Собачку жалко

               
  Когда-то очень давно на экраны тогда ещё Советского Союза, вышел фильм – «Кавказская пленница». Там главный герой – Шурик, услышав тост про бедную птичку, которая, поднимаясь к солнцу, обожгла себе крылья и упала на дно самого глубокого ущелья, даже расплакался. И я тоже попал в такую же ситуацию. Правда, было мне тогда всего лет семь-восемь…
  Как-то в какой-то праздник собралось у нас много гостей. Некоторые были из театра, а другие – из горисполкома, где работал мой отец. Детей было не много: мой старший брат, я, соседка – Лиза и сын моего крёстного отца – Володька. Мы сильно не докучали взрослым, играя в настольную игру в соседней комнате. Как всегда, после сытного обеда и обильного возлияния гостей, служителей «Мельпомены» потянуло, мягко говоря, – на творчество, потому, как анекдоты (не всегда приличные) рассказывали работники горисполкома во время чревоугодия.
  Вот за дверью послышалось как кто-то продекламировал какое-то стихотворение, а другие через пару минут тут же за столом запели. А мы знали, что ещё немного пройдёт времени и нас тоже попросят поучаствовать в домашнем концерте и всегда к этому были готовы. И, минут через десять это случилось…
 Как будущие джентльмены, мы дали возможность первой выступить соседке Лизе.
 Она, выйдя в средину зала, где происходило застолье, прочитала наизусть стихотворение – «Ленин и печник», которое давно выучила и часто выступала на всяких политических мероприятиях даже в школе. Потом я спел песню про медведя,
почему-то гуляющего зимой по лесу и наступившего лесе на хвост, а старший брат к тому времени уже год, как пиликал на баяне, поэтому исполнил всем известный «Полонез Агинского». Сын моего крёстного отца был к выступлению не готов, так, как у них в семье, скорее всего, - такие мероприятия не проводились.
 И тогда, чтобы продолжить музыкальный дивертисмент, один из гостей, который работал музыкантом в театре, открыв свой чёрный футляр, извлёк из него сверкающую золотом трубу.
 А нам тоже было интересно послушать, ведь не каждый день увидишь такое.
 И хорошо поставленным голосом произнёс:
- Чайковский! Неаполитанский танец!
 И, приложив губы к мундштуку, заиграл: «Пуру-пуру пу-м пу, Пуру-пуру пу-м пу…».
А рядом стоящая актриса с раскрасневшимся лицом, улыбаясь, неожиданно, вдруг почему-то запела:
                «Жили были две старушки
                в тёмной маленькой избушке,
                и была у них собачка
                по прозванью Кукарачка».
  Потом был проигрыш: «Пам-парам-пам, пара-пара-рарам-пам…»
И она пела дальше:
                «И задумали старушки
                и поехали на дачку,
                а в дороге – не удачка.
                Заболела Кукарачка!»
 После очередного проигрыша, певица, улыбаясь, продолжала;          
                «Отвезли её в больничку.
                Сделали ей оперичку.
                Оперичка – неудачка,
                Вот и здохла Кукарачка…»
  Я, слушая, очень внимательно слова песни и глядя на улыбающееся лицо актрисы, почему-то надеялся, что бедную собачку вылечат и всё будет хорошо. Но, когда, услышав финал, все взрослые почему-то, даже не засмеялись, а за гоготали, и мне стало обидно. Я не понимал, что здесь смешного.
Детская психика не выдержала, такого откровенного равнодушия и у меня сначала выступили слёзы, а потом я заплакал, так на меня подействовала эта грустная песенка.
 Моя мама сначала не поняла, что случилось. Она подумала, что мой старший брат меня толкнул или кто-то ущипнул понарошку. И начала расспрашивать, мол, что случилось?
  А я, продолжая реветь,  и только смог выговорить: «Мне собачку, жалко!»