1. конец эпохи

В этой небольшой книге я хочу как можно компактнее, яснее и полезнее изложить суть того, что я узнал о войне и мире за свою жизнь. Я не собираюсь писать здесь о пропаганде мира. Я собираюсь разобрать некоторые общие идеи и реалии, имеющие первостепенное значение, на их основе, и таким образом подготовить ядро полезных знаний для тех, кто должен продолжать это дело установления мира во всем мире. Я не собираюсь убеждать людей: «Да, да, мир во всем мире», мы уже слишком часто выступали против войны, делая заявления и подписывая резолюции, все хотят мира или делают вид, что хотят мира, и нет необходимости добавлять еще хотя бы предложение к огромному объему такой эффективной чепухи, я просто пытаюсь изложить то, что мы должны сделать, и цену, которую мы должны заплатить ради мира во всем мире, если мы действительно намерены его достичь.

До Великой войны, Первой мировой войны, я не очень беспокоился о войне и мире. С тех пор я почти легко вспомнить прежние состояния ума, из которых день за днем и год за годом человек вырастал, но я думаю, что в десятилетия до 1914 года не только я, но и большая часть моего поколения в Британской империи, Америке, Франции и, действительно, во всем цивилизованном мире думали, что война умирает вон.

Так нам казалось. Это была приятная и, следовательно, вполне приемлемая идея. Мы воображали, что франко-германская война 1870-71 годов и русско-турецкая война 1877-78 годов были последними конфликтами между Великими державами, что теперь сложится Баланс сил, достаточно стабильный, чтобы сделать дальнейшие крупные военные действия невозможными. Тройственный союз столкнулся с Двойным союзом, и ни у одного из них не было особых причин нападать на другого. Мы считали, что война сводится к простым экспедиционным действиям на окраинах нашей цивилизации, своего рода делам пограничной полиции. Привычки к терпимым отношениям, казалось, укреплялись с каждым годом, пока сохранялся мир между Державами несломленный.

Действительно, шла умеренная гонка вооружений, умеренная по нашим нынешним стандартам оснащения, индустрия вооружений была растущей и предприимчивой, но мы не понимали полного значения этого, мы предпочитали верить, что растущий общий здравый смысл будет достаточно силен, чтобы помешать этим множащимся пушкам на самом деле выстрелить и поразить что-либо. И мы снисходительно улыбались, глядя на мундиры, парады и армейские маневры. Это были освященные временем игрушки и регалии королей и императоров. Они были частью демонстративной стороны жизни и никогда не дойдут до настоящего разрушения и убийств. Я не думаю, что это преувеличивает легкость, присущую, скажем, 1895 году, сорок пять лет назад. Это было самодовольство, которое сохранялось у большинства из нас вплоть до 1914 года. В 1914 году вряд ли кто-либо в Европе или Америке моложе пятидесяти лет видел что-либо о войне в свой собственной стране.

Мир до 1900 года, казалось, неуклонно дрейфовал к молчаливому, но практическому объединению. Можно было путешествовать без паспорта по большой части Европы, Почтовый союз доставлял письма без цензур и в целости из Чили в Китай, курс денег, основанный, по сути, на золоте, колебался очень незначительно, а обширная Британская империя все еще сохраняла традицию свободной торговли, равного обращения и открытости для всех желающих по всей планете. В Соединенные Штаты вы могли поехать целыми днями и ни разу не увидеть военной формы. По сравнению с сегодняшним днем это был, во всяком случае, на поверхности, век беззаботной безопасности и хорошего настроения. Особенно для североамериканцев и европейцев.

Но помимо этого неуклонного, зловещего роста в индустрии вооружений действовали другие, более глубокие силы, которые готовили неприятности. Министерства иностранных дел различных суверенных государств не забыли о соперничестве с традициями восемнадцатого века. Адмиралы и генералы с чем-то средним между враждебностью и восхищением рассматривали более мощное оружие, которое сталелитейная промышленность осторожно вкладывала в их руки. Германия не разделяла самодовольства англоязычного мира, она хотела место под солнцем? Нарастали трения по поводу раздела сырьевых регионов Африки? Британцы страдали хронической русофобией в отношении своих ассигнований на Востоке и поставили перед собой задачу превратить Японию в модернизированную империалистическую державу, а также они вспомнили о Маджубе. Соединенные Штаты были раздражены беспорядками на Кубе и чувствовали, что слабые, расширенные испанские владения были лучше для разнообразия управления. Итак, игра политика власти продолжалась, но она продолжалась после окраины царящего мира. Было несколько войн и изменений границ, но они не повлекли за собой фундаментальных нарушений общей цивилизованной жизни, они, по-видимому, не угрожали каким-либо фундаментальным образом ее расширяющейся терпимости и пониманию. Экономические стрессы и социальные проблемы шевелились и бормотали под упорядоченной поверхностью политической жизни, но не угрожали никакими потрясениями. Идея полного искоренения войны, устранения того, что от нее осталось, витала в воздухе, но в ней не было никакого ощущения срочности. Был учрежден Гаагский трибунал, и происходило неуклонное распространение концепций арбитража и международного права. Многим действительно казалось, что народы земли обустраиваются на своих различных территориях в соответствии с судебным, а не воинственным порядком. Если и было много социальной несправедливости, то она все больше и больше смягчалась растущим чувством социальной порядочности. Стяжательство вело себя благопристойно, и общественный дух был в моде. Отчасти это было вполне честное стремление к общественному благу.

В те дни, а они остались позади едва ли более чем на полжизни, никто не думал ни о каком мировом управлении. Это лоскутное одеяло из великих и малых держав казалось наиболее разумным и практически осуществимым методом управления делом человечества. Коммуникации были слишком сложны для любого централизованного управления миром. «Вокруг света за восемьдесят дней», когда она была опубликована семьдесят лет назад, казалась экстравагантной фантазией. Это был мир без телефона или радио, в котором не было ничего быстрее железнодорожного состава или разрушительнее, чем более ранние типы H.E. shell. Они были чудесами. Было гораздо удобнее управлять миром с балансом сил в отдельных национальных областях, и, поскольку у народов были такие ограниченные возможности нападать друг на друга и причинять друг другу вред, казалось, что горячий патриотизм и полная независимость отдельных суверенных государств не причинят вреда.

Экономическая жизнь в значительной степени направлялась безответственным частным бизнесом и частными финансами, которые благодаря своей частной собственности смогли распространить свои объединяющие операции в сеть, в которой мало внимания уделялось границам и национальным, расовым или религиозным сантиментам. «Бизнес» был гораздо большим мировым достоянием, чем политические организации. Было много людей, особенно в Америке, которые воображали, что «Бизнес» может в конечном итоге объединить мир, а правительства подчиниться его сети.

В настоящее время мы можем быть мудрыми после произошедшего события, и мы можем видеть, что под этой справедливой поверхностью вещей разрушительные силы неуклонно набирали силу. Но эти разрушительные силы сыграли сравнительно небольшую роль в мировом спектакле полувековой давности, когда формировались идеи того старшего поколения, которое все еще доминирует в нашей политической жизни и политическом образовании его преемников. Именно из-за конфликта идей Баланса сил и частного предпринимательства полувековой давности с этими постоянно растущими разрушительными силами возникает один из главных стрессов нашего времени*. Эти идеи довольно хорошо работали в свое время, и до сих пор наши правители, учителя, политики с крайней неохотой сталкиваются с необходимостью глубокой ментальной адаптации своих взглядов, методов и интерпретаций к этим разрушительным силам, которые когда-то казались такими незначительными, а теперь полностью разрушают их старый порядок.

 

Именно из-за этой веры в растущую добрую волю между народами, из-за общего удовлетворения тем, как обстоят дела, объявление Германией войны в 1914 году вызвало такую бурю негодования во всем благоустроенном мире. Считалось, что германский кайзер нарушил спокойствие мирового клуба бессмысленно. Война велась “против Гогенцоллернов”. Они должны были быть исключены из клуба, были наложены определенные штрафные санкции, получать деньги, и все будет хорошо. Такова была британская идея 1914 года. Это устаревшее военное дело должно было быть раз и навсегда улажено по взаимной гарантии всех наиболее респектабельных членов клуба через Лигу Наций. Не было никаких предчувствий о каких-либо более глубоких действующих причинах этого великого потрясения со стороны достойных старейших государственных деятелей, заключивших мир. Итак, Версаль и его дополнения.

В течение двадцати лет разрушительные силы продолжали расти под поверхностью этого благородного и мелкого поселения, и в течение двадцати лет не было решительной атаки на загадки, с которыми сталкивается их рост. На протяжении всего этого периода Лига Наций была опиумом либеральной мысли в мире.

Сегодня идет война, чтобы избавиться от Адольфа Гитлера, который теперь взял на себя роль Гогенцоллернов в этой драме. Он тоже нарушил Правила Клуба и тоже подлежит исключению. Война, война Чемберлена с Гитлером, до сих пор ведется Британской империей в довольно старом духе. Оно ничему не научилось и ничего не забыло. Налицо такое же решительное игнорирование любой более фундаментальной проблемы.

И все же умы наших удобных и влиятельных представителей правящего класса отказываются принять прямой намек на то, что их время прошло, что баланс сил и бесконтрольные методы ведения бизнеса не могут продолжаться, и что Гитлер, как и Гогенцоллерны, — всего лишь отвратительная пустула на лице глубоко больного мира. Избавление от него и его нацистов будет таким же лекарством от мировых недугов, как соскабливание не излечит корь. Болезнь проявит себя в какой-нибудь новой вспышке. Это система националистического индивидуализма и нескоординированного предпринимательства, которая является мировой болезнью, и это вся система, которая должна исчезнуть. Он должен быть отремонтирован до основания или заменен. Он не может надеяться «прорваться» дружелюбно, расточительно и опасно во второй раз.

Мир во всем мире означает такую большую революцию. Все больше и больше из нас начинают понимать, что это не может означать меньшего.

Поэтому первое, что необходимо сделать при обдумывании основных проблем установления мира во всем мире, — это осознать, что мы живем в конце определенного периода истории, периода суверенных государств. Как мы говорили в восьмидесятые со все возрастающей правдивостью: «Мы живем в переходный век». Теперь мы получаем некоторое представление об остроте перехода. Это этап человеческой жизни, который может привести, как я пытаюсь показать, либо к новому образу жизни для нашего вида, либо к более длительному или более короткому сроку уничтожения насилия, нищеты, разрушения, смерти и вымирания человечества. Это не риторические фразы, которые я здесь использую; я имею в виду именно то, что говорю, катастрофическое вымирание человечества.

Вот проблема, стоящая перед нами. Это немалое дело салонной политики. Мы должны подумать. Пока я пишу, в этот момент тысячи людей убивают, ранят, на них охотятся, их мучают, с ними жестоко обращаются, они доведены до самого невыносимого и безнадежного беспокойства и уничтожены морально и ментально, и в настоящее время не видно ничего, что могло бы остановить этот распространяющийся процесс и помешать ему достичь вас и ваших близких. Это приближается к вам и вашим близким сейчас с огромной скоростью. Очевидно, что в той мере, в какой мы являемся рациональными предвидящими существами, сейчас никому из нас не остается ничего другого, как сделать проблему мира во всем мире главным интересом и направлением своей жизни. Если мы будем уклоняться от этого, оно будет преследовать и настигнет нас. Мы должны встретиться с этим лицом к лицу. Мы должны решить это или быть уничтоженными этим. Это столь же срочно и всеобъемлюще, как и это.