Сладкий яд твоей души. Глава 15

Проснувшись на следующее утро, Лера почувствовала, что не хочет жить. После всего происшедшего у неё не было никакого желания возвращаться обратно в опостылевшую реальность, чьи отголоски в виде чувств и неприятных ощущений вызывали у неё едва уловимый гнев.

Её сознание будто разломилось на две части: одна — ловила все происходящее снаружи — в реальном мире, чувствуя сильную боль где-то глубоко внутри сердца; вторая — подавляла первую, разделяя себя стеклянной стеной, сквозь которую она могла слышать, видеть, но так и не сумела пробиться.

Это стекло как будто отгораживало её от боли, которую не хотелось переживать. И которую она боялась до паники. И разделяя, таким образом, сознание, Лера впадала в сумасшествие, продолжая находиться в кольце рук столь ненавистного человека. Будто все это происходило не с ней, а с какой-то другой особой.

Её спина была плотно прижата к телу Глеба. Зарывшись носом в её волосы, он медленно дышал ей в затылок.

Пошевелив пальцами, она почувствовала, что те по-прежнему были сжаты в стальной хватке его ладони — переплетя их вчера после того, как все закончилось, он так и проспал остаток ночи, продолжая её держать, будто ему вовсе не хотелось разрывать с ней интимного контакта и отворачиваться от неё даже во сне…

Теперь Лера окончательно разочаровалась в этом человеке. И разочарование это оказалось для неё самым болезненным, раз и навсегда перевернувшее её сознание.

Почувствовав его движение, она ощутила, как аккуратно переложив её на себя, он тотчас прижал её голову к своему плечу, задумчиво перебирая её волосы.

Размеренный ритм его сердцебиения не совпадал с её и смутно осознавая, что их сердцам никогда не суждено забиться в унисон, Чехова от всей души желала познать ему все отчаяние, которое испытала она сама, включая страдания от безответной любви и невозможности быть рядом с любимым человеком…

Она точно уже не помнила, сколько времени провела в состоянии полудремы, лежа в одной постели с Глебом, однако стоило ей позже открыть глаза, как она обнаружила, что лежит не на нем, а на кровати.

Сам Глеб, уже давно одетый, молча стоял, склонившись над нею и осторожно тряс её за плечи, с беспокойством всматриваясь в её глаза.

Отвернувшись, Лера удовлетворенно прикрыла свои опухшие глаза, лишь бы не встречаться с ним взглядом и не слышать его голоса. Остальное давно потеряло для неё всякий смысл, ровно как и её собственное существование…

Мгновенно отключившись, она точно не помнила, сколько времени провела в чужой постели. Также она смутно помнила, как снова проснувшись и покинув ненавистную спальню, спустилась к себе, а потом отыскав свою одежду, оказалась в ванной комнате, держась за раковину, чтобы не упасть.

Выплаканные слезы принесли лишь опустошение и, перестав чувствовать хоть что-нибудь, Лера как будто потеряла все разом отключившиеся эмоции, довольствуясь оставшейся взамен ненавистью, которую она испытывала теперь к Глебу, уверенная, что это чувство останется с ней навсегда.   

Чуть позже она услышала позади себя какой-то неуловимый шорох, и будучи уверена, что он специально пришел сюда, чтобы проконтролировать её состояние, она сколько не ошиблась, услышав вскоре знакомый голос.

Увидев её, Глеб хотел к ней подойти, но оказавшись во власти гнева, с неожиданной для себя стороны, Чехова оттолкнула его прочь и судорожно вцепившись в раковину, словно ища в ней опору, попыталась сохранить равновесие, ощущая, как дрожат её ноги.

Мельком взглянув на свое отражение в зеркале, моментально бросившееся ей в глаза, Лера изо всех сил ударила по нему кулаком, с отстраненным вниманием наблюдая за тем, как по полу ванной комнаты разлетаются его осколки. После чего подняв со дна умывальника самый крупный из них, повернулась к Лобову, стоящему в нескольких шагах от неё, сжимая в кровоточащей руке осколок.

Стекающая с её ладони кровь больше не имела для неё никакого значения. Главным было защитить себя от чужих прикосновений и любой ценой избежать тактильного контакта с этим человеком.

— Уби… рай… ся… — прохрипела она, крепче сжимая в руке осколок и глядя в глаза стоящего перед нею Глеба.

Странно дернувшись, будто вздрогнув всем телом, он двинулся в сторону выхода из ванной комнаты, и не сказав ей после этого ни единого слова, он покинул помещение, хлопнув, напоследок, дверью, и оставляя её в одиночестве…

Выронив осколок, Лера упала на колени, и машинально скрестив руки на своей груди, скрутилась вся от боли, впиваясь ногтями в собственные плечи и не видя перед собой ничего за волной упавших ей на лоб и закрывших от неё весь обзор волос.

Её слух фиксировал лишь сдавленное чертыханье уходящего прочь парня и его глухие, отдаляющиеся шаги…

Приняв душ и переодевшись, она кое-как добралась до своей комнаты, разминувшись с Глебом, который схватив в охапку постельное белье, где ещё оставались следы её крови, спешил закинуть его в стиральную машину.

Ближе к вечеру Чехову начало лихорадить. Её тело горело пламенем, а мысли разбегались, отказываясь формироваться во что-то цельное. Однако тонкое одеяло не спасало её от прохлады, и постоянно скидывая его с себя от духоты, через пару минут она снова в него закутывалась, едва холод достигал её конечностей.

Ей снилось, что она лежит простуженная, и за ней ухаживает мать, как в далеком детстве, и слегка поддерживая её голову над подушкой, пытается помочь ей выпить жаропонижающие.

Тихо её позвав, Лера слабо улыбнулась сквозь сон, послушно размыкая губы и морщась от противного привкуса лечебной микстуры. Через долю секунды к её рту был приставлен стакан с водой, из которого она тотчас выпила, едва не поперхнувшись.

Уложив её обратно на кровать, воображаемая Мария Чехова провела пальцами по лбу дочери, убирая с него волосы и поймав на мгновение отстраняющуюся ладонь матери, Лера прижала ее к своей щеке, упрашивая мать побыть какое-то время рядом с ней, совсем забыв, что той уже давно не было в живых… 

Болезненное состояние затянулось, и пролежав в лихорадке целых два дня, она вдруг с ужасом осознавала, что воскресшая мать оказалась всего лишь плодом её воображения, стоило ей рассмотреть перед собой очертания более чем реального лица Глеба Лобова.

— Очнулась, наконец. — Раздался со стороны его спокойный и ровный голос, чей тембр сейчас значительно отличался от жаркого шепота той проклятой ночью…

Прозрение больно ударило по психике Чеховой. Судорожно комкая в руках одеяло, она тщетно пыталась унять участившееся сердцебиение, глядя потухшим взглядом на сводного брата. Ранее она даже в страшном сне не могла подумать, что однажды ей придется стать пациенткой этого человека, а он будет её когда-нибудь лечить. Лера не знала, за что заслужила такое наказание.

Будто судьба, немало поиздевавшись над ней накануне, решила добавить напоследок новых несуразностей. Бог знает, что он наплел их одногруппникам насчет её отсутствия на занятиях, отговаривая Вику с Толиком от посещения этого дома, пока она валялась в своей комнате, сгорая от жара.

Став напротив её кровати с пачкой таблеток в одной руке, в другой — держа стакан с водой, Глеб протянул ей лекарство, надеясь, что она поймет его намек, и заберет у него средство.

Слегка нахмурившись, Чехова отодвинулась от тянущейся к ней руки. Ей не хотелось брать что-либо от него, а сама мысль, что этот человек мог касаться её раньше, сводила её с ума, заставляя по новой окунуться в воспоминания, где мелькали жаркие кадры их интимной сцены. Поэтому подтянув одеяло повыше, она попыталась закрыться от него, сделав вид, будто его вовсе не было в комнате, а она находилась здесь совсем одна. Заметив этот жест, Глеб раздраженно свел брови:

— Выпьешь сама или мне тебе «помочь»? — бросил он, не спуская своего взгляда с насупившейся Чеховой.

Недоуменно поджав губы, она непонимающе уставилась на него, пытаясь вникнуть в суть сказанных им слов, чей смысл приобрел для неё новую окраску…

Мерещившаяся ей мать, сидящая подле её кровати, на самом деле оказалась самым ненавистным для неё человеком на свете. Она вынесла бы нахождение рядом с собой кого угодно, включая даже все время критиковавшую её Шостко, только не Глеба. Сознание в очередной раз сыграло с ней жестокую шутку, и не желая больше видеть его рядом, Лера с глухим плачем отвернулась к стене, утыкаясь лицом в подушку…

***

Уходя из дому, Лобов возвращался лишь под вечер, по-прежнему оставаясь верным данному накануне обещанию отцу присмотреть за своей «сестрой». И оставляя Чехову столь продолжительное время одну, он не замечал, что его действия и само присутствие упорно ею игнорируются, стоило ему зайти к ней в комнату.

С того момента он будто перестал для неё существовать, пусть она и осознавала, что постоянно бегать от проблем у неё не получиться. И словно специально отказываясь обращать внимание на её отстраненность, он продолжал ставить рядом с ней тарелку с едой, которую сам же готовил, но есть Чеховой не хотелось.

Сама мысль о приеме пищи, приготовленной им, вызывала у неё какой-то внутренний протест, словно он мог туда что-то подсыпать, как поступал порой по отношению к своим горемычным пациентам.

В особенности здорово ему удалось насолить в свое время одному из них по фамилии Латухин.

Начав враждовать друг с другом чуть ли не с самого момента знакомства, пожилой мужчина чуть не скопытился во время процедуры из-за подмены мстительным практикантом лекарства, которое вколола ему медсестра Лебеда. Так что если бы не вмешательство Гордеева, этого Латухина уже б давно не было в живых.

Но скандал все равно поднялся тогда знатный, набрав такой размах, что самого Глеба едва не выперли из института, а Лебедеву и вовсе грозились уволить из больницы.

На удивление, для обоих тогда все закончилось хорошо. Поэтому опасаясь, как бы и с ней не вышло подобной штуки, Лера очень аккуратно принимала предложенные Лобовым лекарства, предпочитая порой и вовсе обходиться без них, лишь бы не контактировать лишний раз со сводным братом. С той поры боль стала для неё неразлучной и привычной спутницей.

Проводя время в своей комнате, она наслаждалась одиночеством, стараясь не думать о Глебе. Порой ей хотелось причинить ему какой-то вред, но прекрасно понимая, что у неё вряд ли хватит сил и решимости осуществить желаемое, вскоре оставила эту затею, продолжая как прежде злиться на саму себя за собственную нерешительность.

Пару раз Лера задумывалась о самоубийстве, но презирая в глубине души людей, заканчивающих свой жизненный путь таким образом, она была вынуждена вскоре оставить и эту идею.

Тем более Денис бы никогда ей этого не простил, да и она сама не хотела оставлять его одного в этом жестоком мире. Ведь кроме неё, у подростка больше никого не было. И если с Олегом Викторовичем что-то случится, подросток рисковал остаться совсем один.

Изредка Глеб останавливался напротив её комнаты, задумчиво рассматривая её лицо, если дверь оказывалась незапертой, и тогда ей казалось, будто он испытывает что-то вроде сожаления за свой поступок. Правда самой ей в это мало верилось, потому что Глеб вообще был сложным для понимания человеком.

А возможно он просто презирал её за то, что она так быстро сломалась. Без всякой борьбы. Либо злился, что позволил себе так легко её сломать, надеясь на обратный эффект… В любом случае ничего хорошего она от него не ожидала и ожидать не могла, теша себя несбыточными иллюзиями и мечтами, которым не суждено было сбыться.

Глава 16

http://proza.ru/2024/12/26/1461