День скорби. Глава из романа Дети Авеля

                День скорби

          22 июня бабушка утром надела черный платок. Зажгла припасенную загодя церковную свечку. Она встала перед иконой и принялась молиться.
          Марьин знал про ее нехитрый ритуал, его баба Зина выполняла в точности много лет. Было какого поминать. На войне погиб бабушкин брат, два брата сродных и четыре дяди. От родного брата осталась только маленькая фотокарточка и треугольник письма с фронта, от других не осталось ничего. О них Сергей знал только по бабушкиным рассказам.
          Письмо хранилось в деревянный шкатулке, окрашенной в зеленый цвет с полосами, «под малахит»: «Здравствуйте, мои дорогие тятя, мама, брат Виктор и сестра Зина. Во первых строках своего письма сообщаю, что я жив-здоров. Мы вышли из окружения. Я стал как парнишка, силы совсем нет, до такой степени истощен. Думаю, что отправят в тыл…».
          Больше писем не было. Брат пропал без вести в мае 43-го.
          - Какой он вояка, -  говорила бабушка, -  кило до сорок, винтовку-то не поднять! А его на передовую…
          О войне Серега Марьин знал только из книжек, фильмов и рассказов стариков. В рамках, набившего оскомину, «военно-патриотического воспитания», в школу к ним часто приходили ветераны, звенели медалями, сверкали орденами. Одни были разговорчивы, другие – больше молчали и на вопросы отвечали уклончиво.
          Один раз, когда Серега учился в седьмом классе, пришли на урок два старичка и бабулька. Старички скромные, улыбчивые, по три медальки на пиджаке да значок. Зато бабка, как в рыба в чешуе, увешана медалями и значками. Она болтала больше всех, рассказывала о своем пионерском детстве, потом о комсомольской юности, как война началась, и как они рвались на фронт. Много говорила. Монолог бабки тянулся бы еще, если бы Юрка Гуляев не спросил напрямик: «А где вы воевали?». Задорная бабулька как-то сразу осеклась, замолчала. «Да я на фронте-то и не была»,   призналась она, опустив голову. На этом всё и закончилось.
          Дома Серега всё отцу рассказал. Марьин старший, похоже, в таких вещах разбирался.
          - Есть такие,  - сказал он, -  ряженые ветераны. На фронте не были по малолетству или по болезни, а подмазаться к чужой славе хочется. Вот и треплются о своих «подвигах», как на танке корабли таранили.
          - И как их отличить?
          - Ну, во-первых, по тому, как у них медали надеты. Есть правило, на какую сторону ордена надевать, на какую - медали. И в какой последовательности. Во-вторых, надо возраст смотреть. Война когда закончилась?
          - В 45-м.
          - Сколько лет прошло? -  Серега назвал. -  Так вот, не может быть ветерану пятьдесят лет. Даже если он был «сын полка» или воевал мальчишкой в партизанском отряде. И в-третьих, ряженые любят о себе рассказывать, а спроси их номер части, как командира звали и в каком он был звании… Всё. В лужу сели.
          Дед Сереги однажды сказал:
          - На такие мероприятия любят ходить те, кто толком и не воевали: писари штабные, механики на аэродромах. А кто на переднем крае был, те войну вспоминать не любят. Да и нету их уже – большинство от ран после войны умерли.
          Но потом ветераны в школу ходить перестали. Может, в младшие классы они и ходили, но Марьин их больше не встречал.
          Уже когда сам Сергей работал в школе, приходилось слышать от некоторых, либерально настроенных, коллег, что коммунизм и нацизм – это одно и тоже, а Сталин и Гитлер – одинаковые тираны. За ними подтявкивало поколение «кнопочников и памперсников».
          - Вот сдали бы деды немцам Москву в 41-м, сейчас бы мы немецкое пиво пили и на «фольцвагенах» ездили…
          - Я вообще не понимаю этот праздник! Сколько лет прошло, а мы всё на парады ходим!
          - А вы слышали, что Сталин первым хотел напасть? Его просто Гитлер опередил.
          9 мая школьников выгнали на парад. Было это «добровольно-принудительно». Можно было не ходить, но потом были последствия, особенно, для учителей. От парада могла спасти только внезапная смерть…
          В назначенный час детей пришло две трети, настоящих патриотов среди них было еще меньше. Тинейджеры, блогеры, скутеристы, близорукие геймеры, малолетняя шпана и прочие представители «нежного возраста». Некоторые оделись, как на Хэллоуин, однако нацепили георгиевские ленточки.
          - Сброд, -  прошипел пожилой учитель физики Виктор Иванович. – Кому страну оставляем?
          Один тинейджер приперся с фотографией солдата Второй мировой войны в рамке и был очень горд собой. Учителя онемели. Это была фотография солдата Вермахта.
          - Ты где это фото взял? – спросили мальчишку.
          - Из интернета скачал.
          Учителя попросили парнишку фото убрать, но тот ничего не понял и долго возмущался: «А чо такого?»
          - Ты идиот? – поинтересовалась одна деваха с афрокосичками. – Это же американский солдат!
          Дали отмашку, и началось шествие. Шли с хохотом, орали, матерились беззлобно.
          - Это не парад Победы, -  сказал учитель физики, - а шабаш. Ведьмы, черти, упыри и прочая нечисть.
          - Песню за-пе-вай! – потребовала директриса.
          Один тинэйджер тут-же выдал:
                Цвет настроения синий
                Внутри Maritni, а в руках бикини
                Под песню «Синий иней»
                Она так чувствует себя богиней.

          Девчонки захохотали. Но песня понравилась не всем. Послышались недовольные голоса.
          - Другую! Другую давай!
          Тот же пацан быстро перестроился:

                Если ты секс-бомба, то я сапёр
                Если это шоу-шоу — я режиссёр
                Потанцуй, потанцуй, потанцуй
                Потанцуй со мной…

           - Они безнадежны,  - махнул рукой Виктор Иванович, Марьин понял, что сегодня физик напьется. У старого учителя-вдовца был сын-коммерсант и такой же внук, избалованный теплыми морями и экзотическими островами. Внук мечтал учиться за границей, то ли в Оксфорде, то ли в Кембридже, то ли в Хогвартсе. «Ненавижу Рашку», -  любил говаривать он. Для Виктора Ивановича День Победы давно превратился в день беды.
          И вдруг кто-то запел «Катюшу». Тинэйджеры не поняли, покрутили головами. Песню подхватил другой голос, юный девичий. Потом третий голос, мужской. Песня потекла над толпой.
          На следующий парад Марьин не пошел. Он остался дома, смотрел старые фильмы про войну. С Ириной они к тому времени развелись, и никто не мешал ему отмечать праздник, как хочется.
          Сейчас ему про этот парад со школьниками вспоминать было неприятно. Веселая толпа милых деток была противна. Да и не хотелось марать нечистым святой день, всё равно что брать икону грязными руками.
          Баба Зина достала припасенную бутылку водки и граненные стаканчики. Себе налила поменьше, внуку – побольше.
          - Помянем всех, Сережа, -  сказала она.
          По всем семьям война прошла косой. Старик Полушкин потерял брата, Ермил – отца.
          Вечером к ним пришли Анна Полушкина и ее сестра, сухонькая баба Шура. Следом прилетела бабка Сорока.
          Гости принесли бутылку красного вина, баба Зина выкатила закуску. Бабки выпили, немного поговорили, поплакали. А потом затянули песню:

                В полях за Вислой сонной
                Лежат в земле сырой
                Сережка с Малой Бронной
                И Витька с Моховой.

           Эту песню Марьин слышал с детства. Маленький Сережа представлял реку в ивовых зарослях и поля за рекой. Поля пашут, поля сеют, а под землей лежат солдаты -  Сережка и Витька. Их забыли или потеряли. Они лежат уже давно. Их одежда истлела. Сквозь кости проросли корни высокой травы. Очень жаль было матерей. Почему они не спят? Почему горит лампа? Матери ждут. Напрягала несправедливость. Они погибли, а подруги их не дождались, замуж вышли и у них всё хорошо.
           Гости разошлись уже затемно. Серега в это время уже спал. Ему снился дед Матвей в молодости - морской пехотинец, участник обороны Ленинграда.