август 1932 года узники карлага спецпереселенцы

Третий дом от кладбища
Станислав Мастеров
повесть
Посвящается моим предкам Туйновым, врагам народа образца 1931 года ,
раскулаченным курянам ,
на костях, которых построена Караганда
и железная дорога к ней.
Туйновым – Росинским посвящается

ПРОЛОГ
Я пришла
На могилку твою,
Я пришла,
Но ее не найду,
Лишь березка,
Что рядом стояла,
О тебе, еле слышно, шептала:
Помяни... Господи, слава тебе, помяни…
Господи, слава тебе, помяни, раба твоего…

Суета сует и всяческая суета быстро промелькнувшей жизни неожиданно взорвалась звонком сестры из Караганды: «Тебя крестил в 45-м сам святой Севастьян…». Осознание и переоценка ценностей, событий, поиск аналогий и неслучайных случайностей продолжается до сих пор. Но первым из нашей родни, в день рождения, получил широко известную книгу о преподобном старце Севастиане Карагандинском, мой двоюродный брат Вадим Туйнов,


да еще и в Москве, да еще и шикарный подарочный экземпляр - ровно через 45 лет после крещения. Ему не было еще и месяца, мне и 4-х лет, моему старшему брату Юрию исполнилось - 7, когда нас крестил в мае 1945, освободившийся из заключения в Карлаге, в Долинке (тюрьмы в тюрьме, в самом центре рабовладельческого государства, именовавшегося СССР) последний Великий Старец Оптинский Севастиан.


Крещение было тайным, ему запрещали проводить службы. А родились мы, все трое, во втором бараке от ворот лагеря для военнопленных, на территории Карлага, основного из концлагерей Гулага. Крестились в третьей землянке от колючей проволоки лагеря для военнопленных немцев, румын и японцев…

Раскулаченные, спецпереселенцы, враги народа, репрессированные… Вглядитесь в ночную тьму из окна вагона на перегоне Астана – Караганда- Балхаш. Вы увидите их тени вдоль насыпи…Вы проезжаете по их костям... Железная дорога от Акмолинска до Караганды, летом 1931 года, была построена за четыре месяца!!! Умерших от болезней, истощения, застреленных тут же на месте, за малейшее нарушение или попытку побега (выстрел в затылок, и могилу копать не надо….) закапывали в железнодорожную насыпь. Вся железная дорога Астана - Балхаш - это огромная братская могила - их могила. Могила раскулаченных по разнарядке ОГПУ середняков Поволжья, Мордовии, Курской, Орловской и Белгородской областей, которых выгнали из своих хат, домишек в том, что было на них одето. Конфисковав урожай, коров – кормилиц и все нажитое поколениями предков, повезли их, как скотину, в телячьих вагонах, от церковного звона старинных церквей, родной природы, от родных могил предков…. На смерть, на лишения, на муки нечеловеческие …

Когда поезд, трогаясь с вокзала Караганды на юг, проходит под автомобильным мостом, то справа остается мрачное здание бывшей пересыльной тюрьмы №16, за ней показывается моя родина, поселок Федоровка и, далее вдоль насыпи, протянется старое федоровское кладбище, часто посещаемое Севастьяном в 40-50х годах. На восток от тюрьмы и кладбища за поселками Федоровкою и Кирзаводом, на месте массовых захоронений узников Карлага и военнопленных, раскинулся микрорайон «Юго-Восток», где золотятся купола собора, хранящего мощи Севастьяна, а слева от моста, за бывшим «Зелентрестом», простирается бывшее село Большая Михайловка, где жил и построил первую церковь Севастьан. Образуется своеобразный крест: с севера на юг - ось креста это - железная дорога и параллельные ей тюрьма и кладбище, а перекладины креста, запад - восток, отмечены храмами.
Караганда сплошное кладбище, а храмов было маловато до последних времен. Книгу «Карагандинский старец преподобный Севастиан» (Издательство «Паломник» 1998 г.) мне дали почитать на одну ночь в Караганде в 1999году. Не отрываясь, проглотил ее четыреста с лишним страниц ...


И не просто обливаясь слезами, а рыдая…
СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Первая советская пятилетка... Для освоения целины Казахстана и разработки Карагандинского угольного бассейна, требовалась дешевая, (читай дармовая), рабочая сила (РАБЫ), и в начале 1931 года, через ОГПУ была организована высылка 52 тысяч раскулаченных по разнарядке, (наподобие продразверстки) вместе с детьми и стариками – полмиллиона человек. Отцы семейств построили железную дорогу Акмолинск - Караганда за 4 месяца!!! И повезли по ней эшелоны телячьих вагонов, битком набитые крестьянскими семьями. Везли их по жарким степям, в наглухо закрытых вагонах, где на весь вагон стояла одна туалетная бочка. Ехали там беременные, кормящие с младенцами, старики, дети. Уже в вагонах люди стали умирать и их, покойников, везли в жуткую жару вместе с живыми до самой Караганды. Так ехала и моя бабушка и пятеро ее детей, мои дяди и тети (младшей Насте было 6 лет.) и мать. Когда кончился путь - дальше рельсов не было (сейчас это Осокаровка), их выгнали из вагонов в голую безводную степь - 25 тысяч человек! Стали люди ложками копать, скрести пересохшую окаменевшую землю, рыть ямы для землянок. Помочь некому, мужчины и молодые девушки на работах, на железной дороге на шахтах. Лопат нет, копать нечем. Собирали в степи траву, караганник (это такой низкорослый колючий кустарник), чтобы устроить подобие шалашика, укрывались той одежкой скудной, которую успели взять с собой при стремительном выселении, и что еще осталось от вещей (так как все более-менее ценное за время пути выменяли на хлеб) и спали суровой августовской ночью, согревая друг друга.
Августовские ночи. Зездопад. Падают звезды. Лежат на голой, чужой земле старики, старухи, малые дети, выброшенные из родных мест в глухую степь, в неизвестность, боль, голод и страх… Смотрят на небо… О чем думают, о чем плачут… За что? Кому упадет какая звезда? Кому-то за это зверство на погоны (за освоение целинных и залежных земель). Последняя песня Колчака перед расстрелом у проруби «Гори, гори моя звезда….», прерванная залпом и последнее слово всхлипнет с последним выдохом, булькая, в ледяную воду из разорванной свинцом груди.
Ни жилья, ни хлеба, ни воды. В наспех вырытых ямах невозможно укрыться от знойного солнца и иссушающего степного ветра. Этим необыкновенно жарким летом 1931 года от дизентерии и голода погибли почти все дети до 6 лет, а остальные, начиная от 10-летних детей и заканчивая стариками, были мобилизованы на строительство земляных бараков. Достроить их к зиме не успели, и в ноябре, когда уже выпал снег и трещали морозы, стали заселять в недостроенные, не утепленные и не отапливаемые бараки, в которых порой не было даже крыши. В барак, площадью 50 кв. м. заселяли по 100 и более человек. За зиму от холода голода, повального тифа и цинги вымерло больше половины. Похоронные команды от комендатуры собирали покойников на телеги и сваливали их во рвы, вырытые на окраинах поселков.
Барак, в котором находились мои, с моей мамой Ольгой и тетей Настей (более старшие: Анна, Федор и Георгий Туйновы были на работах, на шахте), был очень холодным и малыши убегали ночевать в соседний барак, где была печка. 2 мая 1932 года, утром, мама и тетя Настя пришли в барак, а бабушка уже была холодная, лицо покрылось инеем. Побежали за дедушкой на шахту, а это 7 км по степи. Пока нашли его, пока он отпросился в комендатуре, пока дошли в поселок, бабушки в бараке уже не было, увезла похоронная команда. Ходили, искали среди трупов, в еще не засыпанных рвах. Не нашли, видимо сверху бабушкиного тела уже набросали еще гору трупов, и уже засыпали ...
«И родные не узнают,
Где могилка моя ...
Только раннею весною,
Соловей пропоет…».
Какой там соловей, в глухой, безводной степи? Лишь грохот проносящихся поездов, и их гудки и свистки…

Когда поезд от станции Осокаровка трогается в сторону Караганды, я всегда смотрю направо. Где-то там, в низине, в груде полуистлевших костей то, что осталось от моей бабушки (ни одной fotoграфии не сохранилось… и ни креста, ни холмика). Лишь в ноябре 2004 г., через 70 лет, по заказу русского посольства поставили памятный обелиск, на месте громадного братского кладбища. Через пару месяцев мародеры спилили и бронзовый колокол и чашу, а сейчас поставили их алюминиевые копии, да уж и сам обелиск рассыпаться стал…

ВОСПОМИНАНИЯ ОЧЕВИДЦЕВ Из книги «Севастииан Карагандинский»
Феодосия Федотовна Прокопенко (Швагер)
Маму и семеро детей, привезли в Осокаровку, на Пятый поселок 1 августа 1931 из Сталинградской области, где папа работал в сельсовете. В1929г., когда стали раскулачивать зажиточных крестьян, папу записали в актив, но он отказался отбирать у крестьян имущество и тогда нас забрали, как подкулачников. Была у нас землянка, корова, пара лошадей и несколько овечек. В голой степи, на месте будущего Пятого поселка, разместилось 50 тысяч человек. Кругом милиция на лошадях охраняла, чтобы не убежали. Бурьянчик собирали, варили и ели. Вырыли яму. Как погребок, кое-чем прикрыли сверху, так и жили год. Один колодец был на весь поселок, глубиной метров 25, он до сего времени стоит. День-ночь стояли за водой. Туалетов не было, ров был такой, метров на тридцать выкопанный, общий для всех. И вот люди стали умирать - повальная дизентерия. И наши стали умирать. Третьей умирает 17 сентября Варя. Только солнышко вышло, поднялось наполовину, мы с мамой эту дыру открыли, лежим, умирает Варя... А солнышко только вышло всем диском, и Гриша, маленький самый, умирает. И еще два братика не пережили эту страшную зиму… Что мы пережили - не дай Бог! Кто в Казахстане не бывал, тот и горя не видал, а кто побудет - до гроба не забудет! (с. 104-107)

Иерей Иоанн Тимаков
Нас привезли из Самарской губернии в середине лета 1931 года. Я был молод, со мной жена и маленький ребенок. Мы выкопали ямку в метр глубиной, попончиками крышу закрыли. Наш младенец прожил в этой яме месяц и умер. В 31-м, в 32-м году погибли все дети и старики, и к 33-му осталась одна молодежь, редко где старика увидишь. Умирало в день по 200 человек. Три бригады могилы копали 2 метра ширины, пять метров длины. Зимой могилы копать не успевали. Покойников складывали в кучи, величиною с дом, по 500-700 человек в каждой куче лежало, как дрова. Я работал на Кировой шахте, за 8 км. И каждый день по степи туда и обратно. Работаешь в шахте - грунтовые воды, как дождь, льют с потолка. Выйдешь из шахты - весь мокрый, в галошах вода, портянки мокрые, только фуфайку сухую оденешь и бежишь в поселок по тридцатиградусному морозу. Пока прибежишь - одежда примерзнет к телу. Шахтеры шли с работы и замертво падали. И всю зиму на дороге лежали. Бывало в пургу дороги не видно, а мертвецы вместо вешек в степи. Их весной на телеги собирали…
Изюмова Татьяна Артемовна
Родители мои были высланы в 1931 году из Волгоградской области. Привезли в поселок, что в 16 км. от Темиртау. 25 тысяч человек было в этом поселке, и все копали землянки в степи, к зиме соорудили из хвороста что-то вроде сарая. В нетопленом сарае, без окон, жили 10 семей. Бывало, что папа приходил с работы, а мама и все дети лежали засыпанные снегом. Он разгребал снег и спрашивал :
- Вы живые там?
- Да, живые...
К весне народу почти не осталось, все вымерли… А в 1939 году я родилась…
А в 1940 маму задавили в очереди за хлебом…. Она была беременная. Папа работал в войну по две-три смены, это был второй фронт, каждый день на шахте погибали люди... Уходя на работу, папа со мной прощался:
- Вернусь-не вернусь с шахты. Бог знает...
Помню нас называли кулаками. Спрашиваю у папы. Говорит:
- Деточка, от того называют, что, когда мы жили в России, нам некогда было спать на подушке, мы отдыхали в поле на кулаке. От того, что мы трудились, обрабатывали землю и своими трудами кормили Россию…
Монах Севастиан (Александр Алексеевич Хмыров)
В 1931 году мы были раскулачены и сосланы из Тамбовской области в Караганду. Там была чистая, голая степь, горелая степь. Нас высадили ночью, шел дождь. Мы вытащили из вагонов доски - нары, на которых лежали, на четыре части их кололи, делали козлики. Потом рубили караганник, накрывали им козлики и получался шалаш. В этих шалашах мы жили. Всех заставляли работать, делать саманы. Я был малолеток, но тоже работал, ворочал саманы, чтобы они просыхали на солнышке, из саманов и дерна делали домики. Только успели стены поставить, началась зима, а потолков нет, в декабре открылся сыпной тиф. Питание - преснота, суп пресный и хлеба давали по 400 граммов. Народ гиб. Вот, дома без потолков, снег валит, люди вставали из-под снега, которые живые были, а которые неживые под снегом лежали, их вытаскивали и клали на повозку. И везут, тянут эту тачку мужички такие же изнуренные -


Рецензии