Рассказ участника ВОВ

Авторы:
Алексей Сычев
Алексей Трофимович Лебедь

 Разбирая старый свой домашний архив, попались несколько страничек пожелтевшей бумаги формата А-4 скрепленных поржавевшими металлическими скрепками. Оказалось, что на них почти стенографическая запись беседы с Лебедь Алексеем Трофимовичем, уроженцем станицы Гривенской, в то время, когда он жил и работал на хуторе Ангелинский, Краснодарского края, механиком 1 отделения колхоза «Победа».

Мы были с ним не только коллегами, но и друзьями. Хоть он и намного старше меня.
Раньше он мне в доверительной беседе рассказывал, что в детстве жил в доме известного в этих краях атамана Рябоконя - идейного монархиста. Его с матерью, как неимущих бедняков, советская власть поселила в усадьбе этого человека, которого называли бандитом. Алексей Трофимович запомнил, как ночами атаман с товарищами приезжал проверить исправно ли, постояльцы следят за его хозяйством.
Запомнилось даже его утверждение:
- Можешь даже сейчас спросить у моих одногодков в Гривенской: «Где жил Алёшка, Лебедьки Кривой сын?» - и каждый подтвердит, что в усадьбе Рябоконя!
К огромному моему сожалению, и разочарованию людей, интересующихся прошлым Кубани, я не записал этого его рассказа. А возможно и записал (потому, что готовился по выходу на пенсию заняться описанием исторических хроник), да где-то утратил эти записи во время многочисленных переездов.
Далее приведу всё его горькое повествование, без никакого редактирования. Он пояснил, что призвали его с земляками через Тимашевский военкомат. Далее перехожу к цитированию его рассказа: «Привезли в Новороссийск, хотели везти через море в Крым, но пароход разбомбили. Отправили пешком.»
Здесь на немного прервусь, потому что не записано моё удивление как можно из Новороссийска попасть в Крым пешком? До сих пор помню его пояснения, что они целых два дня шли к тому месту, где кубанский берег совсем близко от крымского. Видимо это была коса Чушка. А потом ночью, чтобы не видно было с самолётов, переплавлялись на лодках, гребли вёслами, а к лодкам ещё и плоты были привязаны верёвками. На плотах люди тоже гребли, чтобы облегчить усилия гребцов на лодках. Потому что на плоты кроме людей ещё и лошадей грузили и оружие.
Переправляли не только их подразделение, но и множество других военных. Потому что видимо стояла задача остановить мощное наступление сил противника, намного превосходивших возможности нашей армии. Но эту часть его рассказа я почему-то не записал.
Далее копирую без отступлений:
«Заняли оборону в Крыму за 10-12 километров от намечаемой линии фронта в тылу. Так как для 126- миллиметровых гаубичных батарей довольно.
Начали бомбить. Как начали давать, ужасно!
Польские отбомбят самолёты, летят румынские, румынские самолёты улетают, летят немецкие. Разбили всё! Прятались кто где мог. На третий день наступления немцев, все наши начали отходить. Из своих я увидел живыми только командира соседнего корпуса с ординарцем.
У меня была двуколка с катушками связи и конь Мальчик. Хороший конь. Справный. Не пойму, как он тоже выжил в той мясорубке. Я ехал с отступающими пока двуколка не застряла в болоте. Сам не вытащу и помогать никто не хочет. Даже не останавливаются. Пришлось бросить тачанку. Пока возился с двуколкой отстал от толпы. Приторочил катушки на спину коня и поехал верхом. За плечами у меня была винтовка с патронами. А многим, которые ушли вперёд оружия вообще не досталось никакого. Может поэтому мы и отступали.
На следующий день догнал капитана с тремя солдатами. У них в такой же двуколке была запряжена лошадь белая. Она совсем не шла. Или напоили её горячую холодной водой, или болезнь какая, но лошадь идти не могла, а везли они секретную часть. Капитан потребовал отдать коня им, а я не отдаю. Тогда он выхватил пистолет и стал угрожать. Вижу, убьёт не остановится. И коня жалко. А за него же ещё и отвечать придётся.
Они мне свою лошадь предложили в обмен. Но она же не шла. Мой Мальчик и двуколку ихнюю повёз, и лошадь их потянул на поводу, а она храпит, упирается. А я иду поодаль пешком и аж заплакал с горя.
У перешейка нас собралось говорили, что больше трёх тысяч. Тут мне довелось встретить и прибиться к моим землякам, направленным в другие части. Стали доставать до нас снаряды.
Командовать начал какой-то полковник. Собрал нас всех, разбил на батальоны и роты. Назначил командиров. Немцы в атаку не идут. Листовки сбрасывают. Сообщают, что война нами уже проиграна. Приглашают в плен. Обещают жизнь сытую и даже свободу. Что даже воевать не будем, а будем с ними выращивать хлеб и скотину разводить для себя и для своих родственником.
Мы в окопе втроем сидели. Я, Витька из Малаив, и дядька Панас из Ангелинского. Витька аж три листовки собрал. Приставал к дядьке: «Давайте уходить втроём. Там может и не так будет сладко, как обещают, зато живыми будем. А здесь если не убьют, так под немцами жить придётся. Батрачить заставят. У них же вроде как своими станем».
Но Панас матерился на него. Пояснял, что, если даже и правду пишут, вроде уже всё захватили и под немцами жить придётся, так даже и при чужих порядках среди своих людей жить и легче и надёжней. А на чужбине не на кого опереться. Поэтому лучше дружнее общее дело делать.  Но Витка всё же пополз к немцам. Наш окоп крайним был, он по ложбине полз, чтобы другим не видно было. Так его невдалеке, немецкой миной и накрыло. Или они заметили его, или случайно.
Командиры поставили задачу прорвать фланг немцев и переправиться в Тамань. Подняли цепи шахматным порядком и пошли вперёд. А по нам и пушки и миномёты. Место голое. Одно хорошо, что кругом смерть, и сзади и с боку, и впереди. Идёшь как заведённый.  Убегать некуда. Если бы и решил убежать, так не убежишь.
Прорвались.
В одном месте был мост через речку небольшую. Даже наверно Ерик. Перед мостом грязь замесили непролазную. ЧТЗ тянул пушку дальнобойную и даже он застрял, перекрывая выход на мост. Войск скопилась уйма. И тут как налетели самолёты немецкие маленькие. Как начали бомбы кидать и с пулемётов бить. Говорили, что снаряды два раза не попадают в одну воронку. Все старались в свежие воронки прятаться.
А они попадают. Ещё как попадают.
Я убегаю, смотрю воронка. Хотел туда, а там двое уже прячутся. В окоп недалеко от воронки залёг и лежу. С пол часа самолёты кружили. Наверно одни улетали, а другие прилетали. Грохот такой стоял, что аж земля дрожала.
А когда стихло, подошёл к воронке, в ней дым стоял жёлтый и не развеивался, и рука оторванная повисла на откосе. Белая, белая. От тех, кто в ней прятался ничего больше не осталось. Значит не написано было мне на роду в тот день умереть. И жуть охватила ужасная. Понял, что от смерти на войне некуда спрятаться. Потому, что вокруг творилось ужасное. Смотрю солдат на земле не целиком, а по частям валяется. Ноги отдельно, кишки рядом как верёвка растянулись. А он живой ещё кричит  звериным голосом и землю руками гребёт.
Снаряд прилетел впереди и мы с Сергеем рядом упали с этим страдальцем. Следующим снарядом Сергея разорвало, и обезображенный рядом с ним замолк. Мне этим снарядом  левую и руку и ногу повредило. Особенно большие ямы на ноге повыбивало, а чем не знаю. Осколков в ранах, не нащупал. Вгорячах ещё бойко шевелился. Ножом штанину разрезал. Полос с кальсон надрал и перебинтовался немножко. Наши тем временем многие ушли назад.
Командиры дали команду продолжать атаку. По нам  уже пулями стрелять начали. А мы почти не отвечали. Кругом люди падают. Одни кричат, корчатся от боли. Другие молча падают. А мы всё быстрее идём, даже побежали, но каждый ждал своей очереди.
Когда показались окопы скомандовали ускорить бег. Мы даже стрелять перестали, потому что на бегу всё равно куда хотел не попадёшь. Пушек у нас было с десяток. Пока мы были далеко от окопов они били по ним. А как побежали, перестали бить. Или снаряды кончились, или боялись по своим попасть.
В это время меня и ранило уже серьёзней. Бежим мы в ряд. Справа от меня Иван из Майкопа, а слева Иван Олифиренко, земляк мой Лебединский. Снаряд попал Ивану прямо в живот. Разорвало его пополам. И меня долбануло от этого снаряда. Наши отступили, а я отполз в кусты и затаился в овражке. Впереди обрыв и море Азовское.
После обнаружилось, что не один я здесь укрылся. Тех, которые были наверху немцы всех наверно побили. Под прикрытием высокого берега осталось не более сотни человек. А среди нас оказалось откуда-то много женщин в военной форме. Рядом с кустами, в которых я отлёживался какой-то высший офицер, капитан и политрук устроили наблюдательный пункт и совещаются что делать дальше. Они понимали, что нет никакого выхода. Если обнаружить себя, то вреда немцам они уже никакого не сделают. Спастись и остаться живыми тоже не получится. Растерялись они здорово.
Тех, которые впереди залегли немцы обнаружили и начали стрелять, так что головы не поднять. Командиры решили готовить новую атаку. Ко мне подполз капитан этот незнакомый. Требует, чтобы винтовку ему отдал. Я не даю, а он просит. Поясняет, что с пистолетом ему несподручно в атаке. Стал уверять, что теперь они пробьются, а нас переправят в Славянск в госпиталь. Потому что, если захватят берег, оборону займут и эвакуируют раненых. Но я всё равно винтовку не отдавал. Тогда он отнял её, но расписку на бумажке простым карандашом написал, что винтовку забрал и указал кто он.
Совещались командиры совещались, но так ничего умного и не могли придумать. Потом смотрю политрук  начал колесо разбирать с подбитой машины. Вытащил камеру, надул её ртом, надел на голову, что-то сказал полковнику и пошёл в море. Проплыл метров 200 не больше. Немцы заметили камеру со своих позиций и из пулемёта резанули по ней. Утонул он сразу, и камера тоже утонула. 
Наблюдали офицеры за немцами совсем рядом с кустами, в которых я лежал.
Слышал, как капитан спрашивал: «Что же теперь делать? Ну что же делать?»  А полковник ответил ему: «Ты что не знаешь, что делают в таких случаях?» Когда смотрю и правда, отошёл он за бугорок, пистолет вытащил, на небо посмотрел таким долгим взглядом. Прощался с белым светом наверно. Приставил пистолет к виску и застрелился. А капитан долго ещё ходил по берегу пригнувшись. То спустится вниз, то опять к кустам приблизится. Потом и он пошёл туда, где полковник лежал. Долго сидел рядом с ним и тоже застрелился.
 Они понимали, что плена нам не избежать. Но рядовым хоть можно было надеяться, что сильно не будут издеваться, а про то, как немцы относятся к офицерам, евреям и коммунистам мы уже наслышались. Поэтому для них такой выход был легче чем то, что ожидало в плену.
 Те, что способны были оружие в руках держать, ещё сутки отбивались, когда немцы нас обнаружили. Атаковать они не слишком лезли, видно людей берегли. Но потом миномёты привезли. А миномёты и через бугор стреляют. Побили почти всех. Жутко было когда женщины перед смертью кричали. А тех, которые позицию занимали наверно из автоматов перестреляли.»
На этом мои записи обрываются.
Помню из его рассказов, что в плен он попал в бессознательном состоянии, и ему повезло, что враги обработали его уже загноившиеся раны и он остался жить. И пыток ему не пришлось переносить, хотя в Германии куда их отправили товарищи по несчастью, рассказывали, что их и избивали, и пытали требую, показать, есть ли  среди них  коммунисты,  переодетые в солдатское командиры и евреи. Зато исхудал он  очень, потому, что еды, а самое страшное воды, порой не давали по несколько суток.
Полегчало, когда их на завод определили. Кормить стали лучше.  А служивший в его роте, зубник из Поповической даже выковал ему из куска меди коронку на фиксу. Думал, что видимо это он сделал, чтобы Лебедь не вздумал разболтать, что тот еврей. Алексей Трофимович начищал коронку мелом, чтобы блестела как золотя, и благодаря этой фиксе, выделяющей его из массы других пленных, смог даже получать благосклонность молодых немок, мобилизованных для работы на заводе.
Весной 1944 года их команду перевезли на завод в Люблин. А в августе того же года наши освободили всё Люблинское воеводство. Немцы оставили город, и пленные на заводе оказались  без охраны. Разбирался с их делами особый отдел. Алексея Трофимовича и его земляка из Поповической отправили на пополнение в наступающие части  второго украинского фронта. Обоих связистами. А у некоторых причины плена оказались, не такими оправдывающими и их увезли  на Родину. Но не на отдых, а для дальнейших разбирательств.
В той, роте в которую попал Лебедь только пятеро побывали во вражеском плену. Один удачно сумел сбежать из плена ещё на территории РСФСР. Двоих освободили на Украине, а их с земляком на территории Польши.
Боялись, что сослуживцы будут с презрением относиться к ним. Но товарищи отнеслись с пониманием и даже с сочувствием. Во время боёв, он продвинулся западней, даже тех мест в Германии, в которых трудился на заводе. А когда останавливались в месте его пребывания даже немку однажды встретил, с которой трудился рядом. Поделился с ней и хлебом, и сухпайком. Смеялся, что это за то, что она его когда-то подкармливала.
Вообще, как ему тогда, казалось, он воспринимал освобождённое население более душевно. Другие его однополчане относились к ним не слишком любезно. Особенно ему запомнился белорус из их роты связи.  У него во время оккупации, за недоказанную связь с партизанами расстреляли отца, мать и жену, а двоих детей живыми сожгли в хате с подпёртой дверью. Вот он ненавидел немцев до потери благоразумия. Считал всех их, хоть младенцев, хоть стариков немощных, своими личными врагами.
И именно он, когда Лебедь, попробовал заступиться за немку, с которой тот обошёлся очень грубо упрекнул его за пребывание в плену. Наорал:
- Я на фронтах с первого дня войны. Ни одного не осталось, кто со мною начинал. А меня Бог сберёг живым, хоть и трижды раненым. Чтобы дошёл до ихних домов и городов. А ты в это время в плену отсиживался. Так что заткнись и не вякай. 
Решил я опубликовать эти строки, с описанием совсем вроде бы не героического примера из жизни одного из тысяч защитников нашего отечества, потому что теперь нашим современникам выпала доля очищать землю от фашизма. С тем, чтобы на этом совсем не ура-агитационном примере, показать превосходство наших идеалов над фашистскими в частности и над западными «ценностями» вообще.
Сейчас, когда Запад спровоцировал войну с нами на чужой территории, нужно понимать, что эта война страшнее той, свидетелей которой уже почти не осталось. Потому, что Гитлер мобилизовал против нас только большую часть Европы, а современный англо-саксонский мир старается объединить для нашего уничтожения всю планету. Слава Богу, что не все страны соглашаются подчиняться англо-саксам, и не спешат под его знамёна.
Но нашему, народу, а особенно воинам на фронте следует понимать, что идёт битва за само наше существование. И возможно Запад сможет сосредоточить столько сил и средств против нас, что некоторые окажутся в ситуациях, похожих на описанное выше.
И здесь, да простит меня читатель перейду к рекламе своих творческих усилий. Благодаря общению со своим Учителем, и благодаря, конечно, родителем, я сумел стать, как сам считаю, настоящим человеком!  Эти качества принесли мне много страданий и лишений. Мне, а со мною и моей семье. Но я не жалею о том, что при согласии на компромиссы с совестью могли  жить обеспеченной и спокойной жизнью. Скорее наоборот, уроки жизни, и подсказки Учителя, помогли понять скрытый смысл и значение того, что происходило в стране и мире раньше, почему так сложилось всё сейчас, и даже предвидеть то, что ждёт планету Земля в скором будущем.
Об этом я под псевдонимом Евгений Орлов, пишу в своих книгах, которые озаглавлены «Периоды». Период первый, период второй и т.д. Подготовлено к печати и издано пока только девять из двенадцати. Если кто решится прочитать, прошу простить за ошибки.  С грамматикой с детства был не слишком дружен. Вычитывая что написал сам - ошибки трудно заметить даже элементарные. А издательства за редактирование требуют десятки тысяч рублей. При моей очень скромной пенсии, такое не под силу.
Уверен, что не только молодёжь, решившись прочитать изданное мною, но даже и сорока пятилетние, ошеломлённые шоковым переходом страны к совершенно чуждым нашему менталитету либерально-демократическим правилам и особенностям, смогут понять, почему в нас ещё остаётся человеческое и доброе. И понять почему нас решили всё же уничтожить несмотря на тридцать лет переделывания и обучения.
Итогом своих многолетних изысканий считаю небольшую книгу недавно изданную, которой не мог дать название «Период», потому что в ней обобщается и то, что происходило в течение тысячелетий, и анализируется происходящее сейчас. Книга называется «Россия! Понять и верить», и её предлагают многие источники в Интернете. Можно заказать и в бумажном виде. В ней не только анализ происходящего, но и путь к преодолению невзгод и способы хоть не быстрой, но окончательной победы над нашими врагами.