Ясак и Пашня выдержка из исторического романа

Выдержка из исторического романа "Ясак и Пашня". Авторы Николай Бушнев и Славяна Бушнева.

Снежным комом прокатились скованные морозцем зимние дни. В замиренной камчадальской землице почти везде жизнь вошла в спокойное русло. Камчадалы заканчивали промысел пушного зверя, чтобы вовремя выдать положенный ясак. Жива еще в памяти строгость царская. А служилые да казаки готовились к ясашному сбору: подошло лучшее время для нартовой гоньбы, когда жесткий наст панцирем кольчуги прикрыл убродные бескрайние снега. Тырилка шел в сторону острожка. Лыжи по насту разъезжались в стороны, он спешил, часто переходя то выдутые ветрами торные заячьи тропы, то пятна путаных следов лис. С безоблачного неба, прогревая на склонах наст, довольно щурилось на Тырилку солнце, зная о его удачной охоте. Скоро весна  начнет манить охотников к побережью за морским зверем, но другие помыслы у Тырилки. Радостью и добрыми предчувствиями наполнено его сердце. Видимо, справедливый ворон Кутх внял его просьбе и не дал лесному бесу Канною помешать охоте, а нагнал соболей в его кулемы, потому как видит всемогущий Кутх, что и впрямь поспело время Тырилки к женитьбе. Вот придет он к Камаку, своему сроднику, и тот не откажет ему. Даст свою нарту вывести пушнину из тайги и, конечно, поможет выпросить у матроса Кузьмы Щербака прислужницу Наусчичь, соплеменницу Тырилки. Никакой другой не надо в жены. Теперь-то пушнины хватит. Не устоит Щербак перед такой уймой соболей да рыжехвостых лис. Вдруг Тырилка вздрогнул от неожиданности. Стайка белый куропаток с шумом вспорхнула, будто рассыпался снежный ком, оставив чуть покачивающиеся ветки кустарников…
Полуденное солнце припекало. В длинном сарафане и наброшенном на плечи суконном зипуне Наусчичь вынесла из избы собакам кости, подросшие за зиму щенки, увидев её, радостно запрыгали, облизываясь. Она ещё издалека заприметила соплеменника Тырилку, идущего к её хозяину Кузьме Щербаку. Он сгорбился под большим узлом и шел рядом с крупным прихрамывающим мужчиной Камаком. Кузьма мастерил стульчик для сына, когда Камак вошел в приоткрытую дверь. Тырилка замешкался в дверях, протискивая узел с мехами. Кузьма обернулся на возню у входа и увидел их:
- Гостей бог послал. Проходите, проходите-ка, - узнав вошедших, пригласил он. - Садитесь-ка с дорожки, да сказывате - что и как, - оставил занятие Щербак.
- Говорить пришли к тебе,- начал было Камак.
- Вот и хорошо, поговорим. - Он усадил гостей на лавку, сам присел к столу.
- Пришло время Тырилке взять женку,- встрял Камак, отбрасывая со лба прядь темных сальных волос.
- Вот и я про то толкую: пора ему, повзрослел паря на славу, - закивал Кузьма.
Тырилка заулыбался. Камак встал, развязал узел и вывалил перед Щербаком пушнину. Красными языками запламенел лисий мех из под многочисленных связок черных собольих шкурок.
- Вот. Тырилка хочет все это отдать Щербаку. За это можно купить трех женок. А нам надо Наусчичь! - ошарашил его Камак.
- Чего? - захлопал глазами Кузьма.
- Наусчичь. Щербак купит себе других,- пояснили гости.
Кровь прилила к лицу Щербака. Он вскочил, в замешательстве не зная, что сказать. «Чего удумали! Вот, басурманы!» - подстегивала мысль.
- Чего мелете?! Пошли вон! Да я вас,- забрызгал слюною Кузьма и покосился в сторону фузеи. Тырилка вскочил с лавки и встал возле Камака. Они с удивлением уставились на рассерженного Кузьму и недоумевали:
- Неужто мало?!
Как холодной водой с ушата окатили его. До Кузьмы вдруг дошло: «Не понимают, что аки скотину покупают. Нехристи, чего с них взять»,- начал успокаивать себя Щербак, сел на лавку, видя их откровенные и бесхитростные лица, на которых отражалось явное непонимание - чего он ярится.
- Тырилка, убирайте рухлядь. Жена она мне перед богом. Зовётся теперь не Наусчичь, а Настасья! Крещеная! Сын у нас Степашка. Не отдам её. Эх, и темень!.. Ведь не всё продается-то. Уходите. Не сердите меня.- Щербак встал, отпихнув ногой связку соболей, успокаивая себя: «Без веры живут, дьявол их и путает. Ишь, чего задумали».
Вскоре несостоявшийся жених понял, как поступить и рассказал всё дружку Кашуге. Тот заспешил в селение в отсутствии Кузьмы Щербака. Вбежав в его избу, изобразил на лице беспокойство. Настасья, хлопоча у каменки, удивленно повела бровями.
- Тама, у речки, Тырилка шибко плохой. Его из тайги я тащу - устал. Помоги, Наусчичь. Околеет, однако.
Она поразмыслив: «Кузьма сердился на Тырилку, да уж отошел. Как же не помочь ему?» - быстро засобиралась.
На пороге оглянулась на увлеченного игрой сына Степашку, который сидел в другой комнате на перевернутом стульце, изображая каюра. Настасья хотела что-то сказать ему, но подумав: «Пусть тешиться, не то увяжется следом» - крадучись вышла за Кашугой.
Еще издали увидев, что за прорубью, неподалеку от кустов, на снегу лежит распластанный человек. Она представила, как страдает от немощи добродушный Тырилка, и ее сердце переполнилось жалостью. - Быстрей, быстрей,- поторапливала приотставшего Кашугу. Подбежав к Тырилке, Настасья принялась тормошить его. Кашуга проворно накинул ей на голову кожаный мешок и подхватил на руки. Тырилка вскочил, сгреб растерявшуюся на миг женщину за ноги, и они скрылись в зарослях тальника. Скрученная ремнями и замотанная в оленьи шкуры, она, словно прихваченная к нарте кукла, катила по перелескам, все дальше удаляясь от дома. Из-под кожаного мешка глухо доносились крики отчаяния:
- Пустите! Пустите!.. Степашка мой!
Тырилка посмотрел, как бьется в плаче крепко привязанная Наусчичь, размыслил: «Наконец-то моя... Снег ныне тугой, не провальный, ходко пойдем, а следы-то двумя нартами спутаем... Не зря я так далеко поставил жилье. Только после третий ночевки можно добраться. Никто не станет искать там»...
Совсем стемнело, когда Щербак вернулся домой. Заросший рыжеватой щетиной, заиндевевший на морозе, он большими меховыми рукавицами обхлопал камусные верха на сапогах, стряхивая снег, и только тут заметил, что оконце его избы не светится. Кузьма шагнул в дверь и услышал хныканье сына. Запалил фитиль жировика. На свет из горенки вышел с заплаканными глазенками Степашка.
- Пошто росу-то пустил?
- Мам... и, нету...
- Пожди горевать. Приведу её домой, коль не по своей
воле.