Автобиография...

ТО ЕСТЬ -- ПРАВДА

Серый, пустой был откуда-то ветер…
Ничего радующего ни в каком будущем уже не обещавший. -- Под этим – словно исчезнувшем – октябрьским небом… среди этих чёрных стволов яблонь – словно угрюмо теперь следящих за теми, кто между ними бродит…
Мы же, дети, -- рады были и одному тому, что могли сегодня более-менее смело побывать в соседском саду! – В чужом… где хозяйкой -- та злющая, пугающая одним своим пухлым видом, старуха!.. так что к ней в сад никто не смел даже из взрослых мальчишек попытаться за яблоками!
Поводом к такому нашему, для меня и для сестрёнки, приключению был приезд, в соседний дом, незнакомого -- мальчика… аккуратно одетого… аж из самого, целый час езды, города!..
Он был внук, наверно, той свирепой старухи. – Не верилось, что у неё, кого мы видели возле её дома лишь изредка, могут быть какие-то родные…
Мальчик тот был нам, конечно, сверстник – иначе с чего бы и знакомство. – Такой же маленький, даже чуть поменьше нас ростом, росточком…
Он вёл себя, не как все деревенские, скромно. Тихо. Или, может, гордо.
На нас глядя – и он вооружился палкой: шевелить листву – в поисках какого-нибудь паданца… или даже, вот бы удача, сбить ею в высоких голых прутьях чудом уцелевшее там яблоко!
Всё мы молчали – не зная, как можно развлекаться с едва знакомым, да ещё и среди этой гнилой и грязной осени…
Хорошо, вон – автобус!
На дороге, среди пустынной деревни, – белый с синим, красивый.
Мы с сестрёнкой – кричать чуть ли не празднично:
-- Наш приехал!
Вроде бы даже – чтоб позабавить редкостного гостя…
И тут…
Тот мальчик… тихий опрятный… как завизжит!..
Мы – обомлели.
А тот – приседая и топая:
-- Не-ет! На-аш!
Дескать: его и его бабки…
И кинулся – к дому её: конечно, жаловаться!
Мы ж поскорей – прочь.
Для нас-то для двоих – как и для всех тут деревенских – слово «наш» означало то, что только и могло, в целом мире, означать: у автобуса у этого – конечная здесь, в нашей деревне, остановка… он -- не то что другие автобусы -- тут разворачивается… и даже приветливо стоит минут пять-десять с открытой дверцей…
А тот – новичок сумасшедший, -- стало быть, привязался к этому слову: наш…
…И вот.
Я тогда, в тот миг, почувствовал себя, помню, – словно бы очнувшимся.
Мне вдруг стало, сделалось -- стыдно!..
И почему.
Потому что – вмиг ПОНЯЛОСЬ…
Всё на свете понялось!
Прежде всего – то, как устроен человек.
Сам человек.
Просто человек.
Любой.
О, как понятен – как понятен это мальчик, ещё минуту назад, казалось бы, такой во всём далёкий!.. и как он, оказывается, прост, в этом таком о нём понимании… и как, оказывается, понятна и проста – с которой они друг друга тотчас понимают -- та бабка-соседка… и как, значит, понятны-просты – вообще все-все: и в деревне, и в автобусах, что мимо и не мимо, и, стало быть, везде-везде…
И стыдно!
Стыдно – потому что я это всё о нём, о человеке, и вообще о них, о людях, понимаю… а меня – а меня все считают… ребёнком!..
И даже называют меня – всё на свете понимающего! – так: ребёнок.
Было это во мне – особенной, несказанной грустью.
Словно сама вся Природа – это погода во мне!
Нет, не почувствовал я себя в тот миг – каким-то другим: странным… взрослым… или ещё каким-то…
А подтвердил в себе – именно это: стыд.
И стыд – именно за то.
Что все считают меня – ребёнком… смотрят на меня – как на ребёнка…
И стыдно.
Перед кем?
Выходит, прежде всего -- перед этим… что ни вокруг и повсюду!.. всё-таки необъятным и непонятным небом!..
…С того дня – я уже прямо, наконец-то, признался самому себе: во мне такое состояние-настроение – такое постоянное-неизменное: что я, хочу не хочу, смотрю на всех – как на детей.
Кто бы знал! кто бы знал!
Лет тогда мне было шесть-семь…
Смотрю, да, – иначе и не нужно пытаться выражать -- так.
И, конечно, в молчании.
И, конечно, в тайне. Даже, уж по привычке, от самого себя.
То-то я, пожалуй, с младенцев таращился на всех как на видения!..
Я отношусь ко всем – как к детям.
Ко всем.
К взрослым, к невзрослым…
А в тот далёкий день, в будний невзрачный, – всего лишь открыто, и почти испуганно, в этом сам себе признался.
Впредь и навсегда.
К родителям, к учителям…
Только сказать!
Ко всем – потом по жизни -- разным командирам и всяческим начальникам… и к друзьям, и к коллегам…
Сосредоточенно. Смотрю. Так.
Вот каковы они, люди… и снаружи, и внутри… вот каково им тут, под небом…
Я, помню, тогда, в детстве, – впервые в жизни! -- весь сжался: ощутил себя на миг как бы прозрачным…
Вдруг этот мой, из меня, взгляд… всем заметен, понятен?!
Ведь как смотрят на детей -- со стороны?..
Рассказывать, как – излишне, излишне...

Ярославль, 15 февраля 2024

(С) Кузнецов Евгений Владимирович