Кофейня разбуженных Смыслов

 Книги не дают мне покоя, но помогают смотреть в осень.
 По комнате кружится фраза Хемингуэя: каждый год в тебе
что-то умирает, когда с деревьев опадают листья.
 Но в Дубае нет листопада. Только ветер и цветы становятся
другими. У них меняется характер.
 Телефонный звонок.
 — Здравствуй, Integrator.
 — Здравствуйте, вы, наверное, ошиблись номером.
 — А я надеялся, что ты меня узнаешь сразу.
 — Неужели ты?! Но как это возможно?
 — Ты лучше других знаешь, что возможно все.
 — Наверное, знал прежде. Впрочем, это неважно.
 — Важно, что я тебя жду в кафе на Джумейра Бич Резиденс,
в том самом, где ты несколько лет назад пил кофе с сыном.
Помнишь, вас еще обслуживала официантка, которая говорила
по-русски. Тебе это нравилось.
 — Она была русской.
 — Я тебя жду, Integrator.
 — Уже выхожу.
 Integrator машинально посмотрел на стол, где лежала книга
Станислава Лема. Он вспомнил строчку из нее: «Мы назвали все
звезды и планеты, а может, у них уже были свои имена?»
 Кафе было в десяти минутах ходьбы. Vezitor сидел на открытой террасе и любезничал с официанткой. Той самой, о которой напомнил по телефону. Integrator понял, что во Времени она была «якорем».
 Пока он собирался с мыслями, кругом повисла тишина зазеркалья.
 
— Мир тебе, Integrator, — раздался хрипловатый голос. Казалось, ничего необычного в этом посетителе не было. Только глаза,
как звездное небо — черные с золотистым отливом.
 — И тебе мир, Vezitor, — Integrator неуверенно протянул руку,
которую Vezitor едва пожал.
 — Взбодрись, Integrator! Латте, американо, капучино, а может,
что-нибудь из особых рецептов?
 — Капучино. Я привык здесь пить капучино.
 «Ну, вот оно и произошло», — подумал Integrator. Наконец,
собравшись с духом, он решил, что Vezitor готов его выслушать.
 — У меня много вопросов к тебе. Нужно поговорить о концепте
вероятного будущего, знаковых догадках, о возможном появлении
метацивилизационных вбросов в нашу жизнь. Но главное, о людях,
которые вырастают в конструкторов новой социальной реальности.
 — Зачем? Меня вполне устраивает то, что есть.
 — А меня — нет.
 Тут Integrator впервые почувствовал твердость в своем голосе.
 Vezitor презрительно огляделся вокруг, его лицо исказила
гримаса брезгливости.
 — Послушай меня, Integrator, твои фантазии-напоследок меня
смешат и бесят. Ты в состоянии умирания. Радуйся остатку дней.
 — Да, я скоро уйду из этого мира. Спасибо, что напомнил.
 — Я тут недавно перечитывал Волошина и вспомнил о тебе.
Как там у него сказано:

 Кому земля — священный край изгнанья,
 Того простор полей не веселит,
 Но каждый шаг, но каждый миг таит
 Иных миров в себе напоминанья.

 Vezitor с теплотой посмотрел на собеседника.
 — Ну хорошо. Что ты хочешь знать? — смягчившись, спросил он.
 — То, о чем я догадываюсь, что предполагаю, что нахожу
в книгах, но хочу услышать от тебя. Для меня также важно озвучить в твоем присутствии мой последний Концепт, догадки, со
бытия, имена. Мы оба знаем — то, что озвучено и передано людям,
становится частью конструкции Времени, частично меняет его
конфигурацию и привносит новые смыслы.
 
— Так бы сразу и сказал, что хочешь выпить пару чашек капучино и разжиться знанием, которое и так в тебе присутствует.
Ты же знаешь, я Наблюдатель, но для тебя, так и быть, сделаю исключение.
 — С чего начнем?
 — С начала... Это значит, с твоего Концепта, который собран
из трех составляющих: метацивилизация арабского Ренессанса.
Тебе не надо объяснять, что в контексте общепринятого смысла
ты идешь по краю, предлагая столь экзотическую композицию.
Впрочем, это занятно. По крайней мере, не придется скучать.
 
Первая чашка кофе

 — Ваш кофе, господа. — Официантка улыбнулась. Казалось,
хотела что-то спросить, но раздумала.
 Vezitor наморщил лоб, словно решая сложную математическую задачку.
 — Предлагаю на старте обсуждения разбудить мысли Жиля
Делёза, — внезапно бросил он.
 — Ты первым вспомнил Делёза, — Integrator, не скрывая удив
ления, посмотрел собеседнику в глаза, что было недопустимо в их
далеком мире.
 — Зачем ты дал ему умереть в таких муках, Vezitor, за что?
 — Не надо об этом говорить. Он выбросился из окна, не вы
держав боли. У него был рак легких. Поверь, мне очень жаль, что
его земное существование так страшно закончилось.
 Integrator понял, что переступает грань дозволенного. Но
все-таки сказал:
 — Он заслужил хотя бы не мучиться так.
 На столе появились книги Делёза «Логика смысла», «Фуко»,
«Что такое философия».
 — Ну что же, начнем, — сказал Vezitor. — Уточню задачу: прежде всего, речь идет о концепте, отражающем реальный исторический процесс, который тобой обозначен как метацивилизация арабского Ренессанса.
 Одна из книг Делёза раскрылась, легкий ветерок с залива на
чал листать страницы, все звуки в кафе мгновенно растворились.
 — Послушаем Делёза, — почему-то прошептал Vezitor.
 
Слова Делёза

 Творчество всегда единично, и концепт как собственно философское творение всегда есть нечто единичное.
 ... концепт не дается заранее, он творится, должен быть со
творен; он не формируем, а полагается сам в себе (самополагание).
 Чем более концепт творится, тем более он сам себя полагает.
Завися от вольной творческой деятельности, он также и полагает
себя сам в себе, независимо и необходимо; самое субъективное оказывается и самым объективным.

 Говорит Integrator:

 Все так: Концепт пришел ко мне внезапно, но созревал более
сорока лет. Он трансформировался от книги к книге — «Этюды
о здоровье: Ибн Сина и его античные предшественники» (1987),
«Древо мудрости и здоровья» (1991), но надолго застопорился на
смысловой связке «эпоха Восточного Возрождения». Это обще
принятое, концептуальное решение определения сути арабского Ренессанса. Хорошо разработанное Конрадом и политически
нейтральное. Оно устраивало всех, но не меня. Возможно, что
предложенный мной Концепт, как пишет Делёз, находился в со
стоянии самосотворения и «полагал сам себя».
 Возможно, имел место встречный процесс: мое сознание, по
груженное на годы в арабский мир, буквально впитало его истину
о самом себе. Но главное — это вспышка узнавания того, что называют «Другое» — того, что не укладывается в рамки реальности
макромира, того, от чего веет квантовыми играми.
 Метацивилизация!
 Для меня это слово предшествует древнегреческому «эври
ка!» (легендарное восклицание Архимеда по случаю открытия
им гидростатического закона). Хотя надо признать, что именно
тройственность: 1) метацивилизация 2) арабского 3) Ренессанса
дает концепту смысловую целостность.

 Слова Делёза

 Не существует простых концептов. В концепте всегда есть
составляющие, которыми он и определяется. Следовательно, в нем
имеется шифр. Концепт — это множественность...
 Всякий концепт является как минимум двойственным, тройственным и т. д. Не существует также и концепта, который имел бы сразу все составляющие, ибо то был бы просто-напросто хаос; даже так называемые универсалии как последняя стадия концептов должны выделяться из хаоса, ограничивая некоторый мир, из
которого они выводятся (созерцание, рефлексия, коммуникация...).
 У каждого концепта неправильные очертания, определяемые
шифром его составляющих. Поэтому у разных авторов, от Плато
на до Бергсона, встречается мысль, что суть концепта в членении,
разбивке и сечении. Только при этом условии он может выделиться
из хаоса психической жизни, который непрерывно его подстерегает,
не отставая и грозя вновь поглотить.

 Говорит Vezitor:

 Теперь ты видишь, Integrator, насколько Делёз был близок
к пониманию конструкции Времени и всего, что оно производит
как древнейшая машина структурной сборки Вселенной.
  Вселенной как системы смыслов.
 Метацивилизация арабского Ренессанса как концепт позволяет увидеть, что среди мрака космоса и робкого света звезд существует нечто, что, отделившись, как лист, от Древа Времени, создает главное — Человека.
 Лист на вечном Древе Космоса. Ренессанс Человека, когда
были заново озвучены идеи, смыслы, имена (Сократ, Платон,
Аристотель, Демокрит...). Удивительная иллюзия арабского
мира, ставшая самой продуктивной реальностью. Ведь Чело
век — не просто биологический вид. Это нечто за пределами наших ожиданий.
 Арабский Ренессанс доказал это. Являясь частью тройственной конструкции твоего Концепта, он дал возможность метацивилизации не только развиться в антропоцентрическую основу Времени, но позволил человеку воспользоваться знанием, которое возможно только на стыке макро- и микромиров. Здесь, несомненно, велика роль античности, особенно Древней Греции,
которая возродилась (была озвучена) в пространстве ислама,
с каждым новым веком Ренессанса обретая новые черты и формы.

 Слова Делёза

 Согласно вердикту Ницше, вам ничего не познать с помощью
концептов, если вы сначала сами их не сотворите, то есть не сконструируете их в свойственной каждому из них интуиции, — это
поле, план, почва концептов...

 Говорит Integrator:

 В определении смыслов метацивилизации арабского Ренессанса я старался избегать привычной логики, отдавая предпочтение интуиции. Понимаешь, какое дело: я никогда прежде так не доверял своим ощущениям. Только эта книга, ее независимость от моих планов, позволила почувствовать Концепт прежде, чем
различить контуры его конструкции.
 А почва? Это реально земля, которая сейчас вокруг нас с тобой. Земля древней Аравии. Ее песчаные смыслы, которые обдувает ветер и омывает залив.
 Понимаешь, Vezitor, какая штука: метацивилизация в моем
смысле не витает в облаках. Она и есть почва, язык, ветер с залива. Она зажигает костры и пасет верблюдов. По духу она аграрная и умеет, как никакая другая прежде, трудиться на земле, торговаться на базарах, молиться Богу. При всем этом она, в известной степени, — выброс квантового мира, квантовых основ Ренессанса
как процесса, а не цикла. Она не замыкается. Ее путь лежит к нам
и дальше нас. Она — «возможный мир» в широкой временной перспективе. Мир, способный переживать восторг Ренессанса в любой точке на Стреле времени.


Фрагмент книги "Арабский Ренессанс в конструкции Времени" (2024).