Невиданные во тьме чудеса...

    Мороз тихо щёлкал сухими пальцами, а деревья... Заместо того, чтобы пугаться и дрожать, топтались в танце, чуть поводя руками ветвей. Кокетливо приподняв правую бровь, они-таки с понятным модникам беспокойством опускали книзу взгляд, туда, где солнце ослабит вскоре узел повязанной шали сугроба. Но то ж после, а теперь их белоснежные, в облипочку, вечерние наряды, усыпанные алмазной крошкой, дрожали слегка, выдавая движение, но в общем всё было более, чем достойно. И столько жизни виделось в том танце, столь надежды и любви...

- И чего пляшут?
- Ну, уж верно не тангО!
- Да нет, я про другое. Почто веселье?
- Ведь Новый Год!?
- И чем старый им не угодил?
- Скажете тоже... Экий вы насмешник. Праздник же! Хорошо, коли у людей радость.
- Так то ежели у людей!
- ...

   То было ночью, но тающая, растекающаяся по блюду горизонта малина рассвета застала лес уже недвижимым, мороз - вялым, покорным, миролюбивым и лишённым всякой игривости. Нелегко шагалось ему по лесным бугристым дорожкам, однако звериные тропы, дабы не испортить, мороз переступал хотя и с кряхтением,и хрустом суставов, но с заметным тщанием. Походя, скорее по привычке, чем по надобности постукивал мороз и по деревцам. Абы не дремали! Сон в холоде не дело! Кому, как не ему, знать про то.

   Деревья улыбались сонно морозу, и кивали в такт стуку его ледяного молоточка, но сколь не силились открыть глаза, сделать этого не могли. В дневных грёзах, противу ночных, их сопровождали дивные видения, большая часть из которых оказывалась явью.

- Да чего они там не видали-то, в ночи?!
- Мало ли. Коли в двадцатиградусный мороз вновь забили пересохшие некогда ручьи, это ли не порука иным,  невиданным во тьме чудесам.