Петров и Дед Мороз

Здравствуй, Дедушка Мороз!

Борода из ваты!

Ты подарки нам принёс,

………… горбатый!

Множеством точек отмечено место, где должно было находиться слово, раскрывающее сексуальную ориентацию «носителя подарков», и ориентация эта была нетрадиционной…

Это незамысловатое стихотворение крутилось в голове у Петрова после того, как ему объявили, что он и именно он отвечает в комсомольском бюро факультета за проведение новогоднего вечера.

Как водится, секретарь пообещала, что Петрову будут помогать все члены бюро, на что «члены» женского рода (а откуда другим на филфаке взяться?) жизнерадостно пообещали полную поддержку.

Почему-то Петрову вспомнилась народная мудрость о большом количестве нянек и окривевшем дитяти, но озвучивать её он не стал. А вдруг? Вдруг и в самом деле ему придётся только руководить дружным коллективом помощниц-членов?

Во что только по молодости лет мы ни верили… Позже Петров услышал песню Александра Городницкого, в которой была строка: «… до седины нам голову морочат Надежды юношеских лет». Поразился точности формулировки. И вспомнил историю о Новом годе, Деде Морозе и новогоднем вечере.

Шесть умножить на четыре – будет двадцать четыре. Четыре умножить на шесть – тоже, оказывается, получается двадцать четыре. Двадцать четыре группы по двадцать пять человек. Плюс пять групп узбеков – на каждом курсе была группа посланцев солнечного Узбекистана, которые старательно осваивали роль учителя русского языка и литературы.

Многие из них говорили на русском примерно так, как Петров на английском (значит – никак), но дипломы свои получали исправно, возвращались домой «со щитом».

Чему они учили и как учили – Петров не знал, мог только догадываться. Но время от времени в институте появлялся упитанный, довольно ещё молодой мужчина, выпускник филфака, ставший одним из заместителей министра образования Узбекистана, – живой пример того, что карьеру можно сделать сногсшибательную.

Отвлёкся.

Прежде всего, нужно было решить «организационные вопросы». Отыскать вокально-инструментальный ансамбль – институтский был занят на вечере физмата, флагмана образования и науки.

Второй момент – это, так сказать, представители «сильного пола». С представительницами пола «прекрасного» был явный перебор, тогда как с мужечинами – не менее явный дефицит. Ну, филфак он и есть филфак… Конечно, некоторые барышни готовы были пригласить своих кавалеров, но таковых барышень было немного. Да и потом: а остальным, безкавалерным, что делать? Нужно же им было за кого-то держаться в медленном танце, не всё же подружку Мусю обнимать?

Ну и, конечно, нужен был сценарий вечере, который необходимо было утвердить в комитете комсомола института. Дело ответственное, сценарий нужен идеологически выдержанный, как-никак 1978-й год провожаем и, соответственно, 1979-й встречаем.

Это были основные задачи, которые Петрову предстояло решить за оставшиеся до торжества полторы недели – и время пошло!

Нет смысла говорить, что сам и только сам он должен был это сделать.

С ансамблем всё решилось на удивление просто: одноклассник Руслан, Русик, работавший в каком-то вычислительном центре, узнав о проблеме, дал телефон некоего Серёжи. Серёжа объявил, что цена вопроса – 90 рублей. В то время – больше двух стипендий.

Как рассказали сведущие люди, это было по-божески. Но эти 90 рублей нужно же было где-то раздобыть!!!

В институте денег не было. То есть, конечно, они были, их готовы были перечислить по безналичному расчёту, но Серёжу такая форма оплаты не устраивала категорически, и парня можно было понять.

«Лавэ на руки!», – он был краток.

Петров стал считать. Получалось, что нужно было собрать по три рубля с большими копейками с каждой группы. Ему посоветовали не дурить и собирать по четыре пятьдесят.

И началась эпопея…

Филфак учился во вторую смену, и уставший донельзя Петров переползал по плохо освещённым коридорам от аудитории к аудитории, снова и снова объясняя, зачем нужны эти жалкие копейки – на каждого приходилось копеек по двадцать. Барышни «выделывались», он убеждал и ругался, старосты групп отмахивались… В общем, было дело!

Последние четыре с половиной рубля он, второкурсник, забрал у старосты одной из групп четвёртого курса, дородной дамы, члена КПСС, которую боялись все преподаватели факультета – настолько она была правильно-противной.

И произошло это за полчаса до того, как начался вечер.

… Попутно выяснилось ещё одно неприятное обстоятельство: негде было взять костюмы Деда Мороза и Снегурочки. Они-то, конечно, в институте имелись, вот только предоставлять их филфаку никто не собирался, физмат – по праву сильного – отобрал реквизит.

Петров скандалил в комитете комсомола, но его вежливо послали. Ректор – с физмата, проректора – с физмата, секретарь комитета комсомола – с физмата. ты чего, с филфака, рот открываешь?

В отчаянии Петров прихватил с собой трёх самых красивых девчонок факультета, одна из которых очень нравилась ему, и отправился шастать по городу. По детским садикам и школам. В надежде раздобыть костюмы, которые поздно вечером за два дня до Нового года этим учреждениям были не нужны, как он – совершенно здраво – рассудил.

Девчонки должны были строить глазки директорам школ и отчаянно просить сжалиться над бедными студентами, упирая на то, что со временем они придут в школы и будут «сеять разумное, доброе, вечное», а сейчас просто хотят отпраздновать Новый год.

Вот только директорами оказались однотипного вида упитанные женщины, видевшие на своём директорском веку столько всего, что пронять их было невозможно. Кроме того, затюканные в конце четверти, они с, мягко говоря, неприязнью смотрели на тощего патлатого парня и размалёванных по тогдашней моде краль, отрывавших их от работы.

Хождение по садикам и школах было безрезультатным. Девчонки злились на Петрова, он на них, обстановка накалялась, а костюмов не было.

Помог, как водится, случай: соседка Петрова, завхоз одного из садиков около его дома, «вошла в положение» и пообещала дать на вечер костюмы. С условием: рано утром их нужно было возвратить. Разумеется, в целости и сохранности.

В качестве благодарности эта добрая женщина великодушно приняла бутылку «беленькой», которую бережно спрятала в мешковатую, похожую на мешок, серую сумку.

На удивление легко решился вопрос обеспечения дам кавалерами. В городе было множество воинских частей, секретарь комсомольского бюро факультета крутила любовь с мешковатым старлеем – в общем, несколько взводов «пушкарей» получили разрешение от начальства присутствовать на мероприятии.

Всё бы хорошо, но замдекана факультета, дама бальзаковского возраста и полуприятной наружности, настойчиво пыталась наладить личную жизнь – и её избранником стал разведённый замполит военного корабля, стоявшего на ремонте в судоремонтном заводе. Тощая доцент провела воспитательную работу, и замполит торжественно возглавил колонну матросов и старшин, приведя её в институт.

«Тюлькин флот» и «сапоги». Такими обидными прозвищами награждали друг дружку моряки и солдаты, и в городе привыкли к коллективным мордобоям, которые регулярно устраивали защитники Отечества.

А тут они оказались в одном спортзале, их окружало множество красивых и не самых красивых девушек. Как быть с извечным соперничеством мужчин, помноженным на «родовойсковую», да простится мне этот неологизм, «дружбу»?

«Бить биде», как говаривал один из узбеков.

К счастью, замполит быт тёртым калачом, он быстренько вывел в коридор старлея, коротко переговорил с ним, после чего командиры/начальники вернулись в зал, собрали свои войска и примерно минуту энергично что-то втолковывали понурившимся подчинённым.

И в течение всего вечера не было ни одного столкновения, ни одного косого взгляда, ни одного даже намёка на «неуставные взаимоотношения»!

Как ни странно, с утверждением сценария мероприятия в высших институтских комсомольских инстанциях проблем не возникло вообще. Петров слово в слово передрал один из сценариев, опубликованный в журнале под названием «Клуб и художественная самодеятельность». Подписка этого журнала за несколько лет была в библиотеке института, только в этом году там стали размещать по две вкладные пластинки, поэтому за журналами следили бдительно, кому попало не выдавали – Петрову помогло клятвенное обещание переписывать сценарий под надзором библиотекаря.

Сценарий, разумеется, был «идеологически выдержан», и песни, которые предполагалось исполнять, были «патриотической направленности». Хвалу Ленину и партии авторы не пели, об американских империалистах не упоминали, но в целом «линию партии» авторы сценария выдержали: было много пафоса и «правильных» призывов.

Позже Петров подумал, что, скорее всего, никто из комсомольских начальников, готовившихся к празднованию Нового года, в сценарий не заглядывал, просто поставили подпись, чтобы скорее забыть об этой рутине.

Серёжа и его банда прибыли вовремя.

Петров, уже одетый в костюм Деда Мороза, встретил их возле входа в институт и помогал затаскивать в зал тяжеленные самодельные колонки, которые приходилось тащить втроём.

«Дорогие гости» оставляли верхнюю одежду и головные уборы в аудиториях, расположенных в разных крыльях здания, так что пересеклись военнослужащие только в зале.

Петров – Дед Мороз – деловито и почти торжественно поздравил всех с наступающим, пожелал всего, что в таких случаях желают, и объявил танцевальную программу.

Серёжа и его банда понимали толк в том, как зажечь публику, они сразу же взялись за дело, и через десять минут спортзал трясся он прыжков и гудел от музыки.

Программа была выстроена так, что танцующие практически не имели возможности передохнуть, и заводившие всех быстрые танцы в нужное время сменились «медляком», в котором только познакомившиеся пары смогли получше узнать друг друга в плане анатомии, что всегда радовало представителей «сильного пола» и порой неслабо заводило представительниц «слабого».

Петров понимал, что с Серёжей ему повезло, парни знали своё дело на «пять с плюсом».

Пару раз танцы прерывались, Петров говорил то, что было положено говорить по сценарию, но его никто не слушал: парни и девушки живо общались, и им было не до сценария вечера.

Морячки, оказывается, принесли с собой гитару, и рыжий веснушчатый старшина второй статьи во время перерыва собрал вокруг себя слушателей, негромко напевая о Мурманске и полярных ночах.

Много интересного было в тот вечер в зале. Закончилось всё в одиннадцать часов, отцы-командиры увели своих подчинённых, кое-кто из девушек их провожал…

Петров отдал Серёже деньги, помог загрузить аппаратуру – и остался в зале один.

И ему пришлось мести этот огромный зал самому… и было это долго.

Печальный Дед Мороз с обтрёпанным веником сновал по залу, и выглядело это, наверное, довольно смешно.

Но Петрова никто не видел.

Он запер зал, отнёс ключ на вахту, снял костюм Деда Мороза и сложил его в большой красный мешок, из которого доставал подарки.

И отправился домой.

Был уже второй час ночи.

Недалеко от дома его остановили милиционеры и потребовали показать, что в мешке. Петров, которому хотелось только одного – спать, не стал возражать, милиционеры посмеялись, предложили довезти его до дома, но там идти было пару минут.

С тех пор у Петрова никогда не возникало желания стать Дедом Морозом, он смотрел на этих «дароносцев» с сочувствием и пониманием.