Эдинбург- журнал Чемберса 306

Название: «Эдинбургский журнал Чемберса», № 306

Автор: разные

Редактор: Роберт Чемберс
 Уильям Чемберс

 Дата выхода: 25 марта 2015 г. [электронная книга № 48583]

 Язык: английский

 Авторы: Сьюзан Скиннер и команда онлайн-корректоров
 http://www.pgdp.net (этот файл был создан на основе изображений, любезно предоставленных Интернет-архивом)


*** НАЧАЛО ПРОЕКТА «ЭДИТОРНЖОН» ЧЕМБЕРСА, № 306 ***




Подготовлено Сьюзан Скиннер и группой онлайн-корректоров
по адресу http://www.pgdp.net (Этот файл был
создан на основе изображений, любезно предоставленных
Интернет-архивом)










[Иллюстрация: Эдинбургский журнал «Чемберс»

Под редакцией Уильяма и Роберта Чемберсов, редакторов «Чемберс»
«Информация для народа», «Чемберс» «Образовательный курс» и т. д.

№ 306. Новая серия. СУББОТА, 10 НОЯБРЯ 1849 ГОДА. ЦЕНА 1;_д._]




ВНЕШНИЙ ВИД.


Считается разумным правилом не жертвовать реальностью ради внешнего вида.
Лучше быть хорошим, чем казаться хорошим. Внешность, в той мере, в какой она может служить и часто служит прикрытием для какой-либо злой реальности, в целом не пользуется уважением среди людей.
Это слово редко упоминается без некоторого выражения презрения или
порицания. И все же может возникнуть вопрос, можем ли мы в этом мире совсем
обойтись без внешности.

Вести жизнь, свободную от грубых нарушений приличий, несомненно, является первым
необходимым условием. Однако, если, делая это, мы позволяем большей части нашего поведения
быть истолкованными как нечто противоположное, является ли результат вопросом
безразличия общества? Легкомысленная дама, которая флиртует или, как принято говорить, позволяет себе вольности, но при этом старается быть корректной, отвечает: «Да»; или, возможно, она не заходит дальше этого
чем сказать: «Будучи в своём собственном сознании убеждённым в совершенной правоте, я
не имею ничего сказать обществу по этому поводу, и у него нет права
вмешиваться, пока я не совершу реального проступка». Это
уловка, которая, кажется, исключает ответ. Большинство людей поддаются
её силе, но не действуют и не говорят так, будто считают её вполне правильной.
Это неправильно: такое поведение, как правило, становится прикрытием для
настоящих ошибок, потому что, если добродетельные люди ведут себя точно так же, как порочные,
как мы можем узнать, где существует порок? Наш долг — даже притворяться
чисты и безупречны, потому что, когда все, кто чист, проявляют лишь признаки чистоты в своём внешнем поведении, заблуждающимся ещё труднее скрыть свою вину. Они вынуждены прибегать к лицемерию, которое является не просто данью уважения добродетели, но и средством пополнения её рядов из рядов порока, поскольку быть порочным ещё больнее и труднее. Все лицемеры были бы теми, за кого себя выдают, или имели бы те преимущества, которые даёт притворство.
Можем ли мы сомневаться в том, что при системе абсолютной свободы они были бы
хуже, чем сейчас?

Таким образом, оказывается, что в этих маленьких правилах приличия,
которые так склонны высмеивать смелые и энергичные умы и которые многие
люди, не имея ни малейших дурных намерений, так часто игнорируют,
есть своя философия. У каждого великого дела должно быть своё знамя. Под
каждым знаменем найдётся несколько негодяев и трусов. Но насколько хуже
было бы, если бы у армии вообще не было знамени? Тогда, возможно, вся вражеская армия смешалась бы с его рядами и без сопротивления
была бы рассечена на части.

 Когда мы слышим о людях, которые следят за своей внешностью, мы обычно либо
осуждайте или смейтесь. Очень часто осуждение или насмешка справедливы,
но не всегда. Есть много поводов для недовольства в попытках достичь
или поддерживать образ жизни, отличный от того, который соответствует
нашим реальным возможностям или нашему реальному положению в обществе. Пусть эта ошибка станет
предметом беспощадной сатиры тех, кто с удовольствием разоблачает
человеческую слабость и хрупкость. Но не все поддержание внешнего вида
таково. Семье часто присваивают титул, который её доход
едва ли позволит поддерживать на должном уровне, но который она должна поддерживать, или
полностью лишиться этого звания. Даже в отдельных профессиях существует такая жёсткая необходимость. Стиль — это часть самой профессии,
то, без чего она не может существовать. Существует также такое явление, как упадок материального благополучия, когда показаться бедным означало бы стать таковым ещё быстрее, чем это было бы неизбежно. В таких случаях, если семья не навлекает на себя беду, влезая в долги, и не перекладывает свои страдания на других, если она лишь в какой-то момент ущемляет себя, чтобы в другой раз показать себя с лучшей стороны, если она лишь бережёт
в том, что касается самых насущных потребностей, чтобы казаться равным тем, кто принадлежит к его номинальному социальному статусу, или избежать жалости, которую приятно проявлять, но горько принимать, — в этом, конечно, нет ничего оскорбительного. Должен признаться, я никогда не понимал, почему процветающие граждане иногда смеются над «внешним видом» бедствующего профессионала или разорившейся знатной семьи. Такие усилия, учитывая, что они требуют большого
самоотречения, что они направлены на то, что является элегантным, а не на то, что является
Грубость, возвышенное, а не низменное, кажется мне более достойным уважения, чем что-либо другое. В нашей внешней жизни соблюдение правил становится привычкой, а привычки — принципами. Все мы живём не только для себя и в себе, но отчасти для других и в других. Если нам грозит падение с нашей сферы или особого поля жизни, это означает, что мы предвосхищаем одно из величайших зол, своего рода полусмерть. Неудивительно, что мужчины и женщины так стараются этого избежать. Но на самом деле
подобные усилия связаны с некоторыми из лучших свойств
наша природа. Отец стремился дать своей семье преимущества своего
ранг--дети готовы идти на любые жертвы, лишь бы не видеть
их родители опущены, в глазах своих равен: все разрешимо
в этом смысле порядочности и чувства общественного достоинства, без
что это светская жизнь была бы унылой пустыне. Нет
конечно, нет надлежащего субъекта безудержного веселья, или осуждения в этих вещах.

В этой империи есть два вида городов и посёлков: те, которые
проходят через период торгового процветания, и те, которые
Остановимся на каком-то этапе процветания или, возможно, будем медленно скатываться вниз.
Нередко можно услышать, как жители города, в который они приехали,
весело проводят время за счёт скудной и плохо обеспеченной знати,
которую они наблюдают в своём древнем соседе. Возможно, у этого соседа
есть только собор или окружной суд, на которые можно рассчитывать как на источник дохода: они поддерживают боевой дух, но не могут предложить ничего лучше, чем чаепития. Представители высшего класса формальны и утончённы в своих
манерах, и даже у бедняков есть свой изящный шарм.
Одеваются они гораздо лучше, чем едят и пьют. Всё это вызывает
смех у недалёких членов более процветающего сообщества, которые
чувствуют, что, если они менее утончённые, то, по крайней мере, в их
распоряжении больше материальных благ. Им кажется большим
преимуществом то, что аристократический город — это всего лишь город
«видимости». Но есть ли в этом какая-то реальная причина для
такого самодовольства? Я признаю, что это так, когда установлено, что
материальное превосходит духовное — что грубые, насыщенные пищей привычки
более похвально, чем вкус к опрятной одежде, — что щедрые и зачастую показные траты, не ограниченные вкусом, лучше, чем умеренные траты, продиктованные вкусом, при которых мы жертвуем сиюминутными желаниями ради какого-то конечного удовлетворения в глазах наших собратьев. Для шотландского ремесленника иметь костюм из тончайшей чёрной ткани, в котором можно ходить в церковь и на похороны, — предмет гордости. Можно сказать, что он поддерживает внешний вид, не соответствующий его положению, но если он копит только для этого
По-видимому, то, что менее интеллектуальный рабочий из какой-нибудь другой страны тратил бы на излишества в еде и выпивке, которыми наслаждался бы за закрытыми дверями, достойно скорее восхищения, чем осуждения. Я кое-что знаю о провинциальных городках, где за закрытыми дверями царит значительная бедность, в то время как основная часть населения старается выглядеть как можно лучше, и я считаю, что смеяться над такими вещами — значит смеяться над самой добродетелью. Возможно, все моральное существо личности зиждется на
какие-то жалкие остатки хорошо сохранившейся одежды или какой-то
приличный дом, доставшийся в наследство от более обеспеченного предка. Лишите
их этой жалкой иллюзии, и их самоуважение пошатнётся.
 Они чувствуют, что их относят к более низкой категории, и
соответственно попадают в эту низшую категорию. Никто, обладающий здравым смыслом и понимающий человеческую слабость, не стал бы намеренно разрушать или желать разрушения даже таких незначительных построек, как эти, а, напротив, радовался бы, видя, что они тщательно сохраняются.

Подводя итог, можно сказать, что всегда будет уместно проявлять величайшую заботу о
различение между тем, что хорошо, и тем, что плохо, во внешнем виде.
 То, что они необходимы для поддержания нравственности, не сделает их более привлекательными для тех, кому не хватает настоящей добродетели. То, что они респектабельны для людей, для которых потеря внешнего статуса или неспособность поддерживать его — это социальная смерть, не оправдывает амбициозного гражданина, который жертвует настоящим благополучием своей семьи, пытаясь жить так, как живут те, у кого больше средств. Но после того, как возможность
таких злоупотреблений была признана, а сам факт осуждён, мы всё равно должны
имейте в виду, что одним из важнейших условий хорошей жизни является забота о
внешнем виде.

 Р. К.




 «Зелёные насаждения» Тэффи Льюина.


 Хотя с тех пор прошло почти шестьдесят лет, в моей памяти до сих пор свежо воспоминание о
некоторых местах, которые превосходили все остальные, на которые я с тех пор
находил время, своим ярким изумрудным оттенком и свежей зеленью.
Он находился на окраине деревни, которая была спасена от
полного уродства только тем, что большинство её домов были старинными, хотя и
вытянутыми в длинную прямую линию, без воды и
деревья, чтобы разбавить монотонность дороги. Резко свернув с этой дороги на узкую тропинку, которая, казалось, никогда не кончится и плавно спускается вниз, мы с приятным удивлением обнаружили, что выходим в глубокую долину, где нескончаемая вереница маленьких сверкающих ручейков непрерывно журчит, и это так приятно слушать в жаркий летний день. Здесь было много прекрасных старых ореховых деревьев,
под густыми кронами которых никогда не проникали лучи палящего солнца. Бесчисленные ряды ивовых деревьев были посажены на
на берегах, которые использовались для плетения корзин, ольха была самой красивой и белой, а повсюду и вокруг простирались заросли водяного кресса. Но не только ручьи и красивые деревья делали это место таким освежающим: нигде трава не была такой сочной и зелёной, как в этой тихой долине; казалось, что только что прошёл дождь, земля источала восхитительный аромат, а дрозд тем временем пел, как после летнего ливня. И все же не было ли там ничего, что указывало бы на сырость или болото
Земля; всё было здоровым и весёлым на вид, и здесь не росло никаких растений,
приспособленных к нездоровой почве. Узкие доски из грубого дерева были перекинуты
через светлые воды, которые приходилось пересекать много раз, прежде чем
добраться до жилища Таффи Левина, здешнего гения-хранителя. Это жилище представляло собой крытый соломой коттедж из трёх комнат, а сама Таффи, когда я впервые увидел её, почти воплотила в себе моё представление о престарелой или вдовствующей королеве фей: ей было тогда семьдесят лет, и она была одним из самых невзрачных экземпляров
Я никогда не видел более совершенного человеческого существа. Она была такой проворной и быстрой во всех своих движениях, что нервный человек часто пугался бы, а её маленькие чёрные глазки, похожие на бусинки, сверкали самым неземным образом, когда она гневалась. Она всегда носила зелёную юбку и белую ситцевую кофту, а её седые волосы были зачёсаны назад и спрятаны под чепцом. Короче говоря, она была самой красивой маленькой старушкой-феей, какую только можно себе представить. Она была такой опрятной, чистой и яркой, словно волшебник только что наколдовал её.
среди хрустальных ручьёв и зарослей кресс-салата.

'И вот откуда берутся прекрасные кресс-салаты, которыми я так наслаждался каждое утро за завтраком?' сказал я другу, который сопровождал меня во время моего первого знакомства со Спрингхедом, так называлась эта долина.

— Да, — ответила она, — и Таффи Льюин — единственная владелица и сборщица кресс-салата, который она продаёт в ближайшем округе. Её музыкальный, но чёткий и пронзительный крик «Свежий кресс-салат — отличный кресс-салат» хорошо знаком всем.
должным образом, как и бой наших почтенных церковных часов.

«И у старой дамы нет других средств к существованию?» — спросил я, потому что
взгляд, который я бросил на внутреннее убранство домика посреди
этой «зелени», явно намекал на то, что сбор этого простого корня был
весьма прибыльным делом. Внутри царили не только порядок и чистота, но и
уют.

«Она распоряжается плодами этих прекрасных ореховых деревьев, — ответил
мой друг, — и у неё есть компаньонка, которая плетёт самые красивые корзины из этих нежных ивовых прутьев,
которые всегда высоко ценятся. Таффи платит очень низкую арендную плату джентльмену,
которому принадлежит эта долина и прилегающие земли, и, за исключением,
по-моему, небольшой суммы в сберегательном банке, к которой она прибегает только в экстренных случаях, я не знаю, есть ли у неё какие-либо другие средства к существованию
для себя или своего спутника. Её история необычна, и
Я думаю, вам бы хотелось услышать это после того, как мы купим корзины у бедной мисс Клари.

Мисс Клари, как её звали, была женщиной средних лет, ничем не примечательной на вид. Мой интерес и жалость возросли, когда я увидел, что
по её потухшим глазам было видно, что она слабоумная. Однако она была полна усердия. Её длинные тонкие пальцы быстро и ловко выполняли свою работу: она не обращала на нас внимания, а продолжала напевать низким грустным голосом странную французскую песенку. Когда Таффи подошла к ней, она подняла глаза и улыбнулась: это была такая улыбка, что я её никогда не забуду.

- У нас остались только эти две корзинки, леди, - сказала Таффи Льюин, - потому что
Мисс Клэри не может изготовить их достаточно быстро для той продажи, которая у них есть; и
и все же, бедняжка! она никогда не прекращает, за исключением тех случаев, когда спит, ради своей
«Пальцы продолжают работать, даже когда она ест».

 «А вы не боитесь, что такое близкое соприкосновение может навредить её
здоровью?» — спросила я.

'Ну же, мисс, попробуйте забрать у неё это и посмотрите, как она бродит
со слезами, молча текущими по щекам, а её пальцы всё равно работают. Благослови её, Господи! если бы это причинило ей вред, Таффи Льюин
не позволила бы ей этого сделать.

- Она твоя дочь, Таффи? - спросил я.

- Моя дочь! - воскликнула маленькая леди, и ее черные бусы зловеще блеснули.
- Нет, она не моя дочь; в ней течет нежная кровь. - Нет, она не моя дочь.
в ее венах, и она не была _рожденной_ такой, какой вы видите ее сейчас. Но возьмите
свои корзинки, леди; мисс Клэри, как видите, не сплетница, а у меня есть
работа, которую нужно делать, ибо мы здесь едим не хлеб праздности.

Я заплатил за изысканно-кованые корзинки, и мы быстро приняли наш
отъезд. На нашем пути домой мой друг передал следующее
особенности:--

Когда Таффи Левин была молодой женщиной, она поступила на службу в семью по фамилии Дрелинорт в качестве помощницы няни, но вскоре после того, как она оставила своё место, Таффи повысили до должности няни.
Ситуация была отнюдь не приятной, как вскоре выяснила Таффи. Дети были избалованными и непослушными до крайности, но жалованье было высоким, а Таффи была сиротой без друзей, так что она решила, что будет разумнее набраться терпения. В семье было восемь детей: шесть девочек и два мальчика.
 Миссис Дреликорт была очень слаба здоровьем, а сам сквайр увлекался спортом и охотой. В Дреликорт-Холле почти всегда было полно гостей, так как хозяйка не могла жить без общества, которое отвечало её вкусам, как и её
муж мог. Экстравагантность и безрассудство были заметны во всём, что касалось
домашних дел, и, по слухам, ещё несколько лет можно было продолжать
эту игру.

 Однако через несколько лет в старом доме произошли большие перемены: миссис
Дрелинкёрт был отдан своим отцам, и пятеро из восьми
детей были унесены, остались только мальчик и две девочки. Эти
трое детей, казалось, вобрали в себя все неуправляемые
склонности своих ушедших братьев и сестёр.

 Мистер Дрелинкёрт был потрясён невыносимой тяжестью утраты
Он страдал и находил единственное утешение и удовлетворение в том, что с удвоенной силой любил оставшихся детей и потакал их детским прихотям, к большому ущербу для них самих, бедняжек! Он не был злым человеком, хотя и был слабым и праздным, избегал любых неприятностей и решительно закрывал глаза на всё, что могло их вызвать, поэтому он баловал своих детей и жил не по средствам, потому что ему это нравилось, и он терпеть не мог скучать! После того , как он стал джентльменом в Дрелинкурте в
в качестве наставника своего сына мистер Дрелинкурт отправился на континент
, куда его порекомендовал врач для смены обстановки,
и более полного восстановления его разбитого духа.

Мистер Дрелинкурт вернулся домой после нескольких месяцев отсутствия со второй женой
, женившись на вдове. У этой женщины был один ребенок
от первого брака, маленькая девочка десяти или двенадцати лет, которая
сопровождала свою мать в новый дом, предоставленный для них. Этот второй
брак сильно огорчил и удивил семью и
связи; ибо леди, хоть и подходила по возрасту и отличалась
мягким характером, была совершенно без гроша за душой; небольшое
пособие, которое она получала от покойного мужа, прекратилось, как только
она снова вышла замуж. Таким образом, мистер Дрелинкьюрт не только обзавёлся женой,
которая добавила ему и без того тяжкое бремя, но и взял на себя заботу о
ребёнке жены, хотя, по правде говоря, у него не было средств, чтобы
обеспечить двух собственных дочерей. Поместья Дрелинкуртов строго передавались по мужской линии, но если бы мистер Дрелинкюрт не оставил сына, который унаследовал бы
обременённая долгами земельная собственность перешла в чужие руки, и страшно было думать о том, что может случиться с беспомощной семьёй, состоящей из женщин, у которых не будет ничего, кроме долгов и позора в наследство!

 Однако двух мисс Дреликорт воспитывали так, словно они были наследницами, и, учитывая их гордый и высокомерный нрав, можно было легко предположить, что появление мачехи и новой сестры было им крайне неприятно, ведь им рассказали обо всех обстоятельствах.

Клэри Сент-Эуд, дочь миссис Дреликорт, была простой, робкой девочкой.
Воспитанная в уединении и относительной бедности, она теперь сторонилась
окружавшего её богатства, но ещё больше она сторонилась
холодного обращения своих новых знакомых, которые не скрывали
своего презрения и отвращения к незваной гостье. Мисс Дрелинкворт
и её брат Генри обнаружили, что даже их любящий отец не потерпит
открытой дерзости по отношению к его жене, но, вымещая всю свою
ревность и мелочную злобу на бедной безобидной
Клэри, которая никогда не возмущалась и не жаловалась, дело было далеко
другое дело. Ах, не в открытой войне или недоброжелательности заключается
самый тяжелый крест, который мы должны нести: нам нужно лицемерие и сокрытие.
страшись.

Эта молодая девушка, Клэри Сент-Юд, внешне мало располагала к себе.
незнакомка расположила ее к себе: у нее был нервный темперамент, легко
встревоженная и похолодевшая от недоброго слова или взгляда; но у нее было цепкое
нежное сердце и всепрощающий характер. Положение её матери было
трудным, и Клэри, будучи ещё ребёнком, знала об этом. Она ни за что на свете
не стала бы усугублять его, намекнув, что у неё есть причины для печали или
сетуя. Миссис Дреликорт боролась за мир, сохраняла и укрепляла его всеми возможными способами; и маловероятно, что, даже если бы она была настроена иначе, мистер Дреликорт прислушался бы к жалобам на его избалованных отпрысков или поверил бы им.

 Хотя от услуг Таффи Льюин в качестве няни на какое-то время отказались, она сохранила своё удобное кресло в просторной детской, где миниатюрная женщина занималась шитьём. Теперь,
хотя Таффи, безусловно, испытывал некоторое уважение к Бланшу и
Лора Дрелинорт, а также мастер Генри — птенцы, спасённые из прекрасного выводка, — она ни в коем случае не закрывала глаза на их многочисленные недостатки и неприглядные качества, хотя уже давно считала все увещевания бесполезными. В эту весёлую, солнечную детскую прошлых дней часто заходила бледная и болезненная незнакомка, Клэри Сент-Эйд. Час за часом она молча сидела рядом с Таффи, пока добросердечная маленькая няня не начала жалеть её, а затем и любить, и наконец завоевала доверие нервной, чувствительной девочки, которая плакала у неё на груди и рассказывала
«Она жалела, что мама вышла замуж за богатого английского джентльмена, потому что
они любили свой дом в Провансе гораздо больше, чем этот».

Клэри жила в большой мрачной квартире совсем одна, вдали от остальных членов семьи. Это стало тяжёлым испытанием для робкой девушки,
хотя она никогда не признавалась в своих безымянных страхах и изо всех сил старалась
справиться с ними. И поскольку было «удобно», что она занимает эту
комнату, её мать не любила возражать, да и не была в полной мере
осведомлена о нервных страданиях своей дочери. Клэри пыталась
справиться с этим.
Она степенно и невозмутимо легла в огромную тёмную кровать с чёрными, похожими на гриву, подушками, после того как погасила свечу, и в комнате воцарились темнота и тишина. Она пыталась рассуждать и анализировать причину своего волнения, потому что не осознавала, что её физическая слабость в значительной степени объяснялась такой умственной слабостью. Генри Дрелинорт, с мальчишеским озорством, вскоре обнаружил, что «мисс Уэйфейс» была большой трусихой, и это стало одним из его любимых развлечений — разыгрывать розыгрыши и пытаться напугать
она; в то время как она, со своей стороны, пыталась всеми доступными ей средствами не дать понять
жестокому мальчику, что ему слишком часто это удавалось.

В этот момент Мистер и миссис Drelincourt отсутствовали дома
несколько дней, когда, однажды утром, Мисс Норман, гувернантка, который руководил
на столе, заметил, как необыкновенно было то, что Мисс ст
Сайт eude, обычно первыми делают ее внешний вид еще не сошел.
Брат и сёстры переглянулись и начали хихикать.
Очевидно, между ними была какая-то шутка, которую они
им это очень понравилось. Но по мере того, как их веселье и шалости нарастали,
растут и необъяснимые опасения мисс Норман: Клэри не приходит, а
злодейство таинственным образом назревает!

 В конце концов мисс Норман отправилась в комнату Клэри, но дверь была заперта, и
на её неоднократные призывы никто не ответил, но изнутри доносился низкий стонущий звук. Посоветовавшись с Таффи Льюин, дверь
распахнули, и бедняжку Клэри нашли в агонии от мозговой лихорадки.
 Таффи, по своему прежнему опыту, хорошо зная о неминуемой опасности для
несчастной пациентки, вызвала врача, и миссис Дреликорт
был немедленно вызван. Врачи говорили о каком-то внезапном потрясении, которое испытали нервы их пациентки, но какого рода и под каким физическим воздействием, сказать было невозможно: комната была мрачной, у молодой девушки был очень нервный, возбудимый темперамент, а нервные расстройства часто принимали странные формы — пугающие сны или неправильно подобранная литература иногда приводили к тяжёлым последствиям. Клэри Ст
Юди быстро оправилась от лихорадки, но мозг был безвозвратно
повреждён. Свет разума так и не вернулся: все усилия были
бесполезны; внутри царила безнадёжная тьма.

Но как всё это произошло? — что случилось? Дверь в комнату была хорошо заперта изнутри,
поэтому, по словам мистера Дрелинкёрта, никто не мог провернуть такую уловку,
даже если бы у кого-то хватило ума на это. Это было очень загадочно. У мисс Норман были свои подозрения, и она поделилась ими с
мистером Дрелинкёртом, но он выгнал её из дома и со службы: Таффи
Левин хранила свои подозрения при себе, наблюдала и ждала. Когда
юных Дрелинкуртов спросили, они браво ответили:
"Что?.. Мы что, невидимки или феи, чтобы залетать в замочную скважину?" Это
Действительно, было бы глупо предполагать, что кто-то мог войти в комнату, ведь было хорошо известно, что мисс Сент-Эуд всегда спала с запертой дверью. Поэтому в конце концов это сочли необычным природным явлением, и несчастье бедной Клэри перестало быть темой для разговоров.

 Мисс Дрелинкёрт и её брат после этого печального события стали очень замкнутыми и никогда не подходили к несчастной девушке и не видели её. Теперь она жила только с Таффи Левин в детской.
Сострадание и преданность Таффи своей подопечной не знали границ. Что бы ни случилось
Таффи Левин размышляла о внезапном приступе мисс Сент-Эйд, но никогда не делилась своими мыслями даже с миссис Дрелинорт.
Терпение и смирение этой образцовой леди в полной мере проявились в её благочестии и покорности перед лицом этого тяжёлого и горького несчастья, ведь Клэри была её единственным и горячо любимым ребёнком. Именно Таффи
предложил найти занятие для мисс Клэри, заручившись поддержкой
врача. Прошло немало времени, прежде чем это занятие обрело
полезную или осязаемую форму, но благодаря упорству, доброте и разумному подходу
Наконец появилась надежда, что неустанно работающие пальцы бедной молодой леди смогут принести ей пользу, развлекая её. В то время они, вероятно, мало задумывались о том, каким благословением это может оказаться для осиротевших.

 Прошли годы, и старый полуразрушенный дом Дреликортов по-прежнему стоял среди тёмных сосновых лесов — снаружи он не изменился, но внутри всё было не так, как прежде. Надменная и прекрасная Бланш Дрелинкёрт
без ведома своих друзей вышла замуж за человека, который
Он считал её дочерью богатого человека и полагал, что она должна унаследовать состояние. Он слишком поздно понял, что его обманули, и обнаружил, что ему приходится содержать тщеславную жену без гроша за душой и растущую семью. Образование Генриха Дрелинкарта стоило дорого, а его расточительные привычки обходились ещё дороже. Всем казалось очевидным, что долги и бесчестье, которые так быстро накапливались, оставят наследнику Дрелинкюра лишь имя. Этот молодой человек приехал погостить на несколько недель к своему отцу, чтобы поправить пошатнувшееся здоровье.
был сломлен чередой расточительности и безрассудства. Его сестра
Лора теперь была его единственной спутницей; и какой бы легкомысленной и недружелюбной ни была Лора
Дрелинкворт, у неё было одно достоинство, которое делало её менее эгоистичной и властной, — это преданная любовь к брату.

Она никогда не уставала заботиться о нём и исполнять его прихоти и капризы, которых было немало. И когда в деревне появилась опасная инфекционная лихорадка, которая затем распространилась на замок, — её брата и отца поразила болезнь одновременно, — Лора бесстрашно
Она посвятила себя обязанностям, которые требовались в комнате больного брата.
 Всё время и внимание миссис Дреликорт были сосредоточены на её
муже. Мистер Дреликорт стал первой жертвой ужасной эпидемии,
а среди слуг было несколько смертельных случаев. Генри был вне опасности,
когда его сестру Лору поразила болезнь, и в течение многих дней её
жизнь была под угрозой. Миссис Дрелинорт,
теперь освободившись от забот о муже, ухаживала за страдающей
Лорой, как за собственным ребёнком, и с теми же чувствами
материнской тревоги и заботы. Жизнь Лоры была спасена, и она, казалось, была глубоко тронута бескорыстной и нежной заботой, которую испытывала по отношению к ней мачеха. В её поведении чувствовались стыд и глубокое самоуничижение, которые, казалось, говорили даже более убедительно, чем того требовали обстоятельства: «Я поступила с вами плохо; вы сыплете мне на голову горящие угли!»

Когда брату и сестре разрешили снова увидеться,
в голове Лоры впервые промелькнула роковая мысль о том, что
Генри, хоть и не заболел лихорадкой, но получил
смертельный удар, от которого он уже не оправится; его здоровье, и без того подорванное, стремительно ухудшалось: было очевидно, что ему осталось жить не больше нескольких недель. Миссис Дрелинкорт не пыталась вселить ложные надежды в сестру, а скорее укрепляла её и давала ей силы пережить надвигающуюся неизбежную гибель. Она поддерживала, лечила и утешала умирающего с христианской любовью и материнским состраданием; и он корчился в агонии под её добротой, потому что тайна, тяготившая его разум, была невыносима, и он тоже
— пробормотал он, — это действительно как будто на мою голову сыплют раскалённые угли.

Это было после долгого разговора наедине между братом и сестрой,
во время которого недавнее волнение сделало больного более ослабленным, чем обычно,
Генри, робко попросив свою нежную сиделку подойти к нему,
пробормотала: "Мама" - это был первый раз, когда он назвал ее так. - "Я
хочу, чтобы ты привела сюда бедняжку Клэри; я хочу увидеть ее". Клэри... почти
забытый во время последних сцен скорби, разыгрывавшихся в холле, - оставленный
полностью на попечение Тэффи, полностью избежавший заражения; и в
Тихая, далёкая от мира детская забавлялась тем, что плела корзинки из ивовых прутьев,
постепенно становясь искусной мастерицей. Клэри
пришла со своей несчастной матерью к Генри Дрелинкёру и с бледным лицом,
пустой улыбкой и невыразительными глазами смотрела на умирающего,
взяв его за худую, иссохшую руку и переплетая свои пальцы с его,
бормоча: «О, хорошенький, хорошенький!»

Генри, в свою очередь, долго и мучительно смотрел на несчастную девушку. По его впалым щекам текли крупные круглые слёзы — благословенные слёзы! — когда он повернулся к миссис Дрелинорт и
Сжав руки и вытирая глаза, он воскликнул: «Можете ли вы простить меня?» Она, казалось, не поняла его и ответила вопросительным и удивленным взглядом, очевидно, думая, бедная леди, что у ее пациента помутился рассудок.

'Вы не понимаете меня? _Посмотрите на нее: я сделал это! _' — добавил он глухим шепотом, откинувшись назад, бледный и обессиленный. Истина впервые
вспыхнула в сознании несчастной матери; она не могла говорить и
могла только прижимать к себе ребёнка и снова и снова обнимать
его с тихими, жалобными стонами. Но бедная девочка услышала
Слова Генри: «_Прости_», и она с улыбкой высвободилась из объятий матери, опустилась на колени рядом с ним и, нежно проведя длинными тонкими пальцами по его бледному лицу, посмотрела на мать и мягко повторила: «_Прости, мама, прости!_»

Не прошло и дня, как Генри Дреликорта не стало: он умер
на руках у своей сестры Лоры, сжимая одной рукой руку своей
мачехи. Он услышал её слова прощения, и там был ещё один человек, который тоже дрожащим голосом просил прощения и разворачивал
Генри не мог этого сделать, и это была плачущая Лора,
от которой миссис Дрелинкёрт услышала следующее печальное признание в
безрассудной, беспринципной глупости:


оказалось, что, когда они были детьми, в плохую погоду они
могли заходить в большую комнату, которой не пользовались и которая была
заполнена всяким хламом — старинными платьями, картинами и т. д. и т. п. Они с удовольствием рылись в огромных шкафах и комодах, и однажды, когда они вытаскивали дубовый сундук, на что едва хватало их совместных усилий, они ударились о обшивку комнаты, которая прогнулась.
и обнаружили отверстие: это отверстие оказалось узким проходом между стенами, который заканчивался ранее неизвестным входом в комнату, которую занимала Клари Сент-Эуд. Какое открытие для этих озорников, любителей проказ! Они обнаружили, что панель в этой комнате можно легко отодвинуть, закрыть, и никаких подозрений, никаких следов не останется. Затаив дыхание от волнения и восторга, они вернули дубовый сундук на место.
Юные заговорщики, гордые своим чудесным секретом, часто встречались в «мусорной комнате», чтобы обсудить свои планы.
планы, которые заключались не менее чем в решимости провернуть «по-настоящему хороший трюк» с этой «упрямой плутовкой Клэри» при первой же возможности.

 И такая возможность вскоре представилась: был разыгран роковой трюк — жуткая сцена, разыгранная с помощью фосфорных огней. Простодушная, слабоумная спящая проснулась и увидела эту сцену,
полную очевидного ужаса, и тут же вспомнила, что хорошо заперла дверь
своей комнаты. Последовало ужасное продолжение, о котором мы уже
рассказали. У Генри Дрелинкюра действительно были веские причины для того, чтобы сохранить
их ужасная тайна, и его предостережения не прошли даром для его более слабых и разговорчивых сестёр. Подозрения Таффи Левин действительно были сильно
возбуждены, хотя, конечно, не приняли осязаемой формы; но она наблюдала и ждала, и не удивилась, когда раскаявшаяся и опечаленная Лора пересказала ей печальную историю.

Но теперь наследник Дрелинкюра умер, и поместья должны были перейти в чужие руки. Что же стало бы с миссис Дрелинкюр, её беспомощной дочерью и такой же беспомощной Лорой? Для них не было предусмотрено ничего. Они не знали, куда им податься.
искать кров или хлеб насущный. Джентльмен, унаследовавший поместье Дрелинкёрт, был обедневшим человеком с большой и дорогой семьёй; он был добродушен и сочувствовал их бедственному положению,
но откровенно признавался, что не в его силах было что-то для них сделать.
Во время посещения зала он несколько раз беседовал с Таффи Льюин.
Имея маленьких детей, он искренне хотел оставить её в качестве
медсестры, так как получил от миссис Дрелинорт
много положительных отзывов.

Но Таффи Льюин уже приняла решение: она рассказала
новая хозяйка рассказала печальную историю Клари Сент-Эйд и выразила твёрдую решимость никогда не бросать это беспомощное существо: «Ведь скоро, очень скоро, у неё останусь только я; её мать недолго пробудет на этом свете, сэр». Таффи продолжила, сказав, что накопила немного денег и собирается вернуться в свою родную деревню и обосноваться там, где, занимаясь рукоделием и плетением корзин вместе с Клари, она надеется заработать на достойную жизнь.

— А что же будет с миссис Дреликорт, мой добрый
Тэффи? — спросил полковник Говард, новый владелец, — и с мисс Лорой
тоже?

— Что касается моей госпожи, — ответила Таффи Льюин, — проявите немного терпения, сэр.
Бедняжка! Пусть её кости упокоятся в старой церкви в Дрелинкёре;
скоро ей не понадобится _это_ укрытие, _то_ ждёт её совсем
скоро. Она быстро угасала с тех пор, как уехал хозяин и мастер Генри;
 потрясение оказалось для неё слишком сильным. Что касается мисс Лоры, то она, должно быть,
устроится гувернанткой или кем-то в этом роде: молодые леди часто
так делают, а она умеет играть на музыкальных инструментах, рисовать
деревья и прекрасно вышивает.

— Ах, мой дорогой Таффи, — ответил полковник, улыбаясь, — я очень боюсь
что никто не будет склонен принимать мисс Лору Дреликорт в том качестве,
которое вы предлагаете. Но если ваши опасения подтвердятся в отношении
Миссис Дрелинорт, я искренне надеюсь, что они не смогут, — Таффи покачала головой, — тогда всё, что мы можем сделать, — это вот что. Это единственный план, который я могу предложить или осуществить: мой брат владеет землёй в непосредственной близости от вашего родного города, и я знаю одно местечко, куда вы можете переехать. По моей просьбе он отдаст вам его дёшево, потому что он добрый человек. Я должна сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь вам
содержать этих двух беспомощных девочек, хотя, как мне кажется, мисс Клэри
, скорее всего, сможет помочь себе сама.

Это и многое другое, - сказал полковник Ховард, - на все это
Тэффи Льюин с благодарностью согласилась. Даже раньше, чем предполагала крошечная женщина
, бедная миссис Дрелинкурт сошла в могилу; и
Тэффи в сопровождении двух своих подопечных навсегда попрощалась с
серые почтенные стены, которые были свидетелями таких пестрых сцен. В Спрингхеде Таффи сразу же освоилась; её зоркие глазки
увидели её замечательные «способности», и «каким же подарком судьбы
были эти
ивняки! - воскликнула она. И, занимаясь рукоделием, водяными кресс-салатами и
плетением корзинок, Таффи пришлось лишь слегка потратиться на свои
сбережения.

Лаура Дрелинкурт недолго прожила со своей верной няней
ее сестра Бланш осталась вдовой без средств к существованию
ее семья. Таффи Левин обратилась к полковнику Говарду с просьбой
позволить Лоре разделить с её нуждающейся сестрой пособие, которое он
первоначально предназначал для неё и Клэри. Таффи сказала, что они с Клэри
могут хорошо себя обеспечить, а Лора несчастна
В Спрингхеде Бланш и её дети голодали, и для всех них было гораздо лучше и счастливее, когда сёстры жили вместе и сами о себе заботились. Полковник Ховард сразу же согласился на просьбу Таффи, и таким образом бедная Клэри осталась полностью зависимой от доброй маленькой души, которая действительно была её единственным другом и опорой в этом мире.

Что касается мисс Дрелинорт и её сестры, — продолжал мой друг, — они
открыли школу-интернат для юных леди, но она не оправдала ожиданий, и
когда Таффи в последний раз слышал о них, они жили в дешёвой деревушке в
Уэлс на содержании у полковника Говарда — печальное падение для этих гордых, высокомерных леди. Единственное, что беспокоит Таффи, — это будущая судьба её несчастной подопечной, если Провидению будет угодно, чтобы она первой покинула этот бренный мир. Мисс Говард недавно нанесла визит в Спрингхед и заверила миниатюрную женщину, что она может быть спокойна на этот счёт, потому что мисс Клэри будет под их опекой, если смерть лишит её нынешней верной защитницы. Они не нарушат своего обещания; они — мои самые дорогие друзья; и когда я плачу
Во время моего ежегодного визита в Дреликорт-Холл я живу в комнате, которую раньше
занимала бедная мисс Клэри и которая до сих пор известна как «Комната мисс Клэри». Таффи
отказывается от любой денежной помощи; она говорит, что ей ничего не нужно, кроме
благодарного сердца. И предложение помощи оскорбляет честную гордость Королевы фей.

Так моя подруга завершила свои воспоминания, и с тех пор я никогда не видела на столе кресс-салат или красивую плетёную корзину, не вспоминая о доброй
Таффи Льюин и её «зелени».




НАБЛЮДЕНИЯ НА СЕВЕРЕ ЕВРОПЫ.

КОПЕНГАГЕН.


Без особых проблем и затруднений пройдя таможенные формальности, мы въехали в город и вскоре обосновались в комфортабельных апартаментах в отеле «Рояль». Это здание, как и большинство континентальных отелей, представляет собой четырёхугольник, окружённый внутренним двором, куда можно попасть с улицы по _портику_. Его ведёт джентльмен — этот термин вполне применим — по имени Леобел, который говорит по-английски и, кажется, неутомимо старается угодить своим гостям.
Я полагаю, что в Копенгагене есть и другие хорошие отели, но я слышал, что отель «Мистер Леобель» всегда считался лучшим.

 Первое погружение в большой город сбивает с толку.  В нашем полном неведении относительно расположения улиц и общественных зданий мы не знаем, куда повернуть без указаний.  В таких обстоятельствах лучше всего сначала подняться на какую-нибудь возвышенность, естественную или искусственную, откуда открывается вид на весь город. В Копенгагене есть церковь Святой Троицы,
расположенная в самой густонаселённой части города, но обставленная
с необычной высокой башней, такой просторной, что подниматься на неё можно не по лестнице, а по спиральному пандусу, по которому, как говорят, Пётр I въезжал в карете, запряжённой шестёркой лошадей. Наша небольшая группа сразу же отправилась туда и, поднявшись на вершину, где, кстати, находится обсерватория, насладилась прекрасным видом на город и его окрестности. Вскоре мы выяснили,
что Копенгаген построен на равнине, рядом с ним нет холмов,
что со стороны моря, на юге и востоке, он представляет собой скопление
батареи, доки, склады и арсеналы; что его западная часть, вопреки
необоснованному мнению на этот счёт, является более старой и
 менее значимой частью; и что он в основном ограничен линией укреплений,
но что сейчас они превращены в общественные парки, кое-где украшенные
ветряными мельницами. Единственный примечательный объект за пределами города —
это слегка возвышающаяся местность примерно в двух милях к западу, увенчанная
дворцом (Фредериксберг). Меловые отложения, которые преобладают здесь,
как и по всей Дании в целом, обычно рыхлые и имеют гладкую поверхность;
следовательно, в окрестностях Копенгагена есть несколько мест, рассчитанных на то, чтобы
привлечь внимание.

Большое пространство неправильной формы в центре города, называемое Конгенс
Най Торв_, то есть Новый Королевский рынок, дает ключ ко всему,
потому что от него расходятся ведущие улицы, на которых расположены магазины
и лучшие дома -ОстергНа западе — Аде-гаде, на севере — Готерсгаде, а на востоке — Амалии-гаде, Бред-гаде и другие широкие современные улицы, на которых много красивых зданий и которые заканчиваются у цитадели Фредериксхавн, главной оборонительной крепости города в этом направлении. Будучи городом с населением всего 127 000 человек и столицей такого маленького государства, как Дания, Копенгаген содержит в себе удивительное количество прекрасных общественных зданий, особенно дворцов. Их так много, что жилые дома кажутся чем-то второстепенным и почти незаметным.
Эти дворцы дают поразительное представление о том, с какой расточительностью
прежние правители использовали, или, скорее, злоупотребляли средствами,
вымогаемыми у трудолюбивой части общества. Можно ли поверить, что в прошлом веке были построены четыре
дворца, расположенные вплотную друг к другу и разделённые лишь
шириной многочисленных перекрёстков, и что после этого был построен
ещё один (Кристиансборг), который в одном направлении достигает
более 600 футов в длину и является настолько огромным зданием, что
Сомерсет-хаус показался бы его частью? Эти величественные
сооружения теперь заброшены
на службе у общества в качестве музеев, картинных галерей и библиотек,
в то время как действующий монарх довольствуется спокойной жизнью в одном из своих многочисленных загородных дворцов, получая около шестидесяти тысяч в год. Однако в результате Копенгаген — это место, от которого можно устать из-за множества достопримечательностей. Один из тех
добросовестных путешественников, которые получают от друга или из «Путеводителя Мюррея» список достопримечательностей и добросовестно осматривают их, мог бы умереть здесь от полного упадка сил, не дойдя и до середины списка.

Несмотря на множество прекрасных зданий, городу не хватает
живости. Английский посол Кит в 1771 году с сожалением
говорил о скучности Копенгагена, и этот характер
по-прежнему присущ ему. Даже лучшие представители
населения на улицах выглядят простовато. Магазины, не приспособленные, как в Англии, для демонстрации товаров в витринах и часто доступные только из тёмных переулков, не вносят особого оживления в уличную
обстановку. Экипажей мало, и они невзрачные. Зато много лошадей.
Мужские фигуры в какой-то форме, потому что государственных служащих, гражданских и военных, очень много; но эти люди, в целом, выглядят очень скромно. Сразу замечаешь, что у девяти из десяти мужчин, независимо от их рода занятий, во рту сигары; и ещё одно обстоятельство, возможно, вытекающее из предыдущего, привлекает внимание, а именно большое количество молодых людей в очках. Однако, несмотря на то, что во многих отношениях мы уступаем Англии,
мы вынуждены признать одно важное обстоятельство
удобный превосходство; и это в аспекте смиреннее
классы. Здесь, как и в большинстве других континентальных городов, почти нет
никаких следов той орды жалких обездоленных, которая так заметна в
каждом британском городе. Рабочий люд, как правило, одет прилично,
многие из них, особенно крестьянки, весело. Как
конечно, как великий причина этой особенности-есть нет
пьянство среди них. В целом датчане, если судить по их столице, кажутся невинным, дружелюбным народом — немного флегматичным,
Возможно, но на удивление безобидно и респектабельно.

 Я считаю, что между Англией и континентальными странами есть общее различие в том, что в последних в первую очередь заботятся об элегантности и нарядах, а о вещах, способствующих ежедневному комфорту, — только во вторую, в то время как в Англии комфорт и украшения идут рука об руку. Поэтому, несмотря на все свои прекрасные дворцы, которые
действительно являются почти памятниками прошлого, жители Копенгагена
ещё не научились мостить свои улицы и проводить воду в
в своих домах или для установки газового освещения. Они делают насыпь из
маленьких круглых камней, обкатанных водой, похожих на яйца, поставленные на
попа, что причиняет боль ногам и заставляет каждую проезжающую повозку
издавать такой шум, что разговор тонет в нём. Они образуют боковую мостовую из тех же материалов, с бордюром из тёсаных гранитных плит. Всё это слишком узко для проходящей толпы, так что, в конце концов, выбор между мостовой из яиц сбоку и мостовой из яиц посередине невелик, и люди в основном бредут по ней.
путь по дамбе, среди тачек, повозок и карет.
Распространение воды и газа — это то, за что выступают немногие просвещённые люди; но, как обычно, муниципальные привилегии и педантичные правительственные постановления препятствуют этому благу. Мне было любопытно сообщить жителям Копенгагена и Стокгольма, что в этом и некоторых других вопросах они отстают от небольших шотландских городов, в которых проживает по тысяче или двенадцатисот человек.

Первым объектом, к которому наша группа направила свои стопы, был Замок
Розенберг — старинный дворец в северной части города,
окружённый прекрасными садами, которые открыты для посещения.
Считается, что Розенберг — творение гения Иниго
Джонса: он напоминает здания, которые мы в Англии называем елизаветинскими, и, несомненно, был построен Кристианом IV Датским
в начале XVII века. Сейчас это просто музей
древностей датской королевской семьи, то есть мебель,
наряды, украшения и т. д., принадлежавшие этим принцам и их
дети, даже игрушки некоторых из них, за последние три-четыре столетия. Такого множества любопытных и изящных предметов, напоминающих о королевской власти прошлых веков, пожалуй, больше нигде не найти. Они так расположены в анфиладе старинных парадных залов, что вы переходите от одной эпохи к другой в правильной хронологической последовательности и обнаруживаете, что за час отдыха прочитали датскую историю нескольких столетий. Самым выдающимся правителем из этой серии является строитель дома, который
на самом деле был известным монархом своего времени, деятельным и твёрдолобым человеком,
очень воинственный, очень чувственный, но не лишённый добросердечного отношения к благу своего народа. Он был зятем нашего Якова I,
которого однажды посетил с дюжиной военных кораблей в своём сопровождении. По этому случаю он на какое-то время превратил английский двор в такой вихрь веселья, что Шекспир, как полагают, вдохновился этим, чтобы написать известный отрывок из «Гамлета», начинающийся:

 «Этот недалёкий соперник, на востоке и на западе,
Заставляет нас терпеть нападки и налоги других народов».

и точно так же назвать узурпатора дядей-пьяницей. Вы видите
Здесь находится аудиенц-зал короля Кристиана, красивая старинная комната, обшитая панелями,
полна маленьких картин, а в двери есть небольшое отверстие,
через которое, как говорят, король мог из своей гостиной наблюдать за поведением придворных, пока они его ждали. В
стеклянных витринах выставлено ошеломляющее множество старинных золотых шкатулок,
чаш, купелей, кубков и рогов для питья, а также несколько изящных украшенных мечей и другого оружия. Объект, выделенный
для особого внимания, — знаменитый серебряный рог из Ольденборга;
По-видимому, это не та булава, о которой Дустерсвиль говорит, что она была подарена графу
Отто Ольденбургскому горным духом, а та, что, как говорят, была сделана для Кристиана I в 1447 году. Необычайно богатое убранство и
украшения снаружи, безусловно, в стиле того периода, если
судить по булаве, хранящейся в Сент-Эндрюсе, — богатому изделию парижской мастерской времён Карла VII. В маленькой комнате Кристиан
IV спал в гамаке; кольца, на которых он висел, до сих пор видны на потолке. Вокруг висят портреты его любимых дам.
В другой комнате находится большое разнообразие бокалов для вина; некоторые из них
прекрасного венецианского производства, которые, как говорят, чрезвычайно редки
и ценны. Одним из самых дорогих предметов во всей коллекции является
набор конской упряжи, который Кристиан подарил своему сыну на свадьбу и
который обошёлся в миллион франков. Сами пряжки украшены бриллиантами! На верхнем этаже находится большой зал дворца,
называемый _Рыцарским залом_, или Палатой рыцарей: в одном конце зала стоит
серебряный трон, а вдоль стен развешаны исторические гобелены.
с сильным ощущением расточительности, которой королевская семья Дании
предавалась в дни абсолютной власти, когда народ был обречён на рабство,
одновременно являясь единственным работником и единственным налогоплательщиком
в стране. Я могу отметить, что по этому дворцу вас проведёт
благовоспитанный джентльмен, который говорит по-французски, если потребуется,
за плату в размере 6 шиллингов 9 пенсов. Всё объясняется с
точностью, и говорится только то, что соответствует исторической правде.
Таким образом, у просвещенного посетителя остается совершенно иное впечатление от
то, что он приобрёл бы в любом подобном выставочном зале в Англии, где, вероятно, старая экономка, неспособная ни на что другое, была бы гидом, полным детских легенд и мифов, которые она рассказывала бы как неоспоримые факты.

 Прежде чем перейти к другим достопримечательностям Копенгагена, я могу отвести читателя в место, очень похожее по характеру на замок Розенберг, а именно в Рускильдский собор, который я посетил только после возвращения с севера. Железная дорога протяжённостью около шестнадцати английских миль — единственная в своём роде,
которая была построена в стране, — позволила мне
будем доставлены туда через час. Мы нашли огромную неказистую кирпичную церковь.
возвышающуюся посреди деревни, которая чем-то напоминает увядший Версаль.
вид Версаля. Внутри так же просто, как и снаружи грубо,
и здесь почти не видно следов готической архитектуры. И все же
здесь есть несколько чрезвычайно любопытных и даже красивых объектов
. Алтарь представляет собой сложную экспозицию старинных голландских работ
резьба по дереву, представляющая основные события из жизни Христа.
Говорят, что ему не менее трёхсот лет. По бокам
В пространстве, отведённом для стола для причастия, находятся две серии ещё более древних резных изображений, представляющих библейские события: Ветхий Завет с одной стороны и Новый Завет с другой. Причудливость многих фигур и обыденные идеи, воплощённые художником, чрезвычайно забавны. Например, Адам корчится в мучительном сне, в то время как Всевышний вытаскивает Еву из его бока; Ной спокойно управляет чем-то вроде омнибуса, с семью лицами, смотрящими в столько же окон; Илия поднимается в воздух на четырёхколёсном транспортном средстве.
напоминающие плохо сконструированные повозки, которые до сих пор грохочут по улицам Копенгагена. Долго рассматривая любопытные и мелкие работы, представленные здесь, мы перешли к осмотру саркофагов датских монархов последних двух столетий, которые находятся в этой церкви. Я обнаружил, что проход в правом трансепте ремонтируют и украшают фресками, чтобы поместить туда гроб
Кристиана IV и величественную статую монарха работы Торвальдсена.
Пока что он покоится в полутёмном склепе внизу, рядом со своей королевой
его бок и обнаженный меч, ржавый и вышедший из строя, лежащий на его гробу
. Длина оружия удивляет любопытного посетителя, но это
объясняется необычным ростом королевского владельца - для Кристиана,
кажется, это был мужчина шести футов пяти дюймов. Гроб в остальном
отличается только рядом простых серебряных украшений.

Мраморные гробницы Кристиана V и Фридриха IV. и их
королевы -современницы нашего Вильгельма III. и королева Анна — расположены
в четырехугольной нише за алтарём и, безусловно,
Великолепные сооружения такого рода, построенные из чистого мрамора и
украшенные множеством фигур, выполненных в лучшем художественном стиле.
Мемориальные портреты королевских особ и скульптуры, посвящённые событиям
из их жизни, являются одними из украшений этих мавзолеев,
дороговизна которых, как и копенгагенских дворцов, говорит о том, что
когда-то король был всем, а народ — ничем. Глядя на одну из них, которая, кажется, поднимается с пола скорее как
волшебный выдох, чем творение человеческих рук, я подумал:
«Несомненно, это лучшее, что может сделать человеческая природа в печальном случае смерти, если говорить о её материальных элементах». В левом трансепте, в красиво обставленной комнате, как её можно назвать, в греческом стиле, находятся саркофаги двух более ранних правителей, не менее величественные. Все монархи, к которым так либерально относились, были плохими, эгоистичными королями, которые мало заботились о своём народе, над которым они установили абсолютную власть. Более добродетельная череда, начиная с Фридриха V, —
современники нашего Георга II. — устроены менее величественно,
большинство из них помещены в простые гробы, обитые бархатом, на
полу. Среди них один невзрачный ковчег из чёрного бархата привлекает
внимание своей простотой. В нём находится прах слабоумного
Кристиана VII., чья королева Матильда пережила столь печальную историю.
 Я бы сказал, что в перипетиях последующих веков у простых
памятников больше шансов сохраниться. Экскурсовод здесь
показывает на колонну, на которой есть три отметки: одна указывает на рост
Кристиан I — первый принц из ныне существующей династии, современник нашего Эдуарда IV; его рост, по-видимому, составлял шесть футов десять дюймов, а его меч, висящий на стене, достаточно длинный, чтобы доставать до подбородка человека среднего роста; второй меч указывает на рост Кристиана IV; третий, поразительно короткий, указывает на рост покойного любезного короля Фредерика VI.

В некоторых других проходах находятся саркофаги выдающихся дворянских
семей Дании. Я ненадолго задержался у одного из них, у которого
дверь из железной решетки с изображением дьявола размером с
жизнь с рогами, хвостом и когтями. Объяснение состоит в том, что семья,
находящаяся внутри, носит имя Тролле, известное в датской истории.
 Тролле — это имя одного из существ скандинавских суеверий;
 и это существо изображено на гербе дома в виде человека, у которого голова находится посередине туловища. В последнее время, как я полагаю, по мере того, как эти суеверия становились всё более туманными, злобного тролля стали путать с дьяволом, и, следовательно, фигура на решётке стала ассоциироваться с этим благородным семейством. Английский гость
Он склонен с иным чувством останавливаться у плиты, под которой покоится Саксон Грамматик, когда вспоминает, что Шекспир
почерпнул основу для своего «Гамлета» на страницах этого историка.
В книге Фельдборга «Описание Дании» я нахожу упоминание о том, что, когда Яков VI Шотландский приехал в Копенгаген во время своей свадебной поездки, он встретился в Рускильдском соборе со знаменитым доктором Хеммингеном и обсудил с ним на латыни реальное присутствие тела и крови Христа в евхаристии. Доктор Хемминген был назначен
здесь, как в почётном изгнании, за его кальвинистские взгляды на
этот предмет. Шотландский монарх был так доволен его мнением, что
пригласил его на обед, а на прощание подарил ему золотой кубок.

 Королевская коллекция картин во дворце Кристиансборг
большая, она занимает двенадцать величественных комнат, но в ней
всего несколько хороших картин, и посетители редко задерживаются там надолго. Пока я был там,
Копенгаген, небольшая коллекция работ современных норвежских художников
была открыта для посещения за небольшую плату, вырученные средства пошли на
применимо к облегчению участи датских солдат, раненных в
Шлезвиг-Гольштейнской войне. Несколько пейзажей, в частности,
написанный господином Гуде и изображающий Хардангер-фиорд,
показались мне достойными внимания; и была одна жанровая
картинка, изображающая старого крестьянина, читающего Библию
своей жене, которая показалась мне не менее
интересной. Примечательно, что северные народы ещё не
выдали ни одного художника с мировой известностью, но в скульптуре
они превзошли все остальные европейские народы, кроме Италии. Великий
Слава, которой добился Торвальдсен, озарила Данию, и датчане по праву гордятся этим. Он был сыном бедного исландского лодочника и родился в Копенгагене. Когда около тридцати лет назад он достиг известности в Риме, его страна сразу же осознала его заслуги, и когда он впоследствии посетил её, его встретили с почестями, которые обычно оказывают солдату, спасшему свою страну или прославившему её. В конце концов он поселился в
Дании, где и умер в 1844 году, оставив своей стране многие из своих лучших произведений
Мраморные статуи, слепки со всех его великих работ, а также картины,
диковинки, мебель и сумма в 60 000 датских крон. В результате
был построен музей Торвальдсена, который, без всякого сомнения, является самым интересным объектом в Копенгагене. Это
четырёхугольное здание в так называемом помпейском стиле, с внутренним двором, в центре которого, в простом квадрате из мраморных плит, покоятся останки великого художника. В залах
и галереях выставлены скульптуры, слепки и т. д.
разумная классификация, каждая комната украшена фресками,
более или менее соответствующими находящимся в ней предметам. Самым
прекрасным предметом во всей коллекции, несомненно, является отливка
колоссальной фигуры Христа, которую Торвальдсен выполнил вместе с
двенадцатью апостолами и коленопреклонённым ангелом с купелью для церкви
Фру-Кирк в Копенгагене. Незнакомец с восхищением рассматривает мраморные оригиналы всех этих фигур
в церкви, но признаёт, что отлитая копия Христа производит лучшее впечатление, чем оригинал, из-за
Его превосходное расположение. Спаситель изображён в момент, когда он говорит: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас».
В его позе и выражении лица есть смесь человеческой доброты и божественного величия, что идеально соответствует тексту.
Кажется, что это лучшее воплощение идеи Спасителя мира, которое когда-либо видел этот мир, и я не удивлюсь, если это мнение подтвердится. Многие
мифологические персонажи художника, особенно те, что
Идеальная красота, его Психеи, Венеры, Дианы и Аполлоны, персонажи его благородного фриза, изображающего триумфальный марш Александра, и некоторые из его сюжетов, воплощающих поэзию человеческой жизни, — всё это в высшей степени прекрасно.
 Бюсты, которых у него много, менее интересны и в большинстве случаев уступают произведениям искусства. Изображения самого художника в скульптуре и живописи многочисленны и призваны дать полное представление о нём: массивная фигура, массивная голова, голубые глаза, бледная кожа и мягкое, но задумчивое выражение лица
выражения лица. После утомительного размышления о творениях
человеческого гения приятно зайти в комнаты, в которых находится
его простая домашняя мебель, книги, любимые картины и другие
интимные воспоминания о его личном существовании. Не менее приятно
остановиться посреди созерцания его работ и понаблюдать
за группами восхищённых соотечественников, от аристократов до крестьян,
которые проходят по залам, чтобы насладиться зрелищем интеллектуального
триумфа, в котором они чувствуют себя причастными. Наконец, можно остановиться
с безмолвным волнением перед простым ограждением во дворе,
на котором высечены только слова «БЕРТЕЛЬ ТОРВАЛЬДСЕН» в честь того, кого эти
соотечественники никогда не перестанут почитать. Снаружи здания
есть фрески, изображающие, во-первых, национальный приём, оказанный
Торвальдсену по его возвращении в Копенгаген, и, во-вторых, радость
публики по поводу появления его работ в их стране. Я слышал,
что некоторые резко критикуют эти фрески, но я никогда не мог зайти так далеко,
чтобы критиковать их. Всякая подобная попытка вызывает у меня
тает сердце от сочувствия к этому достойному народу из-за
славы, которую Торвальдсен даровал им в глазах их собратьев по нации
, и того сердечного доброго отношения между ними и их
бессмертный соотечественник, памятником которому является этот бесценный музей.

Датчане очень любят увеселения, и средства обеспечения
это удовольствие в Копенгагене предостаточно. Основные театр
(_Королевский театр_) — это красивое здание средних размеров, где достойно представлены и опера, и балет. Однажды я там был
вечером, когда исполнялась оперная пьеса Ганса Христиана Андерсена под названием
_«Брак в Комо-Соэне»_, по-видимому, очень простой по своей структуре, и я счёл пение и оркестр чрезвычайно хорошими. Есть ещё несколько театров, некоторые из которых посещают в основном представители низших классов. На окраине города есть заведение под названием «Тиволи», напоминающее Воксхолл, и туда, поскольку вход стоит всего 4; шиллинга, стекается огромное количество людей. Здесь есть небольшой театр для танцев и коротких водевилей, которые
Люди наблюдают за происходящим на открытом воздухе. Есть _зал_ для
музыки, где люди находятся под навесом, но без сидений, если только они не
захотят попросить прохладительные напитки. На открытом воздухе есть
карусели, волнистая железная дорога и машины для проверки силы. В
Дании каруселью могут наслаждаться как взрослые, так и дети. Он состоит из
круглой сцены, на которой стоят вагоны, как на железной дороге, и
которая частично передвигается на колёсах, а в центре громко играет
духовой оркестр. Нам, англичанам, было очень забавно наблюдать за тем, как
С каким удовольствием люди всех возрастов занимали свои места в этом
окружающем их потоке. В одной карете сидит почтенный лавочник с женой,
у него на коленях младенец, которого он пытается разбудить, чтобы тот
понял, в каком забавном положении он оказался, — сигара всё это
время крепко зажата у него во рту; в другой карете — пара молодых
любовников, в третьей — пожилая пара, которая, возможно, является
дедушкой и бабушкой для последних. Внутренний круг мальчиков, погоняющих и пришпоривающих воображаемых
лошадей, дополняет причудливость машины, которая продолжает работать
и под звуки оркестра. Я не завидую человеку, который может с презрением отвернуться от такого зрелища. Простоту ума, которую выдают такие вкусы, определённо хотелось бы видеть более утончённой; но всё же есть что-то в том, чтобы легко получать удовольствие, чему не может противиться доброжелательная натура. Я очень любил людей за их невинность, проявляющуюся в развлечениях.

Воскресный вечер, который я провёл в Копенгагене по возвращении с
севера, дал мне дополнительное представление о привычках датчан
В этом отношении. Воскресенье, надо сказать, соблюдается во всей Скандинавии
гораздо менее строго, чем в Англии, и считается, что его религиозный характер
исчезает в шесть часов вечера. То, что я увидел в
Норвегии, подготовило меня к тому, что я обнаружил в Копенгагене;
тем не менее это было несколько неожиданно. Вечер был погожим, и все широкие тенистые аллеи между западными воротами города и дворцом Фредериксберг, расположенным в двух милях от города, были заполнены группами людей в лучших нарядах. Это были не только крестьяне и ремесленники, но и
даже лавочники, но люди более высокого сословия, хотя, возможно, и не в таком большом количестве. Крестьянки в своих ярких шапках с золотыми шнурами и лентами придавали сцене поразительный характер.
 Не было ни пьяных, ни буйных — все вели себя совершенно спокойно и
прилично. Вдоль дороги расположено множество чайных садов, в некоторых из них есть маленькие театры, в других — карусели и кегли, и так далее. Все они были в полной боевой готовности. Было поразительно
видеть старух, похожих на тех, что сидят в Шотландии
Лестницы-амвоны, и провести воскресный вечер над Бостонскими «Четырьмя
штатами» и «Кривдой в Лоте», плывя по круговой железной дороге под музыку оркестра. Однако я говорю чистую правду, когда утверждаю, что так и было. Десятки небольших компаний развлекались в беседках вдоль дорожек. Я заметил, что многие из них были семейными компаниями, которые пили только чай. Это было единственным развлечением в течение всей недели,
и, должно быть, оно доставляло огромное удовольствие. В одном саду, связанном с
третьесортная таверна там был танцевальный салон с кларнетом, двумя
скрипками и басом, под которые вальсировали несколько парней и девиц.;
и этот случай, похоже, был не единственным. Есть свидетельства осуществления
везде, но не малейший симптом ощущение, что там было
ничего плохого в этом. Все, казалось, было сделано открыто и добросовестно.
Я невольно противопоставляя сцены с воскресенье вечером в моем
собственной стране. Там представители среднего класса проводят время по крайней мере спокойно,
если не благочестиво, дома; и, обладая властью, используют её, чтобы запрещать
все общественные или признанные средства развлечения для низших сословий. Однако хорошо известно, что в тот вечер в тавернах, которые часто посещают простолюдины, очень многолюдно. Утверждается, что в Глазго в воскресенье вечером, когда прошлой зимой совершалось причастие, в 180 тавернах было полно народу. Таким образом, разница между Данией и Великобританией заключается главным образом в том, что в одной стране развлечения сравнительно невинного характера
устраиваются без чувства вины, а в другой
другими низменными удовольствиями наслаждаются тайно, с чувством осуждения, которое должно усиливать их аморальность. Поэтому, я полагаю, мы должны сделать паузу, прежде чем выражать чувства, которые чаще всего возникают у нас по поводу скандинавского способа проводить воскресный вечер.

Возможно, Музей северных древностей разделит
пальму первенства с Музеем Торвальдсена, но я отложу все
разговоры на эту тему до тех пор, пока не будет заложен прочный фундамент
по описанию моих путешествий по Швеции и Норвегии.

 Р. К.




 «Пианино за миллион».


 Кажется, мы всё больше склоняемся к тому, чтобы рассматривать музыку
как средство цивилизации, и поэтому всё больше стремимся
привить вкус к искусству всем слоям населения.
Простые песни, которые можно услышать в странах, находящихся на ранней стадии
развития, не могут составлять музыку утончённой нации, точно так же, как
их грубые баллады не могут быть основой, а не зародышем их поэзии. Однако и то, и другое служит отличной основой для
Наслоения вкуса; и к обоим мы время от времени возвращаемся,
погрузившись в сложности искусства, чтобы почерпнуть в них здоровое вдохновение.

Дело не только в утончённости, в которой проявляется действие музыки,
она очеловечивает и «делает весь мир своим». «Я не верю, что существует более близкое и непосредственное братство, — говорит один современный автор, рассказывая о разговоре с миссис Хеманс, — чем то, что существует между любителями музыки. И хотя, когда мы расставались, я не мог сказать, какого цвета у неё глаза и волосы, я чувствовал, что между нами установилась доверительная связь».
между нами возникло взаимопонимание, которое не могло бы возникнуть при обсуждении менее увлекательной темы. Именно с этой точки зрения филантропы должны относиться к музыке: наука должна быть доступна широким массам как связующее звено между ними и высшим слоем общества. Но, несмотря на все усилия, предпринимаемые в этом направлении, в одной важной сфере бизнеса по-прежнему наблюдается большая инертность: у низших классов нет хороших инструментов и великих артистов; вдохновение, получаемое от
Дженни Линд или Зонтаг никогда не опускаются ниже определенной черты на
социальной лестнице; и фортепиано, самое полезное из всех музыкальных инструментов.
инструменты, никогда не служили объединяющим фактором в домашних кругах
круги бедноты.

Справиться с первой из этих двух трудностей трудно - возможно,
невозможно. Даже в этой стране, где все имеет денежную ценность,
включая даже свет, проникающий в наши дома, есть __
Галереи, где выставлены работы великих художников, открыты для публики.
Но родственное искусство — это монополия богатых, потому что усилия
исполнители выпускают без постоянного творения, а всего лишь мимолетного
звук, который может поднять голову и задержаться в памяти, но может
никогда не воспроизводятся слушателя. Художник живет за счет продажи
работ, которые переживут даже его самого, возможно, на сотни лет; но
музыкант продает в розницу выступления, которые не продлеваются даже эхом.
Великий певец, однако, требует более высокой награды, чем великий
поэт; и великий актер богатеет, в то время как великий драматург едва
живет. Кто может с этим поделать? Мы охотно даем то, что они требуют: нет никакого
принуждение в данном случае, и времена законов о роскоши прошли.

Но эти лишения касаются не столько бедных, сколько
значительную часть среднего класса. Мы не можем упрекать музыкантов в том, что они требуют полгинеи или гинею с каждого, кто хочет послушать несколько песен, потому что такие суммы платятся добровольно, и все торговцы, даже те, кто торгует гармоничными звуками, имеют такое же право продавать их на самом дорогом рынке, как и покупать вина и драгоценности на самом дешёвом. Но, к сожалению, лишения
Это ощущает на себе тот самый класс, которому больше всего было бы выгодно и который получил бы наибольшую пользу от допуска на таких условиях к подобным выставкам высокого искусства. Великие художники обычно появляются не среди бедных и не среди богатых, а среди многочисленного среднего класса, в котором гениальность отдельных людей получает толчок от материальной необходимости. В этом звании нельзя платить большие суммы за песню, и их претензии на благородство не позволят им даже на концерте
присутствовать в качестве зрителей, а слушать их можно только в более низком звании.
цена на чердаках и в задних рядах галерей. Мы не говорим, что
нет лекарства даже от этого зла. Гений нашего времени изобретателен, и, возможно, удастся найти какой-нибудь план, чтобы удовлетворить непомерные ожидания музыкантов, предоставив им более многочисленную и часто посещаемую аудиторию по ценам, более приемлемым для обычных людей. Однако до тех пор, пока сохраняется нынешняя система, нельзя ожидать, что музыка будет быстро развиваться у нас, поскольку эта система низводит искусство до уровня моды и тем самым подавляет
благородные и великодушные стремления гениев.

Но трудности, связанные с огромными расходами на такие музыкальные
инструменты, как фортепиано, менее сложны; и на первый взгляд может показаться
весьма необычным, что в эпоху почти неограниченных спекуляций и конкуренции
оно вообще существует.  В конструкции механизма фортепиано нет ничего,
что помешало бы ему находиться в десятках тысяч домов в этой стране,
из которых оно в настоящее время полностью исключено. Однако существующее пианино — это традиционный инструмент, семейная реликвия
богатыми, и только для них он должен быть изготовлен. Его корпус должен быть сделан из дорогого иностранного дерева, а клавиши — из слоновой кости; его ножки должны быть изящно изогнуты; его красивые ножки должны вращаться на медных колёсиках, подходящих для богатого ковра; и, как правило, он должен быть украшен резьбой по дереву, которая сама по себе, будучи совершенно излишней, увеличивает стоимость на несколько фунтов. Производители говорят, что всё это так, потому что инструменты должны быть изготовлены исключительно для богатых людей, которые не стали бы их покупать, если бы они не были элегантными и дорогими
в материале и мастерстве исполнения. Но мы сильно подозреваем, что это уже не так. Музыка опустилась ниже по социальной лестнице, чем в прошлом поколении, и тысячи сердец бьются в унисон с искусством и его стремлениями, которые раньше были холодными и безмолвными. Сравнительно бедные и по-настоящему экономные люди не покупают
фортепиано просто потому, что это им не по карману; а в Англии
музыкальная наука и добрые чувства лишены помощи
семейного инструмента, который в Германии можно найти даже в гостиной
деревенского паба.

Столы и стулья, кровати и другие предметы мебели изготавливаются специально для того, чтобы соответствовать возможностям разных слоёв покупателей. Кровати можно купить в Лондоне, да и в других местах, мы полагаем, с такой же лёгкостью, по цене от 18 шиллингов до 50 фунтов за штуку; а стулья, которые в одном виде стоят 2 или 3 фунта за штуку, в другом — из окрашенного дерева с тростниковыми сиденьями, очень красивые и долговечные — продаются по 15 шиллингов за полдюжины. Почему бы менее обеспеченным семьям не иметь собственное пианино, а также собственный стул или кровать? И несмотря на скромность материалов,
Следует отметить, что это не обязательно означает отсутствие элегантности
в форме. Упомянутые дешёвые стулья иногда являются очень приличными
имитациями стульев из палисандра — и они тоже служат своей цели!
 Добавим, что внедрение нового процесса высушивания древесины
делает нынешнее время очень благоприятным для таких спекуляций, на которые мы намекаем. Раньше для того, чтобы избавить древесину от сока,
потребовалось бы много лет хранения.
которые прерывают звук, и торговля материалом, таким образом, была бы
монополия богатых капиталистов; но теперь, благодаря современной науке, древесину можно тщательно высушить за несколько часов, а не за годы, и таким образом сэкономить на процентах по вложенным деньгам.

 Однако, если это новое производство будет запущено, спекулянты должны иметь в виду, что мы требуем не некачественные инструменты, а дешёвые материалы и простую работу. Некоторое время назад была предпринята попытка выпустить часы в корпусе из имитации золота, но и эти работы были поддельными. Если я не ошибаюсь, они продавались по 15 шиллингов.
быстро опустились до 5 шиллингов и теперь вообще редко встречаются. Это должно стать уроком для производителей роялей на миллион. Однако они должны помнить, что инструмент, который до сих пор был прерогативой богатых и утончённых, должен, несмотря на скромность материалов, сохранять определённую элегантность формы. Например, простой рояль, даже если бы дерево было подходящим, не стали бы покупать, но рояль из берёзы, отполированный по-французски, с дешёвыми клавишами и т. д. не стал бы позорить гостиную. Мы помним, как видели мебель из этого дерева в некоторых небольших загородных домах
постоялые дворы в России; и он поразил нас своим невероятно экстравагантным видом,
напоминающим атласное дерево. Однако мы приводим это лишь в качестве иллюстрации к нашей мысли. Мы излагаем эти абзацы лишь для того, чтобы побудить к размышлениям на эту тему тех, кто обладает механическими знаниями, на которые мы не можем претендовать; и, сделав это, мы оставляем эту тему.

 Л. Р.




ТЮРЬМЫ ПАРИЖА И ИХ ЗАКЛЮЧЁННЫЕ.

 ВТОРАЯ СТАТЬЯ.


 Венсенский замок, расположенный в нескольких милях от Парижа, всегда был таким же ужасным местом заключения, как и Бастилия. Даже в эти
в дни сравнительной свободы и справедливости Венсен превратился в двигатель
угнетения; ибо на протяжении всех политических изменений французское правительство
никогда не гнушается арестовывать и сажать в тюрьму _законно_ любого, кто против
на кого оно затаило обиду.

Венсенских узников до последних лет редко судили,
и они редко знали, в чем заключалось их преступление. Вопрос, который они должны были задать себе
был не "в чем мое преступление?", а "кто мой враг?" кто хочет
моего состояния или моего места? кто завидует моей жене или моей сестре? кто боится
моего влияния? Тогда стены были такими толстыми, подземелья такими глубокими,
охрана была настолько строгой, что никакие призывы к справедливости не могли достичь внешнего мира.

Несчастного человека, которому суждено было стать обитателем этого замка,
обычно хватали и приводили туда посреди ночи. После
перехода по подъемному мосту, перекинутому через ров глубиной сорок футов, он обнаружил, что
находится в руках двух мужчин, которые при бледном свете лампы
направляли его дрожащие шаги. Тяжёлые железные двери с огромными засовами
открывались и закрывались одна за другой; узкие, крутые, извилистые
лестницы, ведущие вниз и вниз; со всех сторон замки, решётки и
Решётки и своды, которых никогда не касалось солнце! По прибытии в свою темницу заключённый, который, возможно, за час до этого танцевал и пировал на придворном балу и всё ещё был одет в бархатный с золотом костюм, был обыскан и лишён всего, кроме нательной одежды, и ему оставили жалкий тюфяк, два соломенных стула и разбитый кувшин, а тюремщики на прощание велели ему не издавать ни звука. "Это и есть дворец тишины!" - говорят они. ("Это дворец тишины!")
Те, кто..."Это дворец тишины!" - кричат они. "Это дворец тишины!") Эти
тех, кому посчастливилось снова увидеть свет и вернуться в мир, обыскивали таким же образом, когда они покидали темницу, и заставляли давать клятву никогда не рассказывать о том, что происходило в этой государственной тюрьме, под страхом навлечь на себя гнев короля. Поскольку гнев короля немедленно вернул бы их в Венсен, можно предположить, что клятва редко нарушалась.

Трагедия герцога Энгиенского, который 21 марта 1804 года
при тусклом свете фонаря был расстрелян в крепостной стене замка
О Венсене слишком хорошо известно, чтобы говорить об этом здесь, но, несмотря на то, что все слышали о прискорбной смерти этого храброго человека, и несмотря на то, что всеобщее мнение человечества назвало его казнь одним из самых тёмных пятен, запятнавших имя Наполеона Бонапарта, мало кто знает, что его арест или, по крайней мере, повод для него, был основан на простом полицейском отчёте, который, в свою очередь, был составлен из-за недоразумения. Герцог, эмигрировавший в Германию,
там тайно женился на принцессе Шарлотте де Роган. Что за семья
Причины, побудившие их сохранить в тайне этот брак, так и не были раскрыты; но меры предосторожности, которые он предпринял, чтобы скрыть свои визиты, сначала вызвали подозрения у полиции, а в конечном итоге привели к тому, что его обвинили в контрреволюционной интриге. Одно из обвинений, выдвинутых против него, возникло из-за неправильного произношения имени. Сообщалось, что он был в близких отношениях с генералом Дюмурье, человеком, крайне неприятным для Первого консула. Было слишком поздно,
когда выяснилось, что его сообщника звали генерал _Тьюмери_.
Французские полицейские сочли эти два имени одинаковыми из-за немецкого произношения. Примечательно, что единственной просьбой, с которой герцог обратился по прибытии в Венсен, была возможность провести день на свободе, под честное слово, и пострелять в лесу. Единственной, кто прослезился на печальной церемонии казни, была жена коменданта, мадам Эрель, которая по романтическому стечению обстоятельств оказалась его сводной сестрой.

Одним из самых знаменитых узников Венсена в XVIII веке был Мазер де Ла Тюд, который отбыл двадцатилетний срок за глупость
жестокого плена, проведённого частично здесь, а частично в Бастилии.
 Изобретательный, умный, неутомимый и терпеливый, он
придумывал планы побега и общения со своими несчастными соседями. Тем не менее, хотя мадам де
Помпадур, человек, которого он оскорбил, был мёртв, и он, вероятно, никогда бы не обрёл свободу, если бы не случайный порыв ветра, который
бросил клочок бумаги, на котором он описал свои страдания, на колени честной женщине по имени Легро, которая держала магазин в Париже.
Добрая душа была так тронута рассказом, что благодаря
настойчивости и деньгам добилась освобождения своего протеже в 1784 году.

Недалеко от комнаты , в которой жил Ла Тюд , находилась комната несчастных
Прево де Бомон, который был виновен в непростительной опрометчивости
осуждения знаменитого "Акта о голоде". "Я обвинил де Сартинеса".
говорит он в своих мемуарах, опубликованных после революции: «Он был генеральным прокурором при Людовике XV, виновником голода, который опустошал Францию в течение трёх лет, и в наказание мне он наложил на
В течение пятнадцати лет я претерпевал страдания, которым нет равных в житиях святых. Отрезанный от своей семьи и друзей, заживо погребённый в мрачном подземелье, прикованный к стене, лишённый света и воздуха, умиравший от голода и холода, почти обнажённый, я претерпевал ужасы, столь отвратительные для природы, что моё выживание и возможность рассказать о них — не что иное, как чудо!

В те дни жестокая несправедливость произвола не только
безжалостно тиранила тела людей, но и не стеснялась
разрушать их разум. Когда заключённый считался опасным
Из-за его храбрости, терпения или силы воли его нередко
заключали в смирительную рубашку и отправляли в
Бисетр. Там его запирали в клетку и пускали кровь под предлогом
лечения, пока он не умирал или не сходил с ума, как о том говорили.
Немногие выживали и выдерживали такое обращение, но среди тех, кто
выжил, был прево де Бомон. Он был найден в Бикстере Мирабо и его
коллегами, когда они посетили больницу с целью освободить
тех, кто был несправедливо там заперт.
Говорят, что обнаруженные преступления были ужасны. Многие тюрьмы
во Франции носят имена святых, что связано с тем, что раньше они были религиозными учреждениями. В тюрьму
Сен-Пелажи в последнее время отправляли людей за политические
преступления: редакторов газет, карикатуристов и тех, кто не был
доволен существующим положением вещей.

Во времена Первой революции смотрителем этой тюрьмы был человек по имени Бушотт, который не поддался ярости жестокости
который, казалось, завладел умами парижан, отличился своим мужественным человеколюбием. Когда совершались сентябрьские убийства и разъярённая толпа нападала на все тюрьмы и убивала заключённых, тюремщики не только не оказывали сопротивления, но и широко распахивали ворота, радушно встречая убийц. Но когда убийцы добрались до Сен-Пелажи, они обнаружили, что дом, по-видимому, заброшен: ворота были закрыты, внутри было тихо, и никто не ответил на их зов. Наконец, раздобыв орудия труда, и
Ворвавшись внутрь, они увидели, что Бушотт и его жена крепко связаны. «Вы опоздали, граждане!» — сказал Бушотт. «Заключённые, услышав о вашем приближении, впали в отчаяние и взбунтовались. После того, как они нам помогли, как вы видите, они все сбежали!»«К счастью, толпа
была обманута, и лишь много лет спустя стало известно, что вся эта сцена была
сценарием этого достойного человека, чтобы спасти жизни предполагаемых
жертв.

 Американский джентльмен по имени Свон провёл в этой тюрьме двадцать лет,
хотя мы едва ли можем сказать, что он был там заключён, поскольку он
Он мог бы вернуться на свободу, если бы захотел. После долгого судебного разбирательства с французом, в котором американец проиграл, он предпочёл отправиться в тюрьму, а не платить по требованию, которое считал несправедливым. Каждый год его кредитор навещал его в надежде, что он станет менее упрямым; и тюремные надзиратели, а также его сокамерники, которых он очень любил, умоляли его уступить; но он лишь улыбался и, поклонившись разочарованному посетителю, прощался с ним до следующего года. Любовь, которую питали к нему заключённые, была вполне объяснима.
Он заслужил это бесчисленными актами доброты и милосердия. Он не только
давал хлеб самым бедным должникам, но и освобождал многих,
удовлетворяя требования их кредиторов. Мистер Суон умер в Сент-Пелажи
в 1830 году.

Клиши — это также тюрьма для должников, где показана камера, в которой в течение двух лет жил мужчина сорока лет, отправленный туда за весьма необычный долг, а именно за деньги, которые он задолжал за молоко кормилицы, которое он пил в младенчестве. Сумма долга на момент его заключения составила двенадцать тысяч франков!

Раньше во Франции действовал закон, согласно которому, если должник сбегал,
хранитель становился ответственным за его долг. Конечно, такое положение
делало уклонение от уплаты долга крайне затруднительным; тем не менее, чтобы
отомстить за какую-то реальную или мнимую несправедливость, должник
придумал необычную уловку, которая очень позабавила парижан. Некий месье Л----,
сумев сбежать, однажды вечером явился в дом своего изумлённого кредитора.

«Видите, — сказал он, — я свободен. Вы, конечно, можете схватить меня и отправить обратно в тюрьму, но я никогда не смогу вам заплатить.
А если вы дадите мне
денег, чтобы уехать из страны, вы можете потребовать свой долг у
привратника, который сможет его выплатить.

Кредитор, который, по-видимому, не был слишком щепетильным, согласился на это
при условии, что он сам проводит месье Л---- до дилижанса. Сделав это и почувствовав себя в безопасности, он
на следующее утро постучал в ворота Клиши и спросил привратника, помнит ли тот
его.

— Конечно, — сказал чиновник, — вы кредитор месье
Л----.

— Именно, — ответил кредитор, — и вы, несомненно, знаете
что месье Л---- сбежал и что теперь вы отвечаете передо мной за шесть тысяч франков, которые он мне задолжал?'

Но вместо того, чтобы испугаться, как он ожидал, офицер рассмеялся и заверил его, что месье Л---- в безопасности в своей комнате и что он немедленно явится, что и сделал, когда его позвали. Заключённый получил свою шутку и несколько часов свободы, а
кредитор — своё разочарование, которого заслуживали его нечестные намерения. Так много должников сбегает, что недавно было предложено возродить
этот закон, теперь устаревшим; но это предложение было отрицается, под
опасение, что этот трюк господина л----'S может быть повторен в
серьезностью.

Существует необычная история о молодом человеке по имени Пьеро Дюбур,
который некоторое время был заключенным в Люксембурге. Пьеро был молодым фермером
, который в 1788 году проживал примерно в двадцати милях от Парижа. Красивый,
весёлый и преуспевающий, он был одним из самых счастливых людей; тем более что он завоевал сердце прекрасной молодой девушки по имени Женевьева, которая обещала стать его женой. Когда
Приближался назначенный для свадьбы день, и Пьеро сказал ей, что ему нужно ненадолго съездить в Париж, пообещав, что по возвращении привезёт ей всякие красивые вещи для её _корбейль_. Что ж, Пьеро уехал, но не вернулся. Женевьева ждала и ждала, неделю за неделей, месяц за месяцем, пока наконец, охваченная тревогой, которая усиливалась из-за примеси ревности, она не решила сама отправиться на его поиски в большой город. Она знала адрес дома, в котором он
поселился по прибытии, и направилась туда.

— Месье Пьерро Дюбур? — спросила хозяйка дома. — Конечно, он
жил здесь, но это было несколько месяцев назад: он был в тюрьме с тех пор и, думаю, вряд ли выберется, потому что его туда отправил граф де Ферсен!

Дальнейшее расследование выявило следующие подробности: по прибытии в Париж Пьеро с большим количеством денег в кармане попал в руки группы людей, которые очень скоро лишили его и денег, и всего остального, что у него было. Это были слуги
некоторых распущенных придворных того времени, чьи нравы, по-видимому,
были такими же, как и у их хозяев. Человек, который привёл его в это гнездо разбойников, был граф де
Кучер Ферсена, и когда Пьеро оказался на мели, он обвинил в этом именно его. Раздражённый и несчастный из-за потери, он
однажды решил отомстить обидчику, набросившись на него, когда тот, полностью одетый, садился в карету, чтобы отвезти своего хозяина в суд.
 Разумеется, граф, который был в карете, возмутился, и бедный
Пьеро вскоре оказался в тюрьме.

Можно было бы предположить, что Женевьева очень огорчится,
услышав эту историю, но, напротив, она была очень счастлива:
 её возлюбленный не был неверным, просто ему не повезло, и она была полна решимости
она приложит все усилия, чтобы освободить его. Но хотя ей это в конце концов удалось, успех дорого ей обошёлся, и, как ни странно, королю Франции он тоже дорого обошёлся. После того, как она обратилась к полиции
и судьям, а также подала прошение королю, которое осталось без ответа, и преклонила колени в пыли, когда королева проезжала мимо в Версаль, не обратив на неё внимания, Женевьева наконец добилась встречи с бароном де Бесенвалем, фаворитом графа д’Артуа, брата короля, которому она много раз молилась
и много визитов; а затем однажды утром Пьеро Дюбур обнаружил, что, сам не зная почему, внезапно оказался на свободе. Когда он вышел на улицу, к нему подошла пожилая женщина и попросила следовать за ней. Пройдя некоторое расстояние, она попросила разрешения повязать ему глаза платком, на что он, сильно заинтересовавшись, согласился.
Когда повязку сняли, Пьеро открыл глаза в роскошной
комнате, где не было ничего, кроме атласа, бархата, золота и
стекла, а перед ним стояла дама, одетая как принцесса, но в маске.
Увы! Это была старая история о Клаудио и Анджело. В ярости,
Пьеро ударил её, а затем, устыдившись своего недостойного поступка, хотел выбежать из комнаты, но она остановила его и, сказав, что возвращает ему клятвы и отказывается от его любви, протянула ему свёрток с её крестьянским платьем и всеми подарками, которые он сделал ей в их счастливые дни. Так они расстались, и когда Пьеро вернулся домой и его спросили, что стало с Женевьевой, он ответил, что она умерла.

Это произошло в царствование Людовика XVI, и можно было бы задаться вопросом, как
Разочарованная любовь скромного Пьеро могла повлиять на судьбу короля Франции, и она повлияла. Пьеро покинул Париж с сердцем, полным горечи по отношению к аристократии, но особенно по отношению к королю, который отверг прошение Женевьевы, и по отношению к королеве, которая пренебрегла её слезами и молитвами. После недолгого пребывания в своём некогда счастливом доме контраст с прошлым и постоянно назойливые жестокие воспоминания стали для него слишком горькими, и он ушёл, ведя беспорядочный образ жизни.
Он всё больше и больше сближался с ярыми республиканцами, с которыми его связывало лишь то, что они тоже ненавидели двор и придворных. В конце концов, его путешествия привели его в Сен-Менеульд, где однажды, прогуливаясь по улицам, он увидел приближающиеся две кареты и остановился, чтобы посмотреть, как они проедут. Можно себе представить его удивление, когда на месте кучера одной из них он узнал графа де Ферсена, одетого как слуга! Такую маскировку нельзя было надеть просто так, и, подгоняемый ненавистью, он подошёл к карете.
и заглянул внутрь. Там сидела королева Франции, а король, одетый как лакей, неуклюже пытался выполнять обязанности, которые ему полагались. Именно Пьеро Дюбур шепнул почтмейстеру Друэ, кто эти путешественники, и именно он сопровождал сына Друэ в погоне за несчастными беглецами, которых настигли в Варенне и доставили в Париж. Пьеро Дюбур тоже пришёл, и
после того, как мы на какое-то время потеряли его из виду, мы снова видим его
на посту помощника палача, где он стал свидетелем
обезглавливание его некогда любимой Женевьевы, которую гильотинировали в тот же день, что и мадам Дюбарри.

Месье Араго в своей хвалебной речи в честь Лавуазье рассказывает, что этот великий химик, возможно, избежал бы смерти, на которую его обрекли невежественные и неблагодарные соотечественники, заявившие, что больше не нуждаются в учёных, если бы он больше заботился о безопасности других, чем о своей собственной. Бедная женщина, жившая неподалёку от Люксембургского дворца,
приютила его у себя в доме, где она приняла все меры предосторожности, чтобы обеспечить его безопасность и скрыть его присутствие; но он опасался последствий для себя.
Мысль о том, что его благодетельница будет разоблачена, если его обнаружат, беспокоила его гораздо больше, чем собственная опасность, и он неоднократно пытался сбежать с её гостеприимной крыши, но она бдительно следила за ним. Однако однажды ночью ему удалось ускользнуть от её бдительности, и на следующий день он был замечен в Люксембургском дворце, откуда его перевели в Консьержери, откуда он быстро добрался до эшафота.

Говорят, что Кондорсе, великий математик, лишился жизни
из-за того, что не знал, сколько яиц должно быть в омлете. Зная,
что Робеспьер подозревает его, поскольку, будучи республиканцем, он
осмелился пожалеть королевскую семью — он изуродовал своё лицо и руки
известкой и бежал из Парижа под видом каменщика. Проведя
двадцать четыре часа в лесу, он от голода зашёл в маленькую
гостиницу, где заказал омлет.

'Из скольких яиц?' — спросил слуга.

'Из двенадцати,' — наугад ответил философ. Каменщик, заказавший омлет из двенадцати яиц, вызвал подозрения; его обыскали и, обнаружив в кармане томик Горация, арестовали. Не в силах предстать перед эшафотом, Кондорсе принял яд и умер по дороге в Париж.

Всем известно, что ужасы Французской революции были искуплены множеством благородных поступков. Мы рассказали историю Бушотта в церкви Святого
Пелагия. Бенуа, смотритель Люксембургского дворца, также отличился многими благородными и смелыми поступками. Он спас жизнь герцогине Орлеанской, матери Луи-Филиппа, отказавшись выдать её, когда её вызвали в Комитет общественной безопасности. Он
объявил, что она больна, при смерти, что она почти мертва, и таким образом отсрочил её судьбу, пока у неё не появилась возможность получить защиту.

Дама по имени Жанна Фори тоже нашла влиятельного друга в лице тюремщика из
Люксембурга. Она была молода и чрезвычайно красива, и хотя
Рифо считался одним из самых непреклонных чиновников,
её сияющие глаза растопили его холодность. Он раздобыл для неё перья, чернила, бумагу
и книги. «Я знаю, что на карту поставлены моя честь и моя жизнь, — сказал он, —
но говорите! Приказывайте мне!» Я сделаю всё, что ты пожелаешь. Когда он услышал, что она в списке приговорённых к казни, он дал ей
маску и все свои деньги и отпустил её.
какое-то время он скрывал побег госпожи, но когда это стало невозможно
держать в секрете, он отправился к Бенуа, признался в своей вине и потребовал
наказания. Бенуа, однако, не выдал его, и о побеге Жанны Фори
не было известно до тех пор, пока не исчезла опасность предавать его огласке.
Люксембург назывался Резервуаром Консьержери, и
Жозефина Богарне была заключена здесь до того, как её перевели в последнюю
тюрьму. Говорят, что когда она впоследствии жила в
Люксембурге в качестве жены Первого консула, она однажды обратилась к Бонапарту с просьбой
чтобы он проводил её в камеру, в которой она раньше жила. Там она попросила у него меч, которым подняла один из флагов,
и, к своей великой радости, нашла кольцо, подаренное ей матерью,
которому она придавала огромное значение. Она сказала ему, что, когда её
вызвали из тюрьмы, полагая, что она идёт на эшафот,
она спрятала драгоценность, о которой не могла думать, что она попадёт в руки палача.

Среди имён, записанных в реестре хранителя Люксембурга,
Это министры Карла X в 1830 году, а также Луи-Наполеон, нынешний президент Французской Республики, который был заключён здесь после неудавшегося Страсбургского дела.




НОВАЯ ТЕОРИЯ НАСЕЛЕНИЯ.


Идея мистера Мальтуса о том, что население имеет тенденцию расти быстрее, чем средства к существованию, если только не будут введены какие-либо мощные и очевидные сдерживающие факторы, чтобы снизить численность населения до уровня, необходимого для поддержания жизни, была недавно встречена мистером Даблдеем с отрицанием и попыткой опровержения. Из статьи мистера Хиксона в последнем номере журнала
В «Вестминстерском обозрении» мы узнаём, что мистер Даблдей пытается
доказать, что, хотя существуют мощные тенденции к росту за пределами
прожиточного минимума, существуют также тенденции к снижению, что
должно привести к сохранению так называемого баланса между количеством
еды и численностью населения.
Человечество, начиная с Адама и до наших дней, двигалось вперёд и
назад в своём развитии рывками — оно ни в коем случае не
развивалось постоянно увеличивающимся количеством людей. Посмотрите на
Страны Востока, упомянутые в Библии, — Египет, Иудея, Малая Азия,
Персия, Ассирия. Когда-то они были густонаселёнными, а теперь либо пустынны, либо
обитаемы бедными, вымирающими остатками гордых народов, которые когда-то
жили там. Египет вскоре перестал бы существовать как нация, если бы не
постоянное пополнение за счёт новоприбывших из-за границы. Ни Китай, ни Индия не
так густонаселённы, как две тысячи лет назад. Культивируемые аборигенные расы Америки, оставившие после себя памятники своего величия, давно исчезли, и на смену им пришли племена индейцев, которые сейчас
быстро исчезающие. В мировой истории есть много других
примеров полного исчезновения целых народов.

Несомненно, война, эпидемии, голод, пороки и нищета сыграли важную роль в уничтожении народов или сокращении их численности; но мистер Даблдей считает, что можно доказать, что эти причины в меньшей степени препятствуют перенаселению, чем та, которую Мальтус полностью игнорирует, — та, которая, по сути, противоречит его теории. Упоминание об этом сдерживающем факторе
То, что было открыто совсем недавно, станет неожиданностью для большинства людей: это _комфорт_ — благоприятные условия в сочетании с воспитанными чувствами; и, судя по всему, чем благоприятнее условия, тем меньше прирост. Мистер Даблдей считает, что, возможно, не будет преувеличением сказать, что при определённых условиях раса может исчезнуть. В качестве доказательства он ссылается на постепенное вымирание семей среди аристократии и баронов — двух сословий, от которых, прежде всего, можно было ожидать многочисленного потомства:

 «Таким образом, — продолжает автор, — пэрство в Англии, вместо того чтобы быть древним, появилось недавно, и баронетство, хотя и имеет сравнительно современное происхождение, в равной степени является таковым. Короче говоря, мало кто из нормандской знати, если вообще кто-то, и почти столько же семейств первоначальных баронетов короля Якова I, существуют в настоящее время, и если бы не постоянные создания новых титулов, оба сословия, должно быть, полностью исчезли бы». * * * Из 1611 года, когда Яков I
основал династию, в живых осталось всего _тринадцать семейств_.
Это, безусловно, беспрецедентный упадок, который нельзя объяснить
обычными причинами
 идеи смертности и способности к возрастанию среди человечества.'

 Комментируя эти факты, рецензент замечает: «Мистер Даблдей приводит несколько примеров из жизни более скромных, но всё же состоятельных или, по крайней мере, обеспеченных слоёв общества, которые наводят на тот же вывод: достаточное количество средств к существованию не обязательно стимулирует рост населения, а часто, по-видимому, имеет прямо противоположную тенденцию. Как будто лёгкость и изобилие являются настоящим сдерживающим фактором для роста населения, а определённая степень бедности и лишений — нет».
 были необходимы для любого значительного увеличения. Таким образом, он упоминает о свободных горожанах богатой корпорации Ньюкасл-апон-Тайн, насчитывавшей в 1710 году около 1800 человек, владевших поместьями и пожертвованиями, а также исключительными привилегиями, которых было более чем достаточно, чтобы защитить каждого из них от нужды. Он показывает, что, хотя все сыновья каждого горожанина были свободными по рождению, их число уменьшилось бы, если бы они не пополнялись извне, и что даже с помощью оспариваемых выборов, когда в число свободных граждан допускались те, кто платил за это,
 ради получения голосов весь состав горожан оставался почти неизменным на протяжении более чем ста лет. И это при том, что более бедная корпорация Бервика-апон-Туида за тот же период удвоила число своих свободных граждан.

 «В качестве примера можно привести корпорации Дарема и Ричмонда в
 Йоркшире, но нам не нужно забираться так далеко на север, чтобы найти подтверждающие это факты. В лондонской корпорации все дети гражданина, будь то мальчик или девочка, пользуются правом на свободу.
 Наследование; и поскольку многие исключительные привилегии этого сословия ещё не отменены, женщины по-прежнему занимаются в городе различными видами деятельности от своего имени (такими, например, как торговля городским извозчиком), от которых остальные жители мегаполиса, не являющиеся свободными гражданами, отстранены.
 До недавнего времени свобода лондонской корпорации
 была необходима для участия в управлении доходами,
 составлявшими более миллиона в год, и до сих пор
 является неотъемлемой частью этих доходов. Мы можем обоснованно
 можно сделать вывод, что для древних жителей Лондона было важно сохранить покровительство, связанное с такими крупными фондами, в своих руках или передать его своим потомкам. Однако эта цель была полностью достигнута, и если мы теперь выясним происхождение нынешних владельцев движимого и недвижимого имущества, подаренного лондонской корпорации и торговым компаниям, то обнаружим, что почти все они — выходцы с севера, пробившиеся в город из Шотландии или провинций, и что
 Потомков таких людей, как сэр Уильям Уолворт и сэр Томас
 Грешем, нигде не найти.

 «За сорок лет, с 1794 по 1833 год, в Лондонскую корпорацию по наследству было принято всего 7794 человека из 40 221, принятого в корпорацию. Треть из них были чужеземцами, купившими себе свободу, а половина — сыновьями чужеземцев, получивших свободу в результате ученичества».

Мистер Даблдей объясняет эти явления тем, что
не страдания, а комфорт ослабляет принцип увеличения.
Общеизвестно, что у самых бедных родителей, как правило, больше всего детей. Если кормить людей только картофелем с солью, овсяной кашей или любой другой простой пищей и в то же время заставлять их бороться за то, чтобы получить хотя бы это, то, конечно же, их костры или места, где должен быть костёр, будут украшены таким количеством детей, какое только можно пожелать! То, как
кормят этих детей, зачастую настолько трудно понять, что
приходишь к выводу, что они каким-то образом выживают и
сила, позволяющая резвиться на простом элементе - свежем воздухе. Совершенно очевидно,
что природа не терпит всякого рода нянькания и баловства:--

 "Это факт, признаваемый всеми садовниками, а также ботаниками",
 говорит мистер Даблдей, "что если дерево, растение или цветок поместить
 в форму, естественно или искусственно сделанную слишком густой для
 при этом возникает состояние изобилия, и плодотворность прекращается. У деревьев, получающих слишком много удобрений и растущих на слишком плодородных почвах, появляется лишняя древесина, они цветут нерегулярно и в основном на концах внешних ветвей, и почти
 или полностью перестают плодоносить. У цветущих кустарников и
цветов это приводит к тому, что, во-первых, цветок становится двойным
и теряет способность производить семена; во-вторых, он почти
перестаёт цвести. Если использовать навоз в качестве удобрения,
то цветы и растения в крайней степени заболевают
и быстро погибают. Таким образом, благодаря этому мудрому
замыслу Провидения предотвращается передача болезней
(неизбежное последствие высокоплеторического состояния
как у растений, так и у животных и у людей), и вид
 защищённый от опасности со стороны изобилия. Чтобы исправить это состояние, если оно возникает случайно, садоводы и флористы с помощью различных приёмов создают противоположное, или истощающее, состояние; они называют это «контролем». Другими словами, они подвергают вид опасности, чтобы вызвать соответствующее решительное усилие природы, направленное на его сохранение, — и цель неизменно достигается.
 Таким образом, чтобы плодовые деревья обильно плодоносили, садоводы задерживают или препятствуют подъёму сока, вырезая кольца в
 кора вокруг дерева. Для дерева это означает истощение, а обилие плодов — это попытка природы противостоять опасности. Фиговое дерево, выращенное в таком климате, особенно склонно сбрасывать плоды, когда они наполовину созрели. Теперь садоводы знают, что этого можно избежать, если сильно обрезать дерево, чтобы замедлить его рост, или, если оно растёт в горшке, отрезать несколько сантиметров от корней по кругу, чтобы добиться того же эффекта. В результате дерево сохраняет и тщательно созревает свои плоды.
 Точно так же, когда садовод хочет сохранить семена тыквы или огурца, он не удобряет растение _избыточным_ количеством навоза или не согревает его. Он поступает наоборот: подвергает его _некоторым_ трудностям и берёт наименее привлекательный плод, зная, что он будет наполнен семенами, в то время как самые лучшие плоды почти без семян. По тому же принципу известно, что после суровых и долгих зим урожаи бывают соответственно обильными и ранними. Виноградные лозы плодоносят наиболее обильно после суровых испытаний морозами, а трава
 Трава прорастает таким же необычным образом. После долгой и суровой зимы 1836-1837 годов, когда в северных графствах снег лежал на земле до июня, трава проросла так чудесно, что это вызвало несколько небольших экспериментов, проведённых разными людьми. В результате выяснилось, что за одну двенадцатичасовую ночь травинка часто вырастала на целых три четверти дюйма, а пшеница и другие злаки прорастали аналогичным образом.

Факты свидетельствуют о том, что в животном мире низкое физическое состояние
Конечно, наряду с воздухом и физическими упражнениями, это также благоприятно. Таким образом, по мере того, как поощряются условия, противоречащие этому простому принципу, коэффициент прироста будет ограничиваться. Потворство праздности, недостаток физических упражнений на свежем воздухе, злоупотребление спиртными напитками, лекарствами, тесная одежда, поздний час, умственное возбуждение и ещё пятьдесят других вещей вызывают физическую слабость и раздражительность, которые делают невозможным рождение потомства. Причины такого рода, действующие наряду с этими искусственными ограничениями, обоснованность
Мальтус был прав в том, что в основном они направлены на то, чтобы держать численность населения в определённых рамках. Таким образом, можно предположить, что до тех пор, пока существует нищее, борющееся за выживание, невежественное и недоедающее население, будет наблюдаться активный рост, опасная численность населения — опасная, потому что избыточная в том, что касается их способности и желания работать. С другой стороны, благодаря повсеместному распространению образования, воспитанию рациональных вкусов и привычек, а также простому образу жизни, который порождают такие вкусы, возникнет нечто среднее между
относительно избыточное и сравнительное вымирание населения.




ИРЛАНДСКИЙ БАРОН.

АНЕКДОТ ИЗ РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ.


В начале нынешнего века некий полк был направлен
в Ирландию и вскоре был рассредоточен по разным районам. Один отряд был отправлен в Баллибраг, и когда командир и два его помощника встретились в жалкой ночлежке (ибо это была едва ли не гостиница), где они должны были обедать, и начали обсуждать свои планы на вечер, они были совершенно сбиты с толку. Не было ни визитов, ни охоты, ни стрельбы, ни бильярда, ни лошадей, чтобы
ни верховой езды, ни модисток, с которыми можно было бы флиртовать, ни даже «моста, на который можно было бы плюнуть». В те дни военные редко увлекались литературой, но книги стали настолько важны, что они перечитывали те немногие, что у них были, и отправляли в ближайший город, который находился очень далеко, за новыми. Однако больше всего им хотелось развлечься, и однажды вечером, во время вялой прогулки, лица всех троих оживились при виде мальчика в шляпе без тульи, в рваном пальто и с нижней частью тела, державшейся на одной пуговице. Он кричал:
«Граф Тирон» размахивал связкой форели в одной руке и взмахивал длинной удочкой, которую держал в другой. Его вьющиеся волосы развевались на свежем ветру, а румяное лицо излучало здоровье и беззаботное счастье.

'Привет! дружище! где ты поймал эту форель?'

"Прошу прощения, ваша честь, в Джуннаге, просто бейант".

"Бейант! где это?"

"Сразу за теми холмами их много. Если бы у меня была только удочка и
что-нибудь более греховное, а не кривая булавка!

"Какой красивый умный мальчик! Как тебя зовут?"

«Патрик О’Сэйл, ваша честь».

— Что ж, Пэдди, ты покажешь нам ручей, где водится форель, а я дам тебе шиллинг.

Пэдди О’Сэйл слышал о шиллингах, но никогда их не видел, поэтому его благодарность была безграничной: он не только показал им ручей, но и сделал корзины из тростника для пойманной ими рыбы, рассказывал им истории, пел песни и, короче говоря, своим добродушием и весёлым умом очень оживил их пребывание в Баллибраге. Он очень гордился тем, что эти джентльмены обратили на него внимание, был рад выполнять для них любую работу и, когда пришло время отправляться в путь, проявил столько искреннего сожаления,
что они решили усыновить его и сделать, по сути, _сыном полка_. Так он начал свою военную карьеру в качестве рядового в --м полку, а когда подрос, поступил на службу и стал слугой своего первого друга, капитана Б----. Очень скоро он отличился своим незаурядным умом и дисциплинированностью, что позволило ему получить звание сержанта. Дважды он возглавлял отчаявшихся солдат и во всех случаях проявлял такую храбрость и благоразумие, что при первой же вакансии его единогласно рекомендовали в прапорщики, что
он добился этого, сохранив как офицер доброе мнение, которое он имел прежде
у всех своих бывших товарищей. Он был на редкость красивым мужчиной
и, как нетрудно заметить, очень умным, пользовавшимся всеми преимуществами
образования и т. д. Но увы! никто не идеален, а Патрик О’Сэйл был тщеславен и чрезвычайно амбициозен. Поэтому, не желая оставаться там, где было так хорошо известно его весьма скромное происхождение, он перевелся в другой полк и вскоре стал так же популярен среди своих новых товарищей, как и среди старых друзей из ...

Мир вынудил его и многих других платить вполовину меньше, и, воспользовавшись этим, а также своей привлекательной внешностью, он решил попытать счастья. Он поселился в городе на северном побережье Франции и стал искать себе жену. Ему не пришлось долго ждать: его знание французского, которое он легко
освоил благодаря своей сообразительности, открыло перед ним множество дверей,
закрытых для его более знатных, но менее талантливых соотечественников.
Вскоре вдова владельца гостиницы, которая была старше его на двадцать лет, дала
ему понять, что ему остаётся только сделать предложение. Было ли это
Трудно сказать, во всех ли отношениях он получил то, что искал; но они
поженились и прожили вместе три года, в течение которых он относился к ней с нежной добротой; а когда она умерла, то оставила ему всё, что было в её власти, что, хотя и было гораздо меньше, чем он надеялся, вместе с его половинным жалованьем составляло достаточно хороший доход.
Для большинства людей это была бы жалкая подачка, но нашему искателю приключений она показалась целым состоянием. С этими деньгами он отправился в Париж, где так хорошо устроился, что молодая и красивая вдова проявила к нему интерес.
то же восхищение, что и его бывшая, менее выдающаяся жена. Нам не нужно вдаваться в подробности этого романа, кроме того, что он закончился так же, как и предыдущий, — свадьбой. Когда они договаривались о помолвке, леди возражала против его имени.

'О'Сэйл!' — воскликнула она (_eau sale!_ — грязная вода!); 'я никогда не смогу войти с таким именем в гостиную!'

— Мне очень жаль, но это моё имя.

— В вашей семье нет титула?

— Нет, — решительно ответил бывший Пэдди.

— Как тогда называется поместье вашего отца?

Он подумал о хижине, в которой прошло его детство, о свинье,
о своем товарище по играм, который платил за ее аренду, о своем отце в его длинном фризе.
пальто, с соломенной лентой вокруг шляпы - и его мать, одетая в
развевающиеся лохмотья, которые, по мнению многих ирландцев, придают
воздушная элегантность их одежды; возможно, он также с сожалением подумал о
теплых сердцах, которые бились под ними, так любили, так гордились им;
и "солнечный свет" его собственной "груди", который, несмотря на его почти
непрерывное везение, с тех пор никогда не был таким легким: но в
во всяком случае, он ответил с превосходно разыгранным спокойным достоинством: «Увы,
его больше нет в нашей семье».

«Но, — настаивала леди, — вы родились в какой-то деревне, в каком-то приходе, у которого было название?»

«Деревня Баллибраг находилась недалеко от нашего дома».

«A la bonne heure — это будет превосходно!» «Называйте себя бароном де Баллибраг».

«Называть себя?»

«Mais oui, почему бы и нет? Я не буду возражать против того, чтобы меня называли де Баллибраг».

Соответственно, она напечатала на своих визитках «La B^{nne} de Ballybrag», а
её муж, который, в конце концов, любил своё отчество, оставил
со своими знакомыми как барон О’Сэйл де Баллибраг. Одну из них я храню как напоминание о странных персонажах и приключениях,
которые так часто делают реальную жизнь похожей на роман.




ХИМИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ.


Опыт давно подсказал шотландцам, что овёс, растущий в их климате, является очень питательной пищей, но привычки более влиятельных англичан и насмешки предвзятого лексикографа заставляли их стыдиться своей национальной кухни. Химия вмешалась в этот процесс и, проанализировав оба продукта, доказала не только
что овёс содержит больше веществ, формирующих мышечную ткань, чем пшеница, но что овсяная каша во всех отношениях является более питательной, чем пшеничная мука высшего сорта. Более того, химия познакомила нас с ценностью тех частей зерна, которые раньше считались почти отходами. Например, пшеничная шелуха или отруби, которые иногда давали свиньям, рабочим лошадям и другому скоту, обычно считались малопитательными. Однако анализ показал, что на самом деле в нём больше мышечной ткани, чем
белая внутренняя часть зерна. Таким образом, объясняется, почему оно так хорошо подходит в качестве корма для скота, и показано, что его использование в хлебе (цельнозерновом хлебе) должно быть не менее питательным, чем экономичным.
 Эти исследования также устанавливают истинную ценность других видов пищи. Капуста — это культура, которая до настоящего времени не была популярной в этой стране ни в качестве корма для скота, ни в качестве продукта для стола, за исключением ранней весны и лета. Однако в Северной Германии
и Скандинавии, по-видимому, его издавна ценили, и
Различные способы хранения капусты для использования зимой широко распространены. Но капуста — одно из растений, которое было подвергнуто химическому исследованию в связи с неурожаем картофеля, с целью внедрения его в широкое употребление, и результаты этого исследования оказались интересными и неожиданными. При высушивании, чтобы привести его в состояние, в котором его можно сравнить с другими нашими продуктами (пшеницей, овсом, бобами и т. д.), обнаруживается, что он _богаче белком, чем любая другая выращиваемая нами культура_. Пшеница содержит всего около
12 процентов, а бобов — 25 процентов; но сушёная капуста содержит от
30 до 40 процентов так называемых белковых соединений. Поэтому, согласно нашим современным представлениям, она чрезвычайно питательна. Следовательно, если его можно сделать в целом приятным на вкус и лёгким для переваривания, то он, вероятно, окажется лучшей и самой простой заменой картофелю. И, без сомнения, ирландское блюдо «колканнон» (капуста и картофель, взбитые вместе) отчасти обязано своей популярностью тому, что капуста хорошо поддерживает мышцы — свойство, которым не обладает картофель.
Картофель в наибольшей степени подвержен дефициту. Кроме того, представляет интерес — можно сказать, имеет национальное значение, — что на акре обычной земли, согласно приведённому выше результату, можно вырастить больше этого особого вида пищи в виде капусты, чем в виде любой другой культуры. Таким образом, двадцать тонн капусты — а на хорошей земле в хороших руках можно вырастить сорок тонн кочанной капусты на акр — содержат
тысячу пятьсот фунтов мышечной ткани, в то время как двадцать пять бушелей
бобов содержат всего четыреста фунтов, а пшеницы — всего два
сто двенадцать тонн картофеля — всего пятьсот пятьдесят, и даже
тридцать тонн репы — всего тысяча фунтов. Предпочтение, которое некоторые фермеры издавна отдавали этой культуре в качестве корма для скота и дойных коров, объясняется этими фактами, которые, конечно, настоятельно рекомендуют выращивать её в качестве пищи для людей.
Опять же, во многих частях нашего острова фураж, или утесник, растёт как сорняк,
неприхотливый и пышный, в благоприятных местах, не принося никакой пользы. Однако в других районах он уже является объектом
ценная, хотя и неприхотливая культура, выращивается в больших объёмах для
кормления скота и даёт прибыльную прибыль. Химические исследования
показывают, что её питательные свойства очень высоки. В сухом виде она
содержит до 30% веществ, способствующих наращиванию мышечной массы, и
поэтому в этом отношении превосходит бобы и уступает только капусте. В этих условиях мы больше не можем сомневаться в выводах, к которым ранее пришли некоторые экспериментаторы, а также в преимуществах, которые можно получить от более масштабного
Выращивание дрока на многих бедных и до сих пор почти не обрабатываемых
почвах. — _Эдинбургское обозрение._




ИНДИЙСКАЯ ПОЧТА.


 В Гангской Индии разразился большой скандал, связанный с почтой и
полицией. Газеты оплачиваются по весу, так что, прежде чем их можно будет отправить за один почтовый сбор, они должны быть самого маленького размера, который можно найти в самом захолустном провинциальном городке Англии; бумага должна быть такой же тонкой, как банкнота. В наш сезон дождей, если газета весит почти столько же, сколько обычно, она впитывает влагу так быстро, что в конце пути с неё взимается двойной почтовый сбор: почтовый сбор за ежедневную газету,
на умеренные расстояния — 5 рупий в год. Почту перевозят в кожаных сумках на головах мужчин, и она так небрежно упакована, что иногда доходит до места назначения в виде каши. Тысячи рупий ежегодно пропадают из писем, и процветают всевозможные злоупотребления. В почтовых отделениях зарплата почтмейстеров составляет от 2000 до 3000 леев, а главы департаментов — гражданские лица, которые были судьями или сборщиками налогов и никогда не видели почтового отделения изнутри, пока не возглавили его. На почтовых станциях
Офицеры в армии получают должности почтмейстеров в качестве привилегий, а обязанности
в каждом случае выполняют подчинённые. Эта тема уже давно не даёт
покоя, но, похоже, ей не уделяют ни малейшего внимания. — _Bombay Times._




РИС.


Многих удивляет, почему рис, которого долгое время было так много и который, следовательно, был дешёвым, не стал более распространённым продуктом в нашей стране. Я думаю, что правильный ответ таков: «Потому что очень немногие из нас знают, как его готовить».
он за столом;' за то, что не повар одного из десяти, может когда-нибудь простого кипятить его пригодным для
видно, и поела, и не один из двадцати (как ни странно) может
сделать рисовый пудинг'.Теперь первое может быть достигнуто за счет использования только
столько воды, как рис будет впитывать в кипящей, в которой каждая песчинка
должны быть свободны и разошлись, и масса не сделал в крахмал или
паста, как это обычно бывает, а второй может быть усовершенствована путем
поставив одну чашку риса на один литр молока, добавляем сахар по
по вкусу, небольшое количество нарезанного сала, сливочного масла или капель,
Посыпьте сверху небольшим количеством мускатного ореха и выпекайте как обычно. Это
один из самых дешёвых, лёгких и вкусных пудингов, которые можно
съесть, и он намного лучше «рисового пудинга», который обычно
готовят с яйцами и т. д., что не только увеличивает его стоимость, но и
портит вкус блюда. В большинстве районов Ирландии, где в летний сезон молоко можно купить почти за бесценок, я думаю, что приведённый выше простой рецепт будет бесценным и, без сомнения, привьёт вкус к этому полезному злаку, особенно бедной части населения. — _Daily News._




АМЕРИКАНСКАЯ БЕЛИЛА.


Для приготовления знаменитой штукатурки, которой покрывают восточную часть дома президента в
Вашингтоне, используется следующий рецепт: возьмите полбушеля хорошей негашёной извести, залейте её
кипящей водой, накрыв во время процесса, чтобы сохранить пар.
Процедите жидкость через мелкое сито или дуршлаг и добавьте в неё
щепотку чистой соли, предварительно растворённой в тёплой воде, три фунта
хорошего риса, измельчённого в тонкую пасту и размешанного в кипящей воде;
полфунта измельчённой в порошок испанской трески и фунт чистого клея,
предварительно растворив его, хорошо замочив, а затем
подвесив на медленном огне в маленьком котле, помещённом в большой котёл,
наполненный водой. Добавьте в смесь пять галлонов горячей воды; хорошо перемешайте и оставьте на несколько дней, накрыв от грязи. Наносить нужно довольно горячим; для этого его можно держать в котле на переносной печи. Говорят, что примерно одной пинтой этой смеси можно покрыть квадратный ярд снаружи дома, если наносить её правильно.
В зависимости от аккуратности работы можно использовать больше или меньше кистей
требуется. Он сохраняет свой блеск в течение многих лет. Ничто не сравнится с ним ни для внутренних, ни для наружных стен.
 Любой необходимый оттенок можно придать готовому изделию, добавив
краситель. — _Горный журнал._




 ОПИСАНИЕ ФРАНЦУЗОМ АНГЛИЙСКОГО ОБЩЕСТВЕННОГО УЖИНА.


Нет ничего более любопытного, чем одна из этих трапез, которые напоминают
пиры, описанные Гомером. Огромные куски говядины, целые
бараны, чудовищные рыбы заполняют огромный стол, уставленный бутылками.
 Гости, одетые в чёрное, спокойные и серьёзные, рассаживаются по
в тишине, с видом, с каким приходят на похороны. Позади президента
стоит человек, который называется тамадой. Именно он
должен произносить речи. Президент шепчет ему на ухо
_mot d'ordre_, и «Джентльмены, — говорит он голосом Стентора, —
я собираюсь предложить вам тост, который не может не быть принят вами с большим одобрением, — за здоровье достопочтенного, уважаемого и весьма значительного сэра Роберта Пиля и т. д. и т. п.».
Тогда гости, стряхнув с себя молчаливую апатию, разом встают, как будто
они были движимы пружинами и в ответ на приглашение разразились неистовыми криками. Пока бокалы пустеют, из-за ширмы выскальзывают три молодые девушки с обнажёнными плечами и играют на пианино. Тосты не прекращаются до тех пор, пока гости, не имея сил ни встать, ни остаться сидеть, не закатываются под стол. Юджин
Гино в «Сикле» (парижская газета)._




Огни в дымоходах.


Французский джентльмен, месье Маратуш, путём экспериментов обнаружил, что если у основания дымохода, примерно в одном футе от него, разместить три
проволочных каркаса, то
отдельно, пока через них не пройдет пламя, тяга не уменьшится
. Поскольку большая часть сажи оседает на самом верхнем проводе, но
немного на втором и совсем нет на третьем, он предлагает ежедневно наносить щетку
для поддержания их в чистоте, и дымоход никогда не будет нуждаться в очистке.
подметает.




ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ.


 Сестра, разве ты не слышишь шелеста
 сухих листьев, когда они падают?
 Разве они не учат нас, опадая и умирая,
 уроку, который стоит усвоить всем?
 Природа проповедует, постоянно обучая,
 уроку, который стоит усвоить всем.

 Когда-то эти листья были свежими и зелёными,
 Согретые солнечным светом при рождении;
 Теперь, охлаждённые осенними ветрами,
 Они падают на родную землю.
 По мудрому замыслу, но на время!
 Они падают на родную землю.

 Некоторые ещё держатся, но пожелтевшие, увядшие,
 Больше не украшают ветви зеленью;
 Не дают тени там, где раньше укрывали;
 Оставшиеся от своих сородичей, одинокие, покинутые.
 Безжизненные, тусклые,
 Оставленные своими собратьями, одинокие, покинутые.

 Так что, хоть ты и одета в атлас,
 И жемчужины блестят в твоих волосах,
 Скоро тебе понадобится более тёплая одежда.
 Седые волосы вместо жемчуга ты будешь носить:
 Сорняки, предающие горе,
 Седые волосы вместо жемчуга ты будешь носить.

 Тогда, сестра, давай поразмышляем
 На этих страницах природы;
 И подготовимся, пока есть время,
 К чистому и счастливому возрасту:
 Без уныния, готовься
 К чистому и счастливому возрасту.

 Я бы не погасил твою радостную улыбку,
 Или не бросил тень на твою юность;
 Но всегда избегал путей безумия,
 Прилепись к добродетели и истине:
 Самоотреченный, полагающийся на веру,
 Прилепляйтесь к добродетели и истине.

 Ни молодость, ни здоровье, ни красота
 Не могут спасти от суровых когтей времени;
 Но все должны опасть, как осенние листья,
 В холодную и безмолвную могилу:
 Да, мы падаем, не останавливаясь,
 В холодную и безмолвную могилу.

 Сюзанна Пинкертон.
***



 Яд гадюки.


Яд гадюки состоит из желтоватой жидкости, выделяемой железой (расположенной непосредственно под кожей по обеим сторонам головы), которая, как считается, представляет собой околоушную железу высших животных. Если заставить гадюку укусить что-то твёрдое, то
как аннулировать своего яда являются следующие выступления под
микроскоп:--сначала ничего не видно, но посылку солей проворно
плавая в ликер, но в очень короткое время эти солевые частицы
стрелять в кристаллы невероятной тонкости и остроты, с
что-то вроде узлов, тут и там, откуда эти кристаллы кажется
действуйте так, что вся текстура в форме, представляет собой паука
веб, хотя и бесконечно более тонкие и более минут. Эти шипики, или дротики,
останутся неизменными на стекле в течение нескольких месяцев. Пять или шесть зёрен. Этот змеиный яд, смешанный с половиной унции человеческой крови,
настоянной в тёплом стакане, не оказывает видимого воздействия ни на цвет, ни на консистенцию, а также не вызывает никаких изменений в частях этой отравленной крови, смешанных с кислотами или щелочами. При попадании на язык вкус становится резким и едким, как будто язык обожгли чем-то горячим или жгучим, но это ощущение проходит через два-три часа. Известно всего пять случаев смерти от укуса гадюки, и было замечено, что последствия
Наиболее опасен, когда яд попадает на конечности, особенно на пальцы рук и ног, в которые животное, будучи раздражённым (как бы по врождённому инстинкту), всегда целится. — Ф. Т. Бакленд._
***********