Глава 21. Бревно

Служба приближалась к концу.
Осень вовсю показывала свой характер.
Мерзкие моросящие дожди, пронизывающий холодный ветер, облетевшая листва, пожухлая трава…

На нашу миниждстанцию прибыл вагон с лесом.
Никакой станции, конечно, не было. Был разъезд длиной метров 50, в который загоняли прибывшие для разгрузки вагоны. Загрузки не было никогда. Нечем было грузить, да и нечего.
Разгружать было чем - солдатскими руками. А загружать никак.

Дело в том, что сбросить что-то из вагона или с платформы на землю ещё можно, поставив в ряд десяток бойцов. А поднять это же руками - не получилось бы. Сил бы не хватило.

Хотя, в тот злосчастный дождливый день, всё случилось наоборот.

На разгрузку вагона с лесом отправили мой взвод.
16 человек в чёрных танковых комбинезонах понуро выдвинулись к назначенному месту под мелким, но густым дождём.

Прибыв на разъезд, мы оценили объем работ и условия выполнения поставленной задачи.

Ни одно, ни другое нас не порадовало.

Вагон был стандартным, железным, открытым сверху.
В него были заложены огромные брёвна, которые были по длине, практически,  равны длине самого вагона.
Выгружать их нужно было перекатыванием через верхний край вагона.

У грузовых вагонов открывались и боковые стенки. Но в нашем случае воспользоваться ими не было никакой возможности, потому, что створки открывались во внутрь вагона, а там впритык лежали брёвна.

Мы уже изрядно промокли и я приказал всему взводу лезть в вагон. Быстрее начнём, быстрее закончим!

Верхние брёвна мы выгружали достаточно быстро.
Распределившись по длине бревна, по моей команде, взвод на одном выдохе накатывал бревно на край вагона и оно с грохотом летело вниз.

Даже было интересно. Мы шутили и подбадривали друг друга в процессе работы.

Но, по мере того, как уменьшалось количество брёвен, увеличивалась высота на которую их нужно было поднимать.

Тут ещё и начала сказываться усталость. Всё-таки брёвна были тяжёлыми. Мокрая древесина начинала скользить в руках, брёвна проворачивались и у держать их становилось всё труднее.

Наконец, мы добрались почти до самого дна вагона, где лежал огромный толстый ствол старого дерева, он был у одной стенки вагона и ствол поменьше у другой.

Подступиться к большому бревну было очень трудно. Если его накатывать на малое бревно, то не хватало места со стороны стенки вагона. А если поднимать прямо по стенке, то не хватало роста, чтобы перекинуть его через край.

Мы задумались, дрожа от холода и усталости.
Решение пришло неожиданно. Недалеко от вагона валялись старые деревянные шпалы.

Мы затащили в вагон несколько штук и поставили их под углом к стенке, под которой лежало бревно поменьше.
Идея заключалась в том, чтобы накатить большое бревно на шпалы, по ним, как по направляющим, дотолкать бревно до противоположной стены, а потом всем вместе стать на меньшее бревно, как на ступеньку и, подняв большое бревно на руках, перевалить его через край вагона.

Кое как установили и закрепили шпалы.
Титаническими усилиями отодвинули большое бревно от стены так, чтобы можно было поставить в пространство между бревном и стенкой вагона ноги.

Мышцы сводило судорогой от холода и молочной кислоты. Это был последний рывок и можно было возвращаться в часть, где была сухая одежда и ужин.

Бойцы тяжело дышали, еле ворочая конечностями.
Сложность была ещё в том, что почти все танкисты были низкого роста. Их отбирали так ещё в учебке.

Выделялся ростом я и Башкирин.
Я потому, что попал в танковые войска случайно, а Башкирин - потому, что просто не повезло.

Я понимал, что нельзя было позволить личному составу расслабиться. Не выполненная задача не решала наших проблем.

Вернись мы в часть и доложи, что недоразгрузили вагон, нас бы тут же отправили назад заканчивать разгрузку.
В армии всё делалось именно так.

- А ну подобрали сопли! - громко и грозно прикрикнул я на бойцов.
- Последний рывок! - и я первым встал посередине бревна и наклонился, просунув руки под мокрую кору.

Все танкисты в нашей роте были четвёртого призыва или иначе - «деды».  Переложить работу было не на кого. «Духов» и «фазанов» тоже разнесли по отдельным ротам, что, по замыслу вышестоящего начальства, должно было искоренить дедовщину в подразделениях, как таковую.

Пятнадцать дедов, выстроившись по правую и левую руку от меня, изготовились накатывать проклятое бревно на шпалы.

Я уже сорвал голос, командуя этой чёртовой разгрузкой на ветру и под дождем.

Темнело рано и в вагоне мы уже еле различали друг друга. Только на фоне тёмного неба сверкал верхний край вагона. На него попадал свет от единственного фонаря, висевшего на столбе посередине разъезда.

- На счёт три! - скорее просипел, чем прокричал я.

Бойцы напряглись.
- С полной отдачей! - вещал я склонившимся спинам.
- Если не рванём, второй раз не будет сил! Слышите «траки»?!!! Собрались, сволочи!!! Нас никто никогда не жалел, нечего и начинать!!!

Я вводил в кураж себя и старался завести бойцов.

- Раз! Два! Три! - последний счёт подхватили все, стоявшие в низком старте танкисты.

Одновременно выдохнув это «три», мы рванули бревно вверх.
Ноги заскользили бы на мокром железе, если бы за нашей спиной не было стенки вагона.

Она очень помогла.
Мы не только упирались в неё  ногами, но и на старте, дружно воткнули в стенку вагона  свои задницы.

Крик вырвался из груди от напряжения. Ткань комбинезона не давала коре провернуться на рукавах.
Бревно дрогнуло и поползло вверх.

У меня прорезался голос!
- И-иии, раз! - громко командовал я, руководя ритмом рывков, обеспечивающих движение ствола по наклонным шпалам.

Наконец мы дотянули бревно до уровня груди. Спины выпрямились и мы, как штангисты, взявшие штангу на грудь, получили возможность на секундную паузу, перевести дух.

Нам осталась самая малость, вытолкнуть бревно на верхний край вагона, одновременно став на меньшее бревно под ногами.

- Правую ног на бревно внизу! - скомандовал я, - На счёт три - рывком вперёд и вверх! Считаем все вместе!

- Раз! - бойцы кивали в такт командам головами, - Два! - все напряглись, как сжатые пружины, - Три!!!

Мы рванулись вперёд и вверх.
Посыл был замечательным. И мы подняли бревно над головой на вытянутых руках. Но перевалить бревно через край не смогли.

Отчасти бревно балансировало на краю вагона, отчасти на наших вытянутых руках.

Долго так продолжаться не могло. Руки немели, в головах зарождалась страх.

Если мы упустим бревно на себя, то нас придавит всех как кильки в банке.

Дрогнет кто-то один и паника накроет всех сразу.

- Стоять!!! - я кричал со всей злостью, на которую был способен.
И тут один боец бросил бревно и с воплем заметался по вагону.

- Стоять!!! - я кричал, как в мегафон.
- На счёт три! Вместе!!!

Моя злость передалась взводу.
Мечущийся, скулящий боец, проявленной слабостью  вызывал отвращение и ненависть.

Все понимали, что альтернативой братской могилки под вонючим бревном может быть только концентрация воли и совместный рывок к спасительному краю стенки вагона.

- Раз!!! - команда слилась в единый выдох как при залпе.
- Два!!! - мы набрали полные лёгкие воздуха.
- Три!!! - толчок был слабым, почти невидимым.

Танкисты в отчаянии стали на носочки…
Но этого усилия хватило, чтобы, качнувшись, бревно рухнуло на ту сторону вагона.

Мы не слышали грохота упавшего дерева.
В ушах ещё звенело «три».

Мы не опустились на дно вагона.
Мы рухнули вниз не в силах шевелиться.

Глаза закрылись сами собой. Мокрые комбинезоны парили, так мы разогрелись в эти последние минуты.

Дождь уже не был противным, скорее от был приятным, лаская сведенные диким напряжением скулы.

Мы лежали и тут кто-то засмеялся. Кто засмеялся не было видно, но через секунду мы хохотали все. Мы корчились на дне вагона, хватаясь за животы и смеялись.

Это безумие продолжалось несколько минут.
Нас стало отпускать.

Последнее бревно, на которое мы опирались, удалось вытолкнуть через боковую створку вагона. Место позволило образовать щель.

Опять начал пробивать холод и мы попросились на минутку зайти погреться в будку станционного смотрителя. Точнее смотрительницы. Пожилая женщина без разговоров открыла двери и запустила всю нашу мокрую толпу в тесное помещение.

В будке было тепло. Жарко горела печь, потрескивая дровами. Мы садились прямо на пол, грязные, в щепках и с кусками грязи на сапогах.

Набились плотно, как могли и дружно отключились.
Неимоверная усталость разогретая теплом и тишиной, лишила нас способности соображать. Мы все заснули.
Блаженное тепло от печки, перемешанные тела  с запрокинутыми к потолку головами и дружное посапывание являло собой законченную картину выполнения поставленной задачи.

Пожилая смотрительница, сидела у окошка на широкой деревянной табуретке и глядя на солдатиков вытирала кончиком повязанного на голову платка, слёзы.

И не беда, что солдатики нанесли столько грязи, затоптали все полы и запачкали мокрыми комбинезонами стены. Она всё потом вычистит, вымоет и уберет.

Лишь бы деточки, отдохнули горемычные. Вишь, как намаялись, родимые.

Пережитая ситуация по-настоящему сплотила взвод.
Все очень гордились собой, своей стойкостью, выдержкой,  сплоченностью.

Возможно, первый раз, за всё время службы, танкистам представилась возможность проявить и почувствовать, что такое друг, товарищество, верность.



В части о разгрузке никому ничего не рассказывали. Не рассказывали и о проявившем слабость бойце. Только больше из нашего взвода с ним никто не общался.

Особенно сложно было его экипажу.  Танкисты брезгливо отворачивались от него, демонстрируя свое отвращение.

А рота не понимала, за что так игнорят бойца.