Глава 10. Кошмар

Вера сидела за кухонным столом, склонившись над учебником. Тусклый свет лампы выхватывал из полумрака исписанную тетрадь и сосредоточенное лицо. Она делала домашнее задание, стараясь не отвлекаться на нарастающее напряжение в доме. Напряжение, которое всегда начиналось с негромкого ворчания, а затем переходило в громкий, пронзительный крик.

И вот, крик раздался. Сначала это было тихое шипение, потом голос матери начал повышаться, и в нём стали слышны обвинения, претензии, обиды, старые как мир, но всегда болезненные для Веры. Она поняла, что всё сейчас пойдет по давно знакомому пути: гнев матери, крики, а затем насилие. Сердце бешено заколотилось.

Вера быстро сняла очки и отложила их подальше. Это был инстинкт, который она отточила до автоматизма. Ее главным страхом было не столько физическое насилие, сколько то, что стёкла очков разобьются и поранят ее глаза. Эта фобия всегда была сильнее любой другой боли.

Сбросив очки, Вера подскочила со стула и побежала в сторону холодильника. Она знала, что это бесполезно, что укрыться не получится, но все равно делала это каждый раз, словно пыталась обмануть судьбу. За холодильником не было спасения, но она надеялась, что хотя бы на мгновение, там будет чуть безопаснее.

И вот, кухня, обычно тихая и спокойная, вдруг превратилась в поле боя. Гнев Алёны вспыхнул как факел, и Вере некуда было бежать. Всё началось с крика, такого резкого и пронзительного, что у Веры внутри всё похолодело. Она не помнила, что именно вызвало такую ярость, но это уже не имело значения. Слова матери, как острые камни, обрушились на неё. “Бесполезная! Никчемная! Ты просто разочарование! Вся в своего отца!” – сыпалось из её уст с такой ненавистью, что Вере казалось, будто каждое слово пронзает её насквозь.
"Медведь, когда его бьют в цирке, начинает на велосипеде ездить! А тебя сколько не бей, ты всё такая же пустышка! Наштукатурится и возомнит себя звездой!".
"Чё ты ноешь?! Твоё опухшее лицо так бесит, так бы и размазала его об стену!"

Алёна схватила её за плечи с такой силой, что пальцы впились в кожу, оставляя багровые следы. Вера попыталась отстраниться, но мать, словно обезумевшая, вцепилась в неё, как дикий зверь. Рывок – и голова Веры с ужасной силой врезалась в стену. Боль была настолько острой, что на мгновение она потеряла ориентацию, в глазах потемнело. Алёна, не давая опомниться, снова ударила её головой о стену, и еще раз, и еще, каждый удар вызывал в Вере новую волну боли. По затылку поползли капельки крови.

В сознании Веры промелькнула мысль: “Она меня убьет”. Она попыталась защититься, поднять руки, но мать была сильнее, ее движения были дикими и неконтролируемыми. Глаза Алёны горели яростью, в них не было ничего человеческого. Вера увидела, как мать бросила взгляд на кухонный нож, лежавший на столе, и ее охватил ужас. Она видела, как Алёна протягивает к нему руку, и от страха ее сердце чуть не остановилось.

Но, словно передумав, или не сумев дотянуться до ножа, Алёна оттолкнула Веру, та споткнулась и упала на пол.  Алёна пнула ногой.  “Смотри, какая ты у меня стала уродка!” – прошипела мать, глядя на лежащую внизу Веру и с новой силой начала оскорблять дочь.

Вера лежала на полу, сжавшись в комок, стараясь защитить голову. Боль пронзала каждую клеточку ее тела, а еще сильнее болело сердце. Она чувствовала себя словно раздавленной, и не только физически. Её душу будто вырвали, а потом растоптали ногами. Она не понимала, за что мать так её ненавидит. Она плакала, но не от боли, а от обиды, от того, что её родной человек причинял ей такое зверство.

Алёна все ещё кричала, но слова её уже не долетали до Веры. Она видела лишь её искаженное гневом лицо, и ее трясущиеся руки. Она чувствовала, что она ничтожна, что она не нужна матери, что она просто ошибка, которую нужно уничтожить.

В конце концов, Алёна замолчала, словно выпустила весь свой яд. Она бросила на Веру презрительный взгляд, развернулась и ушла, оставив её лежать на полу, в осколках разбитых надежд.