Пропаганда и реальность

В один из дней Великой Отечественной войны, а именно – в понедельник 9 марта 1942 года – на Юго-Западном фронте в Харьковской области состоялся воздушный бой, в котором, как считается, «Сталинские соколы» одержали выдающуюся победу и, который, вошёл в историю битв в воздухе.

Известный советский авиаконструктор А. С. Яковлев в своих воспоминаниях уделил много места этой победе, одержанной лётчиками на созданном им истребителе Як-1: «10 марта была получена телеграмма, в которой говорилось, что накануне семь наших летчиков на истребителях Як-1 выиграли воздушное сражение в бою против двадцати пяти самолётов противника. Я не знал еще подробностей, но сам факт глубоко меня взволновал и обрадовал. Это событие обсуждалось в ЦК, и было дано указание широко популяризировать подвиг летчиков в газетах».

Сказано – сделано! Уже на следующий день в газетах «Правда» и «Красная звезда» на первых страницах появилось сообщение об этом бое. А 12 марта в «Красной звезде» была опубликована большая статья «7 против 25» участника боя командира эскадрильи капитана Б. Н. Еремина.

Думаю, стоит процитировать эту статью полностью, в качестве первоисточника:

«Наша эскадрилья прикрывала наступающие пехотные подразделения от вражеской авиации. Впереди была моя машина, слева шел лейтенант Скотной, справа — капитан Запрягаев. Сзади на одном фланге держались машины лейтенанта Мартынова и старшего сержанта Короля, на другом — машины лейтенантов Седова и Саломатина.

На земле, под нами, шел ожесточенный уличный бой. Взламывая вражеские укрепления, наши войска выбивали противника из опорного пункта. Немцы отступали. Именно в этот момент появились вражеские самолеты. Противник решил поддержать свой гарнизон с воздуха воздействием на нашу атакующую пехоту.

Первым заметил вражеские самолеты лейтенант Скотной. Это было 9 марта, ровно в 13 часов. Лейтенант подал сигнал. Я оглянулся. Примерно на дистанции 400—500 метров от нас, на высоте двух километров, курсом 150—160°, шли шесть «Юнкерсов-87», один «Юнкерс-88» и восемнадцать «Мессершмиттов-109».

В первую минуту нас удивило такое большое количество неприятельских истребителей. Неужели немцы настолько разбогатели, что прикрывают своих бомбардировщиков такими большими силами. Нет, дело не в этом. Экономя свои авиационные средства, противник в дневное время применяет истребители для атаки наземных целей.

Моментально созрело решение: предупредить противника, первыми атаковать его, не допустить его до нашей пехоты. Решение было вызвано не простой горячностью, появляющейся у летчиков в бою. Мы исходили из трезвого расчета, полностью учитывая тактику немецкой авиации и особенности, находящихся перед нами самолетов. Немецкие «Мессершмитты-109» защищены броней сзади и отчасти сверху. В качестве пассивной зашиты самолетов имеются также самозакупоривающиеся баки. Значит, лучше всего атаковать врага в лоб.

Методом лобового удара, тарана, прямого попадания из самолетной пушки полностью овладели летчики нашей эскадрильи, и я был уверен, что, несмотря на численное превосходство противника, они с честью выполнят задачу. Кроме того, упреждением врага преследовалась и другая цель — не дать немецким летчикам возможности перестроить свои ряды для воздушного боя.

Стоит упомянуть еще об одном обстоятельстве, имеющем огромное значение в воздушном бою, — о внезапности. 7 против 25 — это было дерзко, но это было неожиданно для врага. Считанные секунды, в течение которых неприятель будет ошеломлен внезапностью удара, могут решить успех боя в нашу пользу.

Итак, мы решили атаковать превосходящего нас численностью противника и первыми врезаться в его строй. Но куда именно врезаться? Я повел эскадрилью на бомбардировщиков, чтобы хоть на несколько секунд парализовать действия вражеских истребителей. В общей массе они не разберутся сразу, где свои, а где чужие, и будут некоторое время держаться в стороне. Это давало нам дополнительный выигрыш во времени.

Эскадрилья вступила в бой с бомбардировщиками. Лейтенант Седов, наметив один корабль врага, шел ему прямо в лоб и, казалось, вот-вот врежется в него. Но Седов на близкой дистанции выпустил один за другим шесть снарядов (реактивных снарядов «РС» - прим. О. К.) и прямым попаданием сбил «Юнкерс-87». Кувыркаясь, вражеский самолет врезался в землю. Это сразу внесло разлад в действия бомбардировщиков. Они рассыпались и, набрав скорость, повернули назад.

Теперь небо несколько очистилось, но в бой вступили все 18 «Мессершмиттов». Их все-таки было 18, а нас 7. Но мы не отступили от своего решения и приняли бой. Не меняя курса, я пошел навстречу одному «Мессершмитту». С первой же атаки удалось поджечь вражеский самолет, и он свалился на землю пылающим факелом.

Почти одновременно лейтенант Саломатин зажег второй «Мессершмитт», который упал недалеко от первого, третьего сбил лейтенант Мартынов, четвертого зажег старший сержант Король.

Так в результате 15 минут боя эскадрилья уничтожила один вражеский бомбардировщик и четыре истребителя. Воздушная схватка началась на высоте двух километров и закончилась на высоте 50 метров. Уцелевшие немецкие самолеты удрали на запад.

Воздушный бой требует от летчика не только смелости и бесповоротной решимости, во что бы то ни стало уничтожить самолеты противника, но также постоянной заботы о товарище, согласованных действий с ним, постоянной взаимной выручки.

В бою был момент, когда мою машину атаковали два немецких истребителя. Мне на помощь немедленно поспешил летчик Скотной. Он подошел к противнику снизу и в свою очередь атаковал его. Оба «Мессершмитта» уклонились от боя. Можно было, конечно, этим ограничиться. Но мы знали, что враг сумеет еще раз повторить атаку. Чтобы не допустить этого, мы с лейтенантом немедленно устремились вдогонку. Активные действия – лучший метод защиты.

В этой воздушной схватке каждый летчик нашей эскадрильи проявил высокую боевую активность. Когда лейтенант Скотной сразился с одним «Мессершмиттом», последний быстро отвалил в сторону и бросился на машину капитана Запрягаева. Запрягаев тут же вступил в бой и огнем обратил врага в бегство.

В тяжелом положении очутилась машина лейтенанта Скотного. Осколком снаряда у нее было повреждено охлаждение мотора. По общепринятым правилам летчику нужно было идти на посадку, но он остался в воздухе и продолжал бой. Правильное решение! Лишние 2—3 минуты, которые самолет может действовать против врага, очень ценны. Воздушный бой быстротечен, и каждая машина должна быть на месте до конца. К тому же немецкие истребители находились дальше от своих аэродромов, чем мы. Долго сражаться они не могли, — для этого у них не хватило бы горючего. Значит, лишняя минута пребывания в бою имела большое значение. Но при этом советский летчик должен действовать наступательно, не держаться в стороне, а атаковать врага, сбивать его.

При атаках мы держались компактно, и если расходились друг с другом, то только для того, чтобы затем снова сойтись вместе. Каждый летчик, нападая на неприятеля, внимательно следил за положением своего соседа. Мы знали повадки немецких летчиков. Они не храбры, но коварны. Они всегда убегают от численно меньшего противника, который ведет себя активно, но немедленно набрасываются на одного отставшего, который старается выйти из боя. Стоило бы только одному нашему истребителю отвалить от остальных, и его окружили бы вражеские самолеты. Нужно сказать, что и в таком случае лучший выход из положения — атака. В этом мы не раз убедились на собственном опыте.

Бой наших 7 истребителей с 25 немецкими самолетами научил нас многому. Раньше всего он укрепил нас в мысли, что единственно правильной тактикой истребителей является наступательная тактика.

«Иду на вас!» — вот каким должно быть всегда решение летчика-истребителя, независимо от того, какое перед ним количество вражеских самолетов. Советский истребитель — грозное оружие, и никакие порхания вокруг да около неприятеля ему не к лицу.

Немцы не только осторожны с нашими истребителями, — они боятся их. А расправляться с врагом, который боится тебя, значительно легче. Нужна только уверенность в себе, в своем оружии, в своей машине. Эти качества как раз и присущи советским воинам, смело и самоотверженно защищающим родину.

Все семь истребителей нашей эскадрильи вернулись на аэродром. Это был уже не первый наш бой. Накануне, прикрывая боевые порядки наступающих пехотных подразделений, мы тоже сбили четыре вражеских самолета.

7 победили 25. Это убеждает нас в том, что наши летчики и наши машины лучше немецких. Это доказывает, что в любом воздушном, бою нужно навязывать противнику свою волю, не ждать его нападения, а первому нападать и истреблять его».

На мой взгляд, читая описание боя, довольно явно бросается в глаза пропагандистская манера подачи материала и некоторая архаичность мышления автора статьи капитана Еремина. Впрочем, разбирать достоинства и недостатки этой статьи я здесь не буду.

Лучше я уточню данные семерых наших лётчиков. Итак, в бою участвовали: капитан Б. Н. Еремин, капитан И. И. Запрягаев, лейтенант А. В. Мартынов, лейтенант А. Ф. Соломатин, лейтенант М. С. Седов, лейтенант В. Я. Скотной и старший сержант Д. Б. Король. Все они были из 296-го истребительного авиаполка, входившего в состав ВВС 6-й армии Юго-Западного фронта. 

За этот знаменательный бой все лётчики были представлены к правительственным наградам: шесть из них (офицеры) получили ордена Красного Знамени, а вот седьмому – старшему сержанту Королю – дали орден Красной Звезды, поскольку он был не офицером. 

Уточню также, в каком месте произошёл знаменитый бой. Известно, что семёрка наших лётчиков вылетела на прикрытие наземных войск в район Шебелинка – Кисели – хутор Беликов. А сам бой произошёл возле селений Кисели и Шебелинка.

Что же касается количества сбитых самолётов противника, то информация по ним несколько различается.

Например, капитан Еремин в своей статье утверждал, почему-то, что «эскадрилья уничтожила один вражеский бомбардировщик и четыре истребителя».

Однако в других газетных публикациях сообщалось уже о семи сбитых самолётах противника: пяти Мессершмиттах-109 и двух Юнкерсах-87.

Действительно, в наградных документах перечислены семь воздушных побед наших лётчиков. Засчитано в качестве сбитых самолётов: капитану Еремину – 1 Ме-109, лейтенанту Мартынову – 1 Ме-109, лейтенанту Соломатину – 1 Ме-109, лейтенанту Седову – 1 Ю-87, лейтенанту Скотному – 1 Ю-87 и 1 Ме-109, старшему сержанту Королю – 1 Ме-109.

Всё это, конечно, замечательно. Однако чрезвычайно важно выяснить, насколько данная информация соотносится с документальными данными противника. Для начала уточним, что тогда на фронте под Харьковом действовали Ме-109 из истребительных эскадр JG.52 и JG.77, а также Ю-87 из эскадры пикирующих бомбардировщиков StG.77 Люфтваффе.

Теперь, после столь долгого и подробного описания обстоятельств этого знаменитого боя, перейдём к интригующему и краткому финалу нашей истории. Оказывается, он не такой уж радостный для нас, как всем кажется. Дело в том, что по данным немецких документов, абсолютно никаких потерь в районе Харькова немецкая авиация тогда не понесла. Конечно, в это трудно поверить, но, к большому сожалению, это именно так.      

Хочу также заметить, что Еремин в статье не упомянул о своих потерях, утверждая, что «Все семь истребителей нашей эскадрильи вернулись на аэродром». 

Однако в действительности, потери были.

Так, был подбит и произвёл вынужденную посадку лейтенант Скотной. Интересные подробности этого происшествия записал в своём блокноте специальный военный корреспондент газеты «Красная звезда» В. С. Гроссман, который как раз в это время находился на Юго-Западном фронте. По горячим следам, он успел взять интервью у всех участников знаменательного боя.
 
И вот, лейтенант Скотной рассказал о бое так (орфография сохранена – прим. О. К.): «Я шел в воздушном звене, вел капитан Еремин, Запрягаев и я. Вначале был я атакован Ю-88, нажал на всё, всем оружием. Тот закоптился и пошел вниз. Ему поспешал MC на выручку. Пошли мы с ним лоб в лоб. Он мне пробил радиатор, а я его поджег.
Я пошел на выручку Еремину. Один MC меня зажег – масляный бак, трубки бензиновые. Внутри самолет горел и пару много. Пошел на снижение. Седов меня прикрыл. Я-то не обгорел, а сапоги обгорели. Вылез, помахал Седову мол, иди. Самолет мой совсем сгорел».

Кроме того, был легко повреждён самолёт лейтенанта Соломатина, получивший пробоины в козырьке кабины.

То есть, в результате боя полностью был потерян один и повреждён другой истребитель Як-1.

Кстати, немецкие лётчики из 8-го отряда 52-й истребительной эскадры заявили, что в том бою они сбили 3 русских истребителя, правда, не Як-1, а, почему-то, МиГ-3. Две победы были засчитаны унтер-офицеру Фридриху Ваховяку и одна – обер-ефрейтору Карлу Гратцу. Точное время этих побед зафиксировано: по берлинскому времени – в 12.35, 12.37 и 12.40.    

Практически, то же самое время подтверждает и наш капитан Запрягаев: «Бой длился 10-15 минут, был в 13.30, вылетели в 13.15, это было западнее Балаклеи». То есть, учитывая разницу в 1 час между берлинским и московским временем, можно с уверенностью заявить, что всё совпадает абсолютно точно.

В общем, на мой взгляд, наши лётчики ещё хорошо отделались – могло быть гораздо хуже. А широко растиражированный газетчиками выдающийся успех истребителей капитана Еремина в действительности оказался дутой пропагандой, ничего не имеющей общего с довольно суровой реальностью. Почему суровой? Да потому, что, описывая в своих мемуарах ситуацию 1942 года, тот же авиаконструктор Яковлев с горечью констатировал: «Немецкие асы нанесли большой урон нашей истребительной авиации». А вот это уже была сущая правда…