Разминка перед призывом

Повесть
(немного смешная)

Повестка из военкомата и связанные с ней проводы на службу в вооруженные силы сельского паренька привели к непредсказуемым последствиям, неожиданно завершившимся любовной историей со счастливым концом

    
     Галка Осянина, почтальонша и член бюро комсомола Бродского района, обычно смешливая девушка лет девятнадцати, нахмурясь, с недовольным выражением лица, медленно ехала по проселочной дороге в двуколке, запряженной рыжей кобылкой по кличке Огонек, сквозь раскинувшиеся по обе стороны дороги молодые, десятилетние посадки сосняков, ельников и дубрав. В послевоенное время многолетние леса района были вырублены на нужды народного хозяйства и новые подросты активно принялись и разрастались.
     - Эх, - подумала Галка, - ну до чего же мне не повезло. Вчера весь рабочий день ушел на доставку почты в Зулино, Мотыльки и Дрожкино, а сегодня в село Талово вдруг срочно нужно доставить повестку из военкомата - рядом же с теми деревнями. Нюша, ее промах, проглядела сортировку. Зачем заведующая дочку, школьницу, допускает к разборке писем и разных уведомлений? Спасибо хоть свою двуколку дала на эту доставку, - она поерзала на сиденье, удобнее устраиваясь,
     - Правда, двуколка, та еще колымага, одни деревянные колеса с железными ободами чего стоят. Отбила себе «одно» место, да грязевой щиток под ногами прохудился, подол платья забрызган черной жижей после проезда поймы неширокой речушки.
     Навстречу с пригорка вдруг возник старенький, громко рычащий ДТ-54. Направив Огонька на обочину, и, пропустив одинокий тракторок, Галка неприветливо кивнула совсем молоденькому, вихрастому, улыбающемуся во весь рот трактористу, салютующему ей обеими руками.
     - И чего размахался? Надо поставить на бюро вопрос о бережном, хозяйственном использовании сельхозтехники - она мысленно похвалила себя за эту идею, - вот куда он подался, явно на халтуру. Хорошо еще только начало августа, дождей давно не было, а то застряла бы где-нибудь на разбитой гусеницами мокрой, превращенной в месиво дороге.
     Двигаясь мимо ничем не засеянного, ранее кукурузного, поля, пустующего уже год, Осянина приободрилась и уже с надеждой на скорый отдых оглядела раскинувшееся вдоль дороги обширное живописное густонаселенное село,
     - А, вот и Талово, наконец, чувствую, устала, все-таки больше десяти километров от райцентра, а еще и назад добираться. Не забыть бы, перекусить, - Галя достала из сумки повестку,
     - Так, улица Центральная дом номер семь: «Гражданину Ануфриенко Николаю Степановичу, явиться восьмого августа 1965 года к 12 часам в военный комиссариат Бродского района, при себе иметь…», - далее она читать не стала, слезла с двуколки и громко затарабанила в калитку,
     - Тетка Полина, дядя Степан, открывайте, спите что – ли?
     Она была знакома с живущими здесь и понимала, что все уже «на ногах», одиннадцатый час пошел, но специально раззадоривала, поторапливала, ей нравилась подтрунивать, ожидая ответные шутки.
     - Тюю, да это же Галю гумит-шумит, - смешивая украинские и русские слова, радостно прокричала дородная, небольшого роста Полина Наумовна, - заходь в хату, борщу наварила, голодная, небось.
     Галя знала, что дядя Степан и тетя Поля переехали в село из Запорожской области, отсюда и такой говор,
     - Повестка из военкомата Коле вашему, дома он? Позовите, он должен расписаться, - улыбающаяся Галя с удовольствием огляделась в светлой, чисто побеленной горнице, украшенной рушниками с красивой вышивкой.
     - Дома ишо, суббота как-никак, на риболовлю в ночь збирается. Шас покличу,
     - Микола, Микола, - донеслось со двора, - подь в хату, почтальонша повистку тоби даст и батьку покликай.
     Через пять минут вся семья сидела за столом и высокий, плотного телосложения, белобрысый Колька с волнением читал,
     - При себе иметь приписное свидетельство, аттестат о среднем образовании и свидетельство о рождении, - он запнулся и спросил отца, - Забирают в армию?
     - Шо ж, тоби висимнадцять стукнуло в априли, - грузный Степан Тимофеевич нахмурился и вздохнул, - пора, видать.
     - Ой, сынка, да як же так, мы ж не готови, - запричитала Полина Наумовна, - Галю, шо, призывають?
     - Не знаю, что и сказать, - пожала плечами та, - вполне может быть.
     - А ну, Миколка, сбигай за Палычем, он на сверхсрочной двадцять рокив оттарабанил, про повистку спросим. И пусть Петра, сина, возьмит, он в прошлом рике отслужил, - прокричал Степан вдогонку.
     Минут через десять Галя, поблагодарив хозяйку за борщ, уехала.
     Вскоре все молча сидели за столом глядя, как Палыч, сухопарый, среднего роста, полностью лысый мужичок, лет пятидесяти, в старой, выцветшей гимнастерке и галифе, заправленные в сапоги, вот уже несколько минут разглядывает повестку.
     - Могу сказать только одно, - заговорил он, - призывают вашего Кольку, но… - он важно посмотрел на присутствующих, - по всей видимости, в спецвойска. Основной призыв же осенью. Готовьтесь, всем селом проводим, три дня гулять будем, ведь впервые наш парнишка будет служить в особом подразделении.
     Куда – туда, что это за спецвойска или особые подразделения, Палыч не знал, ляпнул, чтобы не потерять авторитет сельского всезнайки. Петька, сын его, никогда не сталкивающийся за свою армейскую службу со словом «специальный», на всякий случай, сделав умный вид, покивал. Остальные поверили и не спрашивали, сраженные выпавшей Кольке почетной обязанностью исполнить свой воинский долг в особом воинском формировании.
     - Да як быть? - Степан схватился за голову, - сегодни четверте августа, суббота, стол то мы на завтра накроим, но где ж горилки то набрать, людин сорок прибудет. Правди, двухнедельная брага у мене е, зоотехник колхозный, Петрович, на свадьбу сина к пятому сентябри заказал шнапса нимецького, из картохи. Пробовал его раз у мене и не забываит. Старый рецепт. Двухсотлитровая бочка заквашена, три мешка прошлогодней картопли ушло. Как раз завтра збирався нАчать перегонку.
     - Добре, понятно как действовать, - Палыч победоносно оглядел всех, - до свадьбы далеко, а проводы, получается, уже начинаются завтра. Так, Степан, срочно все налаживай и начинай гнать. Подключим и Марковну с ее аппаратом.   Я же сейчас на мотоцикле метнусь в Дрожкино к Елизару, заберу у него агрегат, он лучший, из нержавейки. К вечеру втроем и закрутим процесс во всю мочь.
     Обсуждать больше нечего и все разошлись кто куда: Степан в пуньку, осмотреть брагу в бочке, Полина – к соседке Груне, обсудить, как прорву еды наготовить, Палыч - к мотоциклу.
     Николай с Петром вышли на улицу и посмотрели вслед Палычу, «укатившему» в тарахтящем облаке пыли.
     - Слушай, Колян, а Егорка с Тимохой? Их тоже призывают? Слышал и им на службу в этом году.
     - Галка, вроде, только мне повестку привезла. Жаль, если меня одного заберут, с друзьями было бы легче.
     - Не факт, что попали бы в одну часть. А земляков у тебя будет достаточно, всех вас из нашего района в учебку свезут, вот и будете держаться друг за друга против любых вызовов. Но не это главное.
     - Мне бы первое время продержаться, «старики», рассказывают, шибко лютуют.
     - Не слушай эти байки. Ты мне лучше раскрой, целованный ты или нет: щупал хоть раз бабу по - настоящему? Смекаешь, о чем я?
     - Зачем тебе знать, не твое дело.
     - Дурында ты, самое сладостное воспоминание будет, хорошо бы и фото девушки, которая тебя, как бы, ждет. Потом опыт должен быть, вдруг и в армии что-либо обломится. Три года назад школьником еще был, не знаешь, как меня провожали. Но с Тонькой то знаком, телятницей сейчас работает, живет в последнем доме по нашей улице. Невеста моя была, с ней и познал все. Рыдала, обещала ждать, я, мол, единственный и неповторимый. На третьем году службы разузнал, что она вошла во вкус и приспособилась «обслуживать» по осени и других призывников. Возвратился и не обиделся, наоборот, благодарен, как-никак первая была. До сих пор, нет-нет, да и захаживаю, принимает. Замуж в октябре выходит за парикмахера из райцентра. Видел его, дядечка такой, кавказской внешности, лет на десять ее старше. Думаю, по «старой дружбе» она согласится мужиком тебя сделать.
     - Хорошо бы, нет у меня, Петь, никакого опыта. Робею, что ли, пару недель назад мысленно попытался было, так до сих пор страшно. Пошел с танцев провожать Натаху, одноклассницу бывшую, довел до дома, весело общались. Стемнело, ну и полез целоваться, а она только щеку подставляет. Захотел прижать ее и случайно, поверь, тронул за грудь. Она меня как саданет по голове увесистым дрыном, что калитку подпирал. Чуть сознание не потерял. Вот рассказываю тебе, а искры и сейчас перед глазами.
     - Ладно, подумаю о тебе, а ты беги, дел у вас полно. Вечером зайду, помогу собраться.
     Озабоченный «благородной» идеей «запустить» Коляна во взрослую жизнь, Петя торопливо пошел по улице явно в сторону колхозного телятника на краю села…
     В воскресенье к пятнадцати часам соседи, да что там, почти все мужское взрослое население села и несколько приглашенных из соседних деревень столпились перед воротами и во дворе дома Ануфриенко, больше сорока человек. К проводам Николая в армию все было готово: в три аппарата нагнали литров тридцать первача, тетка Полина и несколько соседок наварили, нажарили, нарезали и разложили на столах немудреную деревенскую снедь – свежеиспеченный ржаной хлеб, вареную и жареную картошку, крупные ломти соленого сала, курицу, жареную речную рыбу, соленые помидоры и огурцы, лук, чеснок. Благодаря забитым Степаном двум кабанчикам в изобилии стояли тарелки с жареной свининой.
     Длинный приставной стол накрыли в двух смежных комнатах дома, примерно, на двадцать посадочных мест.
     - Сусиди, товарыши, - обратился Степан к собравшимся, - рад, что пришли на проводи Миколки, заходьте в хату. Давайте, толечко, в две очереди.
     Подождав, пока «первые очередники» расселись и наполнили до краев граненые стаканы, он продолжил,
     - Сынку, мой, иде в армию. Першим его призвали, гутарят, в особое подразделение, велика слава нам выпала. Служи сынку честно, правильно, не посрами нас с ненькой и всех земляков. Выпиймо други, щоб служба его прошла без помех, верю, оборонит нас, Микола, от любых ворогов.
     Все дружно выпили. После обильных возлияний, в череде приветствий и пожеланий, разговор вертелся вокруг странного августовского призыва. К четвертой смене за столом сложилось стойкое убеждение, что Кольку забирают в Кремлевскую роту почетного караула, Ленина будет охранять,
     - А чего, - кричала после второго стакана колхозная кладовщица, сорокалетняя Клавка Блинова, - высокий, светловолосый наш Колюня, такие и нужны. Даже я не против, чтоб и меня охранял.
     Общее мнение подытожил парторг колхоза «Путь к рассвету», бухгалтер Сан Саныч Косых, пользующий заслуженным авторитетом среди колхозников - кряжистый мужчина, лет сорока, приехавший в село навестить родителей, но живущий в поселке Черкассы, где располагалась центральная усадьба,
     - Земляки, рад, что вместе с вами отправляем Николая на почетную службу в армию. Согласен, он достоин охранять нашего вождя, великого Ленина. Так ли это или он будет служить, к примеру, на космодроме или пошлют на другой важный участок, мы уверены, что Коля нас не подведет, будем им гордиться.
     Коля с Петром, изрядно принявшие жуткого на вкус первача, вообще слабо воспринимали окружающую действительность. Призывник еще ждал обещанную Тоньку и уже стал терять надежду, когда неожиданно она возникла за столом в сопровождении жениха Тофика, которого многие знали: не раз стриглись у него, будучи в райцентре.
     Им сразу же налили,
     - Коля, поздравляю тебя, - Антонина, белокурая привлекательная двадцатипятилетняя девушка, в зеленом крепдешиновом платье, держащая второй месяц переходный вымпел лучшей телятнице, улыбнулась,
     - Станешь настоящим мужчиной, без армии им стать невозможно, - и, незаметно показав Коле глазами на дверь, продолжила,
     - Мама пирог для нашего стола в печь поставила, просила помочь, отойду на пол часика и принесу, моего Тофика не обижайте.
     Петька толкнул Коляна в бок и прошептал на ухо,
     - Дерзай, на улице никого нет, беги в лес через дорогу, видел стожок на опушке, там она будет ждать, - ни хозяева, ни гости не заметили исчезнувшего виновника торжества.
     Тофик, принявший первый стакан с настоящей русской чачей, как его заверили Палыч и другие мужики, ибо ничего другого он пить не хотел, вторую и третью порцию проглотил, не уточняя, и начал предлагать окружающим выйти на лезгинку.
     К вечеру проводы превратились в массовую гульбу с песнями и плясками. Тофик, скачущий вприсядку под гармошку гопака, кричал,
    - Понимаете, теперь, что лезгинка лучший танец!
     Он практически забыл о существовании своей невесты и так и не узнал, что она вернулась не через полчаса, а через два. Мимо него прошла даже потасовка перекатывающихся в пыли у дороги двух визжащих и вопящих женских тел – это Наташа, Колина одноклассница, встретила вышедшую из леса Антонину, в голове которой было больше сена, чем волос, и решила поправить ей прическу.
     Застолье начало затихать к началу десятого вечера, когда ощутимо стало темнеть. Уходящие благодарили Степана и Полину и обещали собраться завтра к семнадцати, сразу после работы.
     - Пиду, мамо, спати, - изрядно выпивший Степан обратился к жене,
     - Вы с сусидками думати, шо будимо исть завтра, мне вставати в пять и гнать, почти все випити.
     К полуночи село затихло, не слышно больше ни пьяных выкриков, ни гармошки.
     - Потаскуха, дрянь, - плакала в подушку Наташа, - ну, Тонька, знала же, рассказывала ей, что нравится мне Колюня еще со школы. Так нет же, совратила, мало ей других. Погоди, завтра расскажу парикмахеру, что за невесту он выбрал, замуж она, видите ли, собралась.
     С утра Наталья, красивая, черноволосая, рослая девушка с длинной косой, помогала отцу Игнату Ильичу, заведующему конефермой на сорок голов. Пока напоила лошадей и разнесла им сено, как пробило двенадцать,
     - Пора исполнить задуманное, - решила она, - слышала, что Тофик у Тоньки на три дня останется, отгулами хвалился. Очень хорошо, разыщу его.
     Отпросившись у отца и переодевшись, Наташа подошла к дому Тони. Узнав, что будущие молодожены куда-то ушли, она и не заметила, как оказалась у ворот Николая. Войдя в калитку, поняла, что не ошиблась – перед домом на табуретке сидел по пояс голый Коля с намыленной головой, которую брил опасной бритвой Тофик. Улыбающаяся Антонина стояла рядом, держа в руках белое вафельное полотенце. Увидев Наталью, она радостно закричала,
     - Дядька Степан, тетя Полина идите скорее, Колина девушка пришла, вы хоть знали об этом?
     Наташа опешила. Опасная бритва в руках Тофика сразу отбила у нее охоту делиться с ним информацией, а тут еще ее выставили в качестве почти невесты. Она растерялась и смутилась, когда выбежавшая из дома Полина Наумовна заверещала,
     - Ой, рыбонька ты ж моя, как я рада, давно тебя заприметила, очень ты мне по душе. Подмогнешь мне, милая, с готовкой?
     Наташа ошарашенно кивнула и посмотрела Николаю прямо в глаза. А тот, не зная, куда их прятать, резко дернулся, вызвав возмущенный окрик Тофика, продолжающего его брить,
     - Сиды, не вертысь, голову отрэжу, - и засмеялся, жестом показав как это делается.
     Колька, проследив за мелькнувшим у горла лезвием, сидел «ни жив, ни мертв". Но Тофик уже закончил работу и обильно сбрызнул его голову тройным одеколоном.
     - Вот спасибо, - Коля с облегчением вздохнул, - приходите, ждем вас вечером.
     - Придем, дарагой, как не прийти, - улыбнувшийся Тофик обнял Тоню, - моя пЭри, что еще для тибэ сдэлать?
     Подождав, пока обнявшаяся парочка выйдет на улицу, и, воспользовавшись тем, что тетя Поля зашла в дом, Наташа «подлетела» вплотную к Кольке и с презрением произнесла,
     - Ну и гад же ты, а еще лепетал, что нравлюсь. Променял на перестиранную подстилку. Как же ловко она перевернула все «с ног на голову». Но ты не надейся, никогда не буду твоей девушкой, для меня ты больше не существуешь.
     Николай, жестко проинструктированный Петькой на отрицание какого-либо общения наедине с Антониной и, одновременно, познавший опыт интимного сближения с женщиной, неожиданно для себя не заробел, а с возмущением воскликнул,
     - Наташенька, о чем ты? Не понимаю, кого променял, какая подстилка? Всю ночь мучился, отравился сильно батькиной продукцией.
     - Ах ты, негодяй, видела же, как ты вышел вчера вечером сразу за Тонькой, и вы пропали на пару часов. За что, думаешь, волосы ее освобождала от засохшей травы и в пыли изваляла? Бессовестный!
     - Наташа, как ты могла подумать? – возмутился Коля, - дошло, о чем ты. Разве ты видела меня с Тонькой вместе? Ушел с гулянки, потому что стошнило, сказал же, всю ночь промучился.
     - Мерзавец, я все знаю. Да она на всех последних проводах вот также исчезала с кем-нибудь из призывных.
     - Не был я с ней, почему не веришь? И зачем мне это? Только ты мне нравишься! Видишь, и другие считают, что ты моя девушка. А как маманя обрадовалась! Она с батькой давно сговорилась сватать тебя, как вернусь из армии, - неожиданно даже для себя соврал он.
     Наташа растеряно смотрела в упор на Кольку и начала колебаться,
    - Не может он так врать, и чего набросилась вчера на Тоньку, мало ли с кем она могла, да с тем же Петькой, они вместе с Колькой вышли. Этот не знает даже как девушку за руку взять, - размышляла она.
     - Наташа, я же только о тебе и думаю, ты своим дрыном отбила всякую охоту общаться с девушками, - и Коля попытался придвинуться ближе.
     Но она резко его оттолкнула,
     - Наш разговор еще не закончен, пойду, помогу тете Полине, - просверлив его испепеляющим взглядом, Наташа вошла в дом.
     В который уж раз за сегодня Колька облегченно вздохнул и услышал звук подъехавшего к калитке мотоцикла.
     - Палыч, наверное, - предположил он, - надо встретить.
     Но во двор стремительно вошел участковый, младший лейтенант милиции, пятидесятилетний Алексей Петрович Тарасов, близкий друг отца: маленького роста, с солидным брюшком,
     - Таак, здесь находится рассадник пьянства и самогоноварения? Правильно я зашел? - и он пытливо уставился на Кольку.
     - Что ты, дядя Леша, тебя обманули. Батько, бросай все, выйди, скорее, - закричал тот.
     - Тише, не ори, он в пуньке? – участковый крадучись приблизился к сарайчику и сразу уловил явственный запах самогона, процесс был в самом разгаре. Он просунул голову в милицейской фуражке в открытое окно, как раз перед стоящим на плите аппаратом, и, измененным голосом, гаркнул,
     - Милицейский рейд, сержант Петров, ломай дверь, здесь самогонщики!
     Погруженный в работу Степан в этот момент менял наполненную ароматным зельем трехлитровую банку на пустую. Когда раздался грозный окрик, он вздрогнул и увидел в окне чью-то голову в милицейской фуражке. От испуга тут же выронил на пол заполненную самогоном емкость и та с треском разбилась. Запах стал резким, дурманящим.
     Участковый так захохотал, что фуражка слетела с его головы,
     - Ага, Степа, попался, будешь теперь знать, как проводы без меня проводить, - еле проговорил он сквозь смех.
     - Ну, Леха, ну, дружок ситный, - возмущенный «до глубины души» Степан всплеснул руками, - да як же так, три литра «киту под хвист».
     - Ничего, вся округа уже в курсе про твой «заводик» из трех аппаратов. С трудом уговорил начальника милиции не трогать тебя. Хорошо, что знает он причину, почему так лихо развернулся. Да и в правлении колхоза наслышаны и собираются нагрянуть к тебе для предупреждения пьянства. Смекаешь, о чем я? Усиленно готовься…
     Продолжившиеся ближе к вечеру проводы плавно «перетекли» в ночь, а следующий, третий день гулянья, уже с утра превратился в повальную пьянку.
     Возникла угроза функционированию колхоза «Путь к рассвету»: на молочно-товарной ферме, свиноферме и птицеферме остались только женщины, а мужской состав – в основном механизаторы и трактористы, а также неожиданно присоединившийся к ним ветеринар Воронов, куролесили на проводах младшего Ануфриенко. Строительство овоще и картофелехранилищей прекратилось вовсе.
     - Саныч, ты же вчера там был, почему не прекратил безобразие? – орал в ухо парторгу председатель колхоза Иван Матвеевич Белобородов: крепко сбитый мужик, лет пятидесяти, с обветренным лицом и «буденовскими» усами.
     Видавший виды Газ-69, без верха, натужно ревел, преодолевая рытвины и колдобины проселочной дороги, а руководители колхоза пытались разговаривать, несмотря на шум от мотора и ветра,
     - Вчера ночью вместе с участковым уехали от них, строго наказав Степану и другим, чтоб прекращали пьянку. Правда, Матвеич, к этому времени никто ничего не соображал и даже не понимал, где находится, - кричал в ответ парторг, - в том числе и трое членов Правления. Единственно, что их объединяло, так это спор – мавзолей будет охранять призывник Николай или ракеты на Байконуре.
     - Ничего, я покажу этим спорщикам «кузькину мать». Серега, гони, уже почти шесть вечера, - поторопил Белобородов водителя.
     Когда председатель колхоза и парторг зашли во двор «виновника торжества», на них никто не обратил внимания, а само торжество находилось в самом разгаре:
- завывала гармошка, и человек пятнадцать шатались перед домом, изображая движения, совсем не похожие на танцы;
- в глубине двора несколько невменяемых мужиков, среди которых выделялся Тофик, дрались, вернее, валялись на земле, толкая друг друга, изображая борьбу и нечленораздельно выражаясь - понятны были только матерные слова;
- из открытых окон дома доносилось пение одновременно двух песен – Хас-Булат удалой…, хором тянули несколько женских голосов, а также Реве та стогне Днипр широкий…, среди этих голосов преобладал глубокий бас Степана Ануфриенко.
     Председатель только заглянул в одно из окон и, схватив парторга за руку, вывел за калитку. От возмущения, тараща глаза и разевая рот, он не сразу начал говорить,
     - Сан Саныч, общаться с ними бесполезно. Завтра уже среда? Лишаю всех участников-членов колхоза трудодней за три рабочих дня. Не сомневаюсь, многие увяжутся за призывником завтра в райцентр, типа, проводить, остальные, кто выйдет на работу, будут «отбывать номер». Готовь на субботу общее собрание, будем вправлять мозги…
     Восьмого августа около девяти утра на улице вдоль забора дома Ануфринко стояло пять подвод, запряженных лошадьми и человек двадцать провожатых. Было прохладно, ветрено, все «поеживались» и укутывались в верхнюю одежду. Николай, в отцовском армейском галифе и кирзовых сапогах, стеганке, накинутой поверх черной косоворотки, обнялся с отцом и матерью. Он плохо восстановился после трехдневных возлияний и «маялся головой». Поправив вещмешок за спиной, сел на первую подводу и отвернулся, сдерживая слезы.
     Ему вспомнилась Наташа, с которой он так и не поговорил, даже не видел последние два дня и радостно удивился, когда она неожиданно подошла к нему и заговорила,
     - С телятницей успел проститься? Не дергайся, - остановила она пытающегося встать Колю, - Вот держи письмо, прочитаешь, когда тебя повезут в часть. Ответишь потом на все мои вопросы, а я подумаю, прощать ли тебя. Служи, увидимся, - не дав ему и рта раскрыть, Наташа убежала.
     Вскоре обоз из подвод, в каждой из которых сидело по четыре - пять мужиков, тронулся в путь. Два с половиной часа дороги пролетели незаметно за шутливым разговором, прерываемом песнями. Остановились на центральной улице Бродска у приземистого деревянного одноэтажного здания военкомата, как раз напротив церкви. Всех немного удивило, что они оказались единственными провожающими, хотя обычно площадка перед военкоматом в день призыва была забита толпой: десятками молодых парней с многочисленными родственниками и друзьями. С крыльца на них изумленно смотрел старшина сверхсрочник, дежурный по военкомату.
     - Быстренько сбросились все по рублику, - обратился Палыч к сгрудившимся вокруг него мужикам, - Петька, бери Егора с Тимохой и «мухой» в сельпо: купите пять бутылок, только нашего, местного разлива, по два восемьдесят семь, плавленых сырков, буханки три хлеба, консервы рыбные, в общем, сами определяйтесь насчет закуси. Вот тебе двадцать два рубля.
     - А ты, Колюня, иди в военкомат, хочешь, я с тобой? Хотя нет, сам во взрослую жизнь входи.
     Волнуясь, Николай подошел к крыльцу и обратился к старшине, с явной насмешкой смотрящему на него,
     - Здравствуйте, товарищ старшина, прибыл по призыву на службу.
     - Ах, ты прибыл? И кто же это тебя позвал?
     - Как кто? Вот повестка.
     - Понятно, - посмотрев на повестку, откровенно рассмеялся старшина,
     - Вид у тебя действительно призывной! А эта шатия – братия, значит, провожающие? Ну, заходи, тебе в третий кабинет, к МариВанне.
     Недоумевающий Коля прошел по широкому коридору и постучался в третью дверь в момент, когда по радио часы отбили двенадцать.
     - Ануфриенко Николай Степанович? Молодец точен, - седовласая пожилая женщина улыбнулась, - Привез все документы? Так, приписное свидетельство остается у меня, а с остальных перепишу данные в ведомость и верну, выйди в коридор, подожди.
     Минут через пятнадцать его позвали,
     - Проверила, ты же и медкомиссию прошел в июне. Хорошо! Необходимые уточнения внесла, теперь с документами у тебя все в порядке. Ожидай призыва в октябре или ноябре, повестку получишь.
     Ничего не понимающий Коля, запинаясь, спросил,
     - Как в октябре или ноябре? Я сейчас пришел служить, меня в спецвойска должны были определить.
     - И кто это надоумил, что тебя призывают на службу? Еще и в неизвестные войска, в повестке об этом ни слова. Может, подшутили? – МариВанна с участием посмотрела на него, - Не отвлекай меня больше, возвращайся домой.
     - Как же я вернусь? Со мной человек двадцать провожатых приехало, всем поселком три дня гуляли,
     - Как приехали, так и уезжайте. Все, освобождай помещение.
     Вконец расстроенный Колька вышел на крыльцо, кивнул улыбающемуся старшине и подошел к землякам, занятым разговором со стоящим перед ними  молодым милиционером в белой форменной гимнастерке.
     - Какие - такие проводы, сейчас август, приказа Министра обороны о призыве на службу не было. Вижу, отоварились водкой, не допущу пьянства в общественном месте, вмиг окажетесь в отделении, - услышал Николай его строгий голос.
     - Сержант, ну вот совсем не прав, - «ершился» Палыч под одобрительный гул окружающих, - имеем полное право, у нас повестка, должны же мы достойно проводить земляка, - и прервался, увидев удрученное лицо призывника.
     - Палыч, - почти плачущим голосом произнес Коля, - получатся, мы ошиблись. Меня вызывали для сверки документов, домой велели возвращаться. Призыв будет поздней осенью.
     Враз все замолчали, недоуменно переглядываясь, а подошедший старшина, смеясь, им попенял,
     - Ну и сильны вы, мужики, «заложить за воротник», выдумали повод, чтобы напиться. Уезжайте, освобождайте площадку перед военкоматом.
     - Предупреждаю, увижу вас распивающими на улицах райцентра, оштрафую всех подчистую, - добавил милиционер.
     - Даа, - сконфузился Палыч, - грузимся и возвращаемся. Остановимся на берегу Тишки, есть там местечко, как раз перед бродом, обсудим произошедшее.
     Через некоторое время обоз остановился у неширокой, до семи метров, реки с незаметным течением. Сноровисто распрягли лошадей, дав им напиться и отогнав на лужайку с сочной травой. С удовольствием искупались в мутноватой, из-за илисто-глинистого дна, воде. Когда разлеглись на траве в круг, разложив нехитрую снедь, и, разлив водки по первой, Палыч встал и извиняющимся тоном произнес,
     - Коля, земляки, ничего особенного не произошло, будем считать, что провели разминку. Ошибся я, ошиблись все с этой повесткой. Никто не может винить нас в том, что мы искренне, с душой организовали проводы на службу в армию, как праздник. Наша святая обязанность также красиво отправить Колюню на службу осенью. Давайте выпьем за нашу Советскую Армию и Военно-Морской флот, - все дружно выпили и заинтересованно ждали продолжения,
     - Так вот, призыв будет, сомнений нет. Ожидают его и Егорка с Тимохой, поэтому…Что? Еще Санек и Бориска? Отлично, просто обязаны организовать такие проводы, чтоб и в области прогремели. Обсудим с председателем колхоза, ох и зол Белобородов за наше трехдневное гулянье! Но, думаю, разрешит достойно проводить, ведь пятеро из нашего села уходят осенью.
     Мужики одобрительно закивали, соглашаясь.
     Через час обоз тронулся домой. Лежа в подводе на соломе, Колька, подремывая, мечтал о скорой встрече с Наташей, о том, как вместе прочитают ее письмо. Вдруг он осознал, что влюбился и обрадовался.
     Вдали, наконец, показались первые дома Талово ….

Продолжение
(жизнеутверждающее)

     Вздрогнув, Наташа проснулась и прислушалась: тишина, из открытого окна ни звука, даже собаки затихли. Задумалась,
     - Далеко за полночь, село спит, но резкий звук явственно слышала – как будто плетка хлестнула по стеклу. Может, охальник какой залез, но у нас надежный охранник во дворе, не подпустит к дому.
     - Кстати о нахалах, - возмутившись, поймала мысль Наташа, - Ну, Коля, как только увижу, потребую, чтобы забыл меня навсегда. Почти все село сбежалось, когда ватага провожающих вчера поздно вечером вернулась из райцентра, естественно, с героем призыва. Вот смеху то было. Но ко мне не удосужился прийти, еще раз повиниться. Больше не сомневаюсь, «был грех» у него с Тонькой, пусть только появится утром, - но тут же, противореча себе, вслух прошептала,
     - Хоть думал ли обо мне? Эх, спросить - вскрыл ли конверт? Понял ли, что за письмо?
     Наташа вздохнула и перевернулась на другой бок, лицом к окну. На мгновение она приоткрыла глаза и, увидев в оконном проеме, освещаемом лунным светом, силуэт человека, вскрикнула, резко сев на кровати.
     - Наташенька, это я, Коля, прости, напугал, - донеслось едва слышимое бормотанье, - два часа стою под твоим окном и все же решился постучать. Очень хочу с тобой поговорить. Пришел сразу, как родители отпустили, замучили кормежкой и расспросами.
     - Как смог пробраться через двор? Пират же там.
     - Пес и сейчас со мной, давно дружим.
     - Повезло тебе, что Пират не я. С удовольствием покусала, а может и загрызла бы тебя.
     - Наташенька, растерзай меня, только сначала прости.
     - Ааа, значит, есть за что? Так за что?
     - Не сознался тебе, ведь…
     - Не продолжай, - Наташа в тоненькой ночной рубашке подскочила к окну и замахнулась рукой,
     - Сейчас такой «фонарь» тебе под глазом поставлю, что домой добежишь при свете, не заблудишься. Ишь ты, про телятницу - рекордистку «липовую» захотел сознаться. Знаю, каким местом она себе вымпелы завоевывает.
     - Что ты, что ты, Наташенька, не сознался перед отъездом, что влюблен в тебя, смалодушничал, извини. При чем здесь телятница? - Коля твердо стоял на позиции полного отрицания своей связи с Антониной,
     - Почему не веришь? Рассказал же тебе про плохое самочувствие в тот вечер. Никогда о Тоньке не задумывался и не обращал на нее внимания.
     Услышав признание, Наташа сдержалась и не возразила. Возникло минутное молчание.
     - Неужели влюбился, конечно, очень хочу верить Коле, и Тонька вчера подходила ко мне, «божилась», что именно с ним ничего не было, - промелькнуло в голове, но вслух она продолжила,
     - Ничего, сейчас все прояснится, «выверну тебя, на изнанку».
     - Наташенька, готов, выворачивай. Разреши только влезть к тебе в комнату. От земли до подоконника чуть больше метра, подпрыгну и тихонько подтянусь на руках. Я же в майке, тоненьких шароварах и тапочках на босу ногу, прохладно, продрог.
     - Ополоумел, что ли? Родители рядом, опозорить меня хочешь?
     - Нет, нет, только мечтаю с тобой объясниться. Присяду, где скажешь, и продолжим говорить шепотом. Ничего не случится, ведь боюсь даже взглянуть на тебя, а дотронуться и не помышляю.
     - Уговорил, надеюсь, не забыл, какие последствия тебя ждут, если мне что-либо не понравится.
     Наташа укуталась в большой вязаный платок и указала вмиг запрыгнувшему в комнату Кольке на табурет, стоящий в изголовье кровати,
     - Сядь, не ерзай и быстро, не задумываясь, отвечай на мои вопросы. Первый – где мой конверт? Вскрывал?
     - Принес, вот он, - сказал Коля, достав конверт из кармана, - хочу при тебе прочитать.
     - Не баси ты, тише говори, - Наташа выхватила запечатанный конверт из рук Коли, - ну ка, подумай, какие вопросы могла тебе задать?
     - Подожди, Наташенька, я же в любви тебе признался. Знаешь, очень рад, что призыв отложился. Не представляю, как чувствовал бы себя на службе, не объяснившись с тобой…
     - Это ты подожди, доверия к тебе никакого. Если относишься ко мне так, как утверждаешь, тогда не увиливай. Повторяю, какие вопросы могла задать в письме, отвечай, - прервав, возмутилась Наташа, подойдя к нему вплотную.
     - Хорошо, - после небольшой заминки прошептал Коля, затрепетавший от ее близости, - подчиняюсь, отвечаю. Ты спросила о Тоньке, моем отношении к тебе и чем эти отношения закончатся. Если угадал, то мне легко продолжить.
     - Гляди, какой сообразительный, даже подозрительно. Хорошо, послушаю.
     - Наташенька, знаешь же, как по тебе страдаю еще со школы. Помнишь, в девятом классе меня поставили на учет в милиции за драку с Гришкой – людоедом: на рыбалке были, удилищем так хрястнул его по лицу, что сломал нос и чуть не выбил глаз за то, что бахвалился про обнимашки с тобой.
     - Чтоо..? Ну Гришка, везет ему, что сейчас далеко, в другой колхоз напросился, переехал. А то сама выбила бы ему глаз! Каков, подлец!
     - Так вот, мечтая о тебе, мог ли обратить внимание на другую? Тем более, на перезрелую Тоньку. Да вы и несравнимы: ты же красавица, взгляд не оторвать, - в этот момент Наташа аж покраснела от удовольствия,
     - Влюблен в тебя, давно. Стеснялся признаться, да и сейчас не понимаю, как с тобой общаться, когда можно взять за руку, решиться поцеловать. Обидно, что могла подумать о моей связи с уже почти замужней женщиной, - тут и Коля покраснел от стыда за обман про интим с Антониной.
     Хорошо, что в комнате было темно, и они не заметили, как оба поочередно покраснели.
     Внезапно Коля встал, подошел к окну и, обернувшись, спросил,
     - Можно завтра расскажу о наших дальнейших отношениях? Темно, а я должен видеть твое лицо, глаза. То, о чем хочу попросить слишком серьезно.
     - Нет, Коленька, - Наташа вновь приблизилась к нему, взяла за руку, и измененным голосом, мягко продолжила, - завтра уже наступило, рассказывай.
     В этот момент они стояли, прижавшись друг к другу. Коля, ощущая спиной холодный воздух из открытого окна, вдруг осознал, что именно сейчас можно поцеловать Наташу.
     Внезапно из-за двери раздался грубый окрик,
     - Наташа, спишь? Что за шум? Как будто кто-то разговаривает.
     - Отец, мы пропали, - ойкнула Наташа, а Коля «похолодел», услышав приближающиеся шаги Игната Ильича и вспомнив его тяжелую руку, когда он, года три назад, «надрал ему уши» за попытку вскочить на необъезженную лошадь.
     Заведующий конефермой, кубанский казак Игнат Черноус, славился в селе своей силой и тяжелым нравом.
     Ошеломленный Коля инстинктивно оттолкнулся ногами от пола, чтобы запрыгнуть на подоконник. К несчастью, именно в это мгновение Наташа, желая помочь, с силой двинула его в грудь обеими руками, и Коля, уже не  контролирующий свои действия, «вылетел» из окна.
     И спиной упал на безмятежно дремавшего на отмостке Пирата, трехлетнего «дворянина», с генами Алабая.
     Огромный пес, внезапно придавленный и струхнувший, «быстрее молнии» вскочил, и Коля, так и не соприкоснувшись с землей, отпружинившись, «пролетел» еще пару метров и «совершил посадку» головой в собачью будку. Потрясенный Пират взвыв, с судорожным лаем кинулся прочь от дома и тут же врезался в стоящего на коленях Колю. Человеческое и собачье тела переплелись, запутавшись в длинной цепи.
     Утративший способность соображать, Коля, высвободив голову из будки и волоча за собой обезумевшего от страха Пирата, со всех сил бросился к калитке. Собачья цепь, натянувшаяся как струна, совместным сверхусилием была выдрана из кирпичной стены вместе с крепежным штырем.
     Сорвав крючок, запиравший калитку, уже на улице, Коля и полностью зависимый от него по понятной причине Пират были встречены соседским Султаном. Два кобеля, злейшие враги, дравшиеся друг с другом при любой возможности, сцепились, перевернувшись через головы. Начался жесткий собачий «замес».
     Все это произошло в считаные секунды, и когда Игнат Ильич вошел в комнату и включил свет, он увидел только стоящую у окна Наташу. Услышав доносившуюся из окна непонятную возню, похожую на драку с собачьим воем и лаем, звенящей цепью и другими непонятными звуками, закричал,
     - Что? Кто? Откуда? Объясни!– тщетно пытаясь что-либо разглядеть через окно.
     - Сама не пойму, батя, - явно испуганная Наташа уклонилась от ответа, - послышался разговор у забора и Пират набросился.
     С улицы явственно донеслись звуки беспощадной собачьей схватки.
     - Ах, ты ж, боже мой, неужели Пират опять с цепи сорвался? – Игнат Ильич проворно выбежал из комнаты.
     Через минуту Наташа услышала, как он открыл входную дверь, хлопнула калитка, и прозвучал ружейный выстрел. Она замерла, не понимая, что произойдет дальше.
     В момент выстрела, освободившийся от цепи и увернувшийся от собачьих клыков и когтей, Коля, целехонький, уже резво мчался в темноте по улице. Подбегая к своему дому, забыл, что сосед, дед Ефим, не желая таскать воду из сельского колодца, третий день, как роет с внуками на улице свой собственный. Он вспомнил об этом, когда летел вниз трехметровой ямы. Ударившись ногами о металлическую бадью, в которой поднимали землю, он потерял сознание от резкой боли.
     Шум собачьей драки у дома Черноуса и ружейный выстрел разбудили всю улицу. Колю сразу нашли и вытащили, левая его нога была окровавлена и неестественно вывернута. По счастью, молодой колхозный ветеринар Миша Воронов еще оставался в селе и как раз протрезвел после трехдневной пьянки по случаю проводов. Он быстро остановил кровь, обработал рану перекисью, перебинтовал ногу и сам сопроводил пострадавшего на колхозном ЗИС-5 в Бродскую райбольницу.
     Никому и в голову не пришло, что Коля как-то связан с сельским ночным происшествием,
     - Побежал на шум и выстрел, и оплошал, - рассказывал он всем желающим…
     Пошел третий день, как Коля лежал в отделении травматологии с открытым переломом левой ноги. С той злополучной ночи Наташу больше не видел и приуныл,
     - Сегодня воскресенье, утро. Может, приедет ко мне, так хочется объясниться окончательно, - размышлял он и с надеждой посмотрел на дверь, услышав легкий стук.
     Палата была четырехкоечная и Колины соседи вразнобой радостно прокричали,
     - Смелее! Входи! У нас тут без церемоний!
     Дверь приоткрылась и к восторгу Коли в палату зашла Наташа: улыбающаяся, с закрученной вокруг головы косой, в нарядном белом школьном выпускном платье (он сразу вспомнил) и с двумя большими авоськами в руках. Поздоровавшись и, не обращая внимания на «посыпавшиеся» со всех сторон шутливые приветствия, она сразу подошла к лежащему у окна Коле, наклонилась и поцеловала в щеку,
     - Коленька, только сегодня удалось вырваться. Не обижайся, все время думала о тебе.
     - Очень ждал. Спасибо, что приехала. Дядя Игнат нас разоблачил? 
     Наташа отрицательно покачала головой. Под пристальными взглядами окружающих они перешли на шепот.
     Приятели по палате, все женатые молодые мужики, при том ходячие, ожидающие выписки, вежливо, разобрав костыли и инвалидные палки, вышли, предупредив, что пошли завтракать и вернутся через часок.
     - Коля, накормлю тебя, - Наташа сноровисто разобрала авоськи, выложив на тумбочку вареные - курицу, картошку и яйца, половину каравая белого хлеба, огурцы, яблоки и…
     - Наташ, не спеши, присядь, давай поговорим.
     Вместе, наперебой, начали вспоминать события памятной ночи. Когда Коля рассказал подробности своего полета из окна и злоключений в обнимку с Пиратом и присоединившимся к ним Султаном, они стали так заливисто хохотать, что в палату заглянула обеспокоенная медсестра - истошный плач ей послышался.
     Переведя дух, сияющий Николай, решился,
     - Наташенька, поговорим о наших отношениях, боюсь, не случилась бы вновь какая-либо заминка. Понимаю, не в этом, так в следующем году пойду служить в армию. Главврач уже объяснил, что моя травма подпадает под отсрочку от осеннего призыва в этом году и весеннего в следующем. Может быть, около года, мне придется лечиться и восстанавливаться. Поверишь, но я даже рад этому перелому. Очень хочу, чтобы на все время дальнейшей армейской службы меня ждала не моя девушка, даже не моя невеста, а моя жена. Согласна, Наташенька? Будешь моей женой?
     Наташа, конечно, давно все поняла и надеялась, что именно сейчас он предложит пожениться. Однако, услышав, неожиданно растерялась, и вместо слов, со слезами на глазах, начала согласно кивать головой. Коля рванулся прижать ее к себе, однако боль пронзила ногу, и он обессиленно откинулся на подушку.
Наташа слетела со стула и, став на колени перед кроватью, обняла Колю.
     Они впервые поцеловались.
     - Ты ответил на все мои вопросы, - прошептала она.
     - Правда? А конверт?
     - Письма в нем не было, только чистые листочки. Ожидала, что напишешь именно те слова, которые услышала в ту знаменательную для нас ночь и сейчас.
     Вблизи двери раздались шаркающие шаги соседей по палате…
     Поздним вечером первого мая 1966 года в небольшом кабинете председателя колхоза «Путь к рассвету» в поселке Черкассы в папиросном дыму сидели председатель Белобородов и парторг Косых,
     - Саныч, Первомай мы с тобой организовали достойно: часовой митинг провели, поздравили и наградили передовиков. А как нас благодарили за концерт, хорошо, что удалось вырвать к нам семерых артистов областной филармонии, - Белобородов вздохнул,
     - Но вот загвоздка! Девятое мая, День Победы на подходе. Второй год, как этот день стал выходным и выпадает на понедельник. Слышал же, что Ануфриенко с Черноусом свадьбу своих детей назначают на восьмое, в воскресенье.
     - Конечно, Иван Матвеевич, и в тревоге, - парторг заерзал на стуле, - все колхозники к ним в село собираются. Ясно, что свадебное гульбище плавно перельется и на следующий день. Праздник все ждут, но, если он будет состоять из пьяных участников, получим мы с тобой ох какую нахлобучку из райкома.
     - Не допустим, вызывай ко мне на завтра к обеду Степана с Игнатом. Свадьбу проведем именно Девятого мая, совместим. Мы с тобой фронтовики и нас большинство, все поддержат. День Победы и свадьбу с один день надолго запомнят…
     Утро 17 октября выдалось хмурым, «сыпался» меленький, не заметный глазу дождик. Более получаса Наташа стояла, прижавшись к Коле, и плакала. Она была на шестом месяце беременности, и заметно округлившийся ее живот явственно просматривался через накинутый на нее плащ. Оба промокли, но не хотели размыкать объятий. Понимая, что тянуть время отъезда больше нельзя, Коля прошептал жене на ушко,
     - Наташенька, пора ехать, могу опоздать. Ну, ухожу в армию, давно с тобой к этому готовились. Ты сильная, с тобой две наши мамы, а уж батькИ: будешь за ними "как за каменной стеной". Родишь ты нашего Пашку, все будет хорошо.
     - Колюня, давай поеду с вами, провожу, недалеко ведь до райцентра.
     - По разбитой грязной дороге в подводе? Даже и не думай! Самим бы добраться без потерь. Но, не волнуйся, наши отцы и друг Петька со мной, ничего не случится.
     - Ой, а свадебные фотографии не забыл? Очень красивая свадьба у нас была, да в День Победы. Будет тебе, что вспомнить! И осторожнее, береги ногу!
     - Не забыл, Наташенька, а нога моя в порядке. Люблю тебя, три года пролетят так, «что не успеешь оглянуться».
     Дорога тянулась нестерпимо долго, натянутый над подводой брезентовый тент дождь не пропускал, на сене лежать было тепло и сухо. Петька, безуспешно попытавшийся завязать с Колей разговор, заснул. Степан с Игнатом сидели на передке и молча курили.
     Коля грустил, предстоящая долгая разлука с женой печалила, а еще и рождение первенца. Как жаль, что не сразу увидит своего сыночка: ни он, ни кто-либо из родных, не сомневались, что родится мальчик, обращая внимание на большой живот Наташи.
     Наконец, «потянулись» первые дома города. Чем ближе продвигались они к центру, тем явственнее ощущался запах гари. За несколько кварталов до  военкомата, улица оказалась не проездной, запруженной стоящими подводами и лошадьми. Среди них - несколько грузовых машин и один маленький «Москвичок». Не сговариваясь, привязав на обочине свою лошадь к дереву, поспешили к военкомату.
     Увиденное их поразило – вместо добротного деревянного здания, перед ними открылись груда дымящихся обломков и остовы двух кирпичных печных труб. Сгорели также примыкавшие к военкомату городская баня, сельпо «Одуванчик» и общежитие сельскохозяйственного техникума.
     Пожарных уже не было, всю ночь они боролись с огнем и не допустили его распространения на другие городские строения.
     Вокруг стояло множество людей – местные жители, а также десятки призывников с провожающими. От них и узнали, что пожар начался в два часа ночи в котельной бани и мгновенно перекинулся на военкомат. Когда минут через пятнадцать приехали две пожарные машины, баня и военкомат пылали как огромные костры, а рядом начинали гореть магазин и общежитие. Дождь пошел только под утро и никак не повлиял на тушение пожара.
     Внезапно всеобщее внимание привлек усиленный мегафоном голос,
     - Говорит военный комиссар Бродского района майор Зотов, призывники, внимание. Даю пятнадцать минут, всем пройти в актовый зал райкома партии - здание на площади, у памятника Ленину. Вещи можно не брать, родственники и провожающие оставайтесь здесь.
     Коля сидел в первом ряду и разглядывал взволнованное усталое лицо военкома, пока около пятидесяти призывников шумно рассаживались. Рядом с майором находились старшина и МариВанна, знакомые ему по памятному приезду в военкомат для сверки документов.
     - Уважаемые призывники, угомонитесь, тишина, - начал говорить Зотов, - произошло чрезвычайное событие, пожар, уничтоживший всю документацию. Осенний призыв на службу в армию практически сорван. Мы, конечно, все восстановим, но только к весеннему призыву следующего года. Не шумите,  вопросы потом. Сейчас же, поочередно подходите к Марии Ивановне Колесниковой, вот она, за столом, сообщайте свои анкетные данные и адреса места жительства. Получите также уведомления об отсрочке от службы и возвращайтесь домой. Будьте готовы, что мы вас можем вызывать дополнительно для необходимых уточнений.
     Не описать какая радость воцарилась в семьях Ануфриенко и Черноуса, когда Коля возвратился домой поздно вечером. А кто обрадовался больше всех, нужно ли рассказывать?..
     Спустя чуть более трех месяцев в морозный февральский день 1967 года Коля пытался докричаться до окна второго этажа родильного дома,
     - Так кто, Пашка? 
     - …ашка, …ашка, - надрывалась в ответ Наташа в форточку, стоя на подоконнике.
     - Ура, Пашка, - шумел на всю улицу довольный Колька.
     - Нет, нет, …ашка и …ашка.
     Уловив, что Коля не расслышал, Наташа высунула голову из форточки и со всей силы прокричала, - Пашка и Дашка, близнецы! – и весело рассмеялась.
     - Ааа, близнецы, - возликовал Коля, подбрасывая вверх шапку, - счастье то какое!..
     Через полтора года,
     - Ну, сейчас то, Сашка? – с надеждой восклицал Колька у окон роддома,
     - Опять не угадал: Машка! - услышал ответ улыбающейся Наташи.
     - Отлично, дочка, красота!..
     Еще через два, теплым сентябрьским днем 1970 года Колька, задрав голову, горланил на весь райцентр в известное окно,
     - Сейчас не могу ошибиться, Сашка, конечно!
     - В точку, родной! Конечно, Сашка! – ликовала Наташа…
     Начиная с весеннего призыва 1967 года, Николай получил, а в последующие годы ему продлевали отсрочку от призыва по семейному положению, как имеющему на иждивении сначала двух, потом трех, а затем и четверых детей.
     В 1974 году счастливейший отец Пашки, Дашки, Машки и Сашки был вызван в Бродский районный военкомат, где получил на руки уведомление:
     «В соответствии со статьей 34 Закона о Всеобщей воинской обязанности от 12 октября 1967 года Ануфриенко Николай Степанович, как лицо, достигшее двадцатисемилетнего возраста и не утратившее право на отсрочку, а также с учетом мирного времени, освобождается от действительной военной службы»…
      Начавшаяся в далеком 1965 году разминка перед призывом, спустя девять лет, для Николая окончательно закончилась.