей, чуть ещё оцепенело постоял,  круто повернулся и пьяной  походкой,  пошатываясь, направился  в дом. Рита кинулась за ним, а девочка подбежала к бабушке и спрятала лицо в передник. Старуха  обняла внучку и стала гладить  вздрагивающие плечи.
  - Да что случилось, чего он озверел?
Тёща, тыльной стороной ладони смахнула слезу:
  - Вот, видишь ли, приехал сильно выпивши и стал гусей считать…
 - Зачем?
 - Да, кто ж его знает, пьяный ведь.
В это время из дверей показалась её дочь.
- Ну, как там? – спросил несчастную Олег Петрович.
- Рухнул на кровать, спит, как убитый!
- Слава тебе, Господи! – перекрестилась старуха.
Всем хотелось знать подробности.
-  Сначала мне показалась, что он не очень. Весёлый просто, а потом пригляделась – нет, здорово нажрался. Я ему рассказываю, приходили, мол, ребята с телевидения, двух кур взяли. Он мне, как взяли? Я – купили, за деньги! Он вдруг давай гусей считать, их у нас шестнадцать. Одного нет. Где?  Ну, куда ему деться, придёт!  Тут он завёлся, я уж думала -  всю птицу погубит. Он когда переберёт, дурной. Спасибо вам, угомонили!
  - Ладно, - ответил Олег Петрович, - топор, на всякий случай, спрячь, мы завтра зайдём.
-  Да он проспится и сам придёт извиняться.
  Каких только версий  по поводу пропавшего гуся по дороге не выдвигалось, но то, что его  могли украсть чужие, это отметалось решительно. Ведь никто кроме Владлена Ивановича не приезжал.  Но ведь не он же! Только раз Олег Петрович бросил внимательный взгляд на своего ассистента, шагавшего с бледным потеряным лицом. Но ничего не сказал.
  За ужином немного выпили, успокоили Нюшу, заявившую, что она боится. Но всё же от греха подальше все легли в автобусе. Родиону досталось место на задней площадке у запасного колеса. Сюда натаскали сена,  застелили одеялами. Рядом примостился, положив голову ему на живот, Горец. Спал пёс беспокойно, устраивался то в ногах, то опять возвращался. Уснул Родион крепко под  дробный стук по крыше   дождя, зарядившего с вечера.
  Не кончился он и утром. Всё небо до горизонта затянули серые тучи. Режиссёр с оператором, побродив немного по окрестностям, решили, что снимать невозможно и надо возвращаться в город. Палатки, оставленные на ночь, намокли, отяжелели, и брезент противно скользил в руках. Трава в набухшей глине  мокро липла к ногам. Сложились, собрались и тронулись в обратный путь.
  Автобус чуть поелозил по намокшему подъёму, но быстро выправился на дорогу и, набирая скорость, помчался вперёд, оставляя позади  лес и озеро, деревню Винолей с похмельным Серёгой и тайной пропавшего гуся.
   Прошло много лет.  На деревенском рынке у Пицунды остановился автобус. Первым вышел высокий молодой мужчина с усами, в тёмных очках и  джинсах. За ним в дверях показалась блондинка с короткой стрижкой в "марлевом" платье. Пара направилась к рынку и вскоре оказалась у прилавков с разнообразными дарами абхазской  природы.
  Они шли вдоль прилавков, сопровождаемые внимательными оценивающими взглядами смуглых небритых продавцов мацони и гурейской капусты, пышно-зелёной петрушки, кориандра и укропа, банок и баночек с аджикой.  Эмалированные блюда стручков остророго маринованного перца и розовато-белых головок чеснока, черемши соседствовали с пирамидами  груш и яблок, прозрачно-изумрудными и сизыми гроздьями винограда, огромными жёлтыми и сиреневыми луковицами.
  И они всё пробовали, хвалили, и шли дальше. Молодой человек явно что-то искал.
  - Что хочешь, дорогой! Скажи – всё есть! – пожилой толстый продавец в сванской шапочке радушно улыбался, блестя агатовыми жёсткими усами и влажными глазами с длинными, как у ребёнка, ресницами.
  - Хотелось бы острого перчика!
  - Это попробуй, только не обожгись! – кавказец протянул  бледно-горчичный стручок.
Покупатель откусил изрядный кусок, пожевал не морщась:
  - Хороший, но не очень острый.
- А вот?
- То же пресноват, ничего, острее нет что ли?
К прилавку стали подходить другие продавцы. Любопытство светилось в их маслиновых глазах, горело жадным светом.
 И третий, и четвёртый сорт,  и другие не удовлетворили требовательного покупателя. Он кусал, жевал, хвалил,  качал головой, но не покупал. Казалось, что огненную мякоть он ест, как пирожные. Ни гримасы, ни  малейшего признака  того, что он просто усилием воли заставляет себя не показывать аборигенам, чего стоит ему глотать эту немыслимую остроту. Лицо его оставалось невозмутимо спокойным.
  Всё это уже превращалось в соревнование, на кону стояла честь горцев, её нельзя было уронить, тем более в присутствии белокурой красавицы.
  - Слушай, ты какой-то специальный человек! Ты откуда?
 - Из Москвы.
 - Давай так, Если и этот для тебя не острый,  - толстяк показал маленький красный стручок, который в его толстых пальцах  выглядел совсем крошечным, - то я тебе отдам бесплатно, что попросишь!
  Обступившие их зрители замерли в напряжении.
  Москвич взял перчик за хвостик, внимательно его рассмотрел, лизнул и целиком отправил в рот. Ничего в лице его не изменилось, не брызнули слёзы, он деловито прожевал овощ ,проглотил и сказал:
- Что ж ты, сразу его не дал, этот хорош, покупаю!
- Вах! – вырвалось сразу из всех глоток, и раздались аплодисменты.
  Не заплатив не рубля, с полной сумкой фруктов и зелени молодые люди направились к автобусной остановке. Тяжёлую сумку теперь нёс мужчина.
На остановке было не много ожидающих. Молодой человек достал пачку «Мальборо», щёлкнул импортной зажигалкой и закурил. Кто-то  легонько тронул его сзади  за плечо. Он обернулся, перед ним стоял Олег Петрович, погрузневший и поседевший, улыбающийся и по-прежнему красивый.
  - Родик, я тебя сначала не узнал, смотрю усы, джинсы, блондинка, думаю  - грузин!
Они обнялись. К Олегу Петровичу подошла  небольшого роста брюнетка.
  - Жена, Света! – нежно глядя на подругу, представил её Олег Петрович.
 - Моя жена, Зоя! – в свою очередь  сказал Родион, беря за руку блондинку.
- Вы где живёте? – поинтересовался режиссёр.
- В обще-то -  в Вене, а сейчас снимаем угол в частном доме. А вы?
 - В Доме отдыха кинематографистов, одна остановка отсюда.
Подошёл автобус, они сели. Через четверть часа Олегу Петровичу с супругой нужно было выходить. Они условились встретится сегодня вечером в Пицунде в каф - стекляшке  недалеко от входа в комплекс башен профсоюзных санаториев.            
   Родион с Зоей, войдя в кафе, увидели машущего им рукой Олега Петровича. Они со  Светой  пришли раньше и правильно сделали, постепенно набегал  отдыхающий народ, но они успели занять отдельный столик.
 - Что будем пить?
- Я предпочитаю водку, - определился Родион.
- Узнаю школу! – рассмеялся Олег Петрович, и заказал графин водки и дамам, с их единодушного  согласия, -  шампанское.
Дальше – всё, как принято на юге -  лобио, зелень и соленья, баклажаны с орехами, цыплята и шашлык.   Отметив намётанным взглядом  на руке Родиона японскую «Сейку», американские сигареты, зажигалку «Ронсон», официант порадовался  ожиданием  щедрых чаевых, и, заверив гостей в своём  бесконечном желании  лично сделать  для них этот вечер незабываемым, шустро доставил к столу закуски.  Первый тост произнёс Олег Петрович – за встречу неожиданную и приятную, за  прекрасных спутниц, за память и дружбу. Через полчаса они с Родионом перешли на «ты».
  - Я почему-то был уверен, что ты будешь поступать во ВГИК, - Олег взял из пачки сигарету.
 - Вы, то есть ты, поправился Родион. – раньше не курил.
- Тяжкая жизнь заставила, - отшутился Олег, а жена, смеясь, легонько ударила его по руке, словно сердясь.
 -  Отца перевели служить в Кремлёвский военный округ, а мне, генеральскому сыночку, путь был в Институт военных переводчиков, а оттуда прямо в ССОД. Год поработал и – в Австрию.
  - Так у тебя немецкий? – Света явно заинтересовалась, - я ведь инязовская, хотя теперь –ассистент у мужа.
 - Я у него то же был ассистентом.
Света произнесла несколько слов на немецком.
- Это он уже рассказал, -- перевёл Родион.
Подошедший в это время  к столику,  поинтересоваться не надо ли чего, официант, остро глянул на  своих клиентов. На иностранцев не очень похожи, определил он, но и на своих то же. С тем и удалился, решив, что вечер, точно, удался.,
-  А мы вас, -начала Зоя
Но режиссёр решительно потребовал – тебя!
- Тебя по телевизору видели, в «Кинопанораме».
- Было пару раз, - польщённо ответил Олег, и они выпили за искусства, важнейшим  из которых является...
- Знаешь, Олег, а мне долго снился лес, наш автобус, твой Горец!
- А фильм- то неплохой получился, его даже по ЦТ прогнали. Молодость! - улыбнулся  Олег.
  -  А ты догадывался, кто на самом деле убил гуся?
  - Больше, тебе скажу, - режиссёр нисколько не удивился вопросу, – был уверен,  по твоей виноватой роже читалось, что это вы с Никитой. Я его потом на студии прижал, и он во всём сознался. До сих пор жалею, что не набил ему морду.
   Дамы отправились, как они сказали, привести себя в порядок, и попросили заказать им бутылочку «Псоу».
  - Пойду провожу, - поднялся Родион, - чтобы никто не пристал.
 - Сиди спокойно,  местечко проверенное – здесь скандалов не случается. Видишь, вот и милиция гуляет, - указал Олег в угол зала.
Родион обернулся и увидел за столом у эстрады широкие  спины плотно обтянутые форменными рубашками с погонами . Один блюститель порядка произносил тост, верхняя пуговица рубашки была расстёгнута, а галстук болтался на металлической заколке. Говорил вдохновенно, высоко поднимая бокал, и сверкая загорелой лысиной, обрамлённой  барашковым венчиком волос.
- Извини Олег, но я всё-таки спрошу, у тебя с Нюшей было что-нибудь?
 Режиссёр откинулся на стуле, немного помолчал.
- У Галки была в театре дилемма – выйти замуж за молодого перспективного, или возрастного,  но уже народного. Молодой лез настырно и поставил условие: вот тебе время до осени, дашь ответ – я или он. Тут меня народный и попросил  - забери Нюшу, он её так называл, дай ей какую-нибудь ролюшку, только чтобы она с молодым не встречалась. Спрячь, стало быть, на время. Вот мы с ней и гуляли, и она всё со мной советовалась. Ты ей, кстати, напоминал её молодого ухажёра.
  - А вышла-то за кого?
  - Да, ни за кого. Влюбилась в заезжего итальянца и с ним уехала. Живёт где-то под Равеной.
- Вот, значит, как всё просто! А я-то думал почему ты Галю Нюшей называешь? - засмеялс Родион,  почувствовав, что рад этим словам, как будто  с ними ушла тайно жившая в душе юношеская ревность.
  Прощались за полночь. Целовались, менялись адресами и телефонами, звали друг друга в гости. Олег приобняв Родиона, шепнул ему на ухо:
  - Никакой ты Родя не переводчик, меня не проведёшь, учись актёрскому мастерству! Но я всё равно тебя люблю!
  По дороге домой их с Зоей настиг  ливень. Мелкий дождик вдруг пролился потоками воды, небо рвали золотые молнии, гром как будто разгонял ураганный ветер, деревья под его ударами гнулись до земли,  некоторые падали, вырванные сбесившейся стихией с корнем.
 Сняв туфли и ботинки, они едва добежали до  подъезда.  Растёрлись мохнатыми пляжными полотенцами,  постепенно согреваясь.
Засыпая, Родион прошептал в плечо жены:
 - Улетели гуси- лебеди....
- Это ты о чём! – спросила Зоя.
- Так, ни о чём, спи...
        Больше они с Олегом никогда не виделись.
















  -