Поэтико-музыкальное пространство декаданса и русск

 Виктор Хохлов

    



Поэтико-музыкальное пространство
       декаданса и русского авангарда.
    

Поэтическое чтение  в формате мелодекламации 
                (в шести  картинах).





                Рязань 2024
Картина 1.  Стихи  читает
                Шарль Бодлер (1821-1867)
                Перевод с французского Виктор Хохлов

                Музыкальное сопровождение 
                Фредерик Шопен (1810 -1849)
                Оп.9, Ноктюрн №1, фортепьяно

Картина 2.   Стихи читает
                Оскар Уайльд (1854 - 1900) 
                Перевод с английского Виктор Хохлов               
                Музыкальное сопровождение
                Джузеппе Верди  (1813 - 1901)
                Прелюдия к опере "Травиата",
                фортепьяно

Картина 3.   Стихи читает
                Питер Альтенберг (1859-1919)
                Перевод с немецкого  Виктор Хохлов
                Музыкальное сопровождение
                Арнольд Шёнберг (1874- 1957)
                Оп. 11, Ноктюрн №1, фортепьяно

Картина 4.    Стихи читает
                Николай  Гумилев (1886 - 1921) 
                Музыкальное сопровождение
                Александр Скрябин (1872 - 1915)
                Сочинение 5, п.1, фортепьяно
 
 
 
  Картина 5.  Стихи читает               
                Александр Введенский(1904-1941)
                Музыкальное сопровождение
                Игорь Стравинский (1882 - 1971)
                "Танго для фортепьяно", фортепьяно
       
   Картина  6.   Стихи читает
                Владимир Набоков (1906-1977)
                Музыкальное сопровождение
                Сергей Рахманинов (1873 - 1943).         
                Оп.9, ноктюрн №2,  фортепьяно
 



         





                Шарль Бодлер (1821-1867)


                Прекрасной креолке 
Я познакомился  с креолкой недоступной красоты
В стране,  где  солнечные лучи ласково наполняют Ароматом воздух под накидкой ветвистых в беспорядке
Пальм. 
Где  дождь стекает с листьев как ленивые слезы. 
Высокая, с грациозной походкой  охотница,
Со спокойной улыбкой и твердым взглядом,
Вы, Миледи, нашли бы свой круг в стране величия на берегах Сены.
 Вы были бы достойным
Украшением  и старинных дворцов зеленеющей долины Луары.
Тысячи сонетов в сердцах поэтов Вы могли бы с легкостью
Взрастить, покинув свое затененное убежище.
Своими сияющими глазами Вы бы покорили эти сердца
В большей степени, чем Ваша смуглость.







 
               
                Суть  страдания.

Тебя привлекает  кто-то  своей исходящей страстью жизни.
Другой  же посылает  тебе свой сигнал траура,
И этим  говорит - конец жизни.
Но вначале-то  было сказано - жизнь великолепна!
Мне вовлекает в такую ситуацию незнакомец  Гермес.
Который  всегда меня запугивает в начале.  и я становлюсь
Подобен Мидасу - самому  печальному творцу судеб людей!
Мидас  вынуждает  менять золото на железо,
Менять рай на ад  под покровом заблуждения.
И я сооружаю саркофаг
На небесных просторах
Для  привидившихся мне  жертв этого обмана!
.
 






 
 



                х х х

Целое воскресение  под веселыми лучами солнца
Вы провели в очаровательном маленьком городке,
Утопающем в зелени садов,
Когда  небо и земля слились  в одной чудесной атмосфере
Праздника, и Ваше сердце поэта радовалось.
Колокольня со страстью издавала немыслимые звуки.
Весь городок стоял на ушах, и  стар и  млад готовились
Запеть сообща, войдя в Храм, добавляя пышность и блеску
Этому волнующему событию.
И хотя ваше дыхание спокойно,
Из глубины вашей   мирской души звуки затихающего органа На фоне еще слышимого вдали колокольного звона
Извлекают  мысли о смерти?
Это божественное спокойствие  полей - родное и искреннее,
Удерживает вас в постоянной  любви
Ко дню Воскресения!
 







                х х х

Вокруг меня крики шумливой улицы.
Необыкновенная  женщина - высокая и изящная,
Но с печатью траура величественной боли,
Белоснежной  рукой поддерживает на ходу
Орнаментальный край подола,
Приоткрывая  ноги, сохраняя благородство
И изящество походки.
Я впитывал вызывающе удивительные
Отблески белого неба в центре штормового вихря.
Сладость, которая усыпляет, но и наслаждение,
Которое может убить.   
После яркой вспышки - темная ночь.
Испарившаяся красота ее взгляда  меня возродила.
Увижу ли я тебя снова - там,  где вечность?   
Где-то там, далеко отсюда,
И слишком поздно, и никогда, может быть!
Мне неведомо куда ты подевалась,
А ты не знаешь, куда ведет дорого того, в кого ты
Успела влюбиться!



 



                Туманы и дожди

Сезоны сна и забытья!
Конец осени, зима, раскисшие поля ранней весной,
Как я люблю вас!
Как хвалю за то, что вы бережно
Укрываете мое сердце и мой разум
Тонким савоном потусторонней тишины.
В громадной пустоте  господствующий  холодный  ветер
Долгими ночами играет с флюгером.
Моя душа в восторге  без теплого весеннего обновления
Широко расправляет темные вороньи крылья.

Ничего нет сладостней  от разлившихся в сердце
Похоронных  мелодий, от которых
Еще более  пробирает дрожь 
В суровые времена нашего климата,
Если постоянный призрак бледной темноты,
Не мешает ночью, когда вы вдвоем,
Засыпаете с некоторой болью
На готовой развалиться кровати.

 



 


                Беседа с тобой

Розовое и прозрачное осеннее небо - это Вы!
А моя печаль во мне - это морская волна,
Которая  оставляет  сладкие воспоминания во мне,
Хотя и орошает мои капризные губы
Горьким донным илом.
Твоя рука напрасно скользит по моей
Остановившейся груди.
То, что она  ищет , уже покинуто свирепыми женскими
Зубами  и  когтями - его обглодали дикие звери. 
Мое сердце - это дворец,  раздавленный  увяданием.
Там осталось  только пьянство в попытке таскать
Себя за волосы  до изнеможения,
Открывая обнаженное горло волнам ароматов.
Ты находишь такую любовь как красоту!
Твои горящие глаза , сверкающие праздником,
Испепеляют  лохмотья, что пощадили до этого чудовища.









                Небо без границ

Покрытый туманом твой взгляд ,
Он  голубой, зеленый или коричневый - твой взгляд?
Попеременно  нежный, мечтательный, жесткий,
По большей части  отражает  твою личность
И бледность  неба.
Ты хранишь в памяти  эти белые, нежные
И затуманенные дни,
Которые делают тебя ласковой и заколдованной.
Когда непонятные страдания  поглащают тебя,
И нервы на пределе, и все это насмешка над спкойствием.
Так и  сменяющиеся в игре  цвета  неба у горизонта,
Что позволяют  жить проблескам  солнца сквозь туман ,
Как ты сияешь  красотой на фоне мокрого пейзажа,
Который воспламеняется лучами  сверкающего высоко  неба.
О женщина-опасность! О соблазнительная погода!
Буду ли я в восторге от снега и инея твоей сущности?
Мне можно будет ускользнуть от  этой
Всепоглощающей зимы?
Чтобы насладиться нечто большим, чем льдом и
Железом бездушной природы!
 


 
               

                Переписка

Природа- это храм, где обитают опоры
Всего разумного, но при этом, они же
Часто вводят в заблуждение мир
Своими  заумными изречениями.               
Человек проходит между этими скопищами символов,
Которые воспринимают  человека как знакомого.
Так продолжительное эхо, которое чем дальше,
Тем запутанней в своей мрачности и глубине Происхождения,  обширно как ночь,  безгранично, как свет
И отражается в запахах, цвете и звуках.
Сей запах свеж как  колыбель младенца,
Слышится мягко,  как  звук флейты,  зелен как  цвет лугов...
И многое другое, не такое идеальное, но торжествующее! 
Все то, что объединяет расширяющуюся бесконечность -
Запахов  янтаря,  мускуса, ладана,
И все это как гимн движению Духа и чувств!

 


 




              Эпиграф  к отвергнутой книге.

О, тихий и задумчивый читатель,
С ясным  умом и наивностью хорошего человека!
Отбрось сразу эту мерзкую книгу
С непотребными сюжетами  но и философскими мыслями.
Если ты не имеешь  обыкновения полемизировать
С богохульскими тезисами,  брось меня - эту  книгу!
Ты здесь не поймешь  ничего,
Или посчитаешь меня истеричкой!
Ведь без чувства обожания,
Ты погрузишься  в мрачную пучину.
Дочитай же эту книгу до конца,
Чтобы полюбить меня!
Редкая душа страдает ,
И в то же время  ищет для тебя рай.
Пожалей меня. не то я прокляну тебя!               








   
               

                Гармония  вечера

Когда приходит время , каждый цветок
Вибрирует на тонком стебле как изящный 
сосуд  с дымящимся благоуханием.
Звенящий   звук и аромат цветов наполняет
Вечерний воздух. Чарующий вальс  дарит
Обвораживающее головокружение.   
Но приходит время,  и всякий цветок перестает быть
Источником благовоний.
Скрипка звучит как сердце, приносящее скорбь.
Мелодия вальса успокаивает в томном головокружении. 
Небо  печально и красиво в своем гигантском
Шатре  умиротворения. 
Скрипка дрожит как неперестающее  страдать сердце,
То нежное сердце, которое ненавидит черное небытие.
Небо  печально и прекрасно как вместилище покоя.
Солнце  потонуло в замерзшей крови
Этого черного небытия.
Нежное сердце, ненавидящее  весь мрак забытья,
Собирает в себе остатки  светлых мгновений прошлого.
Солнце тонет в заледеневшей крови.
Воспоминание о тебе во мне сияет как вещее
Вместилище даров Бога!





      
                Мягкий ужас

Какие стремятся в твою опустошенную душу мысли,
Которые начинают свой путь
С высоты этого странного и мрачного неба?
Отвечай же распутник! 
Я не скулю, как ненасытный и жадный Овидий,
Которого постигло изгнание из античного Рая и
Ввергло  в неясность и дрожь.
Ваши мрачные облака разорванные  внезапным ударом,
Повергли меня  в траур и испытали
На прочность мою гордость.
Эти траурные дороги моих мечтаний
Осветили тот Ад, где мое сердце
Чуть-чуть успело успокоиться.










           Оскар Уайльд (1854 - 1900) 


                Видение на пути  к Италии.

Я - в Альпах.
Душа трепещет огнем нетерпения.
Италия, моя вожделенная Италия!
И когда я вырвался  из сердцевины
Каменного хаоса  гор, я увидел наконец-то
Ландшафты,  о которых грезил всю жизнь!
Я смеялся от радости, что прикоснулся
К долгожданной мечте.
И праздновал  этот чудесный поворот в своей судьбе.
Я видел день, сверкающий искрами  пламени.
Бирюзовое небо  преобразилось в золотое.
Сосны раскачивались как волны женских густых прядей.
Как  в кипах крон дерев  каждая сильная волна
Распадалась на брызги  пенистых струй.
Но когда я осознал, что там , в  дали,  в священном Риме ,
Покоится  базилика  Св. Петра, я погрузился  в слезы
От видения этой благославленной земли! 







                Композиция в желтом.
      
      Омнибус движется по мосту.
      На фоне воды - это желтая бабочка.
      И тут и там пешеход мелькает
      Как беспокойная стыдливая мошка.

      Полные желтого сена  неповоротливые баржи
      Как желтый нескончаемый шарф
      Тянутся чередой  вдоль темной пристани.

       Мгла серого тумана стелется над   набережной.
      Размокшие желтые листья
      Слетают с куполов вязов.

      А у моих ног все та же светло-зеленая Темза,
      Как нетленный путь из рифленого нефрита.


      
          








 
                Утренняя мелодия
               
Золотисто-голубая утренняя песнь Темзы
Днем превращается в серую гармонию.
Баржа, груженая пожухлым сеном,
Плывет в снежных леденящих порывах ветра.
Желтый туман, облизывающий
Мосты , стены строений,
Превращается в темень,
И базилика  Св. Павла напоминает
Силуэт мыльного пузыря.
Внезапно пробудившийся шум
Уличной жизни с деревенскими
Повозками и птичьим гамом,
Соединился с засверкавшими
Крышами домов и полилась песня! 
Но одна бледная, всеми покинутая  женщина,
Не заметила, что уже дневной свет
Целует ее красивые волосы,
А тени от газовых уличных фонарей исчезли,
И померкли ее пламенеющие губы,
И ее сердце стало каменеть.





 



                Моя Мадонна

Белокожая  девушка-лилия  не должна разделять
Боль внешнего мира.
Насыщенные коричневым цветом, ее волосы в тугом пучке.
Ее глаза с поволокой.
Оне полны непролитых слез,
Которые светятся голубым оттенком сквозь пелену дождя.
Бледные щеки, на которых любовь,
Еще не отметилась алым блеском.
Ее вишневые  губы еще не узнали сладость желания  и Спокойны.
Белизна длинной шеи создает образ серебристой голубки.
Под прозрачной кожей просвечивает коралловая  жилка.
И хотя мои уста готовы бесконечно восхвалять ее
Божественную красоту,
Я не имею смелости  даже к ее ногам припасть в поцелуе.
Так  велико мое благоговение  перед ней!
Я, как Данте, который с пылающем сердцем Льва,
Стоял перед Беатрисой,
И на мгновение  мне привидился
Седьмой кристалл и Золотая колесница.




      





 
                Королева Генриетта- Мария
                ( К  Эллен  Терри )

Внутри шатра, в одиночестве, думая о желанной победе,
Она прикрывает от боли глаза,
Как белая лилия намокшая под проливным дождем.
Ужасы вооруженной схватки, гибель молодых рыцарей,
Не вселяют страх в ее гордую сущность.
Она ведет войну за своего Короля-повелителя!
Ее душа полыхает страстным  восторгом.
Со своими роскошными золотыми  волосами,
Коралловыми губами,
Вся она, создана  для соблазна
И любовной страсти к мужчинам!
С тобой  я не чувствую  тягот напряженного труда.
От  усталости  только дорога без любви
Становится невыносимой.
Такова моя жизнь подлинного республиканца, когда время замедляет пульс, душа испепелена изнеможением, свобода раздавлена.
 





                Воздушные  шары.
 

Спокойные и светящиеся  воздушные шары
На  фоне невзрачно-бирюзового неба
Ритмично снижаются и поднимаются
Как атласные Луны, как шелестящие бабочки. 
Они колеблются при каждом дуновении ветра,
Немного вверх, и в кружении танцуют как девицы,
Перелетают как необычно прозрачные жемчужины,
Опускаются  и вращаются как серебристые пылинки.
Сейчас они уже на нижних листочках,
Каждая замирает в фантастической позе,
Как отдельный лепесточек розы,
Удерживаясь через тончайшую нить.   
Но  затем они перемещаются вверх,
Как парочка аметистовых шариков,
Как опалы, ищущие место назначенной встречи
С рубиновыми цветами лайма.









                На  Святую Пасху

Звуки серебрянных фанфар наполняют
Пространство  средокрестия в базилике Св.Петра.
Верующие преклоняют колени в благоговении,
Которое охватывает души людей
При появлении Святого Владыки вечного города Рима.

Папа весь в царственных  красных одеждах,
Но при этом и как священник - поверх накинута белая мантия,
Увечаный тремя высокими  золотыми коронами,
Торжественно вошел в пространство Божьего дома на земле.
Мое сердце обратилось к тому, кто прошел длинный путь
Сквозь скитания по пустынному морю, когда тщетно
Искал  пристанище, с мыслью:
"У лисиц есть норы, а у птиц есть свои гнезда,
И только я, я должен в усталости,
Страдая от боли в ногах, пить соленое вино слез!"


 









                Видение

Два увечанных коронами Короля,                И в одиночестве стоящий просто Король,  даже
Без какого-либо лаврового венка на голове,
Но с глубокой печалью в глазах от некомфортности,
Утомленный рода человеческого грехами,
Которые не могут быть искуплены какими-либо жертвоприношениями,
Вкусивший  и слезы и поцелуи.

Как девушка, он был в красно-черной одежде,
С лежащим у ног расколотым камнем,
Из под которого тянулись  лилии-голуби  к его коленям.      
И видя это, мое сердце затрепетало.   
Я крикнул Беатриче: "Кто они есть?"
Она ответила уверенно, ясно произнося каждое имя:
"Эсхил - первый, второй Софокл и (не сдерживая потока слез ) - последний Эврипид".








               Любовь возвышенная разумная.
 
Мы часто преодолевали  по водной глади
Касталийские долины , вслушиваясь  в тростниковых
Зарослях в музыкальный шум, неведомый в обыденной жизни:
И нередко пускали в свободное плавание нашу ладью
По этой водной стихии, которой владели Девять Муз,
Прокладывая путь в волнах пенещейся стихии,
Не торопясь  поднимать парус
Для неминуемого возвращения домой,
Пока  мы не наполнили  наш плавучий дом
Сокровищами этого дивного мира.
В памяти остались теперь только
"Страсть Сорделло" и отточенная линия сюжета  поэмы
 о юном Эндимионе , благородном Тамерлане,
В представлениях Флорентийца
И мрачных видениях Мильтона.



 




               
 
                Надпись

Маленькая книжечка, в путь!
       К тому иди, кто владеет лютней
       С жемчужными рожками,
       И кто поет о белоснежных ножках
       Золотой Девы!

       И попроси взглянуть,
       Перевернуть страницы,
       Может так случиться,
       Что появится возможность
       Обнаружить  внутри себя
       Танцующую золотую девушку.


       
      
      








 
 
               
                В Вероне

                Во дворцах Герцога так неудобны крутые и узкие лестницы
Для моих усталых  от мучений изгнания ног,
И  как горьки соленые корки хлеба,
Падающие  из собачей миски -
Лучше бы я умер на дорогах войны,
Лучше бы моя голова  красовалась на воротах Флоренции,
Чем жить так, особенно после поисков моих дружбанов
Сущности  моей души для истребления ее.    
"Прокляни Творца и умри: что лучше чем это?
 Он позабыл о тебе в своем великолепии золотого города и вечных днях" -
Нет успокоения: за моими глухими тюремными решетками
Я владею том, что никто не может отобрать -
Моей любовью и величием звезды.











             
Аве Мария Возвышенная Прелесть

Это было Его явление! Во мне жила надежда увидеть
Волшебное величие, как и было заявлено
О неведомом Творце, который как Золотой Дождь
Вскрыл препоны и пролился на Данаю:
Или как ужасное  видение, когда  Семеле,
Жаждущая любви и неутоленная в любовной  страсти,
Молилась о возможности взглянуть на сам кор  Творца,
И пламя поглотило ее смуглое тело и уничтожило ее.
С таким радостным возбуждением  я искал это святое место,
И вот сейчас я с восторженным взглядом
И всем сердцем  присутствую  в близости
От высшей формы любви:
Прекрасная коленопреклоненная дева
С  бесстрастным  белым ликом,
Ангел с лилией в руке,
И над ними распростертые крылья белого голубя!







 

               

       Питер Альтенберг (1859-1919)


                ЗИМА... 

Старинной церкви силуэт....
Звуки застыли в морозной тишине.
С еловых темных ветвей соскальзывают белые комья снега...
И снова наступает тишина, тишина, тишина...
Поэт произносит  сам себе:
"Я слышу симфонию божественного безмолвия" .













                Анатомия любви

"Было время, когда  перед Алтарем деревенской церкви ,
Ты стояла коленопреклоненная и
Молила о моей любви к тебе! И Бог услышал тебя,
Но ты не стоишь  на коленях и не молишься теперь..?"
"А почему  я, собственно должна  опускаться на колени и
Снова  молить Бога о любви к тебе,
Мой глупенький голубок?"
"Я не знаю Анна, но хотя мне все еще кажется, что
Это были святые времена,
Когда ты проникновенного говорила обо мне с Богом!"










 
               
 

                х х х

И в конце  все-таки умирает  тоска,
Как цветы в подвальчике умирают тоже,
Не дождавшись сполна Солнца.
Животные тоже без любви хозяина умирают,
Как и все в мире, лишенное любви.
Удобно больше не думать: "Где она, что с ней?"
Спокойно пробуждаешься, спокойно засыпаешь.
Как в промелькнувшие дни юности
Ты заглядываешь снова и мнится тебе,
Что кто-то говорит  мудро ..."счастлив  ты..."
Когда ты с долей сомнения думаешь,
Что это действительно так,
То тихо удивляешься, почему ты не радостен...











 
                Любовное свидание

По крутому спуску среди густой травы
Она спешит на встречу с любимым.
Я вижу как из-за  высокой травы ее юбки
Поднимаются выше колен.
Мой взгляд следует за ней.
Но вскоре  кусты малины скрывают ее от меня.
Я прождал ее больше часа потом.
Она наконец появилась...вся зацелованная.
Ее правая рука все еще горела от недавних чувств.
Она протянула мне только левую руку,
В которую теперь я
Губами  впился со страстью ...
До крови...









 
 

                Любовная песня

Я чувствую до костей,
Точнее до мозга костей,
Момент,  когда  ты только собираешься
Покинуть меня, любимая моя подруга,
Уйти от меня, если сказать еще печальней. 
И в этот момент я хочу тебя настроить
Враждебной  ко всем, чтобы ты была
Сама им неприятна, обременительна,
Непонятна, недостижима...
Как, впрочем, и они для тебя!

 









               

               
               Любовь         

Нет слишком далекого пути к любимой.
Но Мейдлинг под Веной все-же далековат.
Как же медленно туда тащится трамвай!
Никогда не бывает излишне много денег, когда
Появляется любимая.
И даже просто нарезка, компот и сыр это уже слишком!
Никогда не скучает влюбленный!
А если вдруг случается скука все-же?
Не нравится тебе никто другой, если ты уже влюблен.
Кто же придумал  это насквозь лживое предположение?
Полностью преображается тот кто влюбился.
А ведь до этого ты был симпатягой и уверенным в себе Парнем.
Ты вдруг становишься ужасно ревнивым, когда
По настоящему влюбляешься.
И вот это самое возмутительное,
Ужаснее, чем  боль в животе!









 

Николай Гумилев  (1887-19 21)               
               
                х х х      

Еще не раз Вы вспомните меня
И весь мой мир, волнующий и странный,
Нелепый мир из песен и огня,
Но меж других единый необманный.
Он мог стать Вашим тоже, и не стал,
Его Вам было мало или много,
Должно быть плохо я стихи писал
И Вас неправедно просил у Бога.
Но каждый раз Вы склонитесь без сил
И скажете: «Я вспоминать не смею,
Ведь мир иной меня обворожил
Простой и грубой прелестью своею».

 









               
            Современность               

Я закрыл Илиаду и сел у окна,
На губах трепетало последнее слово,
Что-то ярко светило – фонарь иль луна,
И медлительно двигалась тень часового.

Я так часто бросал испытующий взор
И так много встречал отвечающих взоров,
Одиссеев во мгле пароходных контор,
Агамемнонов между трактирных маркеров.

Так, в далекой Сибири, где плачет пурга,
Застывают в серебряных льдах мастодонты,
Их глухая тоска там колышет снега,
Красной кровью – ведь их – зажжены горизонты.

Я печален от книги, томлюсь от луны,
Может быть, мне совсем и не надо героя,
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.
 







 

                х х х

Иногда я бываю печален,
Я забытый, покинутый бог,
Созидающий, в груде развалин
Старых храмов, грядущий чертог.

Трудно храмы воздвигнуть из пепла,
И бескровные шепчут уста,
Не навек ли сгорела, ослепла
Вековая, Святая Мечта.

И тогда надо мною, неясно,
Где-то там в высоте голубой,
Чей-то голос порывисто-страстный
Говорит о борьбе мировой.

«Брат усталый и бледный, трудися!
Принеси себя в жертву земле,
Если хочешь, чтоб горные выси
Загорелись в полуночной мгле.

Если хочешь ты яркие дали
Развернуть пред больными людьми,
Дни безмолвной и жгучей печали
В свое мощное сердце возьми.

Жертвой будь голубой, предрассветной…
В темных безднах беззвучно сгори…
…И ты будешь Звездою Обетной,
Возвещающей близость зари».
                Выбор

Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.

Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.

А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.

Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право –
Самому выбирать свою смерть.



 





             После смерти

Я уйду, убегу от тоски,
Я назад ни за что не взгляну,
Но сжимая руками виски,
Я лицом упаду в тишину.

И пойду в голубые сады
Между ласковых серых равнин,
Чтобы рвать золотые плоды,
Потаенные сказки глубин.

Гибких трав вечереющий шелк
И второе мое бытие…
Да, сюда не прокрадется волк,
Там вцепившийся в горло мое.

Я пойду и присяду, устав,
Под уютный задумчивый куст,
И не двинется в призрачность трав,
Горизонт будет нежен и пуст.

Пронесутся века, не года,
Но и здесь я печаль сохраню,
Так я буду бояться всегда
Возвращенья к распутному дню.


   


                Вечер

Еще один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.

И ты пришла… Ты гонишь прочь
Зловещих птиц – мои печали.
О, повелительница ночь,
Никто не в силах превозмочь
Победный шаг твоих сандалий!

От звезд слетает тишина,
Блестит луна – твое запястье,
И мне опять во сне дана
Обетованная страна –
Давно оплаканное счастье.










            
 Портрет мужчины

Картина в Лувре работы неизвестного

Его глаза – подземные озера,
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.

Его уста – пурпуровая рана
От лезвия пропитанного ядом;
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.

И руки – бледный мрамор полнолуний.
В них ужасы неснятого проклятья.
Они ласкали девушек колдуний
И ведали кровавые распятья.

Ему в веках достался странный жребий –
Служить мечтой убийцы и поэта,
Быть может, как родился он – на небе
Кровавая растаяла комета.

В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.

Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
А плакать… плакать больше он не может.


   

                Покорность

Только усталый достоин молиться богам,
Только влюбленный – ступать по весенним лугам!

На небе звезды, и тихая грусть на земле,
Тихое «пусть» прозвучало и тает во мгле.

Это – покорность! Приди и склонись надо мной,
Бледная дева под траурно-черной фатой!

Край мой печален, затерян в болотной глуши,
Нету прекраснее края для скорбной души.

Вон порыжевшие кочки и мокрый овраг,
Я для него отрекаюсь от призрачных благ.

Что я: влюблен или просто смертельно устал?
Так хорошо, что мой взор, наконец, отблистал!

Тихо смотрю, как степная колышется зыбь,
Тихо внимаю, как плачет болотная выпь.









       
              Детство

Я ребенком любил большие,
Медом пахнущие луга,
Перелески, травы сухие
И меж трав бычачьи рога.

Каждый пыльный куст придорожный
Мне кричал: «Я шучу с тобой,
Обойди меня осторожно
И узнаешь, кто я такой!»

Только дикий ветер осенний,
Прошумев, прекращал игру, –
Сердце билось еще блаженней,
И я верил, что я умру

Не один, – с моими друзьями
С мать-и-мачехой, с лопухом,
Догадаюсь вдруг обо всем.

Я за то и люблю затеи
Грозовых военных забав,
Что людская кровь не святее
Изумрудного сока трав.








Александр Введенский (1904-1941)
 
                х х х

Когда я вырасту большой, я снаряжу челнок.
Возьму с собой бутыль с водой
И сухарей мешок.
Потом от пристани веслом
Я ловко оттолкнусь,
Плыви, челнок! Прощай, мой дом!
Не скоро я вернусь.
Сначала лес увижу я,
А там, за лесом тем,
Пойдут места, которых я
И не видал совсем.
Деревни, рощи, города,
Цветущие сады,
Взбегающие поезда
На крепкие мосты.
И люди станут мне кричать:
«Счастливый путь, моряк!»
И ночь мне будет освещать
Мигающий маяк.



 

 



                На набережной 

На набережной болтаются
дома у самой реки.
Безкосые китайцы
ждут звёздной руки.
А каменные солдаты,
мечтающие о хлебе,
проваливаются в квадраты,
просверленные на небе.
Внимания не обращая
ни на Великого, ни на Петра,
дряхлым шагам внимая,
заря поёт до утра.
Земля ещё дышит
красными шестами мятежей.
Шаги прозвучат ещё тише
по дорогам соседних аллей.




 







                Играет на корнете


Играет на корнете-а-пистоне
Мой друг, мой верный друг.
На голубом балконе
Из длинных синих рук.
Моё подымет платье
Весёлый ветерок,
Играя на закате
В краснеющий рожок.
Я прохожу по улице
В юбке до колен;
Становишься распутницей:
Так много перемен.
Я в лавке продовольственной
В очередях стою.
Всё помню с удовольствием
Последнее люблю!
И плачу долгим вечером,
И думаю о нём,
Что ж — делать больше нечего.
Вздыхаю пред огнём.







 



           Рвётся ночью ветер в окна

Рвётся ночью ветер в окна,
Отвори-ка! отвори!
Я задумалась глубоко
Но ждала вас до зари.
Я любила вас, не зная,
На четвёртом этаже.
Всё по комнатам гуляю
Одиноко в неглиже.
Ах зачем же тихо стонет
Зимний день на Рождество.
Вы сдуваете с ладоней
Пепел сердца моего.
Пусть мои закрыты двери,
Под глазами синева.
Разболелась от потери,
Закружилась голова.
 

 










                И я в моём тёплом теле    

И я в моём тёплом теле
лелеял глухую лень.
Сонно звенят недели,
вечность проходит в тень.
Месяца лысое темя
прикрыто дымным плащом,
музыкой сонного времени
мой увенчаю дом.
Ухо улицы глухо,
кружится карусель.
Звёзды злые старухи
качают дней колыбель.
 















 

                Господи, как мир волшебен

Господи, как мир волшебен,
Как всё в мире хорошо.
Я пою богам молебен,
Я стираюсь в порошок
Перед видом столь могучих,
Столь таинственных вещей,
Что проносятся на тучах
В образе мешка свечей.
Боже мой, всё в мире пышно,
Благолепно и умно.
Богу молятся неслышно
Море, лось, кувшин, гумно,
Свечка, всадник, человек…
 




 









Воздушный шар 

А вот, ветрам послушный,
Под самою луной
Несется шар воздушный
Высоко над землей,
Весь город, как на блюде,
Раскинулся под ним.
Эй, маленькие люди,
Садитесь, полетим!
 

   















Владимир Набоков (1906-1977)

                Счастье

Я знаю: пройден путь разлуки и ненастья,
И тонут небеса в сирени голубой,
И тонет день в лучах, и тонет сердце в счастье…
Я знаю, я влюблен и рад бродить с тобой,
Да, я отдам себя твоей влюбленной власти
И власти синевы, простертой надо мной…
Сомкнув со взором взор и глядя в очи страсти,
Мы сядем на скамью в акации густой.
Да, обними меня чудесными руками…
Высокая трава везде вокруг тебя
Блестит лазурными живыми мотыльками…
Акация, чуть-чуть алмазами блестя,
Щекочет мне лицо сырыми лепестками…
Глубокий поцелуй… Ты — счастье… Ты — моя…










Есть в одиночестве свобода…

Есть в одиночестве свобода,
и сладость — в вымыслах благих.
Звезду, снежинку, каплю меда
я заключаю в стих.
И, еженочно умирая,
я рад воскреснуть в должный час,
и новый день — росянка рая,
а прошлый день — алмаз.







 









Ты многого, слишком ты многого хочешь

Ты многого, слишком ты многого хочешь!
Тоскливо и жадно любя,
напрасно ты грезам победу пророчишь,
когда он глядит на тебя.
Поверь мне: он женщину любит не боле,
чем любят поэты весну…
Он молит, он манит, а сердце — на воле
и ценит лишь волю одну!
И зори, и звезды, и радуги мая —
соперницы будут твои,
и в ночь упоенья, тебя обнимая,
он вспомнит о первой любви.
Пусть эта любовь мимолетно-случайно
коснулась и канула… Пусть!
В глазах у него замечтается тайна,
тебе непонятная грусть…

 











                О чем я думаю

О чем я думаю? О падающих звездах…
Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух,
алмазною стезей прорезывает воздух,
и вот уж путь ее — потух…
Не спрашивай меня, куда звезда скатилась.
О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши!
Я чувствую — она лучисто раздробилась
на глубине моей души.

   



















Санкт-Петербург

Ко мне, туманная Леила!
Весна пустынная, назад!
Бледно-зеленые ветрила
дворцовый распускает сад.
Орлы мерцают вдоль опушки.
Нева, лениво шелестя,
как Лета льется. След локтя
оставил на граните Пушкин.
Леила, полно, перестань,
не плачь, весна моя былая.
На вывеске плавучей — глянь —
какая рыба голубая.
В петровом бледном небе — штиль,
флотилия туманов вольных,
и на торцах восьмиугольных
все та же золотая пыль.

   







Цветет миндаль на перекрестке

Цветет миндаль на перекрестке,
Мерцает дымка над горой,
Бегут серебряные блестки
По глади моря голубой.
Щебечут птицы вдохновенней,
Вечнозеленый ярче лист.
Блажен, кто в этот день весенний
Воскликнет искренно: «Я чист!»