Яшка-скворец

Яшка вставал рано. Отец приучил сына вставать вместе с солнцем, и от этого Яшке была большая польза. День его был очень большим, и он успевал до ухода в школу заправить кровать, сделать зарядку, повторить уроки, сбегать в магазин за хлебом и молоком. Потому, наверное, Яшка и учился лучше всех, что по утрам, на свежую голову, успевал повторить сделанные вечером домашние задания.

Чуть только солнце, пытаясь встать из-за края земли, ухватится своими ещё холодными лучами за вершину корявого дуба, который растёт во дворе, как солнечный зайчик оттуда с высоты прыгнет на землю, вскочит в Яшкино окно, усядется на подушке и станет гладить сонного Яшку по щекам и векам, станет ему щекотать в носу, и Яшка проснётся.

Зайчика, хитрого этого зайчика, Яшка придумал сам. Он услышал по радио о том, что на нашем советском луноходе установлен французский лазерный отражатель, который посылает с Луны на Землю отражённые лазером солнечные лучи. Вот и Яшка установил на вершине дуба свой «лазер» – шест, с привязанным к нему зеркалом. Это зеркало вполне исправно пересылало первые утренние лучи с вершины дуба на лицо сонного Яшки. Потому-то и просыпался он раньше, чем успевал зазвонить папин будильник.

– Ты, Яшка, наверное, у петуха научился ни свет, ни заря вставать? – однажды спросил у него отец. – Или, может, старческая бессонница к тебе прицепилась?
Яшка, свой секрет отцу не открыл, боялся, что запретит ему взбираться на вершину дуба, где с такими трудами установлен его «лазерный» отражатель.

– У меня условный рефлекс выработался, просыпаться за пять минут до звонка будильника, – смеясь ответил он, – что, не веришь? Ты, папа, наверное, и барону Мюнхаузену не веришь, когда говорит он, что были пожарники, которые на пожар всегда так быстро спешили, что успевали приехать на место за пять минут до начала пожара.

– Ну, как же, Мюнхаузену я верю! – ответил отец. – И ты верь.
А, вот, в пасмурные дни солнечный зайчик не прибегал будить Яшку. Вставал он уже по звонку будильника.

– Что, подвёл тебя твой условный рефлекс? – шутил над ним отец.

– Нет, не подвёл, – не соглашался Яшка. – Я сон интересный видел, хотел досмотреть, потому и не встал.

Яшке не нравилось вставать по звонку. Очень уж грубо звонок будильника врывался в чудесные Яшкины сны и он, сразу же вскочив, забывал только что увиденный сон. А вот от мягких лапок солнечного зайчика он просыпался спокойно и, не открывая глаз, продумывал сон от начала до конца, и сон надолго оставался в памяти. Он многие сны рассказывал ребятам, и ребята завидовали, что ему снятся такие интересные, со всякими приключениями, сны. Особенно интересным был его сон о том, как на луноходе путешествовал он по лунным морям, и как на него напала лунная баба-яга и своим толкачом истолкла весь луноход. Яшка стрелял в неё из атомного оружия, но не убил. Подобрав осколки лазерного зеркала, он целый лунный месяц передавал на землю сигнал СОС. Учёные поймали его сигнал, и прислали за ним ракету с космонавтами. Вот, это был сон! Никому из ребят их класса не удавалось увидеть такой сон.

В то утро, когда случилось с Яшкой неприятное происшествие, он тоже был разбужен солнечным зайчиком, и настроение у него было отличное. Выйдя во двор, он делал свою обычную зарядку: бегал, прыгал, вертелся на турнике, ходил по-гусиному, становился на руки. Не успел он ещё закончить весь комплекс своих спортивных упражнений, как услышал насмешливый голос Витьки:

– Ты что это, Яшка, в балерины готовишься? Я давно подозреваю, что ты от меня что-то скрываешь. И вот выследил тебя! Ты не стесняйся, продолжай, я никому не скажу. Балерина, ха-ха-ха! Поддержи меня, упаду! – Кривляясь, приседая и подпрыгивая, он стал передразнивать Яшку.

Яшка обиделся на Витьку, очень крепко обиделся, он хотел было тут же нокаутировать его и даже, держа кулаки перед грудью, пошёл было к нему, но удержался, остановился и, срывающимся от обиды голосом сказал:
– А ты, ты что, не хочешь быть сильным? Вон, каким жирафом вырос, а толкни – повалишься.

– Это я-то жираф? Да? Сам ты бегемот из болота! Попробуй, толкни… А, боишься?! Тронешь, так и сам отлетишь, как футбольный мячик! Я, если ты хочешь знать, каждое утро хожу на охоту. Это получше твоей зарядки.

– На охоту?! – удивился, Яшка. – А сейчас куда идёшь?

– На охоту.

– Ха-ха, охотничек! Без ружья, без собаки…

– Собака у меня есть, сам знаешь. И ружьё есть. Да, не удивляйся. Только оно пока в охотничьем магазине стоит. Вот денег накоплю, тогда и домой принесу его. Я уже купил шомпол и всякие там цепочки-пуховки для чистки ружья. И книжку Е.В. Кудрявцева «Охота» /карманный справочник/ за тридцать шесть копеек в охотничьем магазине купил. За такую книжку и рубля не жалко. Вот, погляди.

Витька вытащил из кармана маленькую белую книжку и, не выпуская из рук, показал её Яшке.

Обида сошла с Яшкиного лица. «На охоту ходить – это интересно, – подумал он, – там всякие приключения».

– А сколько ружьё стоит? – спросил он.

– Девятнадцать рублей. Оно, понимаешь, хотя и с одним стволом, но зато ствол – во какой длинный! Красивое, с тремя золотыми уточками.

– А что, если нам вместе? – нерешительно спросил Яшка. – Я на фотоаппарат коплю. У меня уже восемь рублей и семнадцать копеек.

– Ишь ты, какой хитрый! – прищурясь, ответил Витька. – Как же мы из одного ружья вдвоём палить будем?

– А, мы по очереди: сперва ты, а потом – я.

– Ты, Яшка, это всерьёз – насчёт ружья, или просто так?

– Всерьёз, а как же ещё!?

– Ну, пошли! – повелительно сказал Витька. – Только – никому ни слова.

– Что я – маленький?! – Яшка торопливо надел рубашку и пошёл за Витькой. Отойдя шагов десять от дома, они помчались бегом.

– Яша, ты куда?! – послышался голос отца, но ответа не последовало.

Скоро Витька и Яшка очутились около городского парка. Они прошли вдоль каменной ограды и остановились.

– Вот здесь перелезем, сказал Витька. – Видишь, ямка? Это я железиной выбил, чтобы лучше перелезать.

В такое ранее утро в парке всё казалось таинственным: внизу, среди кустов было мрачно и сыро, вершины же деревьев освещались лучами восходящего солнца, и там, в позолоченной высоте раздавались песни птиц.

Витька с Яшкой, оглядываясь, как воришки, прошли мимо причудливой башни, сложенной из бугристого белого известняка.

– Это – каморлюк*. Видишь окон нет, только сверху, там в крыше, небольшая дыра.

Тут леший сидит, когда надоест ему по парку бродить. Сам худой, брови лохматые, а усы – во какие! Ему, брат, в лапы не попадайся.
______
* каморлюк – так автор назвал хозяйственную постройку в парке

– Леший? Какой леший? – удивлённо спросил Яшка.

– Струсил, да? Думаешь – настоящий? Это – садовник, зовут его Андреем Антоновичем.

– Ничуть я не струсил. Я знаю, что ни леших, ни чертей нет.

Они подошли к пушкинскому уголку. Днём и вечером здесь всегда бывает много детей, а сейчас – в такое ранее утро – никого.

На каменном постаменте задумчиво стоял великий поэт. Перед ним раскинулся пруд, из которого старик неводом вытаскивал золотую рыбку. За прудом – избушка на курьих ножках; тут же на ветвях качались русалки, глядясь в воду как в зеркало. Между деревьев колдун проносил богатыря. Под дубом, на золотой цепи ходил учёный кот. А на песчаном холме стояла огромная голова.

– Как тут хорошо! – промолвил Яшка. – Побудем здесь.

– В другой раз придёшь красотой любоваться, не за тем пришли.

Витька вынул из кармана рогатку, вложил камушек и пальнул в золотую рыбку. Рыбка разбилась и, блеснув золотыми чешуйками, утонула. Старик сердито поглядел на Витьку, но тот не струсил, прицелился и пальнул в старика.

– Зачем ты золотую рыбку разбил? – насупившись спросил Яшка. – Она ведь старику помогала… Он такой несчастный, а ты и в него пальнул.

– Заплачь ещё. Подумаешь – чучел пожалел! Не выйдет из тебя охотник.
У Яшки пропал интерес к охоте. Он любил приходить сюда, с таким вниманием разглядывал героев знакомых сказок, а теперь так нехорошо на сердце.
Пробираясь между зарослей сирени, барбариса и жимолости, они очутились на другом конце парка. У огромного серебристого тополя Витька остановился и стал глядеть вверх, отыскивая что-то среди ветвей.

– Скворец. Слышишь, как поёт? – Витька стал прицеливаться.

– Не надо! – дёрнул Яшка его за рукав.

– Отстань! Глухаря как – на току стреляют? На току. Не ждут, когда петь перестанет!

Витька выстрелил. Скворец перестал петь и, ударяясь о ветви, свалился на землю.

– Вот как надо охотиться! На, пальни и ты, вон у другой скворешни сидит.

– Не буду.

– Ну, конечно, тебе и не попасть. Я сам собью. Витька стал целиться.

– Не смей! – Яшка вырвал у него из рук рогатку.

– Ты что? Не твоя, отдай! – наступал на него Витька. – Сейчас же отдай не то…

Он хотел броситься на Яшку, но вдруг глаза его округлились, пальцы растопырились, он повернулся и пустился наутёк.

«Что с ним такое? Наверное, меня испугался», – подумал Яшка. Он нагнулся, хотел было поднять скворца, но тут чья-то рука схватила его за рубашку.

– Ага, попался?! Теперь ты за всё ответишь! – Это был Андрей Антонович. Его-то, заметив, и испугался Витька.

– Я – что? Я – ничего! Это не я, – растеряно пролепетал Яшка.

– Тебя я впервые на этом деле словил, а вот за твоим дружком не раз гонялся. Видел, какого стрекоча задал? Кто он? Молчишь?

– Не скажу, – еле слышно ответил Яшка. – Не честно других выдавать.

– А птиц убивать, это по-твоему – честно? Птицы не только песнями радуют. Они деревья от гибели спасают. Бери скворца! Посидишь в каморлюке, а я по радио объявлю, что у меня тут злодей сидит, который в народном парке скворцов убивал. И приметы обрисую: белоголовый, с веснушками на носу, в сандалиях на босу ногу.

Как звать-то тебя?

– Я-я-Яшка.

– А по фамилии чей будешь? Молчишь? Стыдно объявиться?

Неприятно, ой как тяжело было Яшке! Во всей его жизни это был самый плохой день. По щекам текли слёзы, плечи вздрагивали.

– Дяденька, я ничего плохого не сделал, отпустите меня.

Андрей Антонович верил, что Яшка и в самом деле не виноват, но ему нужно было узнать про того озорника, который привёл сюда Яшку.

– Как это – ничего не сделал?! Ты за весну со своим дружком вот что здесь натворил: разбил тридцать два плафона – по два рубя за штуку; сорок пять лампочек – по сорок копеек; носы да пальцы у физкультурных статуй поотбивал; в пушкинском уголке учёного кота продырявил. А живых скворчиных душ сколько загубил?! Убытку от твоего озорства – на четыреста двадцать рублей. У меня тут в книжечке всё записано. А ты говоришь – ничего плохого не сделал! Вот, посидишь в каморлюке и скажешь, кто твой дружок.

Андрей Антонович закрыл дверь, замкнул её и ушёл.

Яшка остался один в каменной башне. Там было мрачно и сыро. Яшка ощупал стол, плетёное из прутьев кресло, поломанную садовую скамейку. В углу он зацепился ногой за резиновый шланг и упал. Садовые лейки, грабли и лопаты загремели о каменный пол. Гулкое эхо раздалось под сводами башни. Яшка поспешно встал, затем раз-другой толкнул дверь плечом. Дверь не открылась. Яшка подошёл к скамейке и прилёг на ней.

«Неужели это один Витька столько беды натворил? – думал он. – И с чего зевота привязалась? Будто спать хочу. И вовсе не хочу. Как бы убежать от сюда? Вон в потолке дырка, залезть бы туда, расковырять побольше и вылезти. Эх, был бы я скворцом, фыррр! – и улетел бы».


II

В углу вдруг защебетал оживший скворец. Сначала он прощебетал что-то скворчиное, а затем, прихрамывая на обе ноги, подошёл к Яшке и заговорил человеческим голосом:

– А почему же ты, Яшка, не сказал садовнику, что Витька во всём виноват? Тебя бы
и не держали тут.

– Как же я мог сказать? Обо мне тогда ребята говорили бы: «Яшка-ябедник, Витьку выдал».

– А смог бы ты моих скворчат гусеницами покормить, если бы я тебя отсюда выпустил?

– Смог бы, – ответил Яшка, – только мне вот в скворчиную лётку не пролезть. – Он, конечно, хитрил: ему не хотелось с гусеницами возиться.

– Ты не плохой мальчик, – похвалил его скворец, – а, вот попал в неприятную историю. Я дам тебе моё заветное пёрышко, погладишь себя по голове – и станешь скворцом, таким же, как я, Федюшей. А я стану мальчиком – таким же как ты, Яшкой.

«Скворец надо мной насмехается, – подумал Яшка, боязливо протягивая руку за пёрышком. – Это в сказках человек превращается в птицу, а в жизни так не бывает».

Погладил Яшка себя пёрышком по голове и вдруг почувствовал, что становится маленьким, что рот его сжался в трубочку, что руки стали тоненькими и обросли чёрными перьями, и сам он весь покрылся перьями. Замахал Яшка крыльями и через дыру в крыше вылетел на волю. Теперь он уже не прежний Яшка, нет, он уже не мальчик, а скворец, и жить ему придётся скворчиной жизнью. Покружился он над башней и полетел к тому дереву, с которого Витька сбил скворца Федюшу.

– Я уже не Яшка, – подумал он – я скворушка Федюша!
Сел Яшка около скворечни на ветку и как-то неуверенно засвистел:
– Федь-федь-федь-Федюша.

– Ты где пропадал? – спросила скворчиха, высунувшись из скворечни. – Полезай в гнездо и не смей вылезать, пока я не вернусь!

Долго сидел Яшка в скворечне, надоело ему, и он стал думать, чем бы заняться. «Книгу почитать бы? А как её сюда принесёшь? И тесно тут, не раскроешь. А, может быть, я и читать разучился? Ведь я же теперь скворец…»

Он услышал, что у другой скворечни посвистывает сосед. «Вот счастливый, – подумал он, – какую тоненькую песню тянет!»

Яшка стал подражать соседу.
Сосед-скворец подлетел к Яшкиной скворечне и заглянул в лётку.

– Ты кто такой?! – сердито спросил он. – Зачем в чужое гнездо залез?

– Я не чужой, я – свой! – пропищал Яшка. – Не приставай ко мне!

– Уходи по-хорошему! Не идёшь?! Ну, тогда я тебя силой вытащу! – Он схватил Яшку клювом за хохол и стал вытаскивать. Но Яшка не вылезал, он упирался, мотал головой и кричал:

– Отстань от меня! Отстань, говорю! Я дал слово и сдержу его!

– Ты что это, сосед, в мой дом ломишься?! – раздался голос скворчихи.

– В твою скворешню чужой скворец забрался. Он и говорить по-нашему не умеет: лопочет как те мальчишки, которые твоего скворца убили.
– Полно врать-то! Мой в скворешне сидит, – сказала она, а затем вдруг крикнула на Яшку: – А ну, вылезай! Погляжу на тебя.

– Я – свой, свой! Я – Федюшка. Он меня за хохол таскал.

– Бедненький, – прощебетала скворчиха, – раньше ты был смелее. Видно и вправду тебе ум отшибли.

Сосед скворец, видя, что скворчиха не прогоняет Яшку, рассердился, оттолкнулся от ветки и полетел.

Скворчиха вернулась в скворечник.

– И я за соседом полечу, – решил Яшка. – Буду у него учиться: что он будет делать то и я.

Сосед опустился на зелёный куст и стал торопливо глотать жирных вертлявых гусениц.

Голод мучил Яшку. Он отщипнул почку на ветке, сорвал листок – не вкусно.

– Ты что листья щиплешь? – спросил сосед-скворец. – Видно забыл, чем скворцы питаются?

– Забыл, забыл, – чуть не плача ответил Яшка и тут же схватил гусеницу и, закрыв глаза, проглотил её. Затем открыл глаза, прислушался – не шевелится ли в зобе и засвистел:

– Вкусно, вкусно, очень вкусно.

– Ну, конечно, вкусно, – ответил сосед, – и нам польза и сад спасём.

Яшка принялся клевать гусениц. Вот, уже проглотил их десять, двадцать… «Не хватит ли, не заболел бы живот, ведь они же не варёные», – подумал он и сбился со счета.

Скворцы насытились и вернулись к своим скворечням.

Только уселся Яшка на ветке, как из скворечни выскочила скворчиха:

– Вывелись, вывелись! Деточки вывелись! Слышишь, – есть просят, – радостно прощебетала она.

– Вот хорошо! Я знаю, где корм, – подумал Яшка и полетел собирать гусениц. Теперь уже не было у Яшки свободного времени. Вместе со скворчихой целыми днями носил он гусениц и червяков и никак не мог насытить скворчат. У птиц самое трудное время, когда птенцы в гнезде. Они о себе не думают, лишнего червяка не проглотят, всё детям несут.


III

Яшка скворец, сидя на ветке, увидел, что по улице к парку бежит Витька, а за ним гонится Федюша.

«Что такое? – подумал Яшка. – Должно быть, Федюша решил его проучить? Правильно, так и надо. Я сам зря его не проучил. Из-за него вот и скворцом стал».

Витька перелез через забор, забежал за каменную башню, залез в мусорный ящик и закрылся крышкой.

Федюша тоже перелез через забор, кинулся по дорожкам в одну, в другую сторону, – нет Витьки! На зелёном газоне он заметил скворцов. «Не мои ли это скворчата? – подумал он. – Шесть молодых и с ними скворчиха. Моя скворчиха! Значит и скворчата мои. А вот и Яшка на дереве. Ух, каким стал! Как на моих скворчат покрикивает».

Спрятавшись в кустах, он покликал Яшку:
– Яшка, лети в каморлюк, – дело к тебе есть! Я там ждать буду, – сказал он и побежал к каменной башне. Зашёл он туда и закрыл за собой дверь на крюк. Вскоре, через дыру в крыше опустился туда и Яшка.

– Ну, как мои скворчата? – спросил Федюша.

– Все здоровы, летают, сами кормятся. Теперь мне легче жить. Я бы… ну и пусть, – согласился бы остаться скворцом, только вот школы жалко.

– А мне тяжело быть мальчиком, – признался Федюша. – На ночь в шкаф прячусь, всё кажется, что меня кот съест. За стол посадят – есть по-человечески не умею: забудусь и клюю по скворчиному. Твои папа и мама от скворчиной болезни меня лечат, только у них ничего не выходит.

– Плачут?

– Плачут. Всё приговаривают: «Яшенька, одумайся, ты же не скворец, а наш сынок – Яша». А мне что одумываться, если я – при своём скворечном уме! Вот что, Яшка: тебе трудно скворцом быть, а мне – мальчишкой. Давай опять по-старому!

Федюша достал из щели заветное пёрышко.
– Ты хорошо послужил мне, – говорил он, поглаживая пёрышком Яшку. – Без твоей помощи моя скворчиха деток не выкормила бы. За твою доброту я оставляю тебе скворчиный голос. Пользуйся им, когда захочешь. А пёрышко это возьми в подарок. Задумаешь скворцом полетать, в тёплом краю, скажем, побывать, или ещё где…
Яшка, ты с кем там разговариваешь? – послышался за стеной голос Витьки. – Можно к тебе?

– Уходи из парка! – грозно прикрикнул на него Яшка, успевший уже из скворца превратиться в прежнего мальчика.

– А ты не пугай меня, я не из пугливых! Вот сейчас дверь разломаю и намну тебе бока! – пригрозил Витька.

Дверь загремела и отворилась настежь. Яшка спрыгнул со скамейки, схватил метлу и кинулся к двери.

– Не смей входить! Слышишь, Витька? – закричал он, замахиваясь метлой. Но вместо Витьки перед ним оказался Андрей Антонович и его – Яшкин отец.

– Ты что это? На кого в атаку идёшь? – удивился отец.

– Известно на кого – на Витьку! Я из-за него всё лето скворчат кормил и сам всяких гусениц да червяков не сосчитать сколько съел.

– Ты, Яшка спросонок бредишь, или, может, заболел? – спросил отец. – Вот знакомься с Андреем Антоновичем. Мы с тобой давно к нему собирались зайти.

– Я уже познакомился, – глядя в землю ответил Яшка.
Из дверей вылетел скворец. Андрей Антонович удивленно провожал его глазами, а затем, обращаясь к Яшке, спросил:

– Откуда взялся? Неужели тот убитый очухался?

– Он самый. Федюшей звать. Мы тут с ним подружились.


IV

Яшкин сон в каменной башне был настолько ярким, что даже сам Яшка сомневается: сон ли это? К тому же в руках у него осталось Федюшено заветное пёрышко. Яшка спрятал это пёрышко и никому не показывает. Кто знает: Может оно простое, а может и в самом деле волшебное?!

После Яшкиного рассказа о том, как он был скворцом, с Витькой в классе никто не стал разговаривать. А Рита Черёмушкина, с которой Витька три года за одной партой сидел, взяла свой портфель и перешла на последнюю парту.
Стыдно было Витьке. Его мучила совесть… Он много прочитал о скворцах и о том, сколько пользы приносят птицы. Он думал: «я – убийца! Я убил пять скворцов! Я больше не буду. Я исправлюсь! И другим не позволю убивать скворцов и других птиц!»

Вечером все ученики четвёртого «Б» класса собрались в столярной мастерской. Они распиливали доски и делали скворечни. В мастерской стоял весёлый гул: смех, говор, посвистывание и щебетание.
Витька сидел в стороне ото всех. Он страдал… переживал… Он молча стругал палку…

– Где зимуют скворцы? – спросила у Яшки Рита Черемушкина.
Яшка задумался. Он не знал, где скворцы зимуют.

– В Египте! Я читал, – произнёс Витька из своего угла.

– Не тебя спрашивают, молчал бы уж, скворчатник. – одёрнула его Рита.

Витька перешёл в другой угол мастерской, посидел там на верстаке, подумал о чём-то, улыбнулся, а затем взял пилку и стал распиливать доски.


V

Утром по улице с барабанным боем шли пионеры. Впереди – Яшка и Рита Черёмушекина. У них было по две скворечни, а у других мальчиков и девочек – по одной. Когда пионеры подходили к парку, из-за угла дома выбежал Витька. У него на груди был пионерский галстук, который прежде он не хотел носить. За ним на улицу высыпалась ватага ребятишек. У каждого из них было по скворечне. Малыши построились по два в ряд и пошли впереди пионеров.

– А мы сквалешни несём, – обернувшись к школьникам хвастался Костя Иванов. – Вы тоже с нами?.. Да? Идите, только не обгоняйте.

– К парку – шагом марш! – скомандовал Витька малышам и, оставив их, втиснулся между Яшкой и Ритой Черёмушкиной.

– Видите, сколько у меня помощников? – хвастливо сказал он. – Разобрали все скворешни. Я вот с малышами следить буду, чтобы никто на моих скворешнях скворцов не подстреливал.

– Надо пионерский патруль назначить, - предложила Вера Прыгункова.

– Правильно. И свисток дать как у сторожа Дорофея, – добавил Яшка.

– Зачем свистеть?! – говорит Витька. – Мы будем, как леший, виноват, как Андрей Антонович: подкрадёмся, цап за шиворот и – в каморлюк!
Малыши, а за ними и школьники, остановились у ворот парка. Тут же, у ворот, стояли садовые рабочие, сторож Дорофей и Андрей Антонович. Сторож раскрыл ворота и, разгладив бороду, поднёс руку к козырьку.
Дети вошли в парк. Яшка отдал пионерский салют Андрею Антоновичу и сказал:

– Мы просим принять в юннаты весь наш четвёртый «Б» класс. Разрешите нам – держать в парке свой пионерский патруль.
Андрей Антонович одёрнул пиджак, разгладил усы и сказал:

– Мы рады вам, всей душой рады, давно ждём! В парке, детки вы мои, столько работы, что на всех хватит. И патруль свой надо иметь. Это очень даже хорошо – озорников в норму приводить. Одного, вижу я, вы уже привели, – вон за девочками прячется.

Витьке было стыдно, что Андрей Антонович опознал его. Он хотел бежать, но бесполезно. Опустив голову, он молча глядел в землю.

– Звать-то тебя как? – Спросил Андрей Антонович.

– Это Виктор Коровкин! – ответила Рита Черёмушкина. – Он десять скворешен сделал. Примите и его в юннаты. Я за него ручаюсь.

– И я ручаюсь, сказал Яшка.

– Мы за него все поручимся! Он больше не будет! Примите! – закричали все школьники.

– Это Витькины скворешни! – кричали малыши, обступив Андрея Антоновича. – Он и нас научит скворешни делать.

– Ну, а где бы ты, Виктор Коровкин, хотел повесить свои скворешни? – спросил Андрей Антонович.

– Выделите мне пять самых больших деревьев – я на самые верхушки взберусь и там поставлю.

– Ну, что ж, любые выбирай! Для доброго дела не жалко. – И, погрозив пальцем, добавил. – Только смотри у меня, – не сорвись.

– Не сорвусь! Честное пионерское!

Витька рукавом вытер вспотевший лоб и улыбнулся доброй, счастливой улыбкой.
Да, он действительно был счастлив: школьные товарищи поручились за него, и он не подведёт их! Он будет самым лучшим юннатом; он во всём будет помогать Андрею Антоновичу, и этих самых озорников, которые вред делают и птиц обижают, своими же руками будет ловить и в каморлюк тащить. Пусть знают!