Корешок

Сказка

На опушке густого леса кабан рыл землю в поисках яблока, аппетитно пахнущего гнилью. Маленький корешок устремился вверх вместе с песком, опавшими ветками, прелыми листьями, комьями земли, камнями.
Подлетев вверх, подобно подброшенной для игры в лапту палке, он замер на миг в воздухе и тут же стремглав полетел вниз по склону. Растопырив в разные стороны прутики-ножки и прутики-ручки, Корешок плюхнулся в ручей, который тут же подхватил его и понёс за собой.
- Та-а-ак… Кто это тут у нас? – спросил Ручей, когда склон стал более пологим и бурный его поток немного успокоился.
- Я не знаю, кто я, - ответил Корешок, зажмурив глаза. - Только что было темно и тесно. А сейчас вдруг просторно и светло.
Плыть было приятно, прохладно. Его кора насыщаясь, становилась мягкой, эластичной. Он расхрабрился, распахнул светло-зелёные глазки и улыбнулся, увидев вокруг себя чистую воду.
- О! Какая ты стремительная, утопательная, утолительная и журчательная! Ты сама-то кто?
- Не сама, а – сам! Ручей я.
- Зачем ты схватил меня и несёшь… куда-то?
- Вовсе я тебя не хватал. Ты сам упал на меня, а мне нужно бежать. Вот и получается, что ты – в моей воде, а значит, бежишь со мной.
- Замечательный, струительный, и бежательный! Как у тебя получается без лап и без ног?
- Сам толком не знаю. Просто я обожаю стремиться, струиться, и нестись!
- Куда нестись?
- К «своим», в долину. Вместе мы заполним океан.
- Тогда я тоже – «свой», раз и я бегу с тобой!
- Ты? Не-е-ет! Ты – «не свой», ты - не ручей. Кто угодно, но только не ручей!
- Но почему? С чего ты так решил?
- Да, ты посмотри на себя!
Корешок принялся себя разглядывать сквозь прозрачную воду, вытягивая то одну тонкую прутик-ногу над поверхностью воды, то вторую, то левую ручку-прутик, то правую.
- Смотри: ты не жидкий, не прозрачный, не стремительный! - комментировал Ручей, - ты… как бы это сказать… Торчащий! Точно! С тобой приходится то и дело останавливаться. Ты застревательный, хлопотыдобавляющий! С тобой много хлопот…
.
- «Свои», значит…  «Свои – не свои» - какая разница!…  - обиженно пробубнил Корешок.
- «Свои» - это мои братья и сёстры, - описывал вдохновлённый Ручей, не обращая внимание на изменившееся настроение Корешка. – Они такие же ручьи, как и я. Мы похожи друг на друга, как две капли воды! Вместе – мы ещё стремительнее!
- А вот я не хочу быть ни на кого-то похожим! Хочу быть похожим только на себя! Собой хочу быть!
- Кем собой? Кто ты, ты же не знаешь.
- Пока не знаю… Но скоро узнаю. А когда узнаю, стану сам по себе, собой! Понял?!
Ручей помолчал, обдумывая сказанное Корешком:
- Но пока ты не знаешь, кто ты, значит, не сможешь определить: стал ты собой или прикинулся кем-то другим.?
- Прикинулся? Первый раз слышу такое дурацкое слово…
- Оно означает делать как тот, кем ты не являешься, делать то, что ты не обожаешь делать.
- Но как мне узнать, что я обожаю делать?
- О-о-о-о…. Какой ты медлительно-утомительный! Так я никогда не доберусь к «своим» до долины! Вот тебе совет: Хочешь узнать, что ты обожаешь делать, - делай.
- Но что? Что именно делать?
- Что хочешь, то и делай! Хоть что-то! Только так ты узнаешь, что именно тебе нравится больше всего. Проследи себя насквозь!
Корешок рассеянно огляделся по сторонам, а Ручей погрузился в журчание, потому что дорогу ему преградили огромные валуны. Как он и предсказывал, с Корешком возникло много хлопот: он застрял между камнями. Ручью пришлось  остановиться, выразил бурлительность, переваливая Корешка с боку на бок, чтобы тот смог высвободить прутик-ногу и не оторвать её.
После этого Ручей устремился вперёд, не произнося ни слова. Он не хотел тратить драгоценное время на нелюбимое дело. Он нёсся на встречу к «своими» в долину, и думал о «своих».

Когда долина с островками зарослей раскинулась перед ними ярким ковром, Корешок тут же зацепился за ближайшую ветку куста и вляпался в паутину. Он тянул запутавшиеся прутики, отчего паутина быстро порвалась. Её хозяином оказался огромный лохматый Паук. Он страшно разозлился, когда увидел, что произошло.
- Откуда ты взялся, дубовая твоя башка?! Весь день я п-плёл, п-плёл п-п-паутину, - шамкал паук, глотая тяжёлые капли слёз, - не для того, чтобы ты – шлобысть! – и смял её за нефига делать!…
- Простите! Простите меня, пленительно-мыслящий, восьминогательный …
- Паук.
- Так я и думал! Я не хотел вас обидеть, паутиноворящий Паук!
- Но обидел! Что же ты хотел на самом деле? Может, чтобы я съел тебя?
- Я как раз размышлял, когда бежал с Ручьём, о том, что же я хочу. Быть съеденным мне как-то в голову не приходило… О! Какая тончайшая, восхитительнейшая из вас выходит паутина! – воскликнул Корешок, когда увидел, как Паук вытягивает её из себя, чтобы обмотать ею очарованно-смотрящего Корешка. - Вы плетёте её, потому что обожаете это делать?
- Прежде всего, я обожаю есть! Дурак, он и есть - дурак! Паутина нужна мне! Ею, как сетями, я ловлю всех вкусмнеприносящих…
Корешок отразил в широко распахнутых глазах каждое паучьеползучье и мягкоступательное движение. Он впервые видел, как кто-то производит тончайшую, серебромотливающую нить.
- Да! Вот с ней-то у меня не бывает никаких проблем! Что дано, то есть! А тебе, деревянная твоя башка, - Паук стукнул лапой Корешку по голове, - я говорю: досвидосик! И чтобы я тебя здесь больше не видел!
Паук размахнулся и забросил кокон с замотанным в него Корешком подальше от ручья, в густые заросли травы.
Корешку не страшно было лететь, не впервой. Пока он летел, успел подумать: «Хорошо, если б у меня были такие же паутиноплетущие лапки! Ими я мог бы плести такую же паутину, просто так, не для того, чтобы поймать в неё кого-то вкуснесущего»…
Одержимый мыслью, Корешок не заметил, как на его коре проклюнулось восемь белых ростков. Они потянулись, проростая, в стороны, разрывая полотно кокона и становясь похожими на длинные согнутые лапы. Зеленея, они обросли вытянутыми, подобно волоскам, листочками, делая его ещё больше похожим на огромного лохматого паука. Только зелёного.

Корешок-Паук очень обрадовался, увидев, в кого он превратился.
- Ура! Теперь я знаю, кто я такой! Я – Паук!
Соединив задние лапки, как это делал настоящий Паук, Корешок-Паук приготовился производить и тянуть из себя шёлковую ниточку, чтобы потом сплести паутину. Но (как бы он ни тужился, ни старался) у него ничего не получилось.
От напряжения и стресса несколько листочков, растущих на его спине, засохли и осыпались.
Корешок сильно расстроился, разозлился и содрал с себя все листья-волоски и отростки паучьи лапки. После этого он встал на ножки-прутики, которые были с ним с самого начала, и зашагал, куда глаза глядят, по лугу.



Весело чирикая, над головой пролетела пташка. Ей не хватало прутика, чтобы закончить плести гнездо. Корешок залюбовался её полётом, а пташка схватила его когтистыми тонкими лапками и подняла высоко в небо.
- Ах, какая вы стремглавлетательная, прицельноприземлятельная и щебетательная! Какие у вас порхательные крылья!
- Да! Крылышки у меня – что надо! Без них мне не выжить!
- Вот бы и мне такие, и я смог бы летать на них, как ты…
Стоило ему подумать, как из-под лопаток потянулись два крыла, один-в-один, как у птахи, но заросшие зелёными перьями.
- Ура! – закричал Корешок. – Теперь-то я точно знаю, что больше всего на свете я обожаю делать! Летать! И я знаю, кто я! Птица! Птица я! Я – птица! – громко скрипел он от радости.
Пташка испугалась и выронила из лап Корешка-пташку. К счастью, он приземлился на ветви дерева. Ни о чём не подозревая, не долго думая, Корешок раскинул в стороны отрощенные им крылышки и сиганул вниз.
 
Он снова летел и, как и в прошлые разы, ничего не боялся, ведь это уже случилось с ним! Упав на землю, переломав крылья, Корешок сделал вывод: он – не птица.
Он не замечал, выщипывая крылья с перьями, как слёзы катились из его потухших глазок, потому что ненасытная сухая, потрескавшаяся кора тут же впитывала их обратно.
Корешок не понимал, что делать. Следуя совету Ручейка «делать хоть что-то», он плёлся, раздвигая перед собой травинки, вперёд.
Солнце высоко взобралось и повисло. Жар иссушал, идти становилось всё труднее. Внезапно до его слуха донёсся шорох. Кто-то копошился в кустах. Корешок осторожно подполз, раздвинул траву и увидел маленькую мышку. Она увлечённо копала себе норку. Корешок забыл все свои невзгоды. Ведь он никогда прежде не видел, как маленькие цепкие лапки проворно, стремительно и легко погружаются в землю и прокладывают себе путь.
Корешок с радостью наблюдал за всеми движениями мышки-норушки. Он вспоминал тьму и тесноту, которыми был окружён и схвачен когда-то давным-давно.
«Оказывается, вот так можно копать себе проходы и норы! Когда у тебя есть такие же лапки, усики, ушки и хвост, как у этой маленькой мышки», - думал про себя Корешок, а новые отростки в виде мышиных лапок, ушей и хвоста покрыли его маленькое хрупкое тело.
Корешок хотел было выразить радость, но не успел. Филин давно наблюдал за ним с высоты. Он схватил Корешка-мышку и понёс в гнездо к своим филинятам.

Корешку не пришлось тратить силы на то, чтобы отодрать от себя ростки, похожие на мышиные лапки, хвост, усы и ушки. За него это сделали голодные птенцы. Быстро сообразив, что Корешок – не мышь вовсе, они громко запищали. Разъярённый Филин схватил его мощным острым клювом и вышвырнул из гнезда прочь.

Снова полёт. Корешку было больно и горько:
- Пусть я упаду в глубокую яму, пусть чёрная густая тьма поглотит меня, как когда-то, а теснота сожмёт в свои объятья, словно я никогда не просыпался! Жаль, что я так и не узнал, что я обожаю делать больше всего на свете. 
Последние слова он произнёс, оказавшись на дне глубокой ямы, в которую приземлился почти безболезненно, потому что она была устлана опавшими листьями.

- Летом здесь тихо, сыро и спокойно. Зимой яма наполняется снегом. Думаю, тебе понравится, - вдруг он услышал прямо над собой чей-то голос.
- Кто тут? – испуганно озирался Корешок, хватаясь прутиками за осыпающиеся песок и листья.
- Я – Земля, я давно ждала тебя, Корешок.

- Земля? Откуда ты знаешь, кто я?
- Я знаю всех, кто живёт на мне.
- И ты знаешь, что я больше всего обожаю делать?
- Конечно!
- Так скажи мне это! Хотя… Нет! Постой! Не говори! Хочу сам догадаться.
- Как скажешь.
- А что ты любишь делать больше всего на свете, Земля?
- Люблю помогать проращивать заветные желания.
- Постой, постой! Я сам, сам его отгадаю! Моё заветное желание - узнать, что я люблю делать больше всего на свете!
- Думаю, оно уже сбылось.
- Что-то не верится…
- Сбывалось и не раз!
- Хватит! Перестань!Ты смеёшься надо мной? Не хочу больше говорить об этом.

Корешок широко зевнул, его глазки начали слипаться.
- Поспи, отдохни, Корешок. А когда проснёшься, ты всё увидишь сам.

Корешок зевнул ещё пару раз, укрылся одеяльцем из прелых листьев, распрямил прутики-ножки и прутики-ручки и крепко заснул.

Во сне Корешок наблюдал себя насквозь. Не смотря на то, что он выяснил, что он не Мышка, ему нравилась её ловкость и пронырливость, нравилась стремительность Ручья, паутинотворительность Паука, стремглавлетательность Птицы. Он понял, что хочет делать слишком много, что не может выбрать, не знает, как соединить все свои желания в одном.
Пока он думал, легко, как само собой разумеющееся, у него получалось расти, без этого он не смог бы выжить.


Пришло время Корешку просыпаться. Он открыл свои огромные ярко-зелёные глаза и обнаружил, что тонкое хрупкое тело его вытянулось до самого неба, оно стало широким, покрылось толстой корой. Ножки-прутики превратились в длинный мощные корни. Они проворно, подобно мышке, проложили себе норы сквозь толстые глубокие слои земли. Тонкие ручки, взлетели до головокружительной высоты, куда не могут подняться даже орлы, где им стал доступен безграничный простор и свет. Многочисленные побеги образовали крону, которая раскинулась над землёй шатром от края до края. Корешок сравнил её с творением сердитого Паука – гигантской паутиной из листьев и ветвей.

- Ты узнаёшь себя? – Услышал он едва различимый откуда-то снизу голос. – Это я, Земля.
- Да!  Я знаю, кто я, и, кажется, что всегда знал об этом. Я – дерево!
- Ты не просто дерево, дорогой мой Корешок (теперь только я смогу тебя так называть), ты – могучее Дерево. Ты пережил и узнал так много! Ты многого хотел! А главное – ты делал то, что обожаешь делать больше всего на свете…
- Я понял! Я рос. Когда хотел стать птицей, мышью, пауком, всё это время я не замечал того, что так легко у меня получалось, без чего я не смог бы выжить - расти. Я и, в самом деле, обожаю делать это больше всего на свете. Это получается у меня лучше всего остального.


КОНЕЦ