Коммунский Тарзан

Федор Павлович- коммунский Тарзан.
Федорец — это по-уличному, а по метрикам это Федор, Федор Павлович Протасов или просто Федя. В детстве щупленький мальчишка с острыми голубыми глазами, энергичный, независимый, всегда веселый и лидирующий среди сверстников. Но Федю ценила и относилась уважительно и взрослая часть мужского населения Коммуна. Эта улица была фактически территория бывшей  сельскохозяйственной коммуны,которую организовали после революции 1917 года жители соседней деревни-Перескоки.Часть перескокцев,у которых было мало земельных наделов, объединилась в самостоятельную артель со всеми коммунистическими порядками того времени.На бывших землях графа Орлова, которому принадлежало это село, рядом с графским домом на его угодьях построили улицу из домиков под соломенной крышей, построили большую каменную столовую для коммунаров, чтобы не надо было им отвлекаться, тратить время на домашние хлопоты. Урожай делили на всех в зависимости от вклада каждого коммунара в сельхозработы. Делили все от зерна до меда. Как там у них шли дела поначалу, не известно, но в 1921 году, когда власть силовыми методами занялась заготовками зерна, выгребая даже посевной материал, мужики взбунтовались, устроили вооруженный мятеж, который вошел в историю, как Глодневский мятеж, что являлось отголоском крестьянский восстаний по всей стране, начиная с антоновского. Поэтому понятно, что народ на этой улице, который был связан родственными узами, а следовательно, дружный, сплоченный не только общим делом, выступал единым фронтом сопротивления. И Федя, естественно, был членом этой большой коммунарской семьи, и обладал уникальными природными способностями, за которые и уважали его односельчане. Он мог забраться на любое самое высокое дерево. Обхватывая ствол ногами, цепляясь за складки коры, он словно приклеивался к стволу и постепенно добирался до макушки. А в графском саду на Коммуне росли огромные липы, которым было уже по несколько десятков лет.Они росли и по периметру, и в виде аллей внутри сада.И эти липы облюбовали грачи. Их было несметное множество. Рано утром, когда они улетали в поля, небо становилось черным от их стаи. То же самое было и вечером, когда они возвращались к гнездам. Для коммунцев в то полуголодное время грачи были еще и дополнительной пищевой добавка. Где-то в марте-апреле, когда грачи уже вернулись, вывели потомство, но молодые грачата не успели опериться, все мужское население улицы стягивалось к колхозной кладовке, что была на краю этого сада. Приносили большие чугунки, дрова, посуду. И вот тогда начиналось выступление Федорца. Он карабкался по липке, добирался до грачиного гнезда и выбрасывал оттуда не оперившихся грачат. Внизу их собирали в корзинку и несли к кладовке. И так гнездо за гнездом, липка за липкой. Когда добычи становилось достаточно, разводили костер, ставили на него ведро с водой, кипятили. А рядом с костром кто-то из взрослых поштучно брал граченка за голову- взмах руки и тушка отделялась от головы. Другие потрошили тушку и бросали ее в кипяток. Когда мясо было готово, начинался пир. Это было с одной стороны традицией, а с другой люди просто не доедали. К весне уже все запасы жиров иссякли и они таким способом восполняли недостаток.Вечером возле  ступенек этой кладовки на деревянной коляске появлялся гормонист и лились по вечерней улице его заливистые мелодии. У гармониста были парализованы ноги после того, как он прыгнул со второго этажа графского дома. Поэтому ребята возили его по селу на самодельной деревянной коляске, в которой Федя был главным кучером. Постепенно на звуки гармошки собиралась та самая "дискотека". Девушки в "танкетках" с белыми носочками, ребята в сапогах гармошкой, начищенных до блеска или в ботинках и брюках, заправленных в носки. Танцевали, плясали, "скакали", как говорили девушки, выходящие на парную "барыню" с припевками и частушками. Но рядом с гармонистом всегда сидел Федорец. Он внимательно следил за пальцами гармониста, а тот иногда давал гармошку и ему потягать меха, подобрать какую-нибудь мелодию. И Федя сам на слух научился на ней играть. Да так играл, что поплясать под его гармошку приходили уже с других улиц. Еще одной осбенностью Федорца была его страсть сводить в борцовский поединок подростков, устраивать им борцовские соревнования. Если в компании оказывались два, три таких подростка, то Федя обязательно принуждал их бороться. Тут же он объяснял им правила, что можно, что нельзя, что признается победой. Втягивал в борьбу и сам с азартом наблюдал и комментировал, а потом поздравлял победителя. Хорошая это была традиция, спортивная, для ребят важная, но когда он ушел в армию, назад уже не вернулся, а после него эта традиция продолжения не нашла. Потеряли боевитость подростки. А Федя после армии и уехал куда-то в Ульяновскую область, там прожил всю жизнь и там похоронен.