О семейном романе вообще и в частности

       
Говорят, что жанр романа устарел, что времена нынче другие и ритм бытия такой бешеный, что никак не подходит для долгого забега в чей-то вымысел, пусть даже и увлекательный, а на первый план выходят документальные повествования.

Действительно, мемуары, книги-исследования, архивные публикации, биографии издаются сплошным потоком и пользуются спросом, роман же, за редким исключением, утратил своё прежнее назначение – он больше не объясняет мир и практически его не формирует, скорее, развлекает. Главным инструментом познания стали социальные сети, это не плохо и не хорошо, просто данный факт надо принять, как новый этап в развитии человечества, а роману в классическом его понимании, наверное, нужна перезагрузка.

Что касается интереса к семейным сагам или хроникам, думаю, он никуда не делся – прошлое всегда занимало достаточно много места в сознании человека. Повествование о жизни семьи вообще очень удобная форма для рассказа о том, что происходило и происходит с обществом. Меняются времена, одно поколение уходит, за ним следует другое, у каждого – своё историческое лицо, свои достижения, потери, свои обиды, раны и глупости.
 
Семейный роман тоже не остался неизменным, приобретя новые жанровые особенности, формы и ракурсы.   

Например, роман филолога Александра Чудакова, в названии которого использована строка из стихотворения Блока – «Ложится мгла на старые ступени». Автор провокационно обозначил роман как идиллию, и да, приметы идиллической жизни здесь имеются, но в целом это всё-таки роман-воспоминание, в котором история выживания, причём выживания всякого – бытового, нравственного, физического, семьи переселенцев (из духовного сословия по одной линии и дворянского по другой), что вынужденно оказалась на окраине советской империи, представлена во всех подробностях, иногда страшных, порой смешных, но по большому счёту горестных – эпоха была такая.

Семейная сага легко уживается с другими жанрами, например, с мистической притчей, да ещё приправленной лёгкой иронией. Именно в таком сочетании написан роман Владимира Кунина «Ночь с Ангелом». Сюжет самый что ни на есть увлекательный: «Красная стрела», ночь, но в одном купе не спят, это пожилой киносценарист и его молодой попутчик, который, как потом оказалось, вовсе не человек, он – ангел, только ангел-расстрига, лишённый за свои грехи крыльев и некоторых сверхвозможностей, что, впрочем, не помешало ему рассказать и даже особым способом показать историю трёх поколений советской семьи, историю трогательную, захватывающую, местами очень страшную и грустную, но всё же оставляющую некоторую надежду на счастливое завершение событий.

Эти книги не только об ушедшем двадцатом веке, когда анфилада катастроф и почти непрерывные потрясения привели к огромному количеству жертв, но и о нас нынешних. Как ни странно, но семье, этой ничтожно-малой частице мироустройства, в которой человек как раз и формируется, в целом удалось сохраниться. Однако каждое поколение получило ту или иную травму, она до сих пор не проработана, до конца не проговорена, поэтому порой кажется, что прошлое не кончилось, оно длится и длится, а люди, так и не придя к согласию по многим историческим вопросам, трактуют его по-разному, без конца погружаясь в давно ушедшие обстоятельства, чтобы сделать ещё одну попытку подвести итог, отделить важное от пустякового и, если получится, отдать невыплаченные долги.

Как раз о сложных взаимосвязях истории, памяти и литературы идёт речь в книге Марии Степановой «Памяти памяти. На обложке пометка: романс. И это несомненно поэтичный романс о былом, или, если сказать иначе, роман с памятью. Замысловатый по структуре, он больше похож на лабиринт – причудливое хранилище не только уцелевших семейных реликвий, но и рассуждений, цитат, дневниковых записей, обретённых и утраченных смыслов, чужих писем, фотографий, причём фотографий, переданных не изображением, а словами.

Понятно, что память как очевидец подвержена искажениям, ведь каждый человек одно и то же событие помнит по-разному: он может быть и участником, и сторонним наблюдателем, более эмоциональным, менее, внимательным и не очень, с разным набором шаблонов в голове, и всё это меняет картинку до неузнаваемости. С коллективной памятью ещё сложней: помимо её ловушек с наваждениями, тупиками и прочими обманками, подключаются цензура с идеологическими манипуляциями. Так что до истины добраться непросто – слишком велика погрешность восприятия.

Кстати, в 1992 году механизм передачи воспоминаний между поколениями Марианна Хирш, профессор Колумбийского университета, предложила назвать постпамятью.

Вот цитата из её работы:   

«Могут ли воспоминания других людей быть нашими собственными? Я верю, что могут, что так и происходит в действительности. Потомки поколений, переживших великие катастрофы XX века, такие как война, геноцид, крайние формы насилия, часто чувствуют, что на их личностное формирование повлияли события, произошедшие до их рождения. Однако для них эти события нельзя считать непосредственно воспоминаниями; качественная и временная дистанция позволяет отнести их к постпамяти. Процесс передачи информации происходит на таком глубоком эмоциональном уровне, что начинают создаваться собственные воспоминания… При этом существует риск того, что подобные перенятые воспоминания могут заменить настоящие, даже вытеснить их».               
                ***

Неравнодушные к собственной истории люди, а среди них, разумеется, есть и литераторы, пытаются самостоятельно восстановить последовательность тех или иных давних событий, для чего разыскивают возможных свидетелей, запрашивают в архивах уцелевшие документы, навещают могилы и те места, где когда-то жили их предки, перебирают старые письма и фотографии, чтобы извлечь из всего этого нечто важное, очень личное, и собрать в единое целое жизнь своего рода.

Прошлое моей семьи долгие годы меня не занимало, к тому же рядом не было тех, кто хоть как-то мог заинтересовать изучением семейной истории: одна бабушка умерла рано, другая жила слишком далеко, а дедушек по разным причинам я и вовсе не знала. И те факты, что мама моя родилась в Северной Осетии, отец – на Урале, а познакомились они в Казахстане, где я и появилась на свет, а также скорый после этого переезд в Россию, не способствовали сохранению всяческих памятных вещиц, даже если они и существовали. Увы, никаких, условно говоря, бабушкиных вышитых бисером монетниц, медальонов, серебряных ложек, дедушкиных табакерок и портретов в строгих рамках, что могли побудить к расспросам, в моём детстве не наблюдалось.

Всё изменилось около десяти лет назад, когда моя мама попросила одну дальнюю родственницу, связь с которой на долгие годы была прервана, а потом по счастливой случайности снова возобновилась, написать, не знает ли она хоть что-нибудь о происхождении семьи. Ответ маму потряс. Оказывается, её предки по отцовской линии были родом с Южного Урала и принадлежали к семейству богатых купцов, а по материнской – корни уводили в Польшу. По некоторым данным, подтвердить которые не удалось, её дед, поляк из весьма обеспеченной семьи, у которой во владении имелось собственное пароходство, увлекшись революционными идеями, бежал после ссоры с родителями в Россию, чтобы строить там коммунизм.

Столь неожиданная информация заставила маму заняться поисками подробностей, но их оказалось не так много. Если об уральских купцах что-то нашлось – они были людьми известными, меценатами, а кинотеатр, построенный в начале двадцатого века одним из них, сохранился до сих пор, то вот о деде-поляке ничего в архивах не нашлось, он просто исчез в тридцать седьмом году, не оставив никаких документальных следов. Зато мне удалось уговорить маму написать свои воспоминания, что она и сделала, освоив компьютер в семьдесят пять лет.

После прочтения маминых воспоминаний мне тоже захотелось примерить то далёкое пространство-время, что ушло безвозвратно, примерить со всеми его радостями и горестями, уроками и надеждами, бытом и бытием, что и вылилось в попытку написать роман из купеческой жизни, в котором персонажи и судьбы вымышленные, а вот исторические события вполне себе реальные. Выбрав за точку отсчёта конец девятнадцатого века и надеясь наконец-то почувствовать себя полноценным звеном, а не ещё одной копией копий в длинной цепочке родственных связей, я отправилась в прошлое. Опрометчивое, конечно, решение, я не знала, что меня ждёт, а потрудиться пришлось изрядно.

Вот этот роман и стал моим главным «воспоминанием», хотя на многие вопросы: были ли предки похожи на меня? во что верили? что чувствовали, когда мир изменился до неузнаваемости? почему делали то, что делали? куда делись после революции? и так далее, – ответа не нашлось, зато удалось хоть немного представить атмосферу тех лет и даже пережить ощущение общности с мною же придуманными персонажами, но, самое главное, я поняла, что память, впитав и переработав события давних лет, изменила и меня, дав совершенно другое восприятие жизни сегодняшней.

Память вообще довольно забавная штука, точнее процесс, и он непрерывен, иначе невозможно найти баланс между необходимостью помнить и умением забывать.

Былые времена для нас недоступны, в день вчерашний уже не попасть, да и свидетельства старины слишком ненадёжны и субъективны, чтобы их считать истиной. Восстанавливать минувшее и пережитое, конечно, не возбраняется, и это будет ещё одной версией среди прочих. а вот воссоздать полностью, выстроить заново, не получится. Можно лишь запомнить и сохранить какие-то моменты, увязать факты с датами, с благодарностью принять уроки истории, и попрощаться с прошлым, отпустив его в своё сказочное небытие, ибо жить нужно, как это ни банально звучит, здесь и сейчас.