Листья, опоздавшие на Смерть

               
Листья, опоздавшие на смерть


Когда в ладонях падающих листьев читается протест и возмущенье
О том, как долго их держали на цепи и не давали вымолить прощенья
Не дав парить всем птицам вопреки с прикосновеньем солнечного света,
Где голые деревья все раздеты и только два зеленых «эполета», дрожат
и просят с миром отпустить…

Их только двое – в колыбели мирозданья и продолженья жизни на земле,
Где рельсы личных поездов без расписанья и на туманных полустанках
без названья…
Рисуют горизонт и здесь, и там, сигналя вопреки колоколам, чьи языки
удалены, как зубы, а крылья верхним миром не даны, по повелению
несправедливости судьбы…

Их трепыхание с желаньем оторваться и принять смерть в проселочной
грязи
Похоже на последнее желанье встать на колени и молиться от души,
Поглядывая в темное дупло, где прячутся от холода две белки, а на
Соседней ратуше в кругу передвигаются фигуристые стрелки,
Отсчитывая толику судьбы и листьев, и людей, и лошадей и запоздалых
снежных февралей…

Те два листа, что с опозданьем слышат Смерть и видят проблески ее
пустых глазниц, выкрикивая маты, как таблицу умноженья…
Подчеркивают фальшь у театральных лиц, кто не желает мира и забвенья
А за кулисами пустых садов, твердят – «каков наш сад, таков садовник!»
А листья на ветру решают сами, кому висеть, ну..., а кому летать и умирать…

И Души двух листков и кровь деревьев, и корни земляных надежных
струн
Желают сохранить орнамент тела в изгибе положений светлых Лун
Никак не отрываются от ветки последние упрямцы два листа
Их ветер треплет в помешательстве азарта…
И Смерть в сутане и с улыбкой на устах не тронет их до исполнения
контракта…, до сорока ударов в стареньких часах…

Метель в очках и ледяные силы и завыванье сказочных оков
Кружат вокруг с упорством толстой балерины
И отрицают мудрость всех основ...
Всему свое, где пропасти начало в конечном изменении времен
И кажется для жизни очень мало – есть два листа, святая Смерть и голый клен…