Соседка Белла

Белла всю жизнь прожила в Одессе. Всю свою бурную, содержательную, шестидесятилетнюю  жизнь. Работала на кассе в супермаркете. Хорошо работала. Претензий не было. Конечно, это не то, что раньше на рынке –  своя клиентура в базарные дни, разговоры «за жизнь» ... Но жить можно было.  Все больше без мяса, правда,  но еще можно.

Плохо стало лет пять назад. Совсем. И не потому, что зарплаты не хватало, а потому, что стало грустно. Как-то безысходно. Серо.

Не спасало ни солнце, ни море. Общая атмосфера изменилась. Ушла южная легкость общения, появилась  внутригородская замкнутость.  Изменились  и лица одесситов. А главное, они замолчали.

Молчащий одессит – это вообще нечто невообразимое. А все время молчащий и не подающий признаков сознательной жизни – явление новое. Дети еще смеялись, общались,  взрослые  - уже нет.

«Понаехавших»  стало  полно. Их узнавали сразу – по речи, по манерам, по внешнему виду. Но, в первую очередь, по речи, конечно.

Одесситы никогда не называют свой город «ОдЭсса». Моветон. Дурновкусие. Надо мягко, ласково так: «Одееесса». Мягко, прозрачно и с улыбкой. Не улыбочкой, а именно улыбкой. Гостеприимно и солнечно.

Так вот, «понаехавшие» так не говорили. И сразу стали чужими. Навсегда. Одесситы их терпели, как терпят не слишком умных, но наглых родственников, которые приехали погостить, но чересчур задержались. Это сильно раздражало.

- Вам показать, где уже вокзал?-   хотелось спросить  Белле, когда очередной заезжий учил ее жизни.

Иногда она так и делала, когда становилось невыносимо. Но в последние пять лет приутихла. Даже в лице  изменилась. Больше не было ноток игривости  в ее речи, все стало пресно и  неинтересно. И даже пугающе пусто.

Но все же, как истинно южные люди, Белла была склонна к иронии:
- Моя жизнь, как диван, который надо переть с Лузановки на Сахалинчик, - долго, тяжело и неудобно. Зато какой процесс! Есть за шо вспомнить!

Одесситы не живут воспоминаниями, они живут здесь и сейчас. И эта  их привычка сохраняется везде, где бы они ни пребывали – на Брайтон Бич или на Ланжероновской.

Белла тоже жила здесь и сейчас.

-Божечки, та шо ж это такое! Шоб это ни поесть, ни пожить нормально! Эти бл…и с Банковой перестали думать головой и стали думать чем сидят! Ты видела, Соня, счет за тепло! Это ж убийство мирных граждан из-за ничего! Шоб они ели, то шо, я седни ела! Шоб они пили, то, шо пил Ленин из чернильцы, которую сам изделал! Шоб они сидели там и не вылазили, где он сидел! Дай  бог ему здоровья!

У Беллы был сын. Единственный. Мишенька. Он давно жил в Израиле и работал детским неврологом . Белла гордилась им так, как моряк  гордится женой, которая осталась ему верна. Она его обожала и каждое утро перед работой разговаривала с портретом.

Мишенька звонил редко, еще реже приезжал. Соседи, помнившие его со скрипичным футляром, не узнали бы его взрослым. Но большое расстояние никогда не было препятствием к их любопытству, как не было и препятствий для  безотчетной материнской любви Беллы.

Ее муж Гриша всю жизнь простоял с ножницами в парикмахерской в самом центре Одессы и умер от астмы десять лет назад.

- Умереть от астмы в Одессе - это подлость, где Черное море каждый день и бесплатно, - обиделась на него Белла  раз и навсегда.

Белла была  женщина крупной,  но  всегда  пользовалась успехом у мужчин.   Черноволосая, статная, она умела и приготовить, и подать, и «покушать».  Но  предложения  руки и сердца, которые поступали ей довольно часто, не грели. Опытная Белла понимала: рука есть, сердца нет. Не осталось его почти у людей.

В Одессе соседи живут дружно, но ругаются каждый день. Причем ругань здесь – это не конфликт интересов, это процесс. Процесс общения и обмена информацией.

- Мотя,  шо вы перегородили весь двор своей мотоциклеткой? Луче скажите, шо слышали сегодня за Верховну Раду? Эти поцы прибавят нам пенсию или нам ждать, када за них это сделает Путин?

Соседка Беллы, старуха Климовна,  имела внука, а внук имел ее. В плане денег, конечно. Брал и не отдавал. «Казиновщик проклятый»… 

Несмотря на запреты, подпольные казино были по всей Одессе. Эдик играл, когда бабка получала пенсию. Мизерную, конечно. Тут другой сроду не водилось. В день получения Климовной денег,  Эдик совершал налет на бабкину квартиру с целью взять «в долг».  Но, как говорится, «кому я должен, всем прощаю», потому долг рос, как и зависимость Эдика.  Друзья  у него были соответствующие – безработные беззубые наркоманы, местные мелкие бандиты и игроки в безделье, которое закончилось для всей этой пестрой публики внезапно и тяжело.

Зима 2022 года перевернула обычный одесский уклад «до горы ногами и назад».

- Когда человеку не везет, он приезжает до нас за два дня до войны, - вздыхала Климовна. – От, свезло пацану, так и свезло. Эдя, котик, шо мы з им будем делать?
За несколько дней до войны из Белгорода к ним в гости приехал интернетовский  знакомый Костик. Такой же «засранец», как и Эдик, откровенный лентяй и игроман.  Приехал посмотреть Одессу. Но не повезло.

В жизни каждого человека бывают ситуации, когда ты вроде бы ничего плохого   не сделал, но вляпался по самое «черное море». Так и с Костиком. Он действительно приехал не вовремя. Но это полбеды. Вопрос в другом - как уехать?

На самом деле, Климовна зрела в корень. Пересечь границу с российским паспортом сейчас – это все равно, что пойти и прыгнуть в ров с крокодилами. Шансы выжить – такие же. Остаться в Одессе? Как долго все это продлится?  Работать? Во-первых, Костик не привык. Во-вторых, кто ж его с российскими документами работать-то возьмет?  Да и не в работе только дело. Ведь если поймают или стуканет кто, все, пишите письма мелким почерком.

В начале войны из шести семей, проживающих в тесном соседстве, осталось только две - Климовна и Белла. Остальные рванули за «бугор»,  пока еще было можно. И правильно сделали, ибо вскорости мужики были объявлены невыездными.

Судьба Костика была незавидна. Даже дружок Эдик, очнувшись от дурмана, приуныл – жаль кореша, пропадет нахрен: либо заметут на Заньковецкую, либо отвезут в Киев в обменный фонд  (прим. авт.  -  областной сборный пункт  в Одессе находится по ул. Заньковецкой).

И тут Белла предложила: Мишу не помнит никто; соседей, которые  могли  бы его узнать, нет. Климовна – лицо заинтересованное, не выдаст. Эдик – тоже, если не совсем идиот. План был просто и гениален: Белла берет к себе в дом ни в чем неповинного перед украинской властью Костика и назначает его своим сыном.

Костик был похож на Мишеньку, как апельсин на чебурек  – светловолосый,  славянской наружности, с открытым лицом и голубыми глазами.  Но отчаяние рождает мысль, а мысль – действие.

 На работе Белла давно уже ничем ни с кем не делилась – жизнь без Гриши стала бледной и невыразительной, потому и разговаривать особо было не о чем.  По мере вхождения в роль  она понемногу приходила в себя. И, наконец, очнувшись окончательно, стала ежедневно развлекать продавщиц историями  о светловолосом невропатологе  Мишеньке, который, прибыв накануне войны из Израиля,  вынужден был задержаться в Одессе из-за матери. Не бросать же ее в тяжелом положении…
 
Все жалели Беллу, жалели невропатолога, а еще больше себя -  за то, что вовремя не сумели свинтить куда подальше.

Так, Костик стал «сыном» Беллы. Но война затягивалась, и Костику ничего не оставалось, как  вживаться в одесские реалии.  Иногда он  грузил ящики в маленьких магазинчиках, где все знали Беллу, но никто не помнил Мишеньку. Иногда  таскал мебель из одного района в другой. Он делал все, что активная натура Беллы ему предлагала.

И произошло то, что не могло не произойти – Костик стал ощущать ритм  Одессы. Он начал «читать» людей, понимать их мысли, взгляды и настроения.   Поначалу он робко передвигался по городу, стараясь не привлекать к себе внимания. Чуть позже, обнаглев и разомлев от жары, даже заводил разговоры с местными жителями.
И все-таки это случилось…  Даже вписавшись в среду,  Костик не мог не угодить в капкан, поставленный государством для своих граждан.

Белла предупреждала –  лишний раз из дома ни ногой. Но самоуверенная натура Костика требовала движения и результатов, и он нарушил слово, данное «маме».

Костик напоролся на военкомов в обычном магазине, покупая мороженое. В Одессе летом без мороженого тяжело. Даже себе представить не можете, как тяжело. Не выдержал и Костик. Он тогда еще не догадывался, что дорога в ад может быть вымощена печенюшками и мороженым. Его скрутили четверо, двое из которых были с папками. Костик понял все и сразу. Но не зря Белла учила его жизни, а  казино выдержке. Костик вспомнил, что он еврей из Израиля и прибыл к маме на отдых. Эта история и легла в основу  диалога. Но военкомы  были уполномочены догонять и избивать, а посему эту  борьбу белгородскому бродяге было не выиграть.   Но даже опытным эмиссарам было невдомек, что пацан, явно уклоняющийся от «священного» долга , может  быть гражданином  враждебной страны.

Климовна видела, как Костик уходил из дома. Когда он не вернулся через два часа, она побежала за Беллой. Белла быстро нашла свидетелей случившегося  и полетела в военкомат.
Попался и Эдик. Местный, он  быстро нашел знакомых по несчастью.
 
Не слишком торопливое население Одессы  до конца никогда не верило в фатальный исход своих судеб. Но оно ошиблось. Пришло время, когда стали забирать людей даже из маршруток, кафе и квартир.  Жадная и грязная пасть власти требовала все новых и новых жертв.

Медлить было нельзя.  Костик по-украински не разговаривал. Понимал, конечно, но не говорил. Впрочем, Одессу этим не удивишь. На «мове розмовляли»  только приезжие чиновники и изнасилованная сфера обслуживания – рестораны, кафе, магазины. И тем не менее, копнув глубже, местным дементорам ничего не стоило узнать правду.

Белла знала, что помочь могут только деньги и связи. И она их нашла. Деньги попросту взяла в шкафу – они были  отложены до приезда Мишеньки.  Единственные ее полторы тысячи долларов. А связи... С этим было хуже. Пока был жив Гриша, все было легче и проще: муж был хорошим мужским мастером, он знал всех, и его знали все. Но Гриша Кац уже десять лет как лежал в сухой и горячей одесской земле.

И все-таки связи она нашла. Помог воздыхатель с Мельниц, который после смерти жены делал слабые попытки проникнуть в дом и в душу  Беллы. 

Володя  имел, или как говорят в Одессе, «держал» свою автомастерскую. Не брезговал и продажей подержанных американских авто. «Туда-сюда, прихват-захват!»  Под таким девизом прошли его бандитские девяностые, потом нулевые, а потом бац - и жизнь просвистела в свой предпоследний  шестидесятилетний гудок.

После смерти жены Аллочки Володя скис. По инерции он ездил, договаривался, зарабатывал, обманывал, втюхивал лохам... Но азарта не было.

Одиночество редко кому дается с благодатью. Для  Беллы и Володи оно было испытанием. Непривычные, они тяжело переносили отсутствие рядом близких людей.  Потому их  общение всегда сводилось к совместному ужину на свежем воздухе и разговорам «за Мишеньку и Аллочку».

Белла поняла: Володе нужно рассказать все. Они давно не виделись, и о пребывании гостя поклонник был не в курсе. А говорить надо было все и сразу. Больше помочь некому. Да никто и не стал бы рисковать.

В этом деле главное -  время и деньги.  Нужно было не просто спешить, а лететь ураганом, тайфуном, торнадо, ибо весь город знал: одна ночь – и человека уже не найти, он навсегда сгинет среди обреченных.

Белла позвала Володю к себе. Выслушав, он почему-то не удивился, только задумался. Знакомых было море, в том числе и среди вояк... Всем нужны хорошие машины и качественный ремонт.

-  Не хватит бабла, но я попробую, - с этими словами  Володя уехал в направлении, о котором в городе стараются всуе не упоминать.

Белла не спала всю ночь. Окончание комендантского часа она встретила, сидя на скамейке в своем дворе. К шести утра подтянулась и Климовна. Судьба Эдика тоже была незавидна. Денег не было ни у Климовны, ни у родителей игромана.

Странно, но почему-то Белла больше жалела Костика. Кто он ей? Да никто. Чужой человек с чужими проблемами.  Даже удивительно...  Эдик, тот хоть вырос на ее глазах, мама, папа, детство, все такое... А поди ж ты, жаль почему-то больше Костика. Хотя тоже, черт знает что, а не парень… Привыкла она к нему. Вроде и толку от него ноль, а привыкла.

Белла не верила в успех, да и денег, вправду, было маловато. Говорили,  нужно не меньше пяти тысяч занести... И то, если повезет... В везение верилось слабо.

-Дааа, не фартовый малый, - такого же мнения был и Володя.- Документы надо было сделать, раз такие дела. Поздно ты... Да, ладно, авось...

Он вернулся вечером.  Ничего не говоря,  положил перед Беллой ее полторы тысячи долларов. 
Она подержала их в руках, зачем-то смяла и отправила в шкаф. Все ясно, чего уж тут... Но Володя  вдруг обмяк:

-Эх, Белка, Белка, плохо  думаешь... И не веришь ни во что... Нормально все с твоим пацаном будет.  У меня он. Сюда нельзя. Кто знает, что этому дураку Эдику в голову стукнет – одному в окопы отправляться не слишком хочется...

Не верить  Володе оснований у Беллы не было. Но деньги! Как?

Владимир не был болтуном, хотя шутки любил, особенно анекдоты про евреев и армян.  И в этот раз отшутился, отмолчался...

- Через неделю дам увидеться.  Пока сиди молча, а спросит кто, скажи, Миша, мол, выехал...

Климовне не сказали ничего. Вернее, сказали, что ничего не вышло. Мало ли что бабке в голову  взбредет или обида взыграет. Человек - существо коварное, а старуха – тем более.

«Дурак» Эдик вернулся через неделю. Врачебную комиссию он так и не прошел. Несмотря на то, что ему удалось договориться о сумме в восемь тысяч долларов, он был жестоко избит и выброшен из машины по дороге в областной военкомат.

… С августа Белла стала  частым гостем в мастерской Володи. Два раза в неделю она ездила к нему с большой тяжелой хозяйственной сумкой.

- Ты гляди…  Кому война, а кому любовь до гроба! – подшучивал над Беллой и Володей сторож дядя Вася. 

Она поднималась на второй этаж мастерской, расставляла нехитрую посуду, выкладывала продукты и накрывала на стол. Они молча обедали втроем, боясь спугнуть ту благодарную тишину, которая установилась между ними с приходом сентября.


.... Осень в Одессе – время тягучее. Огненной жары уже нет, но погода стоит прекрасная. Свежее утро. Яркий, но спокойный полдень. Теплое море и белое солнце над ним. Кораблей вот только  нет. Раньше много было, сейчас никого. Чайки, здоровенные, прожорливые, бьются в истерике, видя, как пляжные собаки на лету ловят угощение. А вдали синее море. Огромное синее море, которое кто-то по ошибке назвал «черным».