Незваная гостья

Александр Копалин
Незваная гостья
Рассказ

     Супруги Смирновы Иван Николаевич и Настасья Петровна в декабрьский пятничный вечер сидели на кухне у телевизора и смотрели свою любимую передачу «Поле чудес». Иван Николаевич с азартом разгадывал слова загаданные Якубовичем и, не смотря на свои семьдесят лет, по-мальчишески  подскакивал с победным криком, если удавалось отгадать слово быстрей игроков и как приз за победу выпивал заслуженные двадцать пять грамм домашней рябиновки. Настасья Петровна с наслаждением пила чай с любимым брусничным пирожным, без видимых эмоций наблюдая за происходящим на экране телевизора. А после каждого бурного подскока супруга она качала укоризненно головой и что-то ворчливо шептала, поглядывая на своего неугомонного Ванечку и улыбаясь одними уголками губ.
     И тут появилась она.
     Большая серая крыса с длинным хвостом и маленькими закругленными ушками на усатой мордочке стояла на пороге кухни и с настороженным  любопытством смотрела на счастливую пару  своими глазками бусинками. Её крысиный носик, быстро-быстро двигаясь, втягивал в себя воздух и по запахам определял, что вкусного послал Бог супругам в этот морозный и вьюжный вечер.
     Кусочек пирожного в руке Настасьи Петровны, потрясенной внезапным появлением незваной гостьи, замер на полпути к ее раскрытому в ожидании лакомства рту. Иван Николаевич, изумленный не менее супруги, поперхнулся лимоном, отправленным в рот вслед за рябиновой настойкой. Прокашливаясь и не отводя глаз от серой пришелицы, он стал приподниматься со стула и шарить рукой по столу в поисках чего-нибудь существенного, чем можно запустить в крысу.
     Гостья, не дождавшись  приглашения к столу, галантно, будто извиняясь за свое вторжение, сделала несколько быстрых шажков, сокращая расстояние от порога кухни до стола, и присела в своем крысином реверансе.
     Настасья Петровна тоненько завизжала и подняла как можно выше вытянутые под столом ноги. Иван Николаевич, нашарив подвернувшийся под руку нож, швырнул им в крысу. Нож со свистом пролетел выше, не причинив ей вреда, и оборвал свой полет в прихожей, ударившись в стену.
     Гостья, не ожидавшая такого гостеприимства от столь милой пожилой пары, в ответ только обиженно фыркнула поднятой вверх мордочкой и не двинулась с места.
      Иван Николаевич, вконец ошарашенный крысиной наглостью, выскочил из-за стола и ринулся на нее с намерением притопнуть эту серую тварь. Крыса, не дожидаясь, когда этот большой человек в расстегнутой рубашке на оголившейся груди причинит ей что-то непоправимое, юркнула в ближайшее к ней укрытие, коим оказалось небольшое пространство между холодильником и стеной. А Иван Николаевич, запутавшись в соскочившей с ноги тапке, неожиданно для себя полетел на холодильник с выставленными вперед руками.
      Стоявший на холодильнике телевизор от неожиданного толчка покачнулся и готов был упасть на пол, прекратив тем самым трансляцию любимой передачи. 
     Иван Николаевич подобного происшествия  допустить не мог, тем более в тот момент, когда на «Поле чудес» выпал сектор плюс, и Леонид Аркадьевич спрашивал у счастливого игрока: - Ну и какую букву вам открыть?
     - Первую, - с придыханием, неожиданно для самого себя, выпалил Иван Николаевич, обнимая одной рукой холодильник, другой удерживая телевизор.
     Настасья Петровна, откинувшись на спинку стула, в испуге сидела с раздавленным пирожным в судорожно сжатой руке и беззвучно открывала и закрывала рот. Иван Николаевич, отпустив холодильник из объятий и успокоив стоявший на нем телевизор, выискивал спрятавшуюся за холодильником крысу, но та уже юркнула за шкафы кухонной стенки, вплотную примыкавшей к холодильнику.
     - Вань, это чего такое-то? – чуть слышно выговорила супруга, не замечая крошащегося пирожного в руке.
     - Что, что? А то ты сама не видела? Крыса это, мать, вот что. Чтоб ее… - хотел было зло выругаться Иван Николаевич, все еще заглядывая за холодильник, но сдержался.
     - А как это она здесь-то? Откуда? У нас ведь второй этаж. И дом каменный.
     - А я знаю?!
     Он вернулся к столу, сел на свое место. Отодвинул в сторону рюмку и чуть трясущейся рукой плеснул в чашку рябиновки. Выпил, сморщил в задумчивости лоб, посмотрел на супругу.
     - Сколько мы тут с тобой? Лет двадцать, наверное, как живем?
     - Да двадцать два уж, - поправила Настасья Петровна, с волнением глядя на озадаченного мужа. – Витюшка родился, мы уже тут жили…  А ты чего спросил-то? и делать-то чего теперь нам?
     И в это время с экрана телевизора раздался радостный возглас Якубовича:
     - Сектор приз на барабане! И что вы выбираете – приз или две тысячи очков?
     Иван Николаевич покосился на телевизор, усмехнулся:
     - А у нас без выбора. Ваш приз из вашего черного ящика к нам самовольно перекочевал.
     - Вань? Ты меня-то слышишь? – чуть повысила голос супруга. – Чего делать-то будем? Она ведь нам тут теперь делов наделает.
     - Делать, говоришь, чего? – повернулся к ней Иван Николаевич. -  А может и делать-то ничего не надо, а? Выделим ей жилплощадь,  да на постой поставим? – проговорил без тени улыбки.
     - Тьфу, на тебя, дурня старого, - сердито, с обидой фыркнула Настасья Петровна. – Я ему серьезно, а у него все шуточки… Закрою вот тебя на кухне, и кукуй тут с ней…
     Ночью за закрытой кухонной дверью вовсю хозяйничала крыса: старательно  что-то грызла, брякала и звенела посудой и со смачными шлепками прыгала с каких-то высот на пол.
     Иван Николаевич, скрипел зубами, вставал с постели и шел к кухне с хоккейной клюшкой внука в руках, но крыса, заслышав скрип старого паркета под его осторожными шагами,  пряталась и замирала. А он с ворчанием возвращался назад в спальню и ложился рядом с не смыкающей глаз супругой.
     Утром в субботу Настасья Петровна проснулась невыспавшейся и с больной головой. В фартуке поверх домашнего халата и с платком на голове, затянутым в узел на затылке, она готовила у плиты завтрак. Неожиданно для себя, переступая на шаг от плиты за щепоткой соли подсолить кашу, под ее ногой оказался крысиный хвост, неосторожно выставившийся  из-под кухонной стенки.  От отчаянного крысиного писка Настасья Петровна испуганно вскрикнула, выронила из руки ложку и схватилась за сердце.
      Вбежавший на крик Иван Николаевич едва успел подхватить оседавшую на подкосившихся ногах побледневшую супругу и усадить ее на стул.
      В кухне запахло газом и подгоревшей кашей, которая без присмотра полезла через края кастрюли на плиту и затушила огонь в конфорке.
      Иван Николаевич, чертыхаясь, перекрыл газ и впопыхах обжег пальцы, переставляя голыми руками горячую кастрюлю на другое место.
     Все так же чертыхаясь и поминутно меняя руки – пока пальцами одной руки он мял мочку уха, успокаивая боль, другой перебирал в принесенной  аптечке лекарства – отыскал валидол и положил его жене под язык. Сел рядом, держа ее за руку, и облегченно выдохнул, когда бледность на лице супруги сменилась легким румянцем.
      - Ну, ты как? - спросил с беспокойством. – Может «Скорую» вызвать?
      Настасья Петровна отрицательно покачала головой: - Не надо. Сейчас пройдет.
      - А кричала-то чего?
      - Этой… на хвост наступила. Она запищала… и вот, - с расстановками прошептала супруга, поглаживая рукой область сердца.
      - Как это – наступила? Она что, к тебе подошла? Я же щель между холодильником и стеной заделал, - изумился Иван Николаевич.
      - Нет, - Настасья Петровна отрицательно качнула головой. - Там вон…, из-под стенки ее хвост наружу выставился…, а я не углядела.
      Иван Николаевич отошел от жены, взял из подставки нож с длинным тонким лезвием на деревянной ручке. Опустившись на колени, просунул лезвие ножа в указанную щель под стенкой и несколько раз резко провел им из стороны в сторону.
      - Что, поймал? – через силу улыбнулась супруга.
      Он взглянул на нее снизу вверх, улыбнулся в ответ: - Да куда она денется? Поймаем, - поднялся с колен, взял ее за руку. - А, может, все-таки «Скорую»?
      - Не надо. Отпустило уже. Да и чего они сделают – укол, да давление померяют? Кашу довари лучше, а я пойду, лягу пока.
      Иван Николаевич спорить не стал: уложил жену, а после завтрака все-таки вызвал «Скорую помощь» - непроходящая боль в области сердца супруги вызывала тревогу.
      Через полчаса приехала «Скорая». Настасью Петровну увезли в больницу. Иван Николаевич сопроводил жену, дождался вышедшего к нему через какое-то время доктора, сообщившего о предъинфарктном состояние супруги и ее госпитализации.
      В удрученном состоянии Иван Николаевич  домой шел пешком. То, что это был другой район города, и то, что на улице вьюжило, ему было все равно. Хотелось хоть как-то придти в себя и успокоиться, а не трястись в автобусе со скорбным выражением лица и отвечать на расспросы знакомых попутчиков, могущих оказаться рядом. Опустив голову и глядя под ноги, он загребал шаркающими ногами наметенный снег, отчего на тротуаре оставались борозды, тут же переметавшиеся поземкой.
     Думы о случившемся приступе у супруги занимали все его внимание, и он не заметил, как часа через полтора стоял у дверей своей квартиры. Вставил ключ в замочную скважину – и вспомнил о крысе.  Нерешительно помявшись у двери, отошел от своей квартиры и позвонил к соседям.
      Дверь открыл закадычный друг и соперник в шахматных баталиях с зубочисткой во рту, домашних тапках, трико и футболке, обтянувшей выпирающий животик.
      - Это, Яковлевич, ты мне капкана не одолжишь? – не здороваясь, огорошил его неожиданной просьбой Иван Николаевич.
      У соседа вытянулось лицо. Округлившимися от удивления глазами он с недоумением смотрел на друга в запорошенной снегом одежде.
      - Ты чего, Николаич? У меня сроду такого добра не бывало.
      - Ну, нет, так нет.
      Иван Николаевич повернулся и, шаркая, побрел назад, оставив соседа в легком замешательстве.
      Глядя на вдруг ссутулившегося  друга, чего раньше никогда не бывало, и медленно приходя в себя, Василий Яковлевич не нашел ничего лучшего, как крикнуть ему в след:
      - Николаич, а капкан-то тебе зачем?
      Тот махнул в ответ рукой и, не оборачиваясь, бросил через плечо:
      - Да ладно, забей.
      Дома Иван Николаевич прошелся по комнатам, заглянул в потаенные места, отыскивая следы крысы, но ничего напоминающего о ней не нашел. И в квартире стояла звенящая тишина. Неужто сгинула? – подумалось с надеждой. И тут же мысли опять переключились на супругу. Перед глазами стояло ее лицо с виноватой улыбкой на бледном лице, когда ее везли на каталке в отделение больницы. Как-то там она без него?
      Иван Николаевич прошел в зал, устало сел перед телевизором на просевший под ним диван. Чтобы хоть как-то унять переживания, включил телевизор и стал бесцельно переключать каналы. Остановился на каком-то фильме (кажется, это было «Вторжение» Бондарчука) и не заметил, как задремал.
      От звонка в дверь Иван Николаевич вздрогнул, тяжело, с усилием, поднялся.
      В дверях стоял с явной озабоченностью на лице Василий Яковлевич.
      - Николаич, ты как, в порядке? – поинтересовался он, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь войти.
      - Слушай, Вась, если ты по делу – то проходи, а просто так языками чесать – не до того мне сейчас, извини.
      - Да не, я только узнать. Как там Петровна-то? Ты ж давеча капканом своим меня так огорошил, что я и спросить не успел.
      - В больнице Петровна, - ответил Иван коротко, без желания продолжать разговор. – Завтра скажут, как там, да что. Так что ты завтра приходи, ладно?
      Но Яковлевич, переживая за друга, прямо прилип к дверям.
      - А ты, это, про капкан-то чего спрашивал? Случилось еще чего, что ли? На кой он тебе сдался-то?
      - Вась, иди. Давай все потом. Ладно?
      Иван Николаевич уже хотел закрыть дверь, как за его спиной из кухни в залу прошмыгнула крыса. Василий Яковлевич не разглядел, что это было, но любопытство не дало просто так уйти, и он придержал дверь.
      - А это чего, хомячок, что ли, там у тебя бегает?
      - Тебе чего, блазнит? – не скрывая раздраженности на упорство соседа, спросил Николаевич.
      - Ничего не блазнит, вон, в комнату только что пробежал мохнач какой-то по коридору.
      Иван Николаевич, цепко взглянув в глаза друга и ничего не говоря, вдруг резко развернулся и бросился в комнату, прихватив по пути стоявшую в прихожей хоккейную клюшку внука.
      Сосед, удивившись реакции друга, поспешил следом и оторопел, увидев как тот, распластавшись перед диваном, елозит под ним клюшкой.
      - Вань, ты чего, хомячка выцарапываешь? – спросил, натянуто улыбаясь. - Так подожди немного, жрать захочет, сам вылезет.
      - Да пошел ты в задницу со своим хомячком, - зло прохрипел лежащий на полу Иван Николаевич. – Крыса там, а не хомяк.
      Василий Яковлевич на секунду потерял дар речи, а потом выдавил удивленно:
      - Да иди ты?!
      Николаевич, заглядывая под диван и явно чем-то недовольный, опять прохрипел из своего неудобного положения:
      - Слышь, Васька, метнись на кухню. Там в ящике стола фонарик . Принеси его, а то не видать, где эта тварь заныкалась.
      Не успел Василий Яковлевич сделать и пары шагов, как крыса выбежала из-под  дивана и прошмыгнула на кухню у самых его ног, вогнав в ступор.
      Иван Николаевич, подскочив с пола следом за ней, столкнулся в прихожей со стоящим столбом соседом.
      - Ну и чего ты застыл? Не мог притопнуть ее? – сердито начал выговаривать он оттолкнутому другу, когда тот появился на кухне. – Жди теперь, когда она снова оттуда вылезет, - хлопнул  рукой по столешнице кухонной стенки, давая понять, где спряталась крыса.
      Василий Яковлевич, озадаченный не менее друга, виновато посмотрел на него.
      - Ну, извини. Не сообразил как-то…  А откуда она у вас?
      - А хрен ее знает – откуда!…  Не сообразил он…   Вот что теперь делать? – недовольно ворчал Николаевич.
      - Так, это, на нее ты капкан-то хотел ставить?
      - Ну! А на кого же еще?
      Василий Яковлевич задумался. Померил шагами кухню. Через пару минут его виноватое лицо вдруг округлилось в улыбке.
      - Ну, и чего ты лыбишься?! Рад, что эта тварь у нас, а не у тебя? - со злостью выпалил наблюдавший за ним Иван Николаевич.
      - Да погоди ты кипятком-то ссать…  Вот что тут вспомнилось мне. Знаешь, у нас на флоте, когда я там служил, за каждую пойманную крысу на корабле увольнение давали, а за десять крыс – отпуск.
      - И что? Ты мне сейчас за свою службу рассказывать будешь? как там крыс ловил?
      - А чего не рассказать? - не обижаясь на выпад друга, продолжил Яковлевич, - отпуск-то там я на крысах себе заработал.
      Иван Николаевич внимательно, словно не узнавая, посмотрел на соседа.
      - И что? Хочешь сказать, что и эту поймаешь?
      Василий пожал плечами.
      - А почему бы и нет. Можно и попробовать.
      - Ты ее сначала оттуда выкури, пробовальщик, - иронично проговорил Иван Николаевич. - И учти –  стенку разбирать не дам. Если новую купишь – тогда, пожалуйста.
       - Не боись, не трону я вашу стенку. Пускай стоит. Ты лучше скажи, чайник у вас со свистком?
       - А тебя что, чайком напоить для начала? 
       - Вот любишь ты, Николаевич, своим ехидством кашу портить. Иди, чайник готовь, да полный не наливай, - в приказном тоне проговорил Яковлевич, направляясь к выходу из квартиры под удивленным взглядом друга. - Сейчас вернусь, - бросил на ходу, закрывая за собой дверь.
      Вернулся он еще с одним чайником и с какой-то большой тряпкой из мешковины, похожей на распоротый мешок. Чайники по его указу поставили на плиту кипятиться, а расправленную мешковину взяли в руки. Иван Николаевич встал у холодильника, Василий Яковлевич, натягивая ткань, отошел до закрытой кухонной двери.
      Когда чайники закипели, Иван Николаевич потянулся выключить газ, но сосед остановил его.
      - Оставь! Пускай свистят громче! - прокричал он сквозь нарастающий свист чайников. - А как эта тварь выскочит – накрываем ее мешком и бьем! Понял?!
      Иван Николаевич хотел еще что-то спросить у Яковлевича, но на кухне поднялся такой свист, что казалось, будто это не кухне, а самолет на взлете.
      Ошалевшая от свиста крыса выскочила из своего убежища так стремительно, что охотники даже не уловили этот момент.
      Метнувшись к закрытой двери, но почувствовав опасность от падающей на нее ткани, она проскочила между ног Василия Яковлевича. Прыгнула за его спиной  на кухонный стол, а со стола на окно. Зацепившись когтями за тюлевую занавеску, она рванулась вверх, но запуталась в легкой и тонкой ткани, потянувшейся следом.
      - Ванька, занавеску срывай! – прокричал Василий Яковлевич,  поднимая с пола мешковину.
      Иван Николаевич, успевший первым добежать до окна, схватился за край тюли и накрыл им крысу. Подтянув второй конец занавески, он словно в кокон стал заматывать пленницу. Подскочивший Василий Яковлевич рванул за занавеску. Она сорвалась с крючков карниза и с головой накрыла Ивана. Не выпуская кокон с крысой из руки и матерясь, второй рукой Николаевич стал стряхивать с себя занавеску. Крутившийся рядом Василий Яковлевич помогал, как мог, и, в конце концов, шевелящийся клубок тюли с крысой оказался на полу.  Набросив на него мешковину, Василий Яковлевич несколько раз ударил по нему перевернутой ножками вверх табуреткой.
      - Ты чего сделал-то? – прокричал оглушенный свистом Иван Николаевич такому же оглохшему соседу.
      Увидев открывающийся в ответе рот Василия Яковлевича, но ничего не слыша, он сморщился, как от зубной боли, и перекрыл на плите газ. Чайники еще чуть-чуть посвистели и затихли, выпустив пар. Василий Яковлевич хотел было спросить, что ему кричал Николаевич, но тут оба услышали непрекращающиеся звонок и стук в дверь.
      На пороге стояла испуганная  и взъерошенная супруга Василия Яковлевича.
      - Вы что, мужики, охренели? Чего у вас тут творится-то такое?
      Василий Яковлевич, отходя от возбуждения, и натянуто улыбаясь, бережно развернул ее за плечи, и, не давая опомниться, и не отпуская рук с ее плеч, повел домой.
      - Прости, мать, - наклонившись к самому ее уху, заговорил виновато, - в шахматы заигрались. Понимаешь, такая партия, что даже чайника не слышали как закипел - он-то на кухне, а мы в комнате были, за дверями не слышали.
      Его супруга в ответ ворчала что-то неслышное.
      Минут через десять Василий Яковлевич вернулся. На немой вопрос Николаевича лишь махнул рукой, дав понять, что все нормально. Помогая Ивану Николаевичу прибираться, спросил: - А ты чего мне кричал-то давеча?
      - Кричал, - недовольно буркнул Николаевич. – То и кричал, тюль-то, зачем рвать было? Теперь от Настасьи упреков не оберешься.  Любимая она у нее была, занавеска эта, такой не у одной ее знакомой не сыскать…
      Через пять дней Настасью Петровну выписали из больницы. Вернулась она в блестящую чистотой квартиру, в которой уже ни что не напоминало о незваной гостье. Правда тюлевая занавеска на окне была другая. Но Настасья Петровна сделала вид, что не заметила этого.