11. международная политика

И теперь, завершив картину того, ради чего более здравомыслящие элементы человеческого общества могут разумно работать и на что надеяться, очистив наше воображение от ужасных кошмаров классовой войны и тоталитарного рабовладельческого государства, мы можем взяться за непосредственные загадки международных конфликтов и взаимоотношений с некоторой надеждой на общее решение. Если мы осознаем до глубины нашего существа, что мировое урегулирование, основанное на трех идеях социализма, закона и знания, не только возможно и желательно, но и является единственным способом избежать углубляющегося бедствия, тогда очевидно, что наше отношение к недовольству Германии, предрассудкам Америки или России, бедности и недоеданию Индии или амбициям Японии должно быть откровенно оппортунистическим. Ни одна из этих проблем не является первостепенной. Мы, здравомыслящие люди, никогда не должны упускать из виду нашу конечную цель, но наши методы, шансы попасть туда будут варьироваться в зависимости от колебаний национальных чувств и национальной политики.

Существует идея федерализма, которую я уже критиковал в § 7. Как я уже показал, предложения Streit либо продвинут вас дальше, либо приведут в никуда. Давайте предположим, что мы можем усилить его предложения до такой степени, чтобы создать социалистический экономический консорциум и придерживаться этой Декларации прав, основных условий для любого федерального союза; тогда это становится вопросом настроения и случая, с какими сообществами будет заключено федеральное объединение . может быть начато. Мы можем даже поощрять слабые федеральные эксперименты, которые не заходят так далеко на пути к здравомыслию, в уверенности, что либо они снова исчезнут, либо станут либеральными реалиями того типа, которому в конечном итоге должен соответствовать весь мир. За любыми такими нерешительными заявлениями может скрываться активная и эффективная просветительская пропаганда.

Но когда речь заходит о темпах и объеме участия в построении рационального мирового порядка, которого мы можем ожидать от любой страны или группы стран, мы находимся в области, где существуют лишь догадки и случайные обобщения о “национальном характере”. Мы имеем дело с массами людей, на которых может оказать огромное влияние блестящая газета, или необычайно настойчивая или неотразимая личность, или почти случайные изменения в ходе событий. Я, например, не могу сказать, насколько большая часть образованных и способных людей в Британской империи сейчас может соответствовать нашей идее принятия коллективизма и служения ему, или насколько сильным может быть их консервативное сопротивление. Это моя собственная страна, и я должен знать ее лучше всего, а я не знаю ее достаточно отстраненно или глубоко, чтобы принять такое решение. Я не понимаю, как кто-либо может предсказать эти водовороты реакции.

Пропаганда таких движений разума и воли, о которых я здесь говорю, сама по себе является одной из действующих причин политического урегулирования, и те, кто глубже всего вовлечен в борьбу, меньше всего способны оценить, как это происходит. Каждый фактор в политических и международных делах подвержен колебаниям. Поэтому мудрый человек не станет сосредоточивать свое сердце на каком-либо конкретном направлении или комбинации. Он будет отдавать предпочтение всему, что ведет к достижению цели, к которой он стремится.

Автор настоящей статьи лелеет идею о том, что осознание общей цели и общего культурного наследия может распространиться на все англоязычные сообщества, и там не может быть никакого вреда в попытках придать этому конкретное выражение. Он считает, что распад Британской империи может положить начало этому великому синтезу. В то же время существуют факторы, способствующие некоторому сближению Соединенных Штатов Америки с так называемыми державами Осло. Нет причин, по которым одна из этих ассоциаций должна стоять на пути другой. Некоторые страны, такие как Канада, уже находятся под практически двойной гарантией; у нее есть безопасность Доктрины Монро и защита британского флота.

Восьмидесятимиллионная Германия, которая была вынуждена согласиться с Декларацией прав человека и которая уже в высшей степени коллективизирована, может гораздо раньше прийти к полностью либеральному социалистическому режиму, чем Великобритания или Франция. Если она будет участвовать в консорциуме по развитию так называемых политически отсталых регионов мира, она, возможно, больше не будет расположена к дальнейшим военным приключениям, дальнейшему стрессу и страданиям. Она может вступить в фазу социального и экономического восстановления настолько быстро, что будет стимулировать любую другую страну в мире и реагировать на нее. Не другие страны должны диктовать ей внутреннюю политику, и если немецкий народ хочет оставаться единым народом в федеративных штатах или в одном централизованном государстве, нет ни праведности, ни мудрости в том, чтобы предотвращать их.

Немцы, как и весь остальной мир, должны продолжать коллективизацию, они должны выработать свой образец, и они не могут отдаться этому, если они искусственно разделены и дезорганизованы какой-то старомодной схемой набережной Орсе. Они должны поступать правильно по-своему.

То, что воинственная традиция может сохраниться в Германии на поколение или около того, является риском, на который должны пойти атлантические державы. Мир имеет право настаивать на том, чтобы не только какое-то немецкое правительство, но и народ в целом недвусмысленно и неоднократно признавал права человека, провозглашенные в Декларации, и разумно также настаивать на том, чтобы Германия оставалась разоруженной и чтобы любой агрессивный завод, любой военный самолет, военный корабль, орудие или арсенал, обнаруженные в стране, были немедленно, жестоко и полностью уничтожены. Но это то, что не должно ограничиваться Германией. Германию не следует выделять из-за этого. Вооружение должно быть незаконным повсюду, и какие-то международные силы должны патрулировать мир, связанный международными договорами. Частичное вооружение - одна из тех нелепостей, которые так дороги умеренно мыслящим “разумным” людям. Оружие само ведет войну. Создание оружия, указывающий оружие и стрельба из него - все это действия одного порядка. Должно быть незаконным создание где бы то ни было на земле любого механизма с конкретной целью убийства людей. Когда вы видите пистолет, разумно спросить: “Кому он предназначен для кифи?”

К перевооружению Германии после 1918 года в основном относились терпимо, потому что она использовала британскую русофобию против страха России перед нападением “капиталистов”, но это оправдание больше не может служить тайным поджигателям войны среди ее народа после ее пакта с Москвой.

Освобожденная от экономического бремени и ограничений, которые помешали ее восстановлению после 1918, Германия может найти полный и удовлетворяющий выход энергии своих молодых людей в своей систематической коллективизации, сознательно и неуклонно повышая уровень своей обычной жизни, предоставляя России лидерство в эффективности и заставляя бормочущую “политику” и дискурсивное невнимание атлантического мира оставаться сосредоточенными на реалиях жизни. Идея снова разделить Германию на несогласованные фрагменты, чтобы отложить ее окончательное восстановление на неопределенный срок, является мечтой псевдодемократического бездельника. Это диаметрально противоположно переустройству мира. Мы нуждаемся в особых качествах ее народа, и чем скорее она, тем лучше для всего мира. Нелепо возобновлять политику сдерживания Германии только для того, чтобы старый порядок мог наслаждаться еще несколькими годами потакания своим желаниям в Англии, Франции и Америке.

Сохраняющийся страх перед немецкой военной агрессией, возможно, не так уж плох для небольших государств Юго-Восточной Европы и Малой Азии, поскольку он разрушает их чрезмерный национализм и побуждает их к сотрудничеству. Политика здравомыслящего человека должна заключаться в том, чтобы приветствовать любой возможный эксперимент в области международного сотрудничества, и если эти наднациональные договоренности дублируют и накладываются друг на друга, тем лучше. Он должен следить за деятельностью своего собственного министерства иностранных дел с неослабевающей ревностью в поисках признаков того макиавеллистского духа, который разжигает раскол среди иностранных правительств и народов и постоянно замышляет сорвать прогрессивное движение в человеческих делах, превратив его в шаткое равновесие сил.

В этой книге обсуждаются руководящие принципы, а не бесконечные специфические проблемы приспособления, возникающие на пути к мировому осознанию коллективного единства. Я лишь мельком взгляну на старую идею Наполеона Третьего о Латинском союзе, о возможности возникновения ситуации в испанской и португальской Южной Америке параллельно с тем совпадением Доктрины Монро и европейских метрополий, которое уже существует на практике в случае Канады, я также не буду распространяться о многочисленных возможностях искреннего применения Декларации прав человека к Индии и Африке — и особенно к тем частям мира, в которых более или менее чернокожие народы осознают реальность расовой дискриминации и угнетения.

Я мимоходом предостерегу против любого макиавеллистского подхода к проблеме Северной и Восточной Азии, в который британцев может завести их конституционная русофобия. Советский коллективизм, особенно если в настоящее время он станет либерализованным и более эффективным благодаря избавлению от своей нынешней одержимости Сталиным, может очень эффективно распространиться по Центральной Азии и Китаю. Любому, кто мысленно питается идеями о бесконечном соперничестве Держав за господство во веки веков, союз с Японией, как можно более агрессивной и милитаризованной Японией, покажется самым естественным ответом в мире. Но для любого, кто осознал реальность, учитывая нынешнее положение человечества и настоятельную желательность мировой коллективизации, это грандиозное объединение будет тем, что можно приветствовать, критиковать и помогать.

Старое пугало российских “замыслов на Индию” также может сыграть свою роль в искажении азиатской ситуации для многих людей. И все же сто лет смешанного пренебрежения, эксплуатации и случайных вспышек подлинной готовности помочь должны были научить британцев тому, что конечная судьба сотен миллионов индийцев зависит теперь не от правителя-завоевателя, а целиком и исключительно от способности индийских народов сотрудничать в мировой коллективизации. Они могут многому научиться в виде наставлений и примера у России и англоговорящего мира, но времена простого бунта или облегчения от смены хозяев прошли. Индия должна выработать для себя, с ее собственными богатыми мозгами, свой выход из хаоса и свою собственную манеру участия в борьбе за мировой порядок, начиная с британского владычества как исходной линии. Никакая внешняя сила не может решить это для индийских народов или заставить их сделать это, если у них нет на это воли.

Но я не буду дальше блуждать среди этих постоянно меняющихся проблем и возможностей. Это, так сказать, второстепенные события и возможности. Какими бы огромными ни были некоторые из них, они остаются второстепенными. Каждый год или около того меняющиеся каналы политики нуждаются в перезарядке. Действия и реакции здравомыслящего человека в любой конкретной стране и в любое конкретное время всегда будут определяться отменой концепция светского движения к единому мировому порядку. Это будет основной постоянной целью всей его политической жизни.

Однако существует еще одно направление мировой консолидации, на которое необходимо обратить внимание, прежде чем мы завершим этот раздел, и это то, что мы могли бы назвать специальными международными системами. Основная идея интернационализма ad hoc превосходно изложена в книге Леонарда Вульфа "Международное правительство", классической книге, которая была опубликована в 1936-м году и до сих пор вызывает интерес к чтению.

Типичной специальной организацией является Почтовый союз, который Дэвид Любин, этот блестящий отрицаемый мыслитель, расширил бы до тех пор, пока он не стал бы контролировать доставку и выравнивать грузы по всему миру. Он основывал свои идеи на своем практическом опыте работы с почтовыми заказами (бизнесом, на котором он заработал свое весьма значительное состояние). От проблемы корректировки фрахта он перешел к идее контролируемого обзора мирового производства неделя за неделей и месяц за месяцем, чтобы можно было предвидеть дефицит здесь или перенасыщение там и вовремя устранить его. Он реализовал эту идею в форме Международного института сельского хозяйства в Риме, который в период своего расцвета заключал договоры как независимая суверенная сила для получения прибыли почти от каждого правительства на своей территории. Война 1914 года и смерть Любина в 1919 году остановили развитие этого замечательного и наиболее вдохновляющего эксперимента в области интернационализма ad hoc. Его история, безусловно, должна стать частью обязательного образования каждого государственного деятеля и публициста. И все же никогда в своей жизни я не встречал профессионального политика, который что-либо знал или хотел что-либо знать об этом. Это не набрало голосов; казалось, что обложить это налогом трудно; какой в этом был прок?

Другой специальной организацией, которая могла бы значительно расширить свои функции, являются Старшие братья Тринити-Хауса, которые контролируют маяки и нанесение на карты морей по всему миру. Но потребовался бы очень значительный пересмотр и расширение книги мистера Вульфа, и, несмотря на военные стрессы, которые задержали, а в некоторых случаях и обратили вспять их развитие, было бы совершенно за пределами наших нынешних задач, чтобы актуализировать растягивающуюся историю специальных международных сетей, начиная от международных бизнес-картелей, научных и технических организаций, пресечения торговли белыми рабами и международного полицейского сотрудничества, заканчивая медицинскими службами и религиозными миссиями. Точно так же, как я предположил, что Соединенные Штаты и Великобритания могут стать законченными социализмами, застигнутый врасплох таким образом, это не совсем несбыточная мечта, что мир может обнаружить, к своему великому удивлению, что он уже практически является космополисом, благодаря расширению и переплетению этих специальных операций сотрудничества. Во всяком случае, у нас есть этот очень мощный побочный процесс, идущий бок о бок с более определенными политическими схемами, которые мы обсуждали.

Рассматривая возможности этих различных атак на сложные и запутанные препятствия, которые стоят между нами и новым и более обнадеживающим мировым порядком, понимаешь как причины для надежды на эту великую возможность, так и абсурдность чрезмерной самоуверенности. Все мы подобны солдатам на огромном поле битвы; мы не можем быть уверены в развитии событий; мы можем испытывать восторг, когда разочарование стремительно обрушивается на нас; мы можем быть на грани отчаяния, не зная, что наши противники уже потерпели крах. Мои собственные реакции варьируются от почти мистической веры в окончательный триумф человеческого разума и доброй воли до настроения стоической решимости идти до конца перед лицом того, что выглядит как неизбежная катастрофа. В перспективе есть количественные факторы, для которых нет данных; есть элементы времени и возможностей, которые невозможно оценить. Каждое из этих действий, которые мы выполняли опросы, как правило, задерживают переход к разрушению и дают возможность для дальнейшего контрнаступления против противника.

В компаньоне, предшествующем этой книге, говоря о судьбе Homo sapiens, я пытался донести до сознания тот факт, что у нашего вида не больше оснований полагать, что он может избежать поражения и вымирания, чем у любого другого организма, который играет или уже сыграл свою роль в драме жизни. Я попытался разъяснить, насколько шаткой является наша нынешняя ситуация и насколько срочно нам следует предпринять энергичные усилия по ее исправлению прямо сейчас. Совсем недавно казалось, что это был призыв к глухому и слепому миру, непоколебимо стоящему на своих привычных путях, даже если они явно вели к разрушению. Я углубился в вопрос, отражает ли эта склонность к пессимизму настроение или фазу во мне самом, и выдвинул уточняющее предположение или что-то в этом роде; но, со своей стороны, я не смог найти никаких серьезных оснований полагать, что умственные усилия, которые явно необходимы, если человек хочет избежать уготованной ему судьбы, когда-либо будут предприняты. Его консервативное сопротивление, его апатия казались неизлечимыми.

Теперь внезапно повсюду можно встретить встревоженные, открытые и пытливые умы. До сих пор огромные потрясения нынешней войны были чрезвычайно полезны для зачистки от того, что всего год назад казалось совершенно непреодолимыми иллюзиями безопасности. Я никогда не ожидал, что доживу до того, чтобы увидеть мир с такими широко открытыми глазами, как сегодня. Мир никогда еще не был таким пробужденным. Из этого может получиться немногое, из этого может получиться многое. Мы не знаем. Жизнь вообще ничего бы не значила, если бы мы знали.