Новогодие

                Светлой памяти Татьяны Д.
       Завтра Новый год! Ура!!! Мы живы и здоровы, никто не заболел этой страшной «Вирусной короной», как называли эпидемию между собой. Работали по электронной связи, онлайн, но ведь работали! Научились, сумели.
— Завтра приходим все нарядные, приносим из дома, кто чем богат, а сегодня сдаём понемножку на фрукты и напитки. Светлана Ивановна – Вам поручение собрать взносы и решить, что будет на столе, а Татьяна с Катей купят необходимое. Встретим Новый год по-семейному завтра после короткого рабочего дня, бодро распорядилась Марина Геннадьевна.
       Собираться за общим столом перед большими праздниками вошло в традицию: всем работницам и одному работнику библиотеки это нравилось, потому что коллектив сложился крепкий из взаимоуважаемых, близких по интересам людей. Молоденькая Катя и зрелая Татьяна сдружились особенно крепко, несмотря на разницу в возрасте в двадцать пять лет. Обе незамужние, скромные, хозяйственные, они даже внешне были похожи, хотя Катя была худенькой, хрупкой, а Татьяна полной и рыхлой, но бледные лица, серые глаза, мягкие голоса, интеллигентные очёчки и, главное, манеры создавали впечатление родства. Кто они? Сёстры с большой разницей лет или мама и дочка? А, может быть, другие жизненные линии совпали в их судьбах?.. Их сначала за глаза, а потом и прямо называли «сладкой парочкой», что не было ни обидно, ни надоедливо: так, иногда, шутя и поощряя эту дружбу. Марина Геннадьевна, директор этой небольшой окраинной библиотеки, видя их горячую привязанность, как могла, помогала ей, привлекая обеих работниц к участию во многих общих делах. Все необходимые хлопоты никого не тяготили, они были привычными, отрепетированными за годы общей деятельности, радовали возможностью пообщаться попросту, неформально.
       Из магазина они шли пешком, благо, недалеко, дышали, чуть приправленным морозцем, бодрящим воздухом и весело переговаривались.
       — Татьян, ты почему маску не натягиваешь на нос? И в магазине, и на улице…
       — Мне в ней дышать тяжело! Надоела она, как банный лист!
       — Ну да. Только банный лист прилепляется вон куда, а маска прямо тут, на физиономии!
Они залились смехом.
       — Знаешь, Катюня, я в карантине ещё больше полюбила возможность просто работать, как обычно, просто жить! Жду не дождусь, когда всё привычное вернётся. Так было здорово!
       — Ну да. Я тоже… А ведь ещё не конец, говорят, будет вторая волна. Откуда эта напасть?
Начал медленно падать редкий, но крупными хлопьями, первый снежок.
       — Ой, Таня! Какая красота! То, что надо на Новый год! Морозец есть, значит, снег ляжет! Я так зиму люблю!
       — И, правда.  Смотри, ни одной звёздочки. Наверное, туча большая, не скоро снег кончится: идёт, идёт всё гуще –  волшебная красота! Так жить хочется по-настоящему, как прежде! Мне кажется, после этих смертей, запретов, как говорят, ограничений, мы будем всё настоящее ценить ещё больше, счастливее станем! А получится ли?.. Ничего мы про наше завтра не знаем.
— Да, верно. Но будет что-то… Я тебе не говорила, Таня… Мне позвонил Зорин.
       После поездки в Жерновку с нашими поэтами, где я их представила, он остался с нами на чай, видно, успел сбегать в магазин – принёс упаковку пирожных и виноградный сок. Сидел напротив меня, по временам смотрел в глаза и улыбался, а потом… попросил номер мобильника. Вот, утром позвонил.
       — Ух ты! Что-то начинается! Журналист не статью же писать о тебе собрался! Или по делу звонил?
       —  Во-первых, он фотокорреспондент. Много нас всех фотографировал, обещал фотографии на электронку выслать. Сказал, что скоро приедет сюда, на открытие фотовыставки, там и его работы будут. Говорит: «Я тебя на открытие приглашаю десятого января, не забудь маску» –  хочет со мной встретиться.
       — И ты молчишь! Подруга называется! Скрытная ты, Катюня!
       — Какая же скрытная? Всё тебе рассказала. Да и что тут такого?
       — Катенька, просто так телефон не берут, без повода не звонят. Ты ему понравилась. А он тебе? Как? Чего молчишь?
       — Не знаю… Он слишком красивый, я таким не верю. У него такой взгляд…
       — Ну, всё, ты влюбилась! Не красней! Точно-точно! Как его зовут?
       — Алексей.
       — А что ты про него знаешь?
       — Ни – че – го. Только, что в местной газете работает. Газета-то совсем маленькая.
       — Я попробую что-то узнать: придумаю что-нибудь. Мы с Михалёвой перезваниваемся. Она в детском абонементе сидит.
       — Михалёва – это Нина Петровна? Старенькая такая.
       — Ну, да, старенькая. На три года меня старше.
       — Да что ты, Танечка! Ты же молодая, красивая, модная!..
       — Ага, молодая, если бы не новое постановление, пошла бы через пять лет на пенсию. А Нина старенькая, как ты сказала, зато у неё муж, двое взрослых детей и уже внуки есть… Лучше быть старой, но полноценной, чем одинокой…Так что, Катюня, не упусти свой шанс.
       Они замолчали, погрустнели, но уже подошли к дверям библиотеки и переключились на обычные хлопоты. Что значит для четырёх женщин накрыть нехитрый стол  – раз-два – и готово. Василича долго звать не надо, он с утра наготове. Сегодня поездок не было, машина в гараже, территорию на свои дворницкие полставки он держит в идеальном порядке, и сам говорит в ответ на каждое приглашение, по пионерски вскидывая руку для салюта: «Всегда готов!» Хороший человек – добрый, семейный, свой. Гардеробщица и на свои полставки уборщица Светлана Ивановна и есть его жена, которую он называет почтительно «моя супружница» или просто «моя». И она своя. И все в коллективе свои, потому и трудности, и праздники общие.
       Говорить за столом о работе строго запрещено – так решили раз и навсегда. Василич пошёл за «своей», и Марина Геннадьевна решила открыть шампанское, которого Василич боялся, как огня – никогда не брался открывать. Штопор вошёл в пробку, но никак не получалось её вытащить. Вернулись Василич со Светланой, он опасливо взялся да дело, но вдруг у строптивой бутылки откололось горло! Пена, шипя, вырвалась, как из брандспойта! Женщины невольно, но дружно взвизгнули. Марина осмотрела отколовшееся горло, осколков не было, можно разливать. Татьяна встревожилась:
       — Ничего себе происшествие! К чему бы это?
       — К чему, к чему… К тому, что у этой короны вирусной слетит голова! Будет новая, бурная жизнь, как шампанское! – бодро пошутила Марина.
       — Кто знает… – протянула Катя, – а вдруг…
       — Нечего нагнетать! К столу. К столу! – скомандовала Марина.
       Разговор, как ни старались сделать его лёгким, весёлым, всё равно, в конце концов, зашёл о пандемии, откуда её принесло, поганую! Куда деваться? Всего две недели тому  назад похоронили бывшую директрису-пенсионерку Анну Андреевну Хаватову, которую за глаза все Ахматовой звали. Катя её не застала, а все знали, уважали и помнили. Многих знакомых горожан помянули. А местные писатели, постоянные гости библиотеки, проводившие встречи с читателями? Бареев, Левицкий?.. Бареев постарше, а Левицкий в самом расцвете сил, всего-то пятьдесят четыре… Поминали малюсенькими рюмочками коньяка, и пили шампанское – по глоточку, чуть пригубив.
       Катя принесла из дома небольшие настольные часы с боем, перевела стрелки на двенадцать, раздался нежно-звонкий бой, негромко, но дружно прозвучало «ура»,  и чокались за Новый год радостно, переменив тему. Теперь начались воспоминания, преимущественно смешные, казусные! Было что вспомнить!.. А потом пели. Марина принесла из кабинета свою старенькую, отцовскую гитару, чуть подстроила и… Есть у русских такое выражение «спелись», часто ироничное, осуждающее. Но эти люди, и правда, спелись. Удивительно согласно и красиво сливались голоса: Катя и Татьяна вели первую партию, Марина и Светлана – вторую, и очень проникновенно, деликатно поддерживал женские голоса негромкий, бархатный баритон Василича.
       По диким степям Забайкалья,
       Где золото роют в горах…
       Потом –«калина красная, калина вызрела»… И ещё, и ещё… Всё простые, давние, задушевные песни.
       Торт, чай, фрукты… Но, главное, разговоры, общение, которого словно не хватало раньше! А ведь виделись каждый день, и не надоедало! Но… пришло время завершить застолье. Не до поздней же ночи гулять! Собрали, помыли посуду, Василич стулья расставил по местам, Светлана веничком прошлась по полу. Всё. Но Марина вскрикнула вдруг:
       — Эй, люди! Вы что? А сфотографироваться? Это же нам такая память будет на долгие годы! Татьяна, снимай шарфик! Станьте-ка тут, на фоне книжной выставки, и баннер виден: «С Новым годом!» Отлично! Все свои места знаем. Видали, как я приспособила фотоаппарат? И я успею подбежать на место! Стоп, ещё разочек! Класс! С Новым годом! А теперь троекратное «ура»: два коротких и длинное:
       — Ура-ура-ура-а-а-а…
       Катя с Татьяной жили неподалёку друг от друга. Ехали в маршрутке, примолкнув: напелись, наговорились, даже накричались от радости…
       — Что-то я… может, лишку выпила, – шепнула Татьяна, смеясь.
На остановке попрощались, пошли в разные стороны: Татьяна через дорогу, Катя к следующему дому по этой улице.
       Весь день Катя хлопотала по хозяйству. Мама, конечно, готовила на кухне, но беготня по магазинам, уборка – всё это обязанности Кати. Только вечером она позвонила Татьяне, чтобы ещё раз, в последний час старого года поздравить подругу. Та подошла не сразу.
       — Ты где-то далеко от телефона? Что делаешь? Может, всё-таки придёшь к нам? Мы с мамой только и её Валентина Егоровича пригласили…
       — Нет, Катюня. Вчера попраздновали – хватит. У меня голова болит, и небольшая температура появилась. Как-то нехорошо мне. Я тебе не дозвонилась в обед, а потом уснула…
       — А… у меня телефон был разряжен, весь день пробегала по магазинам, потом уборка, ёлочку нарядила… Так, ты не вздумай болеть, поправляйся! Ещё раз с Новым годом!
       — Погоди, не отключайся. Я дозвонилась до Нины Михайловой, она мне про Зорина много рассказала: он сейчас холостой. Был женат на артистке из филармонии, старше его лет на пять. Красавица, говорит!.. Он её фотографировал, целое портфолио сделал для неё. Так она с этими снимками укатила за границу, там устроилась, и теперь у них предстоит развод. А жили всего ничего – года два, не больше. Так она уже там больше года живёт, возвращаться не собирается. А может, другого нашла… Наш фотокор – это же нищета классическая. Ой, прости…
Татьяна закашлялась, Катя ждала.
       — Ладно, Катюня, это всё. С наступающим тебя, маму, её любимого… Всем счастья. А я прилягу, выпила таблетку, надеюсь, к утру всё пройдёт.
       — Ладно, Танечка, отдыхай. Но, прошу тебя, если недомогание утром не пройдёт, вызывай врача или «скорую». 
       — Ой, ну ты придумала, «скорую»… Пока, дорогая!
       Катя расстроилась. Но не хотелось портить настроение маме и гостю, молчала. Горели, мигая, огоньки на ёлочке, радовали, задавали танцевальный ритм своим миганием, телевизор вовлекал в свою программу. Общались они втроём, как привыкли, доверительно, пошучивая, комментируя выступления звёзд. Но Катя ушла из-за стола первая, легла в приятно прохладную постель и подумала, засыпая: «Жалко, что Татьяна одна… Как она там?..»
Катя проспала до одиннадцати часов, сразу позвонила подруге. Голос у Тани был хриплый, дыхание тяжёлое, прерывистое.
       —  Таня, ты как? Хрипишь, тяжело дышишь… Вызывай врача! Немедленно!
       — Детка, моя, какие врачи? Люди празднуют, что я не понимаю? Отлежусь, видно, где-то меня продуло. Не паникуй, Катюня! Я вечером тебе сама позвоню, успокою…
       Они ещё перекинулись парой фраз, и Катя с тяжестью в душе сама себя уговаривала этим непривычным ей приказом «не паникуй».
Вечером Катя всё ждала звонок, а когда зазвонил домашний телефон, вздрогнула и заволновалась.
       — Вы Катя? Таня попросила вам позвонить, дала этот телефон. Её увезла «скорая помощь» в первую больницу. Она теряла сознание. Врач сказал, что похоже на ковид…
       Катя ахнула. На её звонок в регистратуру ответили резко, холодно.
       — А вы кто?  Подруга? Состояние тяжёлое, но вы сюда старайтесь не звонить часто, мы тут зашиваемся! Отвечаем только родственникам!
       — Простите, у неё никого нет, только я и наши коллеги.
       — Тогда оставьте мне телефоны: ваш и рабочий. Мало ли что…
Катя обмерла. Она сказала спасибо, а сама не могла осмыслить эту необъяснимую фразу: «Мало ли что…» «Что – что?» – стучало в висках, долбило мозг.
Созвонились все друг с другом, ни на чьи звонки из больницы толком не отвечали. А на пятый день ответили: Татьяна Давыдова ночью умерла.
       Теперь у Кати на столе стоит общая новогодняя фотография, на которой Татьяна обняла Катю за талию, склонила голову к её плечу. Вспоминались ужасные похороны в закрытом гробу, с горсткой провожающих в последний путь, без поминок. Всем рекомендовано внимательно следить за здоровьем, ведь был контакт. А Катя, всё не верила, что это случилось с дорогой Таней, что она там, в той деревянной колоде, завёрнутая в пакеты, ушла из жизни, ушла от Кати навсегда. Голос подруги звучал в памяти: «Снег идёт, идёт… Волшебная красота! Так хочется жить по-настоящему, как прежде! Когда плохое кончится, мы будем всё ценить ещё больше, счастливее станем…» Она всхлипнула, но телефонный звонок не позволил ей выплакаться.
       — Катюша, как ты? Горюешь… Не отчаивайся, я с тобой! Привезу десятого фотографии – ты лучше всех! Нам жить и жить – верь в это!
       — Спасибо тебе, Алёша. Береги себя.
       Снег застелил землю безукоризненной чистотой, словно открыл новый белый лист в жизни тех, кто живёт в это сложное, печальное время.