Былинные земли. Дворец генерала. Часть 12

(Продолжение)

ПЯТЬ СЕСТЕР И ЧЕТЫРЕ БРАТА. КОМУ СКИПЕТР?
 
…Спустившись с Высокой горы, мы проехали «галайскую» долину и оказались на шоссе, проложенном по старому «путному» шляху: вдоль северного отрезка Уллы. Намеревались посетить ближайший водоем из серии Ушачских озер. А дождь не переставал, и затянутое прочно небо не предвещало скорого просвета.

- А давайте побываем в бывшем владельческом центре, переедем на правый берег! - предложил кто-то из спутников.

Я там бывал неоднократно, да и мои попутчики не раз. Но влекли новые факты, добытые в парафиальных отчетах конца Великого княжества Литовского и Речи Посполитой. А еще - зов предков, не он ли тянул?

Мы пересекли мостовый переход с Лепеля на Витебск, и свернули на территорию - бывшую усадьбу Цехановецких.

В отличие от Голландии (Голяндыі, Галяндры), в бывшем владельческом центре сохранились старые постройки, и это радует. Правда, главный особняк сгорел окончательно (во время последней войны), и его место обозначил черный квадрат мемориальной доски. Доску установил Анджей - последний потомок владельческого рода, проживавший в Англии, недавно умерший. Он навестил Бочейково во время «оттепели» - после развала общественного, социалистического, строя, после ликвидации Советского Союза. Интересно, какие чувства он испытал, когда увидел бывшую усадьбу своих сородичей?

Анджей никогда ранее тут не был, родился в другом месте. А часть поместной жизни захватил его отец - Ежи Цехановецкий. По воспоминаниям моих родственников, его называли «Жоржик», подчеркивая, что он гарцевал по округе верхом на лошади. Мало что успел рассказать сыну, потому что ушел из жизни молодым. А вот бабушка сопровождала Анджея долгое время и, наверное, о многом поведала. Я тоже о ней слышал от своих предков. Ее называли «пани Мария» и хвалили за участие в образовании подопечных. А у близких Марии было свое наречие - «Mary», второе имя Луиза: Мари Луиза Кименс, наследница старинного английского герба и дочь фабриканта Ричарда, заложившего в Подолии сахарную фабрику. Выйдя замуж за Владислава Цехановецкого (полное имя Владислав Михал Стефан Эммануэль, сын Йозефа Павла), прожила с ним восемнадцать лет.

Владислав начинал карьеру в царских вооруженных силах, но смерть отца изменила планы. Отец давно настаивал на смене поприща, видя в нем именитого помещика, наследника, хотя выбор был немаленький: пять дочерей  и четыре брата. В этом количестве он абсолютно равнялся с «голландцем» Филиппом, у которого было точно столько же детей.

Владислав взял на себя заботу о процветании поместья, но опирался на финансовую помощь брата Болеслава. Если заглянуть в отчет, что составил в 1891 году для Витебского губернского статистического комитета старшина Бочейковской волости Тимофей Григорьев, то прочитаем: «местечко Бочейково наследников католика Павла Станиславовича Цехановецкого». Далее шла расшифровка их земельного достояния: 3427 десятин и 200 саженей, что принадлежали непосредственно им, и 4351 десятина и 1362 сажени для выкупа зависимыми от них крестьянами. 45 десятин отводились церковному причту.

Сразу скажем, что Бочейковская волость выделялась, как никакая другая, «именной» сутью: помимо Цехановецких, только два других собственника фигурировали в отчете старшины. Это помещица Софья Лисовская, распоряжавшаяся Долосцами (305 десятин «унаследованных» и почти 190 – «прикупленных»), а также крестьянин Иосиф Мороз, заполучивший фольварк Фатынь. В примечании старшина пояснял, что более 315-ти десятин принадлежали «другим лицам», и один из них указывался как «старообрядец Тимофей Иванович Пригожий». А кто были «другие», не сообщалось. Интересно было бы поднять документы за период с 1905 года по 1917-й. Кого там увидим?

Обращая внимание на цифру «крестьянского надела», можно предположить, что бывшие паны уже сдавали свои позиции, не чувствовали себя абсолютно неприкасаемыми, им на пятки «наступали» собственники низшего звена – крестьяне, добившиеся наконец, после революционных выступлений, некоторого почитания.

С помощью денег брата Владислав (по кличке «Лас») начал вкладываться в  дело отца. В первую очередь восстановил резиденцию, которая снова горела - в 1908 году. Надеялся еще долго пребывать на Улле. Открыл четыре точки, приносившие выгоду – две «цагельни» (производство кирпича) и две «горзелнии» (винокурни), не упускал из виду ферму, занимался огородничеством и садоводством. Но самые большие надежды возлагал на сплав леса.

В его планах было контролировать весь речной маршрут, всю Березинскую водную систему. Складывались отношения с собственниками приречных областей – со свядскими землевладельцами: его крестной была тётка Бригита Жабина (Жаба), родственники которой владели подступами к главному участку соединительной трассы. И Плятеры, породнившиеся с Жабами, входили в круг свояков. На венчании с Maри в Варшаве свидетелем был граф Плятер-Зиберг.

Пред Владиславом маячила перспектива транспортного «коридора», что связывал Балтийское море с Черным, и он прикладывал усилия, чтобы как можно полнее использовать его возможности. Приобрел у брата Станислава Волову Гору, предлагал министерствам методики расширения сплава древесины, выгадывая свои интересы. В совместном пользовании с Болеславом находились 2185 гектаров леса. Одновременно упражнялся в публичной деятельности – его избирали мировым судьей Лепельского уезда, хорошо знали в витебских общественных структурах, и даже книгу издал на собственные деньги.

(Продолжение следует).

На снимке: у мемориальной плиты; портрет Владислава Цехановецкого (из интернета).


26.12/24