Нефть и любовь -20. Красные слезы рябины

 
Глава двадцатая

Мы прилетели из лета в осень. Деревья пожелтели, трава пожухла. Некошеный луг перед нашим домом выглядел заброшенным. В теплице висели последние маленькие и скрюченные огурцы.  Розы на арках отцветали и засыхали. Свежими выглядели только маленькие кустовые астры.
Я косил луг. Галя работала в теплице, собирала последние огурцы, готовила теплицу к зиме. Работы предстояло много. Собрать черную рябину, которая огрузла на ветках ягодами и прогибалась к земле. Рябина собиралась не вся, а так чтобы оставить ягод на зиму птичкам. Собирались растопить баню. Воду еще в центральном водопроводе не отключили и бочки под водостоками стояли полные воды.
За это время мы посадили у дома рябину и черемуху. Оба деревца подрастали.
Осень – это время для сбора остатков плодов, наведение порядка в садах и на огородах, это время подведение итогов жизни и прожитого года. Это печальное время года, когда сверху на тебя выливаются потоки ослабленного солнца и по небу начинают гулять серые тяжелые облака. Когда начинается период дождей и нужно выбирать время для работы на воздухе.
Я покосил луг и собирался убрать косилку.
- Валера, ты все, закончил? – спросила Галина.
- Закончил.
- Покоси перед забором у дороги. Там все заросло, - сказала она.
Я задумался над тем, что она сказала.
- Обязательно помой, как следует, косилку потом. Выброси сорняки из ведра. Я тут надергала. И воду нужно вылить из бочек.
- Подожди-подожди, - торопливо попросил я и засмеялся. – Тебе нужно не одного мужа, а нескольких. Я один не успеваю. Привыкла на работе команды раздавать подчиненным. Давай расставим приоритеты.
- Сначала выброси из ведра сорняки. Потом покоси перед домом.
- Мне еще баню затопить надо.
- Баню потом.
Когда я пошел косить траву перед забором, на своем участке у ворот появился сосед.
- Здравствуйте, Александр Георгиевич. Как дела? 
- Ты знаешь, чего мой внук Сашка учудил?
- Чего?
- Уехал по контракту работать в Китай на два года. Китайцы наших лучших специалистов по самолетному оборудованию перекупают.
- А где ваши хорваты?
- Вчера он приезжал с дочкой, покосил и уехал.
У них перед забором всегда трава была идеально выкошена. Мы перед забором посадили шиповник и высокие ирисы. Летом это за сеткой рабица выглядело, как живая изгородь. К осени все зарастало травой, что без покосов, ухода приобретало вид беспорядка.
 Я принялся косить траву с отцветшими ирисами и садовничьими ножницами обрезать кусты шиповника.
Помыв после покоса косилку, выполнил задания жены, затопил баньку. Иногда мы делали так. Я затапливал баню. И мы шли на озеро купаться в прохладной воде. Затем немного продрогшие сразу заходили в баню и парились. На этот раз дел было так много, что на озеро сходить искупаться не хватало времени. 
Я топил баню и слушал малейшие проявления жизни.  Мне нравилось сидеть в бане и слушать, как в печке пощелкивают и потрескивают  дрова. Шорохи от моего малейшего движения. К вечеру на садовых участках наступала уникальная тишина. Смолкали косилки, пилы, топоры, возгласы и разговоры. Дачники уходили в дома. Баня топилась, и из парилки тянуло парком. Иногда я вставал, заходил в парилку, чтобы посмотреть на градусник. В этот раз он показал восемьдесят градусов. Это означало, что через полчаса он покажет девяносто градусов и можно будет начинать париться. Пришло время звать Галю париться. Чай для бани всегда заваривала она.
- Галя, пора в баню, - позвал я.
- Иду, - коротко ответила она.
Я вошел в баню и проверил закипевший чайник.
- У нас веники есть? – спросила Галя, появившись в дверях бани.
- Есть, - ответил я.
- Ты их запарил?
Я кивнул на тазик с запаренными вениками.
- Иди, парься, я сейчас приду, - сказала она и снова вышла из бани.
Я разделся, вошел в парилку и залез на верхнюю полку. Отдаваясь пару, я ждал, когда распарятся все мои косточки. Пар с жаром проникал в меня и расслаблял до лени, призывая к полной неподвижности, неге и немоте. Скоро пришла она.
- Ой, как хорошо! Еще поддай парку.
- Сейчас.
Я вышел из парной, налил в ковшик кипятка, накапал в него из пузырька экстракта эвкалипта, вернулся и плеснул на камни в печке. Пар с запахом эвкалипта разошелся по парной. Мы лежали и вдыхали его. Обычно в парной проходили задушевные разговоры. В этот раз мы молчали. Наверно, соскучились по бане.
- Теперь бы веником пройтись по телу, - сказала Галя.
Я принес тазик с запаренным веником и стал жену нежно  похлестывать по ногам, бедрам и спине. Сначала слегка, потом сильнее и еще сильнее.
- Подожди, перевернусь, - попросила Галя, приподнялась и перевернулась с живота на спину. 
Я прошелся веником по ее груди, животу и ногам.
- Теперь сделай мне скраб, - попросила она.
Я стал мягким распаренным веником, как полотенцем, протирать ей тело. Когда она сказала, хватит, я перешел на себя и стал париться, хлестать себя веником по бокам, животу и спине. Затем переходим к следующим процедурам. Подержу немного веник над паром от камней. На венике, поднятым над камнями, листья березы пропитываются паром, который оседает на них с  водой. Веник утяжеляется.  Стоит потрясти его над горячими каменьями, как образовавшаяся на листьях вода капает с веников на камни. Они падают, шипят, над камнями снова поднимается пар, который с запахом березы расходится по парной. И тогда я снова   охаживаю Галю и  себя веником или вениками, если запариваю два, хлещу по спине, по бокам и по ногам.  Напитавшись, как следует паром, успокаиваемся. Я ложусь на верхнюю полку и замираю. 
 
Чистые, распаренные, только что рожденные после бани двигаемся по чистому воздуху дорожкой к дому.
Дома Галя готовит ужин. Я сижу за столом и смотрю телевизор. Мы ужинаем, смотрим телевизор и ложимся спать.
В эту ночь за долгое время, за несколько лет, мне приснилась мама. Она обижалась на меня из-за Гали так, что не приходила раньше ко мне даже во сне. И если снилась, то так, что я не мог понять, кто мне снится, она или Галя. Они как-то стали для меня чем-то одним. Иногда во сне снилась мама, но вдруг в какой-то момент я понимал, что это не мама, а Галя. Одна словно пряталась в другой, занимая место рядом со мной. И вот на этот раз мама приснилась мне отчетливо, ясно. Мы жили с ней вместе и по ее улыбке и тому, как она себя со мной вела, я понял, что она будет жить со мной еще долго, спокойно и счастливо. Это ощущение длительного счастья и стало моим главным разочарованием, когда я проснулся. Все уже было не так. Раньше я был счастлив с мамой. Теперь я счастлив с женой. Между мамой и Галей я обладал призрачным счастьем, которое то появлялось, то от меня ускользало. Счастье - это величина не постоянная. Вот оно есть и, кажется, никуда не денется. И вот его нет. Это то, что сейчас есть, а завтра  может не быть. Оно приходит и проходит. Это как вода, которую ты на короткое время удержал в ладонях. Пока ты ее крепко держишь в ладонях, она там. Но стоит тебе немного ослабить пальцы, вода утечет. И счастье также, пока ты его не будешь держать при себе, делая все, чтобы оно осталось, то оно будет с тобой. Но стоит тебе немного отвлечься, ослабить хватку, и оно исчезает, как вода из ладоней. Конечно, может наступить и другое счастье, но для этого нужно снова напрячься, сконцентрироваться, крепко сжать пальцы и сдвинуть ладони.  Я жил с мамой счастливо. Мне казалось, что я был счастлив с первой женой, я был счастлив из-за сына, который у меня родился. Теперь у меня нет мамы, нет первой жены и сына. И я счастлив с женщиной, которую очень добивался и которая стала моей женой.   
Меня и мать окружали женщины: тетя Люда, тетя, Настя, тетя Тоня, тетя Таня Золотарева, Татьяна Михайловна, Евдокия Давыдовна. Я им так и не смог ничем отплатить за их соседскую доброту и заботу. Но больше всего меня беспокоила  вина перед матерью, прежде всего перед ней. Когда-то я не знал, что человек, который обо мне заботится это моя мать. Для меня этот человек был одним все заполняющим, огромным миром. Позже я узнал, что это мать. Когда меня спрашивали в детстве: «Кто она? Какая она из себя твоя мать?» Я отыскал ее глазами и говорил: «Да вон она!»  И только годы спустя я мог рассказать о ней как о человеке, со своим характером и внешностью. И все в ней было понятно и дорого.  Длинные волосы до самого пояса, которые она по утрам старательно расчесывала, прибирала назад с лица и носила на затылке в гладком массивном  пучке. Открытый лоб. Круглое лицо с румянцем на миловидных щеках. Брови арочками. Глаза темно-карие, глубокие, бездонные, чувственные, полные янтарной теплоты - самыми красивыми у нее были именно глаза, которые иногда казались темно-вишневыми. Губы тонкие, мягкие. Она была красивой женщиной, но не сознавала этого и не пользовалась этим, как женщины, которым жить тяжело и которые надеются на тех, кто мог появиться рядом. Щепетильная, переживающая, эмоционально, интуитивно одаренная. Ум и разные глубины его ей компенсировала смекалка, смышленость. Это она научила меня любить женщину, как таковую, проявляя заботу, беспокойство и милосердие. Никогда не думал, что останусь виноватым перед ней. Не понимал, как это можно остаться виноватым, когда, казалось, достаточно признать вину, попросить прощения и постараться загладить, искупить вину, пока есть возможность. Оказалось, что этого недостаточно. И приходится жить с чувством вины, каяться и просить прощение не перед матерью, а перед свечей и иконой, которые ее заменяют. Я метался между двумя женщинами. Только теперь моя мать была на месте ее свекрови, матери мужа, и вела себя непримиримо, а моя женщина оказалась на месте той девушки, являвшейся моей матерью, которая входила в чужую семью и не могла войти. Все в жизни повторяется. Я уходил на работу, не зная, как мне поступить, а мать оставалась одна на постели в болезнях, горе непонимания и выла от обиды, от бессилия, от страха потерять сына так, что соседи  спрашивали ее, что случилось. Она успокаивалась, вытирала слезы и говорила, что все в порядке. И перед Галей я тоже виноват, потому что бросил ее когда-то и вернулся потом во искупление вины, и буду виноват еще больше, потому что всю вину осознают позже, когда жизнь вывернется так, что старая вина обновится, станет выпуклой и очевидной, перекликаясь с событиями нового дня.  Сейчас мне еще  кажется, что все можно исправить каждодневной жизнью и старанием.  Но и этого может оказаться недостаточно.
Первый раз я  встретил Галю, когда мой начальник послал меня в другой отдел за какими-то документами.  Они сидели на отдалении в большом ангаре с испытательными стендами. Я случайно зашел в соседний отдел. Высунулся за перегородку и спросил: «Кто здесь Галина Леонидовна?» - «Я…» - ответила милая невысокая не то девушка, не то женщина. -  Что вы хотели?» - «Меня послали  забрать у вас бумаги. Сказали, вы знаете какие». - «Подождите минутку, - сказала она, - у нас оперативка». И продолжила разговор с сотрудниками голосом приятным, мягким, каким говорят милые люди с учениками, которые являются милыми людьми. Ее слушали очень внимательно. Мне показалось это забавным, так как ничего начальственного в этой молодой особе не наблюдалось. Я стоял, положив руки на перегородку и положив подбородок на руки, разглядывал собравшихся для оперативки людей, слушал, о чем она говорит им, и не мог понять женщина она или девушка. При достаточной женственности в ней имелся какой-то девичий задор. И мне хотелось сказать: «Да бросьте вы ерундой заниматься. Дайте мне документы, и я пойду».  Через некоторое время она закончила и попросила рослого парня из ее отдела найти и отдать мне обещанные документы, что тот быстро и четко выполнил. Спустя несколько дней я увидел ее перед заводом. Она шла к проходной, а я домой на обед. Она шла по протоптанной заснеженной тропинке и мельком взглянула на меня маленькими чувственными глазками.  Тогда я ее увидел в брюках, и мне показалось, что она похожа на Чарли Чаплина. И это  вызывало улыбку. В ней сочеталось что-то привлекательное и комичное так же, как у человека   удивительная женственность, субтильность может сочетаться со строгой деловитостью и энергичностью. Вот все это меня позже и подкупило. Годы спустя, я спрашивал себя почему, из-за чего я так все перевернул в своей жизни. И понял: из-за ее милой наивности, деловой принципиальности и из-за того, что она, являясь женщиной, по сути, оставалась дерзкой девчонкой. Она покоряла желанием довести  начатое дело до конца даже, если в этом не было особенной нужды. Проявляя редкую дисциплинированность, целенаправленность в работе и преданность делу, она могла себе что-то позволить не в ущерб намеченному. И, сбегая ко мне с работы, она по- мальчишески махала мне рукой и говорила: «Я удрала». Понимая, что намеченное по работе достигнет, что отработает, если понадобится по ночам. Она не допускала жалости к себе и сочувствия в неприятностях, преодолевая все сама. За самое сложное бралась исключительно сама и нагружала себя работой больше, чем других. Она не хотела, чтобы кто-то вошел в ее положение и понял ее трудности, когда они возникали; работала до последней возможности, потом внезапно исчезала, пропадала в никуда. И через день или два звонила из больницы и говорила начальству или тому, кто ее замещал, что находится в больнице и появится тогда-то и тогда-то. До сих пор эта озорная девчонка так и осталась в ней. Может быть, она немного повзрослела. Хотя до сих пор не хочет уступать мне ни в плавании, ни пробежках на лыжах – ни в чем и хочет быть первой везде и всегда, абсолютно не являясь тщеславной.  Она все хотела делать по-своему и принципиально настаивала на своем, пока ее не убедят в обратном. Она подчинялась начальству, но с подчиненными часто была нежно и предельно бескомпромиссной.
Утро вступало в свои права.
Мы сели с ней завтракать. Галя поставила на стол порезанный сыр, колбасу, плошку творога. И последнее, что она сделала – это поставила порезанную поджаренную яичница, которую разложила по тарелкам. После сна и дум о матери, я теперь думал о ней и о том, как у нас с Галей все произошло.
- Что с тобой? – спросила она. – О чем ты думаешь?
- Обо всем, - задумчиво сказал я, не желая ее посвящать в свои путанные мысли.
- Ты какой-то грустный.
- Может быть… - неопределенно и задумчиво сказал я.
- Кушай, - сказала она.
Я взял вилку и принялся есть яичницу, все также размышляя о жизни.   
- Вот смотрю я на тебя и не знаю, что я в тебе такого нашла, - сказала неожиданно Галя.
- Я тоже не знаю, что я в тебе такого нашел, - сказал я и открыто посмотрел на нее.
- Худой, высокий, симпатичный. Казалось бы, душа компании. Но потом вдруг становишься задумчивый, грустный. Какие вопросы тебя мучают?
- Иногда для того, чтобы ответить на какие-то вопросы в жизни, может  понадобиться целая жизнь.
- Скажи мне… Сколько раз ты хотел от меня уйти? – спросила она.
- Не знаю… Последний раз точно хотел уйти, когда мы из-за стройматериалов поссорились. Мысль об этом мелькнула и улетела. Тогда ты хотела купить дорогие панели, а я предлагал купить другие, дешевые и не менее качественные.
- Я тогда решила, что не буду с тобой спорить, и предоставлю  тебе все решать самому.
- И правильно сделала. У нас бы точно денег не хватило на строительство дома.
- Тогда мы старались доказать друг другу, что другой неправ и должен во всем подчиниться.
- Одно время действительно так было. Но я не считаю, что кто-то один должен подчиняться другому. Это все по компетенциям. Один в чем одном лучше разбирается, другой лучше разбирается в другом. Я же не говорю тебе, как писать программы или как руководить отделом. Ты умеешь руководить программистами. Это твой коллектив.  Это я понимаю. Но… У тебя свой стиль жизни, свой метод работы, у меня свой. И они должны как-то сочетаться. 
 - Спасибо тебе.
 - За что?
- За то, что не ушел.
- Я бы и не ушел.
-Почему?
- Помнишь, я тебе рассказывал притчу.
 - Какую?
 - Жила-была одна пара, мужчина и женщина, которые жили тело в тело. Когда тела у них постарели и стали истрачиваться, им нечем стало жить. И жила другая пара, которые жили душа в душу. Их тела за время жизни постарели, высохли, стали маленькими, морщенными. Но они продолжали жить душа в душу.
- Помню. 
- Но, чтобы жить душа в душу, нужно, чтобы человек находился рядом. Иногда мне хочется просто взять твою руку, посадить рядом и посидеть так без всякой спешки и суеты. 
- Мне тоже тебя не хватает, - сказала она. 
- Любовь нельзя бросать. Ее нужно воспитывать и пестовать. Она должна подпитываться новыми соками.
- Интересно, кто-нибудь сейчас целуется под нашей рябиной?
- Не знаю, может быть. У каждой пары должно быть свое дерево любви, должна быть своя рябина и своя Рябиновка. 
- Хорошо, что у нас есть своя рябина, - сказала она. – И своя Рябиновка.
- Да, - согласился я.
- Знаешь, та рябина, которую мы посадили, она прижилась. Маленький росточек дал новые веточки. И она вырастет и станет такой же, как наша  рябина.
- Я знаю и за ней тоже сморю. И за черемухой смотрю. Давно мы с тобой не навещали нашу рябину.
- Давай сегодня заедем. И на кладбище к твоим заедем и к рябине.
- Хорошо, заедем…

Мы собирались домой. Галя упаковывала сумки с провизией. Я выносил упакованные сумки на улицу и укладывал в машину. Кошек на этот раз мы не стали брать, и они остались дома. С дачи мы еще собирались заехать на рынок.
Сначала решили заехать к рябине. Надо было проехать по дачному поселку «Рябиновка», проехать лес, через всю расстраивающуюся Рябиновку, которая преображалась в городок, и остановиться недалеко от перекрестка поблизости от прежнего Галиного дома.   

В этот раз рябина нас удивила. Мы подъехали к проезду к бывшему дому Гали, вышли из машины и очарованные остановились.  Нам казалось, что мы попали в то самое время, когда рябина буйно плодоносила и под тяжестью ягод, которые огрузли ее ветви, со всех сторон опускала их до самой земли. Все было точно также как тогда. Большие красные ягоды круглились, сверкали на ветвях и радовали глаза. Мы посмотрели друг на друга и наши глаза заблестели.
- Ты помнишь… Все так, как тогда…
- Да, помню, сказал я. – Только вот здесь перед рябиной стоял знак «Въезд запрещен». Большой красный круг с белым прямоугольником посредине. Этот знак у автомобилистов называется «кирпич». Проезд к твоему дому был запрещен. Я часто стоял  под рябиной и ждал, когда ты пройдешь мимо. Увидев тебя, я тихо звал тебя к себе. И ты кралась, перешагивала  через кустарник  и заходила под ветви рябины, которые точно также свисали до самой земли и скрывали нас от всех вокруг.
- Я тогда словно с ума сошла. Все время думала о тебе. Искала тебя, чтобы увидеть или поговорить. Приходила к вам на стенд, придумывая поводы. Нам ничего было нельзя. Твоя мама была против. Я чувствовала себя связанной и не хотела причинить ей боль.
- А помнишь, как я купил бутылку ряженки и бежал из магазина к тебе на платформу, чтобы успеть к твоей электричке?  Бутылка хлюпала в сумке, а я бежал слушал хлюпанья и перепрыгивал лужи.
- Нет, не помню.
- Ты сказала, что любишь пить на ночь ряженку и забыла ее купить. Тогда я сбегал в магазин, купил ряженку и побежал, стараясь успеть к твоей электричке. Я примчался, когда она уже приближалась к платформе. Но ты мне не обрадовалась. Глаза у тебя были в другом месте. О бутылке с ряженкой ты просто забыла.
 - Я уже была дома в Рябиновке, где меня ждала дочка Александра.  Я не хотела, чтобы дочка меня долго ждала… А помнишь, как ты шел на работу, а я тебя позвала и утянула в подъезд дома, который ты проходил. Мне важно было увидеть тебя, прикоснуться, побыть рядом.
- А наше гнездышко в пожарной комнате, где мы иногда встречались во время работы или в обед. Помнишь?
- Помню.      
Мы стояли оба почти плакали. Но слезы стояли у нас в глазах и не катились на щеки, как будто ждали сигнала. Стоило мне сморгнуть, как они точно потекли бы по щекам. Но я не позволял себе этого сделать.
- Я хотел твоего тела. Но больше всего хотел твою душу. Поэтому я добивался твоей души через тело. Желание обладать тобой было сильнее меня самого.
- Я это чувствовала. Поэтому ты меня и добился. Женщине очень важно знать, что ее страстно желают и хотят.
- Любовь мужчины к женщине это то волшебство, которое касается только двоих. Никто не сможет правильно понять все, что между ними происходит.
- Ты добился меня, и когда я тебя полюбила, как в первый раз, предал. Да… Ты предал меня.
- Да, но и ты предала меня.
- Я не знала, как мне жить дальше.
- Я обещал матери, что наши с тобой отношения прекратятся.
- Я столько раз собиралась тебя бросить. И не смогла.
- Я попросил тебя сделать паузу в наших отношениях. Чтобы потом все возобновить.
- Помнишь, как я поймала тебя на пути к работе и предложила пойти со мной на квартиру. У меня появился ключ, который мне достался с большим трудом. Я показывала тебе его и просила пойти со мной.
- Я не мог никуда идти, потому что у меня на руках умирала мать.
- Мы зашли в какой-то подъезд, и я просила тебя все же пойти со мной. Ты говорил, что не можешь.
- Потому что я обещал матери, что оставлю тебя. Я не мог оставить, бросить  ее, больную и умирающую. Не мог. Она без меня не смогла бы прожить и дня. Она лежала со сломанной шейкой бедра. И у нее снова поднялась температура. Я не знал, как мне поступить. Я должен был для нее что-то сделать и думал только об этом.
- Ты ушел из подъезда без меня. Ты бросил меня. А я осталась одна и плакала навзрыд. Я хотела броситься под машину. Какой-то дяденька меня успокаивал. Я не знаю, как не бросилась под машину. Тот человек в подъезде меня спас. Я ушла от него в неизвестность, во мглу незнания. И тогда появился тот, другой… Я не знала, как мне жить. Он ухаживал за мной. Решал мои проблемы, окружал вниманием. Я знаю, ты меня за это ненавидишь.
- Нет, было бы хуже, если бы ты бросилась под машину. Он тебя спас, и я ему благодарен. Я себе все объяснил и не сержусь за то, что ты принадлежала другому. После я хотел в этой жизни обойтись без тебя.  Но у меня ничего не получилось.
- Это Мая? Ты о ней говоришь?
- Да, она была молода, красива, но у нее был молодой человек. Я вклинился между ними и хотел своего счастья. Она начала метаться между нами. Ему она все обещала. А я пришел, как новая надежда на счастье. Я поздно понял, что не должен был этого делать и отошел. Понял тогда, когда она кричала на меня в истерике, чтобы я больше не приходил в магазин. И в то же время она ждала меня при входе, что-то резала на прилавке и все время смотрела на вход в магазин. И когда я вошел, она вздрогнула, заметалась.   
- Ты знаешь, я ведь ходила в тот магазин. И спрашивала у продавщиц, где мне ее можно найти?
- Зачем ты ее искала?
- Чтобы сказать ей спасибо за то, что она оставила мне тебя.
- Ты ее видела?
- Нет, она уволилась из магазина прежде.
-  Она звонила мне. Я ей дал свой телефон. Но я не брал трубку. Потому что на чужом несчастье своего счастья не построишь.
- Это правда.
- Мы оба не смогли и не хотели этого.
- Хорошо, что я развелась с мужем. Он женился и теперь живет в другой женщиной. У него другая семья. Так, как он меня никто не любил и не полюбит.  Когда мы с тобой поссоримся, я думаю о том, что должна была сохранить семью и жить с мужем. Потом, когда мы миримся, я об этом даже не вспоминаю.  Мы живем и живем очень счастливо.
Я в задумчивости сунул руку в карман своей куртки и неожиданно вынул оттуда записку.  Я сразу узнал Галин почерк. Такую записку я не помнил. Эта записка пролежала в моем кармане должно быть полгода . Я прочитал написанное на ней:

             «Будь всегда такой добрый и ласковый!
    Тебе идет!!!      Я».

- Что там? – спросила Галина, заглядывая  мне через руку.
Я пытался припомнить, когда она ее написала.
- Я совершенно не помню этой записки. Когда ты ее мне написала?
Галя взяла записку и перевернула ее. На обратной стороне стояло число и время. Она всегда в записках ставила число и время. 
- Это когда у нас все стало хорошо, - сказала она.  - В конце весны.   
Я задумался, припоминая то время. 
- Прошло время, все успокоилось и счастье нас настигло. Оно само нас нашло. Теперь у нас есть общее прошлое.
- Да, у нас есть общее прошлое, - согласилась Галя.
-  Оно не хорошее и не плохое. Оно такое, какое есть. И у нас есть общее настоящее, которое я бы назвал просто счастьем.
- Ты счастлив? – спросила она.
- Да. А ты?
- И я тоже. Только я не знаю, как мне это сказать, как выразить. Как ты считаешь, что такое счастье?
-  Счастье - это когда вы можете дополнять друг друга до полного. Я бы даже сказал иначе. Для счастья нужно научиться дополнять друг друга до полного в главном и второстепенном, в большом и малом, в горе и радости -  во всем, везде и всегда. Кроме того, каждый мужчина и женщина должны выработать свою формулу счастья и доказывать ее своей жизнью.
- Да, это так, - сказала задумчиво Галя.
Мы никак не могли уехать от рябины, так она нас очаровала и опрокинула в то время, когда мы так по сумасшедшему были друг другу нужны.
- Нам надо ехать, - сказал я, поглядев на часы.
- Да, пора, - отозвалась она.
- Надо заехать на кладбище, навестить мать и Витю. 
- Поехали.
Мы сели в машину и поехали.
- Подожди, - попросила она.
- Что такое? – спросил я.
- Мы забыли попрощаться с рябиной.
Я остановил машину, сдал назад. Мы вышли и поклонились нашему дереву.
- Прости нас и прощай, - сказал я. – Мы скоро еще приедем.
- Мы будем к тебе приезжать.
После этого мы сели в машину и поехали на кладбище, где всегда убирались вместе. Галя убирала могилу матери и моего сына. Я помогал ей, выносил мусор, приносил песок для подсыпки и воду.
После уборки мы постояли, попросили прощения у них и поехали домой.   

Через несколько дней я написал стихотворение: «Рябина».
 
Рябина
 Снова плодами завесилась
И приглашаешь гостей.
Кружево красное ягодное
Ярких красивых огней.
Снова ты щедрая, трепетная.
Снова горишь на ветру.
Смелая, бесстыдно призывная
 Счастье зовешь на беду.
Праздник судеб, драгоценная,
Будем с тобой отмечать.
Рыжая осень, бесценная.
И ты – как цветная печать.
Ягодами раскинулась,
Так что рябит вокруг.
Как же много потеряно
И теперь не вернуть!
Ягоды наливаются
С вызовом падают вновь.
Люди их давят ногами
И появляется кровь –
Горькая и сладострастная –
Наша с тобою любовь.
Птицы ликуют и бесятся.
Сладкая горечь бодрит.
Чем же еще, родимая,
Жизнь нас с тобой удивит?
Падают красные ягоды,
Падают щедро, вновь
И под ногами сочится
Горькая наша любовь.
Красные слезы рябины
Греют зябнущий мир.
Кончились именины…
Но будет еще пир!

Конец.