БОИ И ДАЛИ 1

БОИ И ДАЛИ
Документальная повесть о Петре Петровиче Вершигоре



Чтоб рану гнойную видали
Те, кто пытались жить в тиши,
Ты вспомни все: бои и дали,
И кровью книгу напиши.
                С. Гудзенко. Из записных книжек (1941 г.)

Несколько дней партизанской жизни полнее происшествиями многих месяцев, проведенных в колоннах армии и на ее биваках. Эта жизнь переносит из одного положения в другое, с быстротою, не удивительною только в сновидениях. Каждый день приносит новые судьбы, призывает к усилиям против новых опасностей.
                Н. Неверовский «Поэзия партизанской войны» (1845 г.)


ОТ АВТОРА

Так сложилось, что интерес к личности Петра Петровича Вершигоры и к его книгам у меня проходит через всю жизнь. Много лет назад, в конце 1970-х, в мои руки случайно попал растрепанный том со штампом районной библиотеки. Мне было тогда лет десять и, как большинство мальчишек того времени, я запоем читал книги про войну, и эта была лишь одна из многих. Название книги «Люди с чистой совестью» мне тогда ничего не говорило, а вот непривычная фамилия автора – Вершигора – запомнилась.
Повесть я прочел тогда, что называется, взахлеб; правда, была там только первая часть, «Рейд за Днепр». Через какое-то время я нашел в библиотеке и прочел вторую часть книги, «Карпатский рейд», а потом, во время срочной службы в армии, случайно увидел в киевском книжном и с радостью приобрел повесть «Рейд на Сан и Вислу». В одной из тех книг увидел и фотографию автора: на меня смотрел бородатый человек с хитрым прищуром, немного похожий на Че Гевару.
С тех пор я начал собирать все сведения, которые так или иначе касались партизанского соединения Сидора Артемовича Ковпака и особенно его заместителя по разведке – Петра Петровича Вершигоры, «Бороды», как его называли друзья.
Спустя много лет, подбирая материалы для статьи по истории партизанства, неожиданно для себя я наткнулся на монографию П. П. Вершигоры «Военное творчество народных масс» и был приятно удивлен эрудицией и широким научным кругозором человека, которого до тех пор считал только талантливым писателем.
В 2006 году журнал «Братишка» напечатал мой небольшой очерк «Человек с чистой совестью». Уже после этого в периодической печати и в сети интернет появились новые интересные материалы, касающиеся и личности Петра Петровича Вершигоры, и его творческого наследия – в частности, интереснейшие документальные повести Юрия Михайловича Оклянского «Переодетый генерал» и «Безрукий поводырь» .
В конце 1940-х и в 1950-х годах в Советском Союзе имя Петра Петровича Вершигоры знали миллионы читателей. В наше время тоже достаточно набрать в поисковой строке слово «Вершигора», для того, чтобы получить несколько сотен ссылок на сайты, форумы и социальные сети, где упоминается это имя. И все же говорить о том, что об этом человеке известно все, тоже неверно: множество сведений рассеяны по мемуарам, художественным произведениям, архивным документам. Да и книги, написанные Петром Петровичем, читают сейчас немногие.
Хотя все творческое наследие Петра Петровича Вершигоры есть плоть от плоти уже не существующей ныне страны, там оно по ряду причин не было востребовано в полной мере.  Не востребовано оно и теперь – судить об этом можно уже потому, что в течение последних тридцати лет не была переиздана ни одна из его книг, ни художественных, ни военно-теоретических.
Конечно, для того, чтобы по-настоящему описать неординарную личность и яркий жизненный путь Петра Петровича Вершигоры лучше всего подошел бы жанр биографического романа, но, не имея писательского таланта, я выбрал жанр документального очерка, хотя и постарался не ограничиваться только сухим перечислением фактов биографии. Хочется надеяться, что когда-нибудь найдется хороший писатель, которого история жизни Вершигоры вдохновит на создание романа или повести.
Приступая к работе над этой книгой, я не предполагал подробно писать о взглядах Вершигоры на эволюцию партизанской войны, меня он в тот момент больше интересовал как человек и как писатель. Однако, в ходе работы над рукописью я вдруг отчетливо понял, что именно разработка теории партизанства была, по сути, основным содержанием творчества Вершигоры в последние годы жизни. Книги «Военное творчество народных масс», «Партизанские рейды» (совместно с В. А. Зеболовым), большая журнальная работа «Братья по оружию» должны были бы поставить имя П.П. Вершигоры в один ряд с такими отечественными классиками теории партизанства как Д. В. Давыдов, Ф. К. Гершельман, В. Н. Клембовский, М. Дробов, П. П. Каратыгин, но по ряду причин этого не произошло. Поэтому я взял на себя смелость во второй части книги достаточно подробно изложить взгляды Вершигоры на историю, теорию и практику партизанства, дополнив их современным материалом.
Насколько удалась у меня книга с такой странной структурой – судить читателю.
Кто-то из современных журналистов назвал фронтовиков Великой Отечественной «поколением, не оставившем долгов». Возможно, это и не совсем верно, ибо долги перед историей и потомками есть у любого поколения. У замечательного советского писателя Леонида Леонова в романе «Взятие Великошумска» есть слова о том, что «герой, выполняющий долг, не боится ничего на свете, кроме забвения. Но ему не страшно и оно, когда подвиг его перерастает размеры долга». Полагаю, что жизненный подвиг Петра Петровича Вершигоры перерос размеры долга перед народом и потому такой человек и его книги не заслуживают забвения.

ПРОЛОГ
…Морозной январской ночью 1944 года по глухой лесной дороге в сторону железнодорожной магистрали Ковель – Хелм двигалась большая колонна вооруженных людей. Частью на санях, частью на телегах, колонна шла быстро, но в лесу было тихо, только всхрапывали уставшие от долгого марша лошади да изредка раздавались приглушенные понукания ездовых. Если бы в этом ночном лесу вдруг оказался опытный наблюдатель, то он сразу бы отметил четкие и слаженные действия сотен людей. Да и сама организация колонны говорила о том, что перед нами боевое подразделение, возглавляемое опытным командиром: впереди прошла головная походная застава, затем, на некотором удалении, основная часть колонны – штаб, несколько пушек на конной тяге, десяток саней с ранеными, потом на рысях пролетел арьергард…
Но вот раздалось несколько негромких коротких команд, и колонна встала. К голове колонны подъехало несколько всадников. Один из них, невысокий коренастый человек с окладистой темной бородой и хитрыми, чуть прищуренными глазами, вынул из сумки карту и развернул ее на седле, осветив фонариком.
– Докладывай, начштаба.
– Если наши расчеты верны, то конная разведка уже должна быть на перегоне, – перегнулся с седла начальник штаба. – Голова нашей колонны уже входит в село.
– Добро. Кавэскадрону занять переезд!
Усатый командир конной разведки щеголевато козырнул и, рывком повернув коня, тут же канул в зимнюю ночь.
Начинался снегопад. Большие белые хлопья тихо падали на незамерзшую землю, и от этого тишина в ночном лесу казалась нереальной.
Бородатый командир явно нервничал и все чаще поглядывал на светящийся циферблат трофейных часов.
– Начштаба, заслоны выставили? Минеров придать ротам не забыли?
– Ушли в заслон две роты от второго батальона. Минеры приданы еще с вечера.
К группе командиров подлетел верховой связной:
– Товарищ командир, переезд захвачен! Охрана сдалась без выстрела!
Командир партизан облегченно вздохнул и привычным жестом погладил свою роскошную «верещагинскую» бороду.
– Колонна, шагом марш!
Одно за другим подразделения партизан пересекали железную дорогу через захваченный конниками переезд.
Минут через двадцать из-за леса послышался шум приближающегося поезда и сразу же вслед за этим – несколько гулких взрывов и шквал ружейно-пулеметного огня. Это заслон пустил под откос вражеский эшелон.
– Ускорить движение!
Ездовые нахлестывали лошадей, стремясь побыстрее проскочить переезд, над которым все чаще свистят пули: охрана эшелона уже опомнилась и вступила в бой.
Бородатый командир, засунув руки в карманы куртки, стоял на переезде, пропуская отряды своего партизанского соединения. Мимо него пролетали сани, телеги, верховые, скорым шагом проходили пешие бойцы.
«Получился бы хороший кадр для фильма про войну», – мелькнула мысль. Привычки довоенной профессии кинорежиссера накрепко засели в памяти и, случалось, вылезали в самые неожиданные моменты.
– Ну, кажется, всё, начштаба, форсировали мы очередную нашу «железку».
Командир привычно вскинул коренастое тело в седло.
– Давай, Вася, снимай заслоны, а арьергард пускай добивает немцев в эшелоне и догоняет нас.
Партизанские колонны уходили в ночь.
Командир партизан носил звание подполковника, звали его Петром Петровичем Вершигорой. За плечами у него было уже два с половиной года войны, за это время он успел побыть рядовым пехотинцем, фронтовым фотокорреспондентом, командиром армейской разведгруппы, а сейчас командовал уникальным подразделением, которое в официальных документах именовалось «в/ч 38729», но на самом деле было Первой украинской партизанской дивизией имени С. А. Ковпака, и дивизия эта только что вышла в свой шестой рейд по немецким тылам…



ЧАСТЬ 1
ЛИНИЯ ЖИЗНИ

Мы столько сделали в своей жизни, что хватит на века разбираться историкам, литераторам, психологам и пр. Пусть разбираются, если у них будет время и если они сами не наделают дел еще более острых, решительных, весьма масштабных...
                Вс. Вишневский. Из дневника 1940 г.

Есть писатели, вся жизнь которых заключена в созданных ими произведениях. Но есть и такие, у кого биография не исчерпывается только написанными книгами – она сама по себе значительна и интересна, сама по себе урок для современников и потомков. К последним принадлежит Петр Петрович Вершигора. Вся его насыщенная событиями и трудами жизнь – это готовый материал для романа о человеке деятельном и талантливом, много повидавшем, много пережившем и много сделавшем.
Из нашего двадцать первого века, эпохи воинствующего либерализма, фальшивых пандемий и расцвета цифровых технологий, нам уже плохо видны люди прежних эпох. Казалось бы, не так уж велик срок – не тысячелетия и даже не века отделяют нас от событий Великой Отечественной войны, но столько всего произошло с той поры, так сильно изменились люди, настолько другими глазами смотрит современный человек на окружающий мир, что с каждым годом становится труднее понимать и принимать мысли и поступки наших не таких уж далеких, по меркам истории, предков.
Перед нами жизненный путь только одного человека из того Поколения Победителей. Может быть, история его жизни даст нам возможность ощутить дух того великого и страшного времени, почувствовать неразрывную связь поколений.
*  *  *
Почти двести лет назад знаменитый поэт-партизан Денис Васильевич Давыдов, подводя итоги своих кавалерийских поисков в тылах наполеоновских войск осенью 1812 года, сформулировал качества, которыми должен обладать командир партизанского отряда: «Сие исполненное поэзии поприще требует романического воображения, страсти к приключениям и не довольствуется сухой, прозаической храбростью. Это строфа Байрона! Пусть тот, который, не страшась смерти, страшится ответственности, остаётся перед глазами начальников: немой исполнитель в рядах полезнее того ярого своевольца, который всегда за чертой обязанностей своих от избытка в предприимчивости; зато сей последний полезнее первого в деле, требующем тяжкого пожертвования репутации и будущности! Но один дух недостаточен. Прозорливость, строгость, бескорыстие, несуетливость, изворотливость в соображениях, сопряжённая с упрямством в достижении цели, — суть стихии партизана» .
Всеми перечисленными выше качествами в полной мере обладал Петр Петрович Вершигора. Это был человек удивительной и богатой на события судьбы: кинорежиссер, ставший успешным разведчиком; партизанский командир, проявивший себя талантливым писателем; вдумчивый военный историк, ставший серьезным теоретиком партизанской борьбы.
Вершигора начал войну рядовым в должности заместителя командира пехотного взвода, а закончил ее генерал-майором, командиром партизанской дивизии. Столь удивительная военная карьера могла, вероятно, произойти только с партизаном: регулярная армия даже в военное время довольно скупа на чины и награды. В автобиографии Вершигора со свойственной ему самоиронией писал: «Служебное положение мое было в таком порядке: помкомвзвода, комвзвода, комроты, комбат; затем, после ранения, начальник бригады фотокоров; затем разведчик Брянского фронта в тылу врага (по-простому – шпион); затем зам. командира партизанских отрядов Орловских отрядов по разведке; затем у Ковпака рядовой, командир 13 роты, помощник Ковпака по разведке, а после смерти С. В. Руднева и отозвания Ковпака на «Большую землю» (декабрь 43 года) – командир остатков ковпаковцев, из которых вновь сколотил партизанское соединение и назвал его 1 Украинской партизанской дивизией им. Ковпака и совершил с ней два рейда: в Польшу и в районы Западной Белоруссии...» .
Вершигора принадлежал к тому уникальному, ныне уже практически ушедшему от нас поколению, в жизни которого центральным и самым значимым событием стала Великая Отечественная война. Об этих людях замечательно точно написал в стихотворении «Мое поколение» поэт-фронтовик Семен Гудзенко:
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
Тот поймет эту правду, — она к нам в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.
Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат, –
это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.
…Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
С легкой руки журналистов мы сегодня называем этих людей «поколением победителей», хотя сами они себя так вряд ли бы назвали. Они не были ангелами во плоти, не были непогрешимыми «супергероями», напротив, они часто ошибались и часто грешили, как все люди во все времена, щедро проливали свою и чужую кровь, но зато сумели совершить почти невозможное – вырвать победу у сильнейшей на тот момент армии – армии, за которой стояла вся экономика завоеванной ею Европы, – а затем поднять из руин свою покалеченную войной страну, построить для своих детей спокойную, мирную страну и первыми выйти в космос.
Петр Петрович Вершигора – один из таких людей.
*  *  *
Петр Петрович Вершигора родился 3 (16 по старому стилю) мая 1905 года в селе Севериновка Тираспольского уезда Подольской губернии (сейчас это Каменский район Приднестровья).  Отец, Петр Кондратьевич, и мать, Вера Петровна, были сельскими учителями, учили местных ребятишек в церковно-приходской и земской школах. Отец умер, когда сыну едва исполнилось три года. Вера Петровна осталась вдовой, а на руках у нее, кроме, Петра, были еще пять малолетних племянников. Когда Пете исполнилось двенадцать лет, умерла и мать. Оставшись круглым сиротой, он пешком пошел на родину отца, к его родственникам, в деревню Севериновка.
Деревенскому парнишке пришлось с детства собственными руками зарабатывать себе на хлеб – сначала пас коров, потом работал грузчиком на мельнице. В шестнадцать лет поступил в профтехшколу, но через год началась эпидемия тифа и из-за болезни учебу пришлось бросить. Вернувшись в родное село, неожиданно для себя был избран председателем «комитета бедноты» и секретарем сельсовета.
Потом была действительная военная служба, на которую Петр пошел добровольцем. Правда, особых военных знаний будущий генерал не приобрел, поскольку его определили в музыкальную команду 151-го стрелкового полка 51-й Перекопской дивизии, где он изучил основы дирижёрского искусства и даже стал старшиной полковой музыкальной команды. Вскоре командир полка направил его в Одесский музыкально-драматический институт имени Бетховена.
Через три года полковой барабанщик сделался режиссером Вседонецкого театра рабочей молодежи.
После демобилизации Петр Петрович окончил отделение режиссуры Одесского музыкально-драматического института, работал режиссёром Вседонецкого театра рабочей молодёжи, Ижевского театра рабочей молодёжи, организовал передвижную труппу. Вершигора для более удобного и широкого обслуживания рабочих лесосплава поставил весь театр на большой плот. На плоту были устроены сцена с облегченными конструкциями, подсобные помещения и маленькие домики для актеров. Этот единственный в стране плавучий театр во время лесосплава бороздил воды Камы и Волги. Сцена была на плоту, а зрители смотрели спектакли с отлогого берега реки.
Затем, увлекшись новым искусством – кинематографией, Вершигора поступил в киноакадемию в Москве. В кино Вершигора видел безграничные возможности для художественного отображения жизни.
В 1938 году Вершигора закончил академию и возвратился на Киевскую киностудию. Здесь за два года начинающий режиссер успел сделать художественно-документальный фильм «Советская Молдавия» и несколько документальных короткометражек. Одновременно пробовал свои силы в литературе – написал повесть, несколько рассказов и пьесу. Кстати, пьеса была о молодых годах легендарного Григория Котовского, который со своим отрядом во время первой русской революции 1905 года партизанил на Украине. Может быть, для будущего партизанского командира это был некий знак?
Война застала Петра Петровича Вершигору на Киевской киностудии в должности режиссера. В «Людях с чистой совестью» он довольно иронично описал свое боевое крещение: «Это было в среду, 25 июня, в 9 часов утра. Самолеты шли бомбить авиазавод, находившийся недалеко от студии. Военные познания мои были очень невелики, и я не знал, что если бомбы отрываются от самолета над твоей головой, то тебе они уже не достанутся. А бомбы, предназначенные для авиазавода, сбрасывались гитлеровскими летчиками как раз над моей головой. По телефону, который был проведен к моей вышке, я прокричал на командный пункт какие-то торжественные слова, вроде: погибаю, мол, но не сдаюсь, – и упал лицом вниз, ожидая смерти» .
Вообще-то Вершигора считался «творчески ценным работником», а значит, имел право на бронь, освобождавшую от призыва. Но он от брони отказался, считая своим долгом быть на фронте, а не в тылу. Впрочем, в ту пору подобный поступок подвигом не считался, напротив, воспринимался как нечто само собой разумеющееся.
Боевой путь будущего партизанского генерала начался с курьеза. Командир полка, узнав, что по образованию Вершигора кинорежиссер, почему-то решил назначить его на должность интенданта. То, что киноакадемия имеет, мягко говоря, далекое отношение к хозяйственной деятельности, выяснилось уже через пару часов.  «Подполковник с хода дал мне задание получить селедку на весь полк. 82 грамма селедки полагалось на бойца, 985 бойцов имелось в наличии. Селедок я получил 688 штук. На досках мы разложили селедки. Передо мной, словно солдаты в строю, выстроились блестящие злые рыбины, а я стоял над ними и ломал себе голову, как разделить их по справедливости. …Словом, от должности начхоза я был немедленно отставлен» .
    – Ну, куда я тебя дену? – сокрушенно говорил командир полка, разводя руками. – Ты хоть действительную служил?
– Служил, барабанщиком, – мрачно ответил несостоявшийся интендант
Поломав голову над тем, куда пристроить бывшего «барабанщика» и «киношника», комполка назначил его помощником командира взвода.
…На рассвете 2 августа 1941 года 264-я стрелковая дивизия заняла оборону у села Степанцы. Батальон, где служил Вершигора, окопался на свекловичном поле возле дороги на Канев. А уже следующим утром, после мощной артиллерийской подготовки, немцы начали атаку. Не выдержав удара, красноармейцы стали отходить, а потом не выдержали и вовсе побежали. Командир взвода погиб одним из первых. На глазах у Вершигоры всего один немецкий автоматчик обратил в бегство целый взвод и стал азартно расстреливать бегущих солдат в спину.
«В бою бывают моменты, когда сознание уходит. Должен сказать, что и в последующих боях мне приходилось испытывать подобное состояние. Вот и в этот первый мой бой я не помню, что именно было со мной дальше. Только помню, что гитлеровский автоматчик лежал мертвый, а я стоял около него. Но и сейчас я не уверен до конца, что это я его убил. Опомнившись только тогда, когда немец стал трупом, я взял его автомат, мой первый трофей, догнал взвод и заставил людей подчиниться себе. Приказал им залечь, отстреливаться, затем по команде отходить, опять ложиться и опять стрелять» , – так описал Вершигора свои впечатления от первого боя.
В этом бою Петр Петрович усвоил истину, которую потом часто повторял бойцам: на войне нельзя показывать врагу свою спину. Солдат, показывающий противнику спину, вызывает у того уверенность в успехе и служит хорошей мишенью; даже отступать нужно лицом к врагу.
Бои на окраине села Степанцы становились все ожесточеннее – немцы старались прорваться вдоль дороги к переправам через Днепр. Во время этих боев Вершигоре пришлось последовательно стать командиром взвода, роты, а затем и возглавить свой сильно поредевший батальон. Командиры пехотных частей жарким летом 1941 года долго не жили…
Из кромешного ада непрерывных боев за Степанцы Петр Петрович вывел остатки батальона, не получив ни единой царапины – редкое везение для первых месяцев войны. Впрочем, едва он успел об этом подумать, как поблизости рванула шальная мина и осколок ударил в ногу.
К счастью, рана оказалась не опасной и вскоре зажила, зато сразу после выписки из госпиталя Вершигора попал в окружении: его отправили в роту резерва, а уже на третий день после этого немцы прорвали фронт. В окружении, правда, ему пришлось пробыть всего несколько дней, но и этот небольшой специфический опыт многому научил. 
За те четверо суток, что пришлось провести во вражеском тылу, Петр Петрович понял для себя, что из окружения выходить нужно быстро, а если перейти линию фронта невозможно, то следует оставаться там и переходить к партизанской войне. Как оказалось, окружение – не такая уж страшная вещь, только нужно воспринимать его как специфические условия борьбы. Кроме того, на захваченной врагом территории можно воевать так же успешно, как и на фронте.
В первый же день группа окруженцев во главе с Вершигорой нашла лошадей и смогла совершить верховой марш до шестидесяти километров. На рассвете следующего дня бойцы, уничтожив охрану, захватили грузовик, одели своего шофера в немецкую форму и покатили в сторону фронта, преодолев за день еще порядка ста километров и приблизившись почти вплотную к линии фронта. Напоследок им пришлось пробираться пешком и по-пластунски, обходя немецкие посты, пока, наконец, не вышли к Богодухову, где уже оказались среди своих. Все эти драматичные, а иногда и смешные приключения Вершигора спустя несколько лет красочно описал в документальной повести «Люди с чистой совестью».
Интересный штрих: после тяжелых боев под Степанцами Вершигоре было почему-то присвоено звание интенданта 2-го ранга. Очевидно, армейские кадровики не решились сразу давать командирское звание сугубо штатскому человеку, который боем батальона управлять может, но ни военного образования, ни звания не имеет, зато имеются у него «в активе» два гражданских высших образования – вот и решили пойти на компромисс.
В политуправлении 40-й армии, куда Вершигора попал после выхода из окружения, в отличие от первого командира полка, учли его два высших образования и опыт работы в кино, направив руководить бригадой фронтовых фотокорреспондентов. Фото и киносъемка были важной работой: сохранившиеся кадры позволяют нам сегодня увидеть войну глазами солдат, воевавших на ней. Страсть к фотографии осталась у Петра Петровича и позднее, даже позднее, уже находясь в немецком тылу, он не расставался с фотоаппаратом, стараясь запечатлеть для истории лица бойцов и командиров, самые яркие эпизоды их боевой работы. Кстати, первое издание документальной повести «Люди с чистой совестью» было проиллюстрировано фотоснимками, сделанными автором книги.
Понятно, что понюхавший уже пороху солдат принял новое назначение без особого энтузиазма, однако уже вскоре понял, что «шастая» (его любимое выражение) по передовой и заезжая в штабы, тоже можно пройти большую и очень важную боевую стажировку.
И все же после нескольких месяцев такой работы Петр Петрович все чаще стал всерьез задумываться над тем, где его настоящее место на этой войне. А потом, как бы сама собой, пришла мысль: «Вот бы к партизанам!».
Понятия «партизаны» и «разведка» всегда шли рядом, тем более что Вершигора знал: заброской в немецкий тыл занимается разведывательный отдел штаба фронта. Туда он и направился. 
Нужно сказать, что первое знакомство с разведкой у Петра Петровича состоялось еще в период боев под Степанцами и было весьма примечательным. Остатки батальона, которым он командовал, отвели тогда на короткий отдых в ближний тыл. Впрочем, отдых оказался недолгим: немцы нащупали штаб дивизии и стали его активно бомбить. Именно во время бомбежки Вершигора обратил внимание на странную фигуру – женщину в ярко красном платье: лежа среди растоптанных грядок в огороде, она делала какие-то странные движения, словно корчилась от боли. Когда налет закончился женщина в красном платье медленно вышла из огорода, на сельской площади к ней подошел красноармеец с винтовкой, они о чем-то пошептались и разошлись. Что-то в этой сцене показалось неестественным, и только присмотревшись, комбат увидел, что у «женщины» сполз парик и из-под него виден мужской стриженый затылок.
Вершигора вскинул винтовку, но «красноармеец», только что шептавшийся со странной особой, подскочил к нему и ударом под локоть сбил оружие. На выстрел подбежали бойцы и скрутили «красноармейца», оказавшегося немецким разведчиком, радистом. Он вызывал авиацию, а его напарник в ярко-красном платье условными движениями корректировал удары бомбардировщиков.
Этот случай запомнился Петру Петровичу надолго, он с этого момента стал остро интересоваться разведкой во всех ее формах.
…В разведотделе Брянского фронта к инициативе фотокорреспондента неожиданно отнеслись вполне серьезно и вскоре вызвали для беседы. Видимо, результаты собеседования оказались положительными, поскольку вскоре Вершигора был откомандирован для прохождения ускоренной спецподготовки перед заброской во вражеский тыл.
Специальная подготовка в разгар войны была ограничена всего тремя неделями. Со свойственным ему юмором Петр Петрович вспоминал об этой учебе: «В эти дни летчик-инструктор парашютного дела, майор Юсупов, тренировал нас по парашютным прыжкам. К первой лекции мы подготовились как заправские студенты. У каждого в руках была объемистая тетрадь и карандаш для записи лекций. Майор Юсупов развернул перед нами на большом длинном столе парашют и сказал с сильным татарским акцентом:
– Вот это есть автоматический десантный парашют. Этот парашют все делает сам. От тебя требуется одно: чтобы кальсоны остались чистыми. Не надо ничего дергать. Все парашют сам делает…
Теоретическая часть лекции на этом была закончена» .
В напарники себе Вершигора на удивление всем выбрал двадцатилетнего Володю Зеболова, еще в юности в результате несчастного случая потерявшего кисти обеих рук. К началу войны Володя был студентом Московского юридического института и, учитывая инвалидность, мобилизации, естественно, не подлежал, однако же сумел правдами и неправдами добиться направления в разведшколу. Майор Вершигора сразу оценил упорный характер и неординарные способности безрукого парня, а к его инвалидности отнесся не только без опаски, а даже совсем наоборот: «В тылу противника эти культи могут послужить парню вместо пропуска!». Зеболов в самом деле оказался прекрасным разведчиком, а отсутствие рук стало для него хорошим прикрытием в боевой работе.
Один из тех военных разведчиков, которые готовили Вершигору к заброске в тыл врага, позднее вспоминал, что заниматься с ним было одновременно легко и тяжело: легко, потому что он многое понимал с полуслова, а тяжело – потому что самому инструктору приходилось держаться на уровне, достойном такого ученика .
Майор Вершигора в нарушение всех правил секретности еще во время подготовки начал вести регулярные записи – он задумал написать книгу о войне. Книга должна была называться «Записки разведчика». Обстоятельства не позволили отдельным записям превратиться в рукопись, поскольку бывший кинооператор был переброшен на один из аэродромов брянских партизанских отрядов как начальник войсковой разведки, а через несколько дней на парашютах были заброшены и его радисты.
Итак, желание Петра Петровича сбылось: 13 июня 1942 года он сам, разведчик Владимир Зеболов и радистка Аня Лаврухина (Аня Маленькая – так ее называет Петр Петрович в своей книге) были заброшены в район юго-западнее Невли, который на тот момент полностью контролировался советскими партизанами. Перед разведывательной группой были поставлены следующие задачи: информировать штаб Брянского фронта о передвижениях войск противника через брянский железнодорожный узел, а также постараться вскрыть дислокацию немецких войск и установить их численность в районе действия группы.
Боевая деятельность разведывательной группы Вершигоры началась в партизанском крае, находившемся между Орловщиной и Брянщиной. Эта «Малая земля» располагалась на территории длиной около ста километров и шириной километров в семьдесят. Болотистая и потому труднопроходимая местность находилась под контролем нескольких десятков партизанских отрядов и отдельных групп, поэтому здесь не только была восстановлена советская власть, но и сама жизнь местного населения мало чем отличалась от привычной довоенной.
Такие партизанские края в то время выполняли двойную роль. С одной стороны, для местных отрядов это была земля, которую немцы так и не смогли захватить, здесь в относительной безопасности жило местное население, и поэтому некоторые местные командиры основной своей задачей считали глухую оборону от немцев и полицаев. Другие отряды, ушедшие со своих баз от ударов карателей или вернувшиеся из дальних боевых рейдов, могли тут немного отдохнуть, принять самолеты с «Большой земли», отправить в советский тыл своих раненых и пополнить запасы боеприпасов и взрывчатки.
Брянский партизанский край охватывал огромную территорию – 180 километров с севера на юг и около 60 с запада на восток. Здесь находилось около четырехсот сел и деревень с населением почти двести тысяч человек. Десятки местных партизанских отрядов и отрядов самообороны насчитывали до 25 тысяч бойцов. На вооружении этой партизанской армии имелось и тяжелое вооружение – 4 танка КВ, 10 танков Т-34, 2 танкетки, 5 бронеавтомобилей, 136 минометов, 81 артиллерийское орудие.
Едва оказавшись в немецком тылу, «майор Лезвие» – такова была выбранная Петром Петровичем кличка – развил бурную деятельность: выброшенные следом за ним две группы разведчиков были отправлены для наблюдения за перевозками на главных участках железной дороги в районе Брянска, а сам он принялся, по его выражению, «шастать» по партизанским отрядам – майор хотел как можно полнее ознакомиться со спецификой «малой войны» и наладить деловые контакты.
Тем временем от разосланных по окрестностям разведчиков сведения поступали в огромных количествах. И здесь сразу же проявились удивительные способности Вершигоры как разведчика-аналитика. Ежедневно Петру Петровичу доносили о количестве эшелонов противника, проходящих через Брянск на восток, о количестве воинских эшелонов, задерживающихся на станции, о том, сколько составов уходит из Брянска на Орел, а сколько – на Льгов, о численности вражеских гарнизонов. Из огромного вороха стекающихся к нему самых разнообразных сведений он по крупице отбирал самые ценные и нужные, умело их анализировал, а затем передавал в штаб Брянского фронта.
Несмотря на свое «пиджачное образование» и гражданское прошлое, Вершигора ясно увидел, насколько важную роль играет разведка в обеспечении боевой деятельности партизан: «Но при всех формах партизанской борьбы разведка — главное. Даже не для того, чтобы убить врага, подсечь его под корень, но просто, чтобы подойти к нему, чтобы его увидеть, а затем узнать, даже чтобы спрятаться от него, и то не обойтись без разведки», – писал он позднее. 
Петр Евсеевич Брайко вспоминал, что лично его в Вершигоре особенно поражало умение увидеть в добытых сведениях о противнике то главное, первостепенное, как бы подразумевающееся разведчиками. В обыкновенном на первый взгляд факте он нередко угадывал целый комплекс мероприятий вражеского командования.
Еще там, на Брянщине, Петр Петрович заметил, что партизанская разведка в целом ведется довольно непрофессионально и бессистемно. Поэтому «майор Лезвие» стал разъезжать на своем одноконном возке по многочисленным брянским партизанским отрядам, инструктируя командиров по линии разведки, собирая и анализируя полезную информацию. «Как пчела, перелетающая с цветка на цветок, собирает нектар, превращая его в мед, так и Вершигора, умевший мгновенно подмечать, анализировать и обобщать факты, объезжал отряд за отрядом и из огромного вороха многообразных сведений отбирал по крупице самые ценные, самые нужные данные, необходимые для Брянского фронта» .
Например, командир одного из отрядов жаловался на недостаток своих людей для того, чтобы можно было уничтожить скотобойню в пригороде Брянска:
– Понимаешь, майор, зло берет! Фрицы забирают у колхозников коров и режут их на этой скотобойне! Каждый день двадцать шесть штук идет под нож!
Сначала Вершигора, слушая бесхитростные сетования партизана, только посмеивался, но потом задумался: «Если известно, что каждый день немцы забивают именно двадцать шесть коров, то зная суточные нормы мяса в немецкой армии, нетрудно рассчитать и примерную численность городского гарнизона!».
И все же «майор Лезвие» был недоволен. Несмотря на то, что основной обязанностью его разведгруппы было наблюдение и сбор информации, сам он всей душой желал активно участвовать в боевых действиях. Невыносимо было сидеть возле узловой станции и считать количество прошедших через нее эшелонов со снарядами и танками, прекрасно сознавая, что уже через несколько дней эти снаряды и танки будут убивать наших солдат. Поэтому при первой же возможности он вместе с несколькими партизанскими разведчиками разработал операцию по уничтожению железнодорожного узла Брянск-2.
Несколько минеров подорвали железнодорожные пути с обеих сторон от станции, тем самым «заперев» на ней несколько эшелонов с живой силой и боеприпасами. Вершигора отправил в штаб фронта радиограмму с координатами цели и требованием авиации. Реакции не было. Следом за первой полетела вторая шифровка. Немцы тем временем уже начали восстановительные работы. Ответа снова не последовало. Тогда Вершигора махнул рукой на непременную в армии субординацию и послал радиограмму, состоявшую из таких крепких выражений, что не заметить ее в штабе фронта просто не смогли: уже через три часа больше трех десятков советских бомбардировщиков нанесли мощный удар по узловой станции.
Налет оказался настолько удачным, что движение через железнодорожный узел было парализовано на несколько суток, в ходе бомбежки было уничтожено не менее полутора тысяч солдат и офицеров противника, множество техники и боеприпасов. Через три дня Вершигора получил от своего непосредственного начальства выговор за грубость, а еще через несколько дней от имени командующего фронтом Рокоссовского последовало награждение его орденом Красного знамени.
Из наградного листа, датированного 13 августа 1942 года: «Т. [товарищ] Вершигора выброшен в тыл противника 14.6.42 г. За это время им проведена исключительно важная работа по организации агентурной разведки. Организовано 6 действующих разведывательных точек. Подобрал, обучил и постоянно действуют в различных направлениях 18 разведчиков. Руководит 3-мя радиофицированными точками.
Благодаря упорной и самоотверженной работе, часто связанной с риском для жизни, тов. Вершигора организовал так работу, что командование ежедневно получает ценные данные о противнике.
По данным т. Вершигоры наша авиация неоднократно успешно бомбила скопление войск в эшелонах и базы пр-ка [противника].
В условиях полицейского режима т. Вершигора отлично организует добывание разведданных.
В настоящий момент находится в тылу пр-ка [противника] и выполняет новые задания разведывательного характера» .
*  *  *
К 1942 году партизанское соединение под командованием Сидора Артемьевича Ковпака было уже очень хорошо известно не только советским партизанам, но и оккупантам. «Vorsicht, Kolpak!» (Внимание, Ковпак!) – такие таблички развешивали немцы на наиболее опасных для них направлениях.
Председатель Путивльского горисполкома Ковпак организовал свой партизанский отряд еще в сентябре 1941 года. Отряд обосновался в Спадщанском лесу в Путивльском районе. С самых первых дней во вражеском тылу Сидор Артемьевич проявил себя талантливым и дальновидным командиром, отличным знатоком тактики партизанской борьбы. В его командирских действиях хорошо просматривается глубокое и всестороннее знание складывающейся боевой обстановки, продуманность принимаемых решений, дальний расчет на расширение и усиление партизанской борьбы во вражеском тылу. Большую роль сыграл большой боевой опыт Сидора Артемьевича – в годы Первой мировой войны он служил в пластунском батальоне, выполнявшем в то время задачи пешей разведки, во время гражданской войны воевал в дивизии Чапаева, а затем гонялся за махновскими бандами по степям Украины.
Вторым человеком, командовавшим этим рейдовым партизанским формированием, был Семен Васильевич Руднев. Кадровый военный, прошедший к тому же подготовку в партизанской спецшколе в начале 1930-х годов, кристально честный во всех отношениях, он был после Ковпака самым авторитетным человеком среди бойцов. Образованный и сдержанный Руднев отлично дополнял порывистого и эмоционального Ковпака.
В книгах советского времени Ковпака и Руднева иногда сравнивали с Чапаевым и Фурмановым, хотя сравнение это было неудачным: в отличие от киношного Чапаева Сидор Артемьевич был партийцем с многолетним стажем и отлично знал, за какой он Интернационал – «за второй аль за третий?», а Руднев, в свою очередь, был профессиональным военным, и ему не нужно было объяснять с помощью курительной трубки и вареной картошки, где в бою должен находиться командир.
Как и многие партизанские командиры первого года войны, Ковпак начинал с маленького, плохо вооруженного отряда. Командовал он им первое время тоже исключительно в меру своих сил и способностей. Однако уже через несколько месяцев после начала партизанской борьбы в тылу врага Ковпак начал думать над тем, как воевать дальше. Он анализировал и делал свои выводы.
В то время на оккупированных территориях было немало мелких партизанских отрядов, которые отсиживались в глухих лесах и болотах, старались без необходимости не тревожить немцев, чтобы не навлечь наезда карателей в свои села и искренне полагали, что ни на что большее они не способны по малолюдству и слабости вооружения. О таких партизанах Ковпак отозвался так: «При такой тактике борьба с гитлеровцами носит пассивный характер, она подчинена случаю, исключается возможность приобретения достаточного боевого опыта, полностью теряется инициатива в проведении боевых действий, понижается дисциплина, отряды численно не растут, сил у них для серьезных операций недостает, они не чувствуют себя хозяевами на своей советской земле и вынуждены прятаться от врага» . В соответствии с этим Ковпак сделал вывод о необходимости кардинально изменить характер партизанской борьбы: «В нашем же Путивльском объединенном отряде начала вырабатываться совершенно иная тактика – тактика активных нападений на вражеские подразделения на дорогах, на гарнизоны в окрестных селах. Другими словами, мы стараемся постоянно держать инициативу в своих руках и бить оккупантов там, где меньше всего они ожидают» .
Пройдя рейдом по северной части Сумской, южным районам Курской и Орловской областей, отряд Ковпака и Руднева, громя по пути вражеские гарнизоны, вернулся к Путивлю. Командиры убедились в том, что тактика крупного партизанского формирования должна строиться на его высокой маневренности, а также на взаимодействии с местными боевыми группами, которые должны быть подчинены единому командованию. Направляя и координируя действия отрядов и партизанских групп соседних районов, Путивльский отряд получил возможность проводить серьезные операции и в то же время оставаться достаточно небольшим и маневренным. Помимо этого, появилась хорошая оперативная база в Хинельских лесах, а в случае необходимости отряд мог уйти от преследования противника в Брянские леса. Иначе говоря, отряд Ковпака-Руднева все больше становился рейдирующим партизанским соединением.
В.А. Войцехович, один из командиров соединения, занес в свой дневник слова Ковпака о партизанской тактике. Основы партизанской тактики, говорил Сидор Артемьевич, это, прежде всего, внезапность, отличное знание врага, смелость, изобретательность, высокая дисциплина и отменная выучка бойцов и командиров. Это основа основ, залог успехов партизан. Тактические приёмы не могут повторяться. Каждый бой, каждая операция должна иметь своё лицо. Повторение — это штамп, шаблон, который приводит к поражению.
Как правило, враг всегда сильнее партизан, поэтому им необходимо быть умнее. В каждом бое, в каждой операции сталкиваются два замысла, две воли — своя и врага. Чья разведка, чей штаб работает чётче, давая командиру своевременную информацию, и чем лучше будет воплощать в жизнь решение командира, тот и победит.
В качестве примера Ковпак часто приводил бой в феврале 1942 года. Противник бросил против партизан уже не отдельные подразделения, а части и соединения оккупационной армии. Противник имел явное превосходство в живой силе и вооружении: против пятисот бойцов, половина которых была без оружия, выступали регулярные войска, отлично снаряжённые и обученные.
Подготовка к бою началась с парада в Дубовичах, в день 24-летия Красной Армии. На митинге перед парадом Ковпак поздравил бойцов и население, специальной упомянув при этом десантников, парашютисты, миномётчиков, пулемётчиков, кавалеристов и артиллеристов. А потом мимо импровизированной трибуны пошли «войска». Одну пушку партизаны, меняя коней, возили раз пять мимо трибуны. Информация об этом удивительном параде во вражеском тылу быстро дошла до противника и тот поверил во все эти рода войск, что якобы действовали в партизанских отрядах. Неделю партизаны водили за собой врага, маневрировали по всему району, делая большие переходы. Они были везде и нигде. Враг никак не мог найти ускользающий отряд, а в то же время партизаны, устраивая засады, всё время держали его в напряжении, деморализуя его солдат. Только в самом конце февраля Ковпак дал себя «окружить» в селе Весёлом, и на рассвете 28 февраля разгорелся жестокий бой. Незначительное количество бойцов, конечно, не смогло бы сдержать натиск врага, поэтому партизаны установили на сани всё своё тяжёлое вооружение – станковые пулемёты, миномёт и, маневрируя этими своеобразными тачанками, отбили все атаки врага. В результате такого манёвра партизаны своим огнём положили солдат противника на снег и держали так до ночи при тридцатиградусном морозе. Ночью партизанский отряд незаметно вышел из боя, а немецкие солдаты, захватив село, сразу кинулись по домам, ища тепла, и на рассвете попали под бомбовый удар собственной авиации, которую сами же с вечера вызвали на помощь .
Ковпак был человеком неординарным и часто сложным в общении. Однако самолюбие его как партизанского командира в некоторых случаях было оправдано, особенно в тех случаях, когда это касалось вопросов принципиальных... Так, в конце декабря 1943 года в Пинских болотах и Плесье собралось большое количество партизанских соединений и отдельных отрядов. Ковпак считал необходимым объединить партизанские формирования, создать на их основе единый партизанский корпус и бросить его вперед, на Сарны, Ковель и Луцк, а вслед за ним ввести в образовавшийся прорыв крупные соединения Красной Армии. Это было мнение опытного партизанского командира. О том, что произошло, когда на совещании некий «профессиональный военный» попытался объяснить Ковпаку теорию военной стратегии, вспоминал командир 2-го Молдавского партизанского соединения Яков Шкрябач: «Нас позвали обедать. За столом сидел незнакомый мне приехавший от Бегмы полковник. Сидор Артемьевич представил меня: «Оце наш сусид Шкрябач». Полковник молча подал мне руку, но не назвал себя.
Во время обеда Ковпак изложил свой план продвижения крупных войсковых сил в Полесье, а также рассказал о задуманном им объединении всех партизанских отрядов.
Некоторое время все молчали, а потом посыпались вопросы, касавшиеся главным образом деталей. Ковпак охотно принялся за разъяснения и собирался развернуть карту, как вдруг заговорил полковник.
— Эта идея, Сидор Артемьевич, — полунебрежно заметил он, — на первый взгляд сулит большой стратегический успех. Но она совсем не продумана, фактически невыполнима и, как мне кажется, не годится…
— Чому ж вона не годытся? — спросил Ковпак.
— Трудно мне вам, Сидор Артемьевич, это объяснить, — вздохнул полковник. — Существует целая наука по этому вопросу, и тем, кто не изучал её, все кажется чересчур простым и ясным…
— Так выходит я, по-твоему, дурак в военном деле? — поднял Ковпак глаза на полковника. — То есть, я не понимаю тактику?..
— Да что вы, Сидор Артемьевич?.. Я имел в виду то, что вы не изучали всех тонкостей военной науки, и задачи такого масштаба вам просто не по плечу… Это же крупный стратегический план!.. — примирительно, но с достоинством знатока проговорил полковник.
Ковпак вышел из себя. Он встал, упёрся кулаками в стол.
— Вон!.. Шоб и духу твоего тут не було!.. Ишь ты! Вин закинчив академию, а всю войну просыдив за тысячу километрив в штабе!.. Мы воювалы, а вин — бачь — якусь учену стратегию строив!
— Да что вы, Сидор Артемьевич!.. Я же ничего не сказал обидного. Я только напомнил, что стратегия — весьма сложное дело!.. — извивался полковник.
— Войцехович! Павловский! Выпровадьте его!.. Чуете?.. Снарядите отделение из кавэскадрона и перебросьте через линию фронта сего стратега, — совсем рассердился Ковпак. — Вин мене учить приихав, колы война закинчуется!.. А ну, швидко!.. Через пивгодыны щоб його тут не було!
Полковник встал и вышел. Через полчаса он был отправлен, а через два дня благополучно сдан под расписку командованию Красной Армии.
Сидор Артемьевич дал в Москву радиограмму, в которой изложил план перехода войск и объединения партизанских отрядов. Через день пришел ответ: «Идея заслуживает одобрения, изучается главным командованием».
Вскоре крупные войсковые соединения Красной Армии по железной дороге Овруч — Сарны вышли к Сарнам, а затем, форсировав реки Случь и Горынь, подошли к Луцку, угрожая с фланга Львову и группировке противника, державшейся у Шепетовки — Ровно.
Партизанским соединениям Бегмы, Сабурова, Жукова и другим было дано указание двигаться на запад, за реки Горынь и Случь, взаимодействуя с частями Красной Армии» .
Конечно же такая яркая и колоритная личность, настоящий партизанский «батька», не могла не вызвать острого интереса у Вершигоры и потому их знакомство стало только вопросом времени.
…В августе 1942 года партизанское соединение С. А. Ковпака после двухмесячного рейда по Сумской области с боем прорвалось в Брянский партизанский край. Ковпаковцы расположились на отдых в гостеприимных густых брянских лесах. Именно в эти дни из штаба брянских партизан на конной повозке приехал Вершигора – «на смотрины», как он выразился.
Сам Петр Петрович так описывал первые впечатления от встречи с легендарным партизанским командиром: «Старик походил на эконома, который объезжает свое хозяйство… Затем, только увидев меня, он протянул руку, назвал свою фамилию и сказал:
– Бумажку сховай, тут вона не потрибна.
Комиссар стоял у дерева и оценивающим взглядом наблюдал за нами. Я сразу увидел, что тут надо держать ухо востро, и понял, что действительно бумажки тут ни к чему. Я начал было разговор о цели своего приезда. Ковпак перебил вопросом:
 – А покормили тебя?   
Я сказал, что не голоден, и в ответ услышал:
– А то не наше дило. Наше дило погодувать!» .
Стиль жизни кочующего партизанского соединения сразу понравился Вершигоре. «Бумажка не нужна», – сказал ему Ковпак. Это означало, что здесь, на «малой земле», человек проверяется своими делами и своими поступками. Другой проверки партизаны не знали.
Через несколько лет по этому поводу Вершигора напишет: «Как узнать, как понять, как расшифровать души их? Как отделить честное, боевое, может, глубоко заблудившееся, но раскаявшееся, от враждебного, предательского, чужого?..
Вот стоит перед тобой человек, которого ты видишь впервые. И нужно решить ясно и бесповоротно. И без проволочек. Либо принять в отряд, либо... А в руках никаких документов, справок, а если и есть они, так веры им мало. Как решать? Может быть, перед тобой будущий Герой Советского Союза, а может, ты впускаешь за пазуху змею, которая смертельно ужалит тебя и твоих товарищей. Тут не скажешь: придите завтра; не напишешь резолюцию, которая гласит: удовлетворить по мере возможности; не сошлешься на вышестоящее начальство. Чем руководствоваться? Глаза — зеркало души человека. Вот так, смотришь ему в душу — и решаешь, что же за человек перед тобой. А затем даешь смертельное задание, бросаешь в бой. Выдержит человек суровый экзамен войны, останется жив — первый рубикон пройден, живи, борись, показывай нам дальше, кто ты есть. Погибнет — вечная ему слава. Сорвешься — не пеняй на нас: нам не до сантиментов. Вот норма, суровая, не всегда справедливая, но единственная».
Петр Евсеевич Брайко, в то время помощник начальника штаба партизанского соединения по разведке, вспоминал потом, что в новом знакомце ему как-то сразу все понравилось: и плотная, коренастая фигура, и темная борода лопаточкой, и манера лукаво щуриться, и мягкий, спокойный голос. Несмотря на то, что суровый опыт партизанской жизни заставлял к каждому новому человеку относиться с крайней осторожностью, Петр Петрович сумел сразу же расположить к себе молодого лейтенанта. Более того, он произвел на Брайко впечатление опытного разведчика, поэтому тот, узнав через некоторое время, что Вершигора в партизанах всего пару месяцев, имеет «глубоко пиджачное» образование и военную форму надел меньше года назад, долго не мог в это поверить.
Первым делом Вершигора поинтересовался, трудно ли организовать ведение разведки во время партизанского рейда. Действительно, партизанский отряд, базирующийся в одной местности, во всех ближайших городках и селах обычно имел своих людей, которые могли не только снабжать партизанское командование ценной информацией, но при необходимости и достать надежные документы для передвижения по оккупированной территории. В то же время рейдирующий отряд, действующий без постоянной базы, такой возможности чаще всего не имел.
 Знаменитый партизан 1812 года Денис Васильевич Давыдов когда-то писал о себе: «Я всегда уверен был, что в ремесле нашем тот выполняет долг свой, который переступает за черту свою, не равняется духом, как плечами, в шеренге с товарищами, на все напрашивается и ни от чего не отказывается» . Вот так и «майор Лезвие» почувствовал, что его место – не в штабе брянских партизан, а среди постоянно находящихся в движении ковпаковцев, тем более что условия рейда представлялись ему крайне привлекательными для ведения разведки. Штаб фронта удовлетворил просьбу Вершигоры. Тогда, не теряя времени, он уселся в свой орловский возок и покатил к Ковпаку, размышляя о том, как бы ему «уломать» Сидора Артемьевича, чтобы взял его с собой. 
Майор с ходу «взял быка за рога». Подойдя к Ковпаку и Рудневу, комиссару партизанского соединения, он взял под козырек и коротко доложил:
– Ну, диду, принимай меня в свою партизанскую академию!
Ковпак отреагировал по-своему. Покосившись на комиссара, он ответил:
– Дило твое. Тильки смотри, нэ обижайся потом. – И красноречиво помахал перед носом у Вершигоры своей знаменитой плеткой, с которой никогда не расставался.
Упрашивать Ковпака и Руднева не пришлось: оба партизанских командира были настоящими энтузиастами «малой войны» и потому могли по достоинству оценить такие качества своего нового соратника как находчивость, чувство юмора, редкую способность к вдумчивому анализу, а главное – искреннее желание ответственно и хорошо делать свою боевую работу.
Через несколько дней в расположение лесного лагеря ковпаковцев прибыли два десятка автоматчиков в полевой форме, с финками и гранатами на ремнях. Особую зависть партизан вызывали их «инструментики» – новенькие автоматы ППШ, которых тогда во всем соединении было всего несколько штук. Это были люди майора Вершигоры.
Так в соединении появилась новая оперативная группа – номер тринадцать. Когда кто-то из партизан в шутку обратил внимание на несчастливый номер, Вершигора спокойно ответил:
– Для меня число тринадцать – самое удачное. На фронт я ушел тринадцатого июля сорок первого года, в тыл к немцам забросили тринадцатого июня нынешнего, сорок второго, года. И к вам в соединение я пришел тринадцатого сентября. Так что чувствую, что и эта чертова дюжина будет везучей.
Как настоящий разведчик, Петр Петрович в приметы не верил.
     23 октября 1942 года по решению штаба Брянского фронта зафронтовая резидентура, возглавляемая интендантом 2-го ранга Вершигорой, была присоединена к соединению партизанских отрядов Сумской области.
Ковпаковцы, которых война научила жить и умирать с улыбкой, быстро оценили качества Вершигоры и приняли его в свой своеобразный боевой коллектив.
Поэт Платон Воронько вспоминал о своем впечатлении от знакомства с новым начальником разведки: «Приземистый, широкий, бородатый, с хитроватой детской улыбкой, он внешне мало походил на боевого командира. На стоянках он обычно лежал на своем широком возу, перерывая кучи документов и фотографий, доставленных разведчиками. Но на марше Вершигора преображался: на своей маленькой юркой лошадке он внезапно появлялся из темноты то в одном, то в другом отряде, иногда на целые ночи уходил по одному ему известным маршрутам. Петр Петрович был по-солдатски удивительно храбрым человеком. Нельзя сказать, чтобы к смерти он относился безразлично, но почти всегда случалось так, что он оказывался в самой гуще боя и, казалось, только чудом оставался невредим» .
Вершигора получил под свое командование группу разведчиков капитана Ивана Бережного. После войны Бережной напишет несколько книг мемуаров, причем в некоторых случаях будет описывать тех же людей и те же события, о которых шла речь у Вершигоры в «Людях с чистой совестью». Сравнение двух этих авторов будет однозначно в пользу Вершигоры: все же у Петра Петровича был природный талант писателя, рассказчика и мемуариста, который дан немногим. Все персонажи в книге Вершигоры – это живые люди, каждый со своим характером и своими штрихами индивидуальности. Кто-то прямой и честный, кто-то с хитрецой, кто-то не прочь выпить и погулять. Но в чем и Вершигора, и Бережной в основном сходятся, так это в описании Ковпака и Руднева. Особенно колоритен, конечно, Ковпак: этакий хитрый седой старик, с больной спиной и плохими зубами, он часто срывается на крик и, судя по всему, может пустить в ход любимую плетку, но при этом прирожденное чутье крестьянского вожака, «батьки», позволяет ему не только удерживать в повиновении большую разнородную массу вооруженных людей, но вести их в бой и побеждать.
Семен Васильевич Руднев, комиссар партизанского соединения, в описании Вершигоры предстает практически идеальным политработником, способным не только понять душу каждого из своих бойцов, для каждого найти нужное слово в нужную минуту, но и – самое главное – воодушевить людей на тяжелую, смертельно опасную борьбу и повести их за собой.  Впрочем, судя по воспоминаниям ковпаковцев, литературный образ Руднева недалек от оригинала. Например, Вершигора описывает конфликт с командиром роты автоматчиков Федором Карпенко. Эта группа окруженцев присоединилась к Ковпаку одной из первых, но вздорный и резкий характер командира постоянно создавал проблемы. Все попытки комиссара Руднева ужесточить дисциплину в отряде наталкивались на постоянное противодействие Карпенко. Дошло до того, что в разговоре с бойцами Карпенко высказался с том духе, что, мол, «вы тут пока бучу не поднимайте, а этого комиссарика, если что, я сам шлепну». Слова эти дошли до Ковпака. «Дед» сразу вспылил и хотел решить проблему самым простым и эффективным способом, как когда-то в годы гражданской войны, то есть расстрелять бузотера, но Руднев поступил иначе. Вечером, один и без оружия он пришел в расположение роты Карпенко и долго беседовал «по душам» с ним и его бойцами. Следствием этого поступка было то, что третья рота стала одним из лучших подразделений партизанского соединения. И хотя Карпенко еще несколько раз «срывался» – видно, силен был в нем дух «партизанщины», – эти его «срывы» были уже не так опасны.
*  *  *
К лету 1942 года партизанское движение на оккупированных территориях СССР приобрело достаточно большой опыт. Для многочисленных партизанских отрядов, бригад и соединений разведка стала насущной необходимостью.
Петр Каратыгин, один из первых советских теоретиков «малой войны», так описал значение разведки в партизанской войне: «Разведка предшествует каждому шагу партизана. Разведка – это непрерывная слежка за противником, учет известных моментов в его положении. Разведка предопределяет и ход действий партизан; последние редко могут открытой силой создать наиболее выгодное исходное положение и только используют моменты в обстановке, руководствуясь данными разведки.
Огромное значение имеет скрытность разведки; последняя настолько разнообразна в своих формах и приемах, что не всегда подходит даже под понятие соприкосновения с противником. Другой характерный момент – это сближение разведки и действия в тех случаях, когда партизан переходит к активности. Поскольку партизану приходится пользоваться известными моментами в обстановке, он должен быть готов к немедленному переходу к действию. Недосмотр или оплошность противника – случай, а не постоянная данная.
Все эти случаи «внезапных» нападений партизан и представляют совмещение разведки и удара» .
Основные принципы партизанской разведки и стоящие перед ней задачи были отражены в приказе Народного комиссара обороны №00189 от 5 сентября 1942 года «О задачах партизанского движения», ставшего основным программным документом по дальнейшему развитию партизанского движения. Этот приказ определял сосредоточение всей разведывательной работой партизан в штабах партизанского движения. Решением ГКО (Государственного комитета обороны) в Центральном штабе партизанского движения и в республиканских штабах создавались разведывательные отделы.
Отдельный пункт приказа требовал от партизанских отрядов и отдельных партизан вести непрерывную разведывательную работу в интересах Красной Армии, а именно:
«а) особо отбирать людей, способных вести скрытую разведывательную работу, и внедрять их на службу в местные управления и учреждения, созданные немцами, на заводы, депо, станции, пристани, телеграф, аэродромы, базы и склады, в охрану немецких должностных лиц, в гестапо и его школы, а также во все другие учреждения и органы, обслуживающие армию или местную администрацию немецких властей;
б) непрерывно следить за местом расположения и за передвижением войск и грузов по железным и грунтовым дорогам; выяснять численность, род войск и нумерацию частей, количество и характер боевой техники, направление движения и время следования; устанавливать порядок и силу охраны воинских эшелонов и транспортов;
в) устанавливать точное место расположения войск и штабов, их наименование и нумерацию, учреждений и органов оккупационных властей;
г) разведывать аэродромы противника, устанавливать место их расположения, количество и типы самолетов, постоянно или временно базирующихся на данный аэродром, аэродромное оборудование, вспомогательные и специальные автомашины, запасы горючего и масел, а также охрану аэродромов на земле и с воздуха;
д) организовать разведку городов и крупных населенных пунктов в целях установления количества войск в гарнизонах (численность по родам войск, наименование, нумерация, командование противовоздушной обороны; воинских складов и мастерских; военной промышленности; высшей военной и гражданской администрации;
е) выяснять, где и какие оборонительные рубежи уже построены, их оборудование в инженерном отношении, вооружение, устройство связи, имеются ли там гарнизоны;
ж) следить и точно фиксировать результаты бомбардировок нашей авиацией;
з) при всех возможностях захватывать приказы, донесения, оперативные карты и прочие документы противника» . Все полученные данные агентурной и боевой партизанской разведки предписывалось незамедлительно сообщать Центральному штабу партизанского движения.
Помимо этого, отдельным приказом Верховного Главнокомандующего во всех отрядах, бригадах и соединениях назначались заместители командира по разведке. Именно с этого времени начинается качественный и количественный рост партизанской разведки. Заместитель по разведке должен был готовить и внедрять агентуру; получать, проверять и обрабатывать разведданные, а также отправлять их по назначению; вести непрерывную разведывательную работу, совершенствовать ее и непрерывно расширять. Кроме того, на нем же лежала обязанность по контрразведывательному прикрытию отряда – предотвращение проникновения вражеской агентуры в отряд и обеспечение режима секретности .
Можно с полным основанием сказать, что заместитель командира партизанского отряда по разведке стал одной из наиболее важных фигур, от него часто зависела не только результативность боевой работы отряда, но само его существование.
Учитывая все это, Петр Петрович Вершигора быстро сумел убедить Ковпака в том, что штабу партизанского соединения, совершающего длительные рейды по тылам противника, крайне необходим собственный разведывательный аппарат. Вполне естественным стало последовавшее вскоре назначение Петра Петровича заместителем командира соединения по разведке (впрочем, другого специалиста в этой области у ковпаковцев в тот момент и не было). С этого дня он стал для партизан третьим по значимости лицом в соединении.
Характерно, что сам Вершигора отнесся к назначению его на новую должность совершенно спокойно: с простыми бойцами держал себя по-прежнему просто и непринужденно, а появляясь в штабе соединения, подолгу дружески беседовал с Ковпаком и Рудневым. Со стороны могло даже показаться, что он все еще продолжает знакомиться с партизанской жизнью. Но на самом деле «Борода», как его называли за глаза партизаны, много и напряженно работал – просто он умел делать свое дело быстро, умело и без ненужной суеты, так что окружающие в основном видели только результаты этого труда, а вовсе не его процесс.
И эти результаты партизаны соединения почувствовали очень скоро, уже в ходе следующего своего рейда.  «Дед» Ковпак воевал уже третью войну и, будучи прирожденным партизанским командиром, очень хорошо понимал значение предстоящего рейда, а также и ту роль, которую в нем должен был сыграть Вершигора. Поэтому он дал указание создать в каждом отряде соединения отдельный разведвзвод из числа лучших партизанских кадров. А уже во время рейда своим приказом обязал командиров всех степеней прежде всего ставить своим бойцам задачи именно по разведке – не зависимо от того, где они находятся и какие боевые задачи выполняют.
Сам Вершигора во время многокилометрового пути не только собирал военные сведения о противнике, анализировал их и отправлял на Большую землю, но также осуществлял политическую и агентурную разведку: создавал на местах свои связи, агентуру, радистов – иначе говоря, организовывал разветвленную разведывательную сеть, которая давала сведения об обстановке в данном районе после ухода соединения.
Разведка – дело творческое, поэтому для бывшего музыканта и кинорежиссера оно неожиданно оказалось близким и интересным.
…Когда весной 1943 года партизаны огнем из винтовок и пулеметов сумели сбить немецкий транспортный самолет, одним из первых к месту падения верхом прискакал именно начальник разведки со своим переводчиком. Среди догорающих обломков «юнкерса» они обнаружили небольшой опечатанный сургучными печатями чемодан.
«Бумаги, военные бумаги! Кто работал в разведке, должен знать эту дрожь, когда в твои руки попадает важный документ врага.
«Наверное, здесь весь план войны, и, узнав его, я сразу поставлю врага на колени», — честолюбиво думает разведчик, вчера только взявшийся за это дело.
«Может быть, я добыл план важной операции фронтового масштаба?» — с надеждой раздумывает разведчик этак с полугодичным стажем.
«Возможно, я достану документы, и они, подкрепленные еще другими данными, помогут моему командованию распутать сложную сеть замыслов противника?» — мучается сомнениями опытный разведчик, знающий толк в своем деле.
Но волнуются и дрожат они одинаково при виде бумажки, хоть чем-нибудь говорящей им, что здесь военная тайна врага» .
Бумаги и карты из сбитого «юнкерса» оказались штабными документами по Изюм-Барвенковской операции локального значения, раскрыть стратегические планы германского генштаба не получилось, однако азарт военного разведчика, почуявшего важную информацию, остался у Вершигоры навсегда.
*  *  *
Уже после войны, объективно оценивая командование партизанского соединения, Петр Петрович напишет: «У Клаузевица в его книге «О войне» есть такие слова: «Партизанские отряды должны быть не столь велики и сильны, как многочисленны и подвижны. Они должны быть способны появляться, исчезать и способны объединяться, но этому не должно слишком мешать честолюбие и самодурство отдельных вождей». Не глуп был немец Клаузевиц. Жаль, что самолюбие и самодурство отдельных «вождей» зачастую мешали многим из нас объединяться и наносить совместные удары. А те, которые нашли в себе решимость, вопреки своему самолюбию, объединиться, оказывались способными наносить врагу удары большой силы. Именно такими людьми были Руднев и Ковпак. Руднев и Ковпак были людьми, способными вести за собой массы» . В соединении сложилось очень удачное «разделение труда»: Вершигора, как заместитель командира по разведке, «вскрывал» наиболее важные и уязвимые вражеские цели, а Ковпак и Руднев силами всего соединения или отдельных отрядов наносили по ним удар.
Например, в декабре 1942 года, анализируя данные разведки, Петр Петрович пришел к выводу о том, что немецкое командование ведет усиленную переброску войск к фронту по параллельным железным дорогам Брест – Гомель и Ковель – Сарны – Киев. В ночь на 5 декабря был нанесен удар по железнодорожному узлу Сарны, одновременно ковпаковские минеры подняли на воздух пять крупных мостов. В результате этой комбинированной операции, которая позднее стала известна под названием «Сарненский крест», находившийся на одной из кратчайших к Сталинграду магистралей железнодорожный узел был выведен из строя на две недели. Затем, для усиления эффекта, несколько мелких партизанских диверсионных групп было брошено на Гомельскую железную дорогу и другие магистрали.
В ходе следующего короткого и молниеносного зимнего рейда из района Князь-озеро в Белоруссию через Ровенскую, Житомирскую и Киевскую области разведчики Вершигоры, ушедшие за сотни километров от своего соединения, смогли проникнуть в несколько контролируемых и тщательно охраняемых противником городов Белоруссии и Украины.
*  *  *
Нельзя не сказать, что именно во время этого рейда ковпаковцам впервые пришлось столкнуться с украинскими националистами, проще говоря – с бандеровцами. Вершигора описывает их без лишней риторики, характерной для официальных текстов. Это не просто немецкие пособники, все гораздо глубже.
Заранее прошу прощения у читателя за длинную цитату, но не могу не привести ее. Резко осложнившиеся отношения между Россией и Украиной после 2014 года и особенно начало специальной военной операции, начавшейся 24 февраля 2022 года, заставляют по-новому воспринимать следующий эпизод из книги Вершигоры:
«Не старый еще возчик, с седыми, по-казацки свисавшими вниз усами, угрюмо постегивал коней.
…Повернувшись ко мне, он с какой-то виноватой улыбкой, стыдливо опустив ресницы, сказал:
— Не помню, когда и спал вдоволь... Каждую ночь вожу. То наших возил...
— Кого?
Он безнадежно махнул рукой.
— Они — ваши?
— Привык так говорить. Наши... — он криво улыбнулся. — Эти «наши» у меня жинку и двух детей... дивчину двенадцати лет да хлопчика... о пятом годочке...
— За шо?
— Жинка была у меня полька...
— А дети?..
— Ну, тоже... по-ихнему — нечистая кровь. Мазуры, кажуть, вы... Всех порешили.
Я соскочил с повозки и зашагал по твердой обочине, прибитой дождями, поросшей подорожником. Ко мне подошел Васыль с Горыни. Похлопывая моего коня по шее, он тихо сказал:
— Добрый коник. А возница наш вам уже рассказал? Про детей и про жинку?
— Рассказал. Как они могут... детей...
— Так он же сам их и убил...
Я остановился пораженный. Возчик резко повернул к нам лицо, искаженное гримасой безумия. Подняв кулаки над головой, он прохрипел:
— Васылю-у-у... — дальше в его горле заклокотало, и он упал лицом в солому.
Мы отстали. Васыль тихо заговорил:
— Я знаю его. Он у Черного Ворона связным был. Я до вашего Швайки, по заданию Сабурова, в цих краях был. Тоже по связи работал. Он у них образованным считался. Книги про «вильне казацтво» читав. Пошел было даже на повышение... А потом вышел у них приказ: резать поляков... А у него жена Рузя. Кругом всех вырезали. Он своих на первых порах спас. Еще и сестру жены и матку к себе перевез. Это их и погубило. Думали — никто не тронет. А тут приехали эти главные. Куркульские сынки — они все по штабам сидят. «А ну, дружэ, доказывай нам, что ты щирый украинец...» И заставили: сначала жинку своими руками... А потом в раж вошли: «И детей рубай!» — говорят. А он не смог. Так они на его глазах ребятишек кончили. Он долго потом вроде сумасшедшего был, два раза его из петли вынимали. Така-то у нас тут самостийна Украина! — сказал он с горечью и презрением. — И кто ее выдумал? Не знаете?
…Еще не отгремели в памяти выстрелы гражданской войны, еще волочили по закоулкам Европы широкую петлюровскую мотню неудавшиеся атаманы и гетманы, но уже идеологические преемники Скоропадского, Петлюры, Коновальца заварили вновь свою вражью отраву. В застенках фашистской Германии, на «кресах» панской Польши готовила ее буржуазия, подправляя смердящий этот душок парижской парфюмерией. Политический хамелеон Грушевский с бородой шамана скулил уже в 1925 году о том, что «уничтожаются старые формы техники, привычки, методы труда. Образы старого и связанные с ними верования жалобно погибают». А петлюровские молодчики, такие, как Евген Онацкий, хлебнув фашистской «культуры» Муссолини, пропагандировали по образу и подобию «дуче» галицийский фашизм. Онацкий кричал во Львове и Кракове: «История всех наций — это история бесконечного империализма, империализма святого и законного».
Он вопил: «На Восток! На Востоке находятся народы потенциально богатые... Они представляют чудесное поле экономической и интеллектуальной экспансии. Они дадут нам то, чего у нас нет...»
Так пути неудачных петлюровских атаманов сходились с дорогой ефрейтора, заварившего дьявольское варево второй мировой войны.
А пока наследник Петлюры и Коновальца — Степан Бандера — осваивал в окрестностях Берлина сложное ремесло диверсанта, шпиона и провокатора в школах, подшефных полковнику Николаи и фрау Доктор, фашиствующие типы «изучали» историю Украины.
…На плечах немецкого фашизма, в обозе немецкой империалистической армии ворвалось на плодородные земли Украины это жадное воронье. Захватить, грабить, жрать, богатеть.
…Убийство евреев, поляков, угон в Германию миллионов украинских юношей и девчат, пытки комсомольцев и коммунистов в Киеве, Полтаве, Ровно, Львове, расстрелы военнопленных в лагерях — вот их дело. Виселицы и провокация — вот «слава» Степана Бандеры, верного лакея Гиммлера.
…Есть на свете народы, миллионы людей, которые хотят жить, сеять, любить, творить, но пока существует фашизм — уродливое, зловещее создание ненависти и зла, пока оно живо — не видать народу добра», — думалось ясно и уверенно.
Я встаю с межи и иду к селу. «Вот оно как! Это уродливое чудовище фашизма сушит плодородные поля! Это оно осиротило таких, как Зося, оно загубило Рузю и задушило ее детей. Это на кровавых руках подручных Гиммлера, всех этих бандер, кубийовичей, донцовых, малюнюков, кровь детей и женщин!» .
Если поначалу партизаны и местные банды УПА еще присматривались друг к другу и даже вступали в переговоры, то следы известной волынской резни, увиденные ковпаковцами в польских деревнях, сразу показали истинное лицо этих «патриотов Украйны».
Вот как описывает Вершигора жуткое зрелище в одной из польских деревень: «Я вместе с разведчиками выехал в село на место ночного происшествия. Картина ночного налета была еще ужаснее при ярком солнечном свете.
 В первой избе, в которую мы вошли, лежало семь трупов. Входная дверь была открыта. В сенях, перегнувшись гибким девичьим станом через высокий порог, лежала лицом кверху девушка лет пятнадцати в одной ночной сорочке. Туловище было в горнице, а голова свисала на пол сеней. Солнечный луч позолотил распустившиеся светло-каштановые волосы, а голубые глаза были открыты и смотрели на улицу, на мир, над которым веселилось яркое солнце. Из раскрытых губ по щеке стекала, уже затвердевшая на утреннем заморозке, струйка крови. В хате вповалку лежали взрослые и дети. У некоторых были раздроблены черепа, и лиц нельзя было рассмотреть, у других перерезаны шеи. На печи – совершенно черная и без следов крови древняя старуха со следами веревки на шее. Веревка, обмотанная вокруг качалки, валялась тут же. Когда я поспешно уходил из дома, представлявшего семейный гроб, увидел на щеколде наружной двери пучок длинных волос. Они запутались в ручке и трепетали под дуновением предвесеннего ветра навстречу солнцу.
В других домах повторялась та же картина» .
Специальная военная операция, которую в феврале 2022 года руководство России было вынуждено начать для защиты населения Луганской и Донецкой народных республик, а также ставшая жизненно важной для нас демилитаризация и денацификации Украины, по сути, есть прямое продолжение тех давних событий, которые, казалось бы, давно стали историей.
И вновь актуальны сегодня слова Вершигоры об украинских националистах: «…Как шакалы по следам крупного зверя, так и эта мразь ходила по кровавым тропам немецкого фашизма и делала свое шакалье дело. И, подобно шакалам, бежала при первом чувствительном ударе палкой по хребту. А затем снова нападала из-за угла» .
Чтобы лучше понимать, что происходит сегодня между Россией и Украиной, нужно хорошо знать и крепко помнить историю. Историческая «забывчивость» чревата трагедиями целых народов .

*  *  *
К 1943 году партизанской борьбой была охвачена почти вся оккупированная территория Советского Союза. Во вражеском тылу действовало около миллиона партизан и подпольщиков. Однако большая часть партизанских формирований была сосредоточена в обширных партизанских краях, которые надежно укрывали их от нападения карателей. И только небольшое количество (менее 15%) партизанских формирований вели активные действия в виде рейдов по вражеским тылам.  Но именно эти отряды и соединения, имевшие опытных, смелых и изобретательных командиров, появлялись в самых неожиданных для врага местах, наносили точечные удары по наиболее важным объектам и так же внезапно исчезали.
В основе наступательной тактики, которую с успехом использовал Ковпак, лежал точный расчет, основанный на наблюдении за поведением противника, знании его слабых и сильных сторон, правильном использовании внезапности в партизанских действиях. Сам Ковпак позднее так сформулирует содержанием выработанной им тактики: «В партизанской войне главное инициатива. Если она сохраняется за партизанами, то противник никогда не добьется успеха. Упустил инициативу, считай – угробил дело, погубил людей» .
Именно Сидор Артемьевич Ковпак был одним из первых партизанских командиров, на практике доказавших возможность ведения активных боевых действий крупными партизанскими формированиями в условиях лесостепной зоны Украины.  Тем самым он вложил в тактику партизанских рейдов качественно новое содержание. Ковпак выработал четкие правила организации и проведения марша партизанского соединения, которые строго соблюдались всеми партизанами. Кратко их можно сформулировать так: маршрут движения держится в строжайшей тайне; партизанская колонна выступает только с наступлением темноты, а отдыхает днем в лесу или в глухих селах; никогда не двигаться долго в одном направлении, прямым маршрутам всегда предпочитать обходные пути; основные силы партизан всегда идут по глухим проселкам и лесным тропам, а диверсионные группы работают на железных дорогах и шоссе, взрывая мосты, рельсы, пуская под откос вражеские поезда.
«Воевали все время на ходу, и вся наша тактика строилась на том, что мы, не обороняя территории, непрерывно нападали на противника. Зерно тактики — никогда не допускать, чтобы враг мог блокировать нас» , – так в своей повести «Люди с чистой совестью» сформулирует Вершигора главный боевой принцип ковпаковцев.
Нужно сказать, что в этой книге при внимательном прочтении можно найти много интереснейших практических сведений о партизанской войне. Так, например, о влиянии погодных условий на действия рейдирующего партизанского формирования Вершигора пишет так: «Нет лучшего времени для рейда крупного боевого отряда, да еще с опытными и смелыми командирами, чем суровая русская зима. Снегом замело все дороги, автотранспорт не пройдет нигде, кроме шоссе. Зимой противник теряет первое свое преимущество — быстроту маневра. Он может маневрировать только на санях, а если учесть, что инициатива в наших руках, что мы диктуем направление, то главное средство войны — маневр — в наших руках. Зимою ночь длинная, а день короткий. Ночь — наше время: это второе преимущество партизан. От него производное третье: действие авиации противника затруднено зимой. Четвертое — трудные условия для ведения противником разведки и обнаружения нашей стоянки: пока разведка противника наступает нашу дневку, уже ночь, а на другой день начинай сначала; где был вчера рейдовый отряд, там его нет сегодня. Словом, пока стояли морозы, мы могли рейдировать куда угодно» . 
О том, каким должен быть партизанский командир и какую роль играет каждое его тактическое решение, писали многие авторы военных книг. Вершигора, в свою очередь, высказался следующим образом: «Превратности военной судьбы, случайности, которыми полна всякая война, должны быть учитываемы партизанским командиром больше, чем где бы то ни было… Настоящий партизанский командир не тот, кто всюду и без толку лезет в бой, теряет силы, обрастает ранеными в самом начале рейда, по мелочам расстреливает боеприпасы и по существу никогда не доходит до поставленной перед ним цели, а тот, кто умеет ужом выползти из партизанского края, всегда и обязательно блокированного противником, пройти с наименьшим количеством боев к цели, подойти к ней незаметно, внезапно и не с той стороны, с которой его может ожидать противник, и, подойдя, нанести удар» .
А вот размышления Петра Петровича о различных типах партизанских формирований и их предназначении: «Так уже сложилась тыловая обстановка, что действующие отряды в тылу врага разделялись на рейдовые и сидящие на месте. Рейдовые ходили по тылам, совершали набеги, будоражили противника, соответственно своим силам громили его, а базирующиеся на месте создавали базы, обосновываясь в глухих лесных дебрях, действуя вблизи своего района. Каждый вырабатывал свою тактику. Не все понимали, что каждый из этих двух видов тактики нужен и они лишь дополняют друг друга» .
*  *  *
Командиры партизанского соединения быстро смогли убедиться, что Вершигора не только хороший разведчик, но и грамотный командир. Например, во время налета на районный центр Лельчицы он со своей ротой разведчиков прикрывал артиллерийскую батарею. Захватившие город партизаны неожиданно натолкнулись на очаг сопротивления: окруженные в гебитскомиссариате немцы активно вели огонь из пулеметов и полевых орудий. Обстреляв одно здание из пушки, партизаны бросились в атаку. В то время, когда огневая точка была уже захвачена, из соседнего дома ударила немецкая пушка. Невзирая на плотный огонь, Вершигора поднял бойцов в атаку, сумел сломить сопротивление противника и захватить здание. Благодаря этому боевая операция была успешно завершена.
В ходе операции по разгрому станции Демехи в середине ноября 1942 года Вершигора командовал несколькими отрядами, входившими в состав соединения. Часть Путивльского отряда он направил для атаки станции, в то время как Шалыгинский отряд должен был захватить и взорвать железнодорожный мост, чтобы не дать немцам возможности подтянуть резервы. В то время как ударная группа партизан завязала бой за станцию, со стороны моста неожиданно показался немецкий бронепоезд: как потом оказалось, шалыгинцы не смогли выполнить свою задачу. Своим огнем бронепоезд мог отрезать ударную группу от станции. Нужно было принимать решение. Вершигора приказал подвезти партизанскую батарею к своему КП и вести огонь по бронепоезду прямой наводкой. Заметив, откуда по ним бьют пушки, немцы сосредоточили огонь на батарее. Это дало возможность Путивльскому отряду выйти из-под огня и избежать значительных потерь. Станционное оборудование было выведено из строя и частично уничтожено. Сам Петр Петрович все это время корректировал стрельбу партизанской батареи, находясь на открытом месте и только чудом остался невредим.
12 июня 1943 года партизанское соединение под командованием только что получивших генеральское звание Ковпака и Руднева вышло в пятый по счету рейд – в Карпаты. Именно этот рейд стал наиболее драматичным для ковпаковцев. Все началось с того, что в начале июля разведчиками Вершигоры было зафиксировано повышенное движение эшелонов с войсками и техникой в восточном направлении. Как раз в эти дни началось грандиозное сражение на Курской дуге, так что назначение перебрасываемых войск стало понятно.
Сам Петр Петрович к выходу в рейд опоздал. Вернувшись с Большой земли во вражеский тыл, он был вынужден догонять ушедшее вперед соединение. Для обеспечения рейда ковпаковцам было заброшено достаточно большое количество автоматического оружия, боеприпасов, взрывчатки, медикаментов.
Поначалу цель рейда была известна только нескольким людям в соединении, остальные могли об этом только догадываться, хотя направление уже знали – Западная Украина. И только позднее все стало понятно: Карпаты – это нефть. Запасы ее в этом регионе не такие уж громадные, но все же для Германии имеют значение стратегического уровня.
Теперь мы знаем, что весной 1943 года Центральный штаб партизанского движения с учетом оперативной обстановки на фронтах и в целях расширения партизанского движения в Прикарпатской Украине, а также в южной и юго-западной областях республики поставил ряд боевых задач рейдовым соединениям Ковпака, Мельника и Наумова. Сумскому соединению в составе 1716 бойцов предписывалось выйти в Черновицкую область для воздействия там на коммуникации противника; изучить возможности для развития партизанского движения в Польше, Чехословакии, Венгрии и Румынии; провести диверсии на нефтепромыслах, в особенности на территории Румынии. В то же время соединение Я. И. Мельника в количестве 650 человек должно было выйти в Винницкую область для постоянного воздействия на коммуникации в районе Жмериинки и Казатина; кавалерийскому соединению М. И. Наумова (400 человек) предписывалось пройти по южной части Житомирской, Киевской и северной части Кировоградской областей, установив связь с местными партизанскими отрядами, совершить диверсии на железной дороге Фастов-Знаменка, воздействовать на судоходство на Днепре и организовать новые отряды в районе Знаменка, Смела, Чигирин .
Ковпак очень хотел проскочить в лесистые Карпаты без лишнего шума, не привлекая к себе лишнего внимания гитлеровцев. Но, понимая, что под Курском и Белгородом в эти дни, возможно, решается исход войны, был вынужден пойти на риск и провести крупную диверсию на железной дороге. В ночь на 7 июля, когда уже вторые сутки шло невиданное в военной истории танковое сражение под Прохоровкой, железнодорожная магистраль была перерезана.  Сотни эшелонов с боевой техникой, боеприпасами и живой силой оказались заблокированы за тысячи километров от фронта. Это был первый серьезный вклад соединения ковпаковцев в успех сражения под Курском.
Ночью 19 июля Петру Петровичу пришлось командовать боевой группой из нескольких партизанских батальонов и рот при взятии села Росильна в предгорьях Карпат. Здесь находились позиции немецких подразделений, закрывавшие путь к нефтяным месторождениям и нефтеперерабатывающим заводам, которые и были главной целью ковпаковцев в этом рейде. Вершигора разделил ударную группу на две части и ударил по противнику с двух сторон. В ходе боя партизаны сумели захватить и повернуть вражескую артиллерийскую батарею, а затем, под прикрытием ее огня, ворвались в здание штаба немецкого батальона и почти полностью его уничтожили. Тем временем основные силы соединения быстрым маршем уходили в Карпатские горы для выполнения главного задания советского командования – уничтожения нефтяных промыслов в районе Бытков, Ямное, Солотвин.
Активные действия крупного партизанского формирования и приближение его к Дрогобычским нефтепромыслам, вырабатывавшим стратегическое сырье, вызвало у немецкого командования серьезное беспокойство. Началась массированная войсковая операция по окружению и уничтожению отрядов Ковпака. Против ковпаковцев были направлены 6 полицейских полков, 3 венгерских армейских полка и 5 отдельных батальонов жандармерии, т.е. примерно 3 полноценных дивизии. Командовал этими войсками генерал Кригер, в то время как общее руководство операцией было поручено Гиммлеру: Гитлер приказал ему уничтожить прорвавшихся в глубокий тыл русских партизан во что бы то ни стало.
Соединение было взято в плотные клещи и постепенно «выдавлено» в горы. Леса как такового здесь не было, а потому, лишившись своего привычного укрытия, ковпаковцы понесли тяжелые потери – самые тяжелые за всю войну.
Непрерывно маневрируя и отбивая атаки противника, соединение, тем не менее, продолжало двигаться по установленному маршруту. К 11 июля 1943 года партизаны достигли нефтепромыслов Биткув – Яблонув, уничтожение которых было главной задачей. В период с 19 по 24 июля Путивльский и Глуховский отряды соединения взорвали 32 нефтевышки, 13 нефтехранилищ, 2 нефтеперегонных завода. Кроме того, при помощи польских инженеров в селе Яблонув был взорван подземный нефтезавод, в результате чего уничтожено 53 тысячи тонн нефти.
Наконец, 4 августа, прорываясь из окружения, ковпаковцы разгромили поселок Делятин, где находился штаб группировки генерала Кригера, и, после тяжелого арьергардного боя в районе села Заречье, смогли оторваться от преследования.
Почти полтора месяца партизаны выходили из Карпат, то вырываясь из вражеского кольца, то снова попадая в него, то отрываясь от карателей, то отбивая бесчисленные атаки. Пришлось бросить всю артиллерию и почти весь обоз, но многочисленные немецкие карательные части так и не смогли полностью замкнуть кольцо окружения.  Когда ситуация стала совсем критической, Вершигора предложил воспользоваться методом Дениса Давыдова: знаменитый гусар-партизан 1812 года в моменты особой опасности рассеивал свой отряд на мелкие группы, которые с легкостью просачивались через неплотные стыки в кольце окружения, а затем снова собирались вместе в условленном месте. 
Соединение Ковпака было разделено на шесть групп. Ночью все эти группы выскользнули из кольца окружения и, действуя самостоятельно, к концу сентября снова собрались в Полесье, откуда и начали свой рейд. Правда, в своих рядах партизаны недосчитались многих бойцов, которые навсегда остались в Карпатских горах. Именно во время Карпатского рейда ковпаковцы понесли невосполнимую утрату: при прорыве из вражеского окружения под городом Делятин погиб комиссар соединения Семен Васильевич Руднев, душа и совесть партизанских отрядов.
Один из отрядов, почти две трети всего личного состава, вел подполковник Вершигора. Выйдя с гор на равнину, Петр Петрович сумел за полтора месяца вывести своих людей в Полесье, на место сбора. За это время эсэсовцы двадцать один раз окружали партизан, но каждый раз «Борода» вместе со своим начальником штаба Войцеховичем умудрялись не просто вырваться из смертельного кольца, но еще и нанести противнику ощутимый урон. Этот выход отряда из гигантской западни, которой для соединения Ковпака стали Карпатские горы, сам Вершигора до конца жизни считал своего рода экзаменом и одновременно дипломом об окончании «партизанской академии».
Подполковник Вершигора смог без потерь вывести свою группу из Карпат в Черный лес, на территории современной Ивано-Франковской области. Обходя немецкие гарнизоны, отряд вышел к Днепру и ночью переправился, однако уже утром натолкнулся на противника и принял бой, который продолжался до вечера.
Вершигора понимал, что если не оторваться от преследования и принимать каждый навязанный ему врагом бой, то до Полесья, где в то время был партизанский край, они не дойдут. Местный проводник сам подсказал решение, сообщив, что в селе по соседству гитлеровцы готовят лошадей для фронта, охрана небольшая. Посадив весь отряд на коней, позволившим делать до ста километров в день, Петр Петрович сумел оторваться от противника. Небольшие немецкие подразделения, попадавшиеся на маршруте, уничтожались с ходу. Но возле Шепетовки отряд наткнулся на серьезные вражеские силы, занявшие оборонительные позиции. Пришлось оставить коней и ночью через болото, по пояс в гнилой воде, выходить из окружения. На той стороне болота уже начинался партизанский край…
Показательно, что Вершигора даже в этих тяжелейших условиях оставался разведчиком: за каких-то две-три недели он умудрился создать достаточно плотную агентурную сеть, которая обслуживала окрестности Станислава, крупного железнодорожного узла и административного центра юго-западной части Украины.
Знаменитый «диверсант №1» Илья Григорьевич Старинов, встречавшийся с Петром Петровичем после выхода соединения из Карпатского рейда, отозвался о нем так: «…Я видел Петра Петровича, слушал отзывы о нем Руднева, и у меня сложился вполне законченный образ Вершигоры – отчаянно смелого, хитрого, прямо-таки рожденного для приключений человека. Я и рассказов от него ожидал соответствующих. Однако… Петр Петрович неожиданно предстал передо мной совсем в ином свете. Я увидел хладнокровного, расчетливого, прекрасно понимающего специфику партизанской борьбы военачальника.
…Вершигора случившееся в Карпатском рейде не драматизировал, но и правды не скрывал и свою точку зрения на причины неудач изложил откровенно. Вывод же сделал на первый взгляд неожиданный, но совершенно верный: партизанские рейды следует продолжать, не медля с ними, и совершать рейды не только по территории Советского Союза, но и за его пределами, вступая во взаимодействие с партизанами Польши, Чехословакии, Болгарии, Румынии и Югославии. Вершигора предложил даже при соответствующих условиях совершить рейд по фашистской Германии» .
*  *  *
В октябре 1943 года С. А. Ковпак, получивший ранение во время Карпатского рейда, уехал лечиться в Киев. 24 декабря 1943 года приказом Украинского штаба партизанского движения полковник П. П. Вершигора был назначен командиром вновь сформированной «группы объединенных отрядов Сумской области», которая чуть позже будет переименована в 1-ю Украинскую партизанскую дивизию им. С. А. Ковпака.
Уже 5 января 1944 года ковпаковцы вышли в свой шестой, Польский (Львовско-Варшавский) рейд. Ближайшей боевой задачей дивизии было выйти в район городов Шепетовка, Острог, Изяслав и дезогранизовать движение на железнодорожных магистралях Шепетовка – Острог и Шепетовка – Ляховцы, прервать движение автотранспорта на шоссе Шепетовка – Славута – Шумск. Затем планировалось продолжить рейд по территории Станиславской области. По ходу движения партизаны должны были разрушать железнодорожные объекты и базы снабжения, дезорганизовать движение поездов на линиях Станислав – Долина, Станислав – Коломыя. При рейдировании в глубоком тылу противника партизанам следовало устанавливать связь с населением, местными партизанскими отрядами и подпольными группами, всемерно активизировать их боевую и диверсионную деятельность, создавать новые отряды и группы, вовлекая в них местное население. Кроме того, важной задачей соединения была работа по разложению и уничтожению банд украинских националистов УНО-УПА.
Еще в самом начале рейда командир разведвзвода майор Бережной заметил, что Вершигора постоянно читает какую-то небольшую книгу, причем читает очень внимательно, часто делая выписки и заметки. Книжка оказалась недавно выпущенным «Боевым уставом пехоты 1942 года», БУП-42. Новоиспеченный командир дивизии понимал, что для выполнения серьезных заданий командования во вражеском тылу необходима серьезная перестройка всего механизма партизанского формирования по типу регулярной воинской части. Можно присвоить название дивизии партизанскому соединению, но для того, чтобы превратить соединение в настоящую дивизию, потребуется немало усилий. Поэтому вскоре появился приказ Вершигоры, полностью посвященный организации и ведению боя. Здесь приводились уставные положения, были четко определены задачи командиров по организации боя, их роль и место во время боевых действий. Приказ этот, как показали дальнейшие события, сыграл важную роль не только в повышении боеспособности формирования, но самой и в судьбе партизанской дивизии. 
Стремительно пройдя по северным районам Ровенской, Волынской и Львовской областей, соединение на несколько суток парализовало работу двух железнодорожных узлов стратегического значения.
В феврале партизаны пересекли границу с Польшей и продолжили рейд уже по польской территории. Почти полтора месяца, с 9 февраля по 19 марта 1944 года партизаны Вершигоры совместно с поляками из Армии Людовой громили врага. Так, в период с 14 по 19 февраля диверсионные группы украинских и польских партизан нанесли удары по вражеским коммуникациям: были взорваны 17 железнодорожных и автомобильных мостов через реки Вепша, Танев, Вырва, Лува, Сапоть, Лида, Бронев, Букова, разгромлены станции Слобода, Красностав, Горынец, уничтожены гарнизоны в городах Ульянув и Тарногруд. Затем, совершив восьмидесятикилометровый ночной марш-бросок, в ночь на 22 февраля боевые группы советских и польских партизан нанесли неожиданный удар по входившему в концерн «Герман Геринг» военному заводу «Стальная воля»: заняв господствующие высоты на восточном берегу реки Сан, выкатили на прямую наводку несколько пушек и беглым огнем с дистанции триста метров расстреляли электростанцию завода.
В конце того же месяца немцам удалось засечь направление движения соединения, но Вершигора снова сумел вывести ковпаковцев из-под удара – в основном, благодаря хорошо поставленной разведке. 
С 26 февраля партизанская дивизия вступила в затяжные бои с превосходящими силами противника. Отражая многочисленные атаки немцев, в течение всего марта благодаря умелому командиру она маневрировала по Львовской области, Люблинскому и Варшавскому воеводствам. Выглядело это так: ночью Вершигора подводил партизанские полки как можно ближе к немецкой обороне, одновременно открывая массированный огонь из всех своих артиллерийских стволов по одному участку фронта; партизанские полки быстро выскальзывали в образовавшуюся «брешь» и с максимальной скоростью выходили из-под удара, проделывая за ночь по двадцать-тридцать километров марша.
В течение сорока суток шла непрерывная погоня по Люблинскому, Варшавскому и Белостокскому воеводствам, но в конце концов партизанской дивизии все же удалось оторваться от преследования. После этого партизаны Вершигоры стали пробиваться на север.
6 марта 1944 года дивизия остановилась на отдых в селах Кособуды, Заречье и Верховина. На рассвете части 8-й дивизии СС Роммеля, 14-й дивизии СС «Галичина» и голландской дивизии СС «Викинг» блокировали села и предприняли попытку навязать затяжной оборонительный бой, самый невыгодный для любого партизанского формирования. Из-под удара дивизия вышла благодаря проводнику-поляку, который ночью провел колонну партизан по лесному и холмистому маршруту и тем самым спас их от больших потерь.
Наконец, 18 марта 1944 года полки 1-й Украинской партизанской дивизии в районе села Могильницы вышли к трехсотметровому мосту через Западный Буг, захватили его, переправились на восточный берег и ушли в Беловежскую Пущу и белорусские леса, завершив, таким образом, свой рейд.
В своих воспоминаниях Петр Петрович редко упоминает о собственном участии в боях. Но одна из особенностей партизанской войны состоит в том, что здесь нет тыла, а это значит, что каждый партизан, не зависимо от того, командир он отряда или рядовой боец, в любой момент может оказаться в центре боя. Была такая ситуация и во время Львовско-Варшавского рейда.
…Ранним мартовским утром части партизанской дивизии подошли к шоссейной дороге. Необходимо было сбить вражескую охрану с дороги, а потом рывком пересечь ее. Но рядовые бойцы, вымотанные непрерывными боями на протяжении нескольких суток, устали настолько, что поднять в атаку их было невозможно.
Перед рассветом Вершигора со штабом дивизии и командирами полков верхом выехал к шоссе. В это же время к переезду с другой стороны дороги подошел грузовик с немецкой пехотой – на фоне светлеющего неба были хорошо видны перебегающие фигуры солдат.
Петр Петрович понимал, что если противник займет позиции возле дороги, то преодолеть шоссе, не ввязываясь в серьезный бой, будет уже невозможно. Время шло на минуты. И тогда в лобовую конную атаку пошли начальник штаба дивизии Войцехович, командир конной разведки Ленкин и командир 3-го полка Бакрадзе; сам Вершигора и командир 2-го полка Кульбака со своими ординарцами поскакал в обход. Не ожидавшие внезапного нападения немцы растерялись и были смяты. Следом за командирами в атаку пошли подоспевшие бойцы кавалерийского эскадрона. Переезд был охвачен. Эта «офицерская атака» спасла дивизию: к тому моменту, когда противник опомнился и подтянул бронетехнику со стороны Бреста, партизанская колонна уже уходила на рысях на восток…
«За время Польского рейда 1-я УПД прошла с боями 3800 км по Ровенской, Волынской областям Украины, по Люблинскому, Варшавскому и Белостокскому воеводствам Польши, по Брестской и Пинской областям Белоруссии. Форсировала семь рек, пересекла с боями 30 шоссейных и 16 железных дорог, парализуя их работу. Провела 139 боев, из них 24 продолжались более шести часов каждый. В этих боях гитлеровцы потеряли только убитыми более восьми тысяч человек... Было взорвано 9 железнодорожных и 57 шоссейных мостов, 13 спиртзаводов, пущено под откос 24 вражеских эшелона с живой силой, техникой и боеприпасами, уничтожено 75 танков и бронемашин, 40 складов с военным имуществом, горючим и продовольствием. Переданы ценнейшие разведданные о противнике советскому военному командованию. Все это вселило в польский народ веру в близкую победу над захватчиками. Партизанская дивизия в ходе рейда потеряла всего 145 человек»,  – так описывает этот рейд Петр Евсеевич Брайко, в то время командир 1-го полка партизанской дивизии.
Постановлением Совета народных комиссаров от 6 августа 1944 года командиру 1-й Украинской партизанской дивизии имени С. А. Ковпака Петру Петровичу Вершигоре было присвоено звание генерал-майора, а уже на следующий день указом Президиума Верховного Совета СССР – звание Героя Советского Союза.
В июне 1944 года, когда началась операция 1-го Прибалтийского, 1-го, 2-го и 3-го Белорусского фронтов по освобождению Белоруссии, генерал-майор Петр Петрович Вершигора повел соединение ковпаковцев в седьмой по счету рейд – по тылам группы армий «Центр». Потом этот рейд получил название Неманского. В этот раз 1-я УПД прошла с боями до берегов Немана и по некоторым районам Восточной Пруссии, которая считалась «сердцем» Третьего рейха.
Продвигаясь из района Ясенец на северо-запад, партизанское формирование вышло к шоссе Москва-Варшава, по которому непрерывно двигались колонны отступающих войск противника. С боем преодолев автомагистраль, а затем и железную дорогу Снув – Барановичи, дивизия сумела прорвать блокаду партизанского района, вышла на оперативный простор и быстрым маршем устремилась на северо-восток. Через двое суток партизаны достигли реки Неман в районе местечка Столбцы.
Установив взаимодействие с конно-механизированной группой Белорусского фронта под командованием генерала И. А. Плиева, действовавшей в этом районе, ковпаковцы развернули в тактическом тылу немцев боевую и диверсионную деятельность, которая продолжалась до 5 июля 1944 года. Наиболее значительными боевыми эпизодами этого периода являются захват ударной группой под командованием Ю. А. Колесникова полустанка Савонна и двухдневный бой, который вся дивизия вела возле местечка Турец. Успешный захват этих двух населенных пунктов и активная диверсионная деятельность партизан на линиях сообщения стали причиной того, что остатки немецких войск из состава 4-й и 9-й армий изменили маршрут и двинулись на Барановичи проселочными дорогами.
Затем партизанская дивизия совершила марш к реке Шара: переправившись на левый берег, партизаны захватили плацдарм до двадцати километров по фронту и пять километров в глубину. Многочисленные атаки противника при поддержке танков и артиллерии были отбиты. После двадцатичасового боя к плацдарму подошли передовые части Советской Армии.
Практически сразу вслед за тем, после нескольких часов отдыха, партизанская дивизия форсировала Неман и с тыла ударила по вражескому гарнизону в городе Мосты. Внезапная атака двух полков дивизии позволила не только выбить противника из города, но и захватить мост длиной 186 метров, уже подготовленный немцами к взрыву. На следующий день по этому мосту уже двигались части действующей армии.
После этого главные силы партизанского формирования были нацелены на коммуникации, по которым двигались отступающие немецкие войска. Так, был разгромлен 122-й артиллерийский полк 50-й германской дивизии генерала Вейтлинга, который позднее стал последним комендантом Берлина.
Затем партизаны Вершигоры ушли на территорию Польши, где действовали в районе Белосток – Ганувка. Здесь, в районе станции Клещели, дивизия приняла участие в отражении немецких танковых контрударов 105-м Сивашским корпусом. Это были последние серьезные бои ковпаковцев.
В специальном постановлении Политбюро ЦК КП(б)У  говорилось, что «в связи с тем, что дивизия под командованием тт. Ковпака и Вершигоры полностью выполнила боевые задачи, поставленные перед ней ЦК КП(б)У в борьбе против немецких захватчиков, а также исходя из того, что личный состав дивизии накопил большой боевой опыт борьбы с бандами немецко-украинских националистов, ЦК КП(б)У постановляет: партизанскую дивизию им. Дважды Героя Советского Союза Ковпака С. А., выполнившую боевые задачи… по борьбе с немецкими оккупантами в глубоком тылу противника, передать в полном составе со всем вооружением, средствами связи и имуществом Народному комиссариату внутренних дел УССР для прохождения дальнейшей службы, использовав ее в первую очередь для скорейшей ликвидации националистических банд» .
Сам Вершигора по итогам Неманского рейда сделал следующие выводы:
«Из уроков рейда необходимо отметить следующие моменты:
1. Действуя в ближнем тылу немцев, а в некоторых местах в фронтовой полосе во взаимодействии с частями Красной Армии, партизаны включились в общий план разгрома врага на землях Белоруссии и нанесли ему большой ущерб в живой силе и технике, а также сильно дезорганизовали ближний тыл и дезориентировали немецкое командование,
2. В данном рейде не были повторены наши «классические ошибки», т.е. рейд был молниеносный, не затянулся на длительное время, противник не имел возможности разведать нам и предпринять контрмеры, а посему наряду с крупным ущербом, нанесенным противнику, наши потери незначительны. За 90 боев, проведенных во время рейда, мы имеем 96 человек убитых и раненых.
3. Настоящий рейд еще раз доказал преимущество рейдирующего соединения против партизанских отрядов, привязанных к одной территории.
Блокировка территории, занятой партизанами, наличие специальных гарнизонов связали сидячие отряды по рукам и ногам, и в момент бегства противника на запад эти отряды были вынуждены к бездействию или действовали не эффективно.
4. Опыт рейда показал, что средняя пересеченная, лесостепная местность  наиболее выгодна для рейдов партизанских соединений, такая местность позволяет свободу маневра, укрытия от танков и авиации. И наоборот, лесистая местность с болотами, насыщенная партизанами, крайне невыгодна для маневра.
Отсутствие хороших дорог, мостов и большая насыщенность гарнизонов, знающих местность и обученных в борьбе с партизанами, стесняют маневр и свободу действий» .
Объективности ради нужно отметить, что несмотря на все боевые успехи и большую известность благодаря советским газетам и радио, ковпаковское соединение все же не было идеальным партизанским формированием.
Герой Советского Союза полковник Г. М. Линьков, командовавший диверсионно-разведывательным отрядом на территории Белоруссии, в своих послевоенных записках о боевой эффективности ковпаковцев отозвался довольно критично: «Даже рейдовое соединение, которым командовал Сидор Артемович Ковпак, допускало ту же ошибку, недооценивая значение диверсий. В соединении Ковпака не было хорошо подготовленных диверсионных групп… За все время партизанских действий соединение Ковпака спустило под откос не более трех-четырех десятков эшелонов противника, тогда как это соединение могло организовать сотни крушений вражеских поездов.
Ни Ковпак, ни его ближайший помощник Вершигора по-настоящему не понимали значения, не владели и недооценивали подрывную технику. Поэтому они не могли в достаточной мере использовать взрывчатку для минирования подходов или дорог при организации засад и отходов.
В частности, П. П. Вершигора… не понимает, что главное в партизанской борьбе не «война без флангов», а глубоко внедренная во все поры вражеского аппарата диверсионная деятельность» .
Впрочем, сам Вершигора, судя по всему, все недостатки ковпаковского соединения хорошо осознавал. Об этом говорит, в частности, фрагмент из его документальной повести «Рейд на Сан и Вислу». Описывая состоявшуюся встречу с партизанским соединением А. Ф. Федорова, где диверсионная работа была поставлена очень серьезно и потому минеры всегда испытывали недостаток взрывчатки, в связи с просьбой федоровцев поделиться толом Петр Петрович отмечает: «Но тут я при всем желании ничем помочь не мог. Учитывая особенность нашей тактики, а может быть, по причине особого пристрастия Старинова  к отрядам диверсантов (для него мы, рейдовики, были пустым местом, в чем отчасти сами были виноваты, так как орудовали минами неохотно и не очень умело), тола и мин нам выделили действительно мало. В самый обрез» .
К концу 1944 года 1-ю Украинскую партизанскую дивизию преобразовали в кавалерийскую бригаду войск НКВД для участия в чекистско-войсковых операциях против боевиков УНО-УСО, а затем расформировали.
Так закончился боевой путь легендарного рейдового партизанского формирования, прошедшего долгий боевой путь от небольшого партизанского отряда до мощного соединения, самостоятельно выполнявшего в тылу противника целый круг специфических боевых задач.
Пытаясь сохранить сплоченное партизанское соединение, имеющее огромный боевой опыт и сложившиеся в боях традиции, 19 марта 1945 года Вершигора официально обращается с письмом к К.Е. Ворошилову, надеясь, что тот, как бывший главнокомандующий партизанским движением, сможет помочь.
«Борьба с врагом на оккупированной советской территории и территории союзных с нами государств потребовала от нас глубокого знания военного дела и изучения методов врага, его повадок и приемов. Партизаны стали профессионалами, тренированными в борьбе с врагом в специфических условиях вражеского тыла. Многие из нас, бывшие до войны гражданскими людьми, приобрели военные профессии.
Последний года борьбы поставил нас перед необходимостью перейти к чисто военной форме организации в форме легкой кав[алерийской] дивизии. И по существу дивизия стала постоянно действующим в тылу врага рейдирующим кавалерийским соединением. Но в связи с тем, что дивизия была подчинена Украинскому штабу партизанского движения, с освобождением территории Украины Красной Армией нам было приказано выйти из тыла врага. Традиции дивизии, ее опыт, наличный командный состав позволяли нам продолжать борьбу во вражеском тылу и на территории врага (в Германии или, по крайней мере, в Австрии, Чехословакии). Но все же, по приказу, дивизия выведена из тыла и брошена на борьбу с украинскими националистами, которую проводила успешно с августа по октябрь 1944 года. А затем, из-за отсутствия в Украинском штабе средств на содержание дивизии и утвержденных штатов, расформирована с использованием отдельных подразделений, бойцов и командиров в милиции.
Война не окончена, а боевой коллектив, имеющий 3-летний боевой опыт, распущен только потому, что он находится в подчинении людей, не заинтересованных в его использовании».
Далее Вершигора обращается к Ворошилову с просьбой: «Ковпаковцы, прошедшие славный боевой путь в Отечественной войне, живы и верят, что их опыт, умение, отвага еще понадобятся Родине. Дивизия могла бы, пополнившись и переформировавшись, быть использованной как кавалерийское соединение или десантная часть, либо быть хорошей боеспособной единицей по борьбе с партизанскими попытками, которые враг неизбежно будет создавать в тылу у Красной Армии. Опыт нашей борьбы с украинскими националистами показал, что никто не может так успешно бороться с бандами врага, как партизаны.
Прошу Вас, товарищ Маршал, вызвать меня к Вам для доклада... Доложить свои предложения по дальнейшему использованию дивизии я так же хотел бы лично Вам» .
Тем не менее, обращение к маршалу не помогло: партизанская дивизия была расформирована, как и многие другие воинские части военной поры.
*  *  *
На должности командира партизанской дивизии Петру Петровичу Вершигоре пришлось выполнять некоторые серьезные задания Большой земли. Вероятно, здесь сыграла свою роль недавняя принадлежность его к разведывательным органам – недаром говорят, что настоящий разведчик бывшим не бывает. Так, в 1944 году проводилась очень серьезная и потому крайне засекреченная операция под кодовым названием «Забава». Через партизанский лесной аэродром во вражеский тыл были переброшены семь человек. Это были немецкие коммунисты, участники войны в Испании. Вся группа была одета в немецкую форму, поэтому в целях конспирации было решено во время нахождения группы в соединении выдавать их за особо ценных пленных.
В задачи Вершигоры входило принять немцев, обеспечить им безопасное и незаметное для остальных партизан нахождение в соединении, снабдить группу трофейными автомобилями, а затем отправить своим ходом дальше. Документы, форма и легенды прикрытия для семерых немцев были подготовлены еще в Москве. По соображениям режима секретности, в соединении в происходящее были посвящены только шесть человек из числа командиров, да и те знали только то, что им положено.
По замыслу Центра, эти семь немцев должны были стать основой антифашистского правительства Германии. Факт наличия нового правительства этот должен был стать козырем в руках Сталина, который хорошо понимал, что судьба послевоенной Германии решается уже сейчас, хотя война еще далеко не закончена. Ответственными исполнителями операции «Забава» были Георгий Димитров (генеральный секретарь Коминтерна), Вильгельм Пик (генеральный секретарь коммунистической партии Германии) и Отто Гротеволь (заместитель Пика); о ходе операции докладывали лично Сталину.
Случайность, которых так много на войне, едва не сорвала все планы. Выполняя условия операции, Вершигора был вынужден расположить партизанскую дивизию в опасном районе, вблизи от шоссейных и железных дорог. Таким опасным соседством не замедлили воспользоваться фашисты, начавшие в один из дней сначала вялые, а затем все более атаки сел, занятых ковпаковцами. К полудню стало ясно, что противник старается взять дивизию в кольцо. Положение становилось угрожающим. Бой разгорался все сильнее, под угрозой оказался даже штаб партизан. Комендант штаба, не посвященный в детали секретной операции, принял единственно верное, как ему казалось, решение: опасаясь, что фашисты прорвутся к штабу и освободят «пленных», вывел тех из хаты, где они содержались, и под конвоем комендантского взвода повел за околицу деревни. Повел на расстрел. Ни один из немцев не владел русским языком, партизаны не говорили по-немецки, а переводчик в суматохе боя где-то потерялся.
В начале боя связной из штаба передал комдиву шифровку из Москвы. Центр интересовался, готова ли группа к выполнению плана «Забава», здоровы ли они и как их настроение. Центр подчеркивал, что «Юноша» придает большое значение этой операции. «Юноша» это был сам И.В. Сталин. Случайно связной сказал и о том, что комендант повел «пленных эсессовцев» в лес, расстреливать.
…Когда на взмыленном коне Вершигора настиг конвой на краю деревни, комендант, прислушиваясь к звукам боя, как раз прикидывал, давать уже команду расстрелять немцев или можно еще подождать.
Петр Петрович понимал, что случайная гибель этих семерых немцев означала не только срыв операции, находившейся на контроле в Ставке, но и неминуемую кару для него самого и всех, вовлеченных в план операции. Тяжелую длань Верховного главнокомандующего ощущали тогда все… За то время, пока Вершигора читал радиограмму из Центра, а потом загонял коня, чтобы успеть перехватить конвой и не дать коменданту расстрелять «пленных» немцев, в бороде у него появилась седая прядь.
Впрочем, все закончилось благополучно. Через несколько дней партизанская разведка смогла захватить два легковых автомобиля. С этого момента операция перешла на следующий этап и вскоре семеро немцев незаметно исчезли из расположения партизан. Только тогда Вершигора смог наконец вздохнуть с облегчением и нашел в себе сил пошутить на тему, что «хозяева всегда радуются дважды – когда гости приезжают и когда они наконец уезжают».
*  *  *
Говоря о многогранной личности и партизанских талантах Петра Петровича Вершигоры, трудно удержаться от того, чтобы не сравнить советского партизанского командира с полковником Т. Э. Лоуренсом, знаменитым Лоуренсом Аравийским.
Трудно сказать, как сам Петр Петрович относился к личности популярного на Западе британца, но как минимум один раз его имя он упомянул: в первой редакции документальной повести «Люди с чистой совестью» есть эпизод, когда некий генерал советской военной разведки, не названный автором по имени, провожая на аэродроме возвращавшегося в немецкий тыл Вершигору, говорит ему:
– Желаю вам успеха. Желаю вам стать советским Лоуренсом.
Далее в тексте следует вполне логичная для советской литературы того времени авторская фраза: «Нет, не лавры лоуренсов и не будущие награды зовут так неудержимо», – хотелось сказать в ответ генералу» . В дальнейшем, во время переработки текста повести, видимо, по цензурным соображениям, Вершигора этот эпизод несколько изменил.
В 1920-30-х годах в Советском Союзе имя полковника Лоуренса знали многие. «Эмир Динамит», британский разведчик и организатор партизанской борьбы арабских племен в тылу турецкой армии во время Первой мировой войны в 1920-х годах пользовался в Европе огромной популярностью. В 1929 году большим тиражом был издан русский перевод «Восстания в пустыне» – сокращенной версии знаменитой книги Лоуренса «Семь столпов мудрости», а в 1940 перевели и издали документальное исследование известного на Западе военного теоретика Бэзила Генри Лиддел-Гарта «Полковник Лоуренс». Кстати, мифологизированный в Европе образ британского разведчика и предводителя арабских повстанцев нашел свое несколько неожиданное отражение даже в таком классическом произведении советской литературы как «Золотой теленок» И. Ильфа и Е. Петрова: во время преследования подпольного миллионера Корейко едущий через пустыню на верблюде Остап Бендер называет себя «полковником Лоуренсом» и «эмиром-динамитом», обещая взбунтовать какие-нибудь племена и «объявить джихад Дании в качестве мести за гибель принца Гамлета».
Как это ни странно, но у Вершигоры и Лоуренса, таких, казалось бы, абсолютно несхожих людей, при внимательном рассмотрении можно найти много общего. Прежде всего, оба они были людьми сугубо гражданскими, вихрем войны вырванными из привычной для них жизни и оказавшимися, неожиданно для себя, талантливыми партизанскими командирами. И Вершигора, и Лоуренс были разведчиками, то есть людьми, умеющими на войне не просто воевать, но думать, анализировать и делать максимально верные выводы из минимума имеющейся информации. Оба сразу же после войны ярко, талантливо и захватывающе описали свои боевые приключения в книгах, которые сегодня можно считать эталонами мемуарной прозы – у Вершигоры это «Люди с чистой совестью», а у Лоуренса – «Семь столпов мудрости».  Ну и, конечно же, у обоих была явная склонность к приключениям и совершенно необходимый для партизана дух авантюризма, то есть умение не бояться рисковать и попробовать сделать то, что до этого считалось абсолютно невозможным.
Лоуренс Аравийский сумел организовать разрозненные племена бедуинов и направить их удары на вражеские коммуникации, парализовав тем самым тылы турецкой армии; он продумал и осуществил концепцию длительных рейдов по пустыне, на верблюдах, с уложенными во вьюки пулеметами, минометами и взрывчаткой для подрыва турецкой железной дороги.
Возглавив партизанскую борьбу арабов, Лоуренс сумел долгое время вести ее, сочетая высокую боевую активность с малыми потерями. Это ему удавалось, в первую очередь, благодаря хорошо отработанной системе сбора информации о противнике. Кроме того, он сформулировал и применил на практике золотое правило партизанской войны: не атаковать главные силы врага, а отрезать от источников снабжения и обессилить их мелкими налетами, уничтожая материальную базу (подрыв мостов и железных дорог, поджоги складов и т.д.) . Именно поэтому малочисленные арабские соединения не только смогли без особых потерь вести длительную борьбу в тылу регулярных турецких войск, но и в конечном итоге изгнали их из провинции Хиджаз.
Разрабатывая стратегию борьбы восставших арабских племен против турецких войск, Лоуренс считал, что «наши операции по развертыванию сил для последнего удара должны походить на войну на море своей мобильностью, повсеместностью, автономностью баз и коммуникаций, пренебрежением особенностями грунта, стратегическими зонами, фиксированными направлениями, пунктами. «Кто правит на морях, тот имеет полную свободу действий и может получить от войны столько, сколько сам захочет». А мы правим пустыней. Рейдовые отряды на верблюдах, самодостаточные подобно кораблям, смогут уверенно крейсировать вдоль границы обрабатываемых земель противника и беспрепятственно отходить на незнакомые туркам участки пустыни. Какую именно точку в организме противника следует поразить, будет решаться по ходу военных действий. Нашей тактикой будет внезапная атака с быстрым отходом: никаких фронтальных наступлений, одни точечные удары. Мы никогда не будем пытаться закрепить преимущество. Мы будем использовать минимальную силу в кратчайшее время, в самом удобном для нас месте.
…Внутренняя экономность наших рейдовых отрядов обеспечивала их мобильность и предельное расчленение. Обстоятельства у нас никогда не повторялись, следовательно, система не могла приспосабливаться к ним дважды, и это сбивало противника с толку» .
 Вершигора, в свою очередь, еще во время своего первого рейда с Ковпаком размышлял о перспективах рейдового партизанского формирования. Позднее он вспоминал, как они с корреспондентом «Правды» Леонидом Коробовым, сидя в тряской тачанке во время долгих ночных переходов, мечтали о дальних рейдах по оккупированной Европе. «Еще тогда, до битвы на Курской дуге, имея смутные сведения от людей, прошедших полсвета, вырвавшихся из лагерей смерти, прошедших вдоль и поперек распростертую ниц Европу, мы могли судить о глухой подспудной борьбе порабощенных народов. Нас притягивала Польша. Мы мечтали побродить по тылам врага в Бессарабии, Румынии и Чехословакии. Думали (чем черт не шутит!) дорваться и до Германии. Так постепенно у нас возник план организации партизанского отряда в триста-четыреста человек. Он должен действовать на машинах, внезапно появляться и так же внезапно исчезать. У нас были сделаны расчеты и сметы и даже намечены штаты…
Нашу идею назвали авантюрой. Но я и сейчас уверен, что это было возможно, и по сей день жалею, что капризная военная судьба не сделала меня вожаком этой отчаянной авантюры» .
Как видно, сходство идей и схожий выбор методов партизанской борьбы двух таких вроде бы совершенно несходных между собою людей, какими были Вершигора и Лоуренс, видены очень хорошо.
Кстати, не могу здесь не сказать, что много раз упоминающийся в «Людях с чистой совестью» Леонид Коробов тоже сам по себе личность весьма яркая и колоритная.
Родился в 1909 году во Владимирской области в крестьянской семье. Самостоятельную жизнь начал с 14 лет, учился, работал слесарем, разнорабочим, сварщиком. В начале 1930-х служил срочную службу в авиации Черноморского флота, закончил школу авиамехаников. В это же время стал писать заметки в различные газеты, поэтому после службы был приглашен на работу в военный отдел «Комсомольской правды». Писал репортажи о спасении челюскинцев. Вся страна в то время буквально бредила авиацией, поэтому «без отрыва от производства» Леонид закончил сначала летно-парашютную школу, а затем школу летчиков-инструкторов, с 1938 года участвовал в воздушных парадах. Талант военного журналиста раскрылся на финской войне, причем Коробов не только писал репортажи, но и лично принимал участие в боях: награжден орденом Ленина за то, что заменил погибшего командира батальона, принял на себя командование и успешно отбил несколько вражеских атак. С начала Великой Отечественной войны Леонид Коробов в качестве корреспондента «Правды» практически постоянно находился на фронте. Практически все свои материалы он брал на передовой, под вражеским огнем. Ходил с отрядом лыжников в глубокий рейд по немецким тылам. Дважды летал на оккупированную территорию к белорусским партизанам.
С января 1943 года находился в партизанском соединении Ковпака, прошел с ним более 7 тысяч километров по оккупированным областям РСФСР, Белоруссии и Украины.
В боевой характеристике, подписанной Сидором Артемьевичем Ковпаком, говорится: «Коробов Леонид Алексеевич, военный корреспондент «Правды», в январе 1943 года был переброшен из советского тыла в тыл врага в объединенные партизанские отряды Сумской области, дислоцировавшиеся в Полесской области Белорусской Республики. Тов. Коробов прошел в рейде по тылам врага вместе с соединением по Полесской, Минской, Пинской, Ровенской, Житомирской и Киевской областям. Совмещал обязанности журналиста с активной боевой работой. В селе Краевщина лично захватил немецкого ставленника старосту и трех полицейских, обезоружил их и доставил в штаб соединения. В Рафаловском районе, находясь в разведке, участвовал в маленькой группе разведчиков в захвате немецкого транспортного самолета. Охрана была группой перебита, самолет под руководством тов. Коробова был взорван. Во время форсирования железной дороги Коростень - Киев вместе с отделением разведки одним из первых ворвался на переезд дороги у станции Спартак. Охрана была перебита, переезд был захвачен, и путь через дорогу соединению был открыт. В деревне Кодра во время преследования соединения крупными частями противника тов. Коробов участвовал в 6-часовом бою рядовым бойцом, показал пример выдержки и находчивости. В деревне Блитча тов. Коробов из снайперской засады во время боя уничтожил несколько гитлеровцев и в ходе боя показал, что обладает хорошими качествами командира. С руководящей партизанской работой тов. Коробов справился отлично. С мая по июль 1944 года вновь был переброшен в тыл врага... тов. Коробов по-прежнему участвовал в боях и вновь показал свои боевые качества...».
Вот такие были в те времена журналисты – про их профессию как-то язык не поворачивается сказать, как про нынешних: «вторая древнейшая».
…Но все же той исторической личностью, на кого всю жизнь равнялся Петр Петрович Вершигора и с кем он себя постоянно сравнивал, был совсем другой человек, живший совсем в иную эпоху. Писатель и журналист Юрий Оклянский, работавший с Петром Петровичем в последние годы его жизни и хорошо знавший его, в биографическом очерке «Переодетый генерал» заметил, что наиболее близким историческим персонажем для Вершигоры был знаменитый «поэт-партизан», герой 1812 года Денис Васильевич Давыдов. Петр Петрович видел в нем близкую себе натуру, с которой он так или иначе отмечен единым знаком судьбы. «...При всей вроде бы несопоставимости поволжского аристократа начала XIX века и поднявшегося из низов молдавского украинца первой половины ХХ многое поражает в этом созвучии и перекличке натур и судеб. Прежде всего, оба были художники. И не просто людьми, волей обстоятельств надевшими мундиры, но самыми активными и в своей сфере выдающимися военными. Они соединили в себе, казалось бы, несоединимое. Безначальное по своей природе искусство, что погружено в служение неосязаемым духовным идеалам, требует сосредоточенности, самоуглубленности и даже затворничества (Денис Давыдов, например, в пятьдесят лет уединился в своем поволжском имении, целиком отдавшись семейной жизни и литературным трудам), и самую деятельную, беспрекословную, как приказ, не терпящую сантиментов и четкую, как шагистика, профессию военного. Как это внутренне укладывалось в каждом из них?
...Не сравниваю, конечно, масштабы талантов, говорю лишь о сходстве натур, поступков и творчества. Вершигора учился не только «залетным поискам» конного отряда далекого предшественника. Образцами искусства были для него книги документальной прозы Д. Давыдова» .
Перед нами параллель двух судеб: Вершигора – Денис Давыдов. Параллель понятная и вполне естественная, ведь для большинства русских людей слово «партизан» ассоциируется именно с именем героя 1812 года Д. В. Давыдова; кроме того, Вершигора неоднократно упоминает знаменитого поэта-партизана в своих книгах. Дениса Давыдова он считал личностью незаурядной, одним из замечательных людей первой половины 19-го столетия, незаурядным военачальником суворовско-кутузовской школы, военным историком и теоретиком партизанской войны.
Именно поэтому Петр Петрович сразу же обратил внимание на вышедшую в начале 1950-х годов историческую хронику писателя Николая Задонского «Денис Давыдов» и в журнале «Новый мир» откликнулся на нее острой рецензией. Говоря о личности Д. В. Давыдова, Вершигора отмечает, что «характер этот, столь ярко проявлявшийся в различных видах общественной деятельности, был освещён пламенем подлинного патриотического служения родине, России. Знаменателен девиз самого поэта-партизана: «...несмотря на поговорку: «Никуда не проситься и ни от чего не отказываться»... я всегда следовал правилу, что в ремесле нашем можно иногда напрашиваться и ни от чего не отказываться».
 Проявления его таланта были настолько многогранны, общественная и личная жизнь, служебные и социальные условия, в которых она протекала, столь противоречивы и трагичны, что сама жизнь поэта, воина, ученого должна стать не только предметом изучения историков, но может послужить благодарнейшим материалом для поэтического вдохновения, сюжетом для увлекательной и поучительной исторической повести, ибо сюжет – это и есть история характера» . Нельзя не заметить, кстати, что эти слова Вершигоры в полной мере могут быть отнесены к нему самому.
По мнению Вершигоры, Задонский дал в основном верную канву биографии Давыдова, но не сумел везде правильно осветить исторические факты и отношения. Считая Давыдова автором плана партизанской войны, Задонский, по мнению Петра Петровича, умаляет роль Кутузова. Приведя многочисленные исторические факты, Вершигора убедительно доказывает, что действительный план ведения партизанской войны, подчиненный общим стратегическим замыслам, был задуман и осуществлен Кутузовым в ходе знаменитого Тарутинского маневра. В самом этом плане был заложен глубокий стратегический замысел: в то время как главные силы русской армии отдыхали, получали пополнения и готовились к решительному удару по врагу, – сосредоточить свое главное внимание в период пребывания французов в Москве на действиях партизан. «Понимания этого нет в исторической хронике Н. Задонского. А жаль! Как выиграл бы замечательный образ Дениса Давыдова, будь он показал в конкретной исторической обстановке, сообразно своим силам и своей исторической роли», – заключает Вершигора .
Кроме того, по мнению Вершигоры, автор исторической хроники показал конфликт Давыдова с царем, но не отразил конфликт со средой и – самое главное – конфликт с самим собой, не разобрался в противоречивости характера своего героя. Петр Петрович даже здесь, в обычной журнальной рецензии, остается прежде всего писателем-реалистом, убежденным, что художественная литература обязана показывать читателю не искусственные образы, привязанные к идеологической схеме, но живых людей со всеми их внутренними противоречиями. 
*  *  *
Книги Петра Петровича Вершигоры издавались в Советском Союзе миллионными тиражами, получив заслуженное признание читателей. Их по праву можно поставить в один ряд с такой классикой партизанской мемуарной прозы как «Дневник партизанских действий» Дениса Давыдова, «Семь столпов мудрости» Лоуренса Аравийского и «Эпизоды революционной борьбы» Че Гевары. Живой, образный язык, наблюдательность в деталях, здоровый юмор, а также особый, чисто «партизанский» колорит делают сочинения Вершигоры интереснейшим чтением и сегодня. Кроме того, в этих книгах есть то, чего многим из нас не хватает в последние годы – искренняя, без малейшего налета фальши, любовь к своей родине и к своему народу.
История говорит с нами множеством голосов. Это и старые фотографии, запечатлевшие лица давно ушедших людей; это и архивные документы, сухим канцелярским языком пересказывающие события прошлого; это и мемуары, если только они достоверны и не переработаны официальной цензурой. Да и хорошие художественные произведения порой позволяют услышать шум истории отчетливее, чем при чтении научных трудов. Но лучше и удачнее всего те мемуары, в которых правдивые свидетельства очевидца сочетаются с большим литературным дарованием автора. Для истории ценны любые свидетельства, тем более – запечатленные талантливо. Хотя здесь всегда нужно помнить, что всякий талант не может быть абсолютно беспристрастным, ибо каждый видит события через призму своего мировоззрения.
Книга Вершигоры «Люди с чистой совестью» (жанр которой сам он определил, как «записки-воспоминания») стала любимым чтением для нескольких поколений советских читателей. Эту документальную повесть можно без преувеличения назвать одним из самых интересных и наиболее честных произведений о Великой Отечественной войне в художественной литературе советского периода, тем более что книга была написана непосредственным участником всех отраженных в ней событий и к читателю она пришла практически сразу же после окончания войны .
Характерно даже само название книги: в нем нет ни капли напыщенности или показного патриотизма, чем часто грешили писатели того времени. Пройдя всю войну бок о бок с самыми разными людьми, в труднейших условиях партизанских рейдов по вражеским тылам, видя своими глазами смерть и любовь, предательство и патриотизм, «чистый как слеза ребенка» (по его собственному выражению), Вершигора еще в первый год своей партизанской жизни решил: если ему будет суждено выжить, он обязательно напишет об этом книгу, которую назовет просто – «Люди с чистой совестью».
«Люди с чистой совестью» это рассказ о нравственной силе и новой морали советского человека. При этом автор повествует не о мертвых «морально-этических нормах», а рассказывает о живых людях и о становлении характеров этих людей на войне. Десятки участников партизанских рейдов ковпаковского соединения появляются на страницах записок, а в действительности перед глазами Вершигоры их прошли сотни. Задача писателя была непростой: изображая каждый из этих характеров, отобрать те черточки, поступки и слова, в которых отразилось главное в существе человека того времени. Путь «типизации образа», как это называется в литературоведении, у мемуариста, конечно, иной, чему у романиста или рассказчика, но и для мемуариста типизация обязательна: без отбора фактов и их обобщения воспоминания останутся только лишь сырым материалом, не смогут оформиться в литературное произведение.
Эта книга внешне кажется бессюжетной, но при этом редкие ее страницы можно опустить, не нарушив художественной цельности. Отдельные эпизоды, авторские отступления, даже мелкие зарисовки в сочетании образуют широкую картину жизни и боевой деятельности партизанского соединения, где щедро разбросаны замечательно точные характеристики людей. Героев своей книги будущий писатель изучал в самой гуще жизни, в боях и рейдах, деля с ними всю тяжесть партизанской войны в немецком тылу. События, портреты людей, детали военного быта, особенности партизанской стратегии и тактики – все здесь освещено одной мыслью, которая сформулирована в самом названии документальной повести – «Люди с чистой совестью».
Бывший учитель Базыма, ставший у Ковпака начальником штаба; бывший архитектор Тутученко, отличный подрывник, мечтающий снова строить удобные и красивые дома; дед Велас, смешно и трогательно охраняющий «партизанскую медицину»; помначштаба Горкунов с его лихой, порой безрассудной храбростью; порывистый и склонный к «партизанщине» Карпенко, который часто говорил «чепуху несусветную, а поступки совершал благороднейшие»; пятнадцатилетний разведчик Михаил Кузьмич Семенистый, в облике которого «отразилось сияние чистой юности, без остатка отданной войне, и многие, многие другие.
В каждом из своих боевых товарищей партизан-писатель сумел найти и показать основные черты, характерные для советского человека. У каждого из них есть свои недостатки, есть отрицательные черты характера, странности и чудачества. Однако, по словам Вершигоры, совесть их, проверенная огнем, железом и смертью, чиста и прозрачна, ибо это совесть тех, кто жил, сражался и умирал за свой народ и свою Родину.
Вершигора создал на страницах своих книг портреты тех партизан, с которыми он был внутренне близок, чьи характеры и дела произвели на него наибольшее впечатление. Среди его героев преобладают люди оригинальные, часто внутренне противоречивые, но при этом способные на сильные чувства и яркие поступки. На первый взгляд может показаться, что Петр Петрович только лишь хотел показать ярких людей. Но если вспомнить его представления о характерных особенностях партизанской войны, то выбор героев для книги уже не кажется случайным. В книгах, в стенограмме воспоминаний, в записных книжках Вершигора много раз подчеркивает: партизанские действия немыслимы без романтики, так же как они невозможны без отчаянно смелых, рискованных дел. Как ни парадоксально, считал Вершигора, но именно в таких действиях заключается самая надежная основа успеха, потому что они лучше всего обеспечивают использование фактора внезапности. Кроме того, яркие и смелые действия партизан вызывают симпатии местного населения, что, как известно, служит одним из главных условий успеха в партизанской войне. Ясно, что для такой работы во вражеском тылу нужны люди, способные ее выполнить. Этих людей и показал Вершигора в своих воспоминаниях особенно полно, поскольку они и были ядром соединения, они сплачивали и укрепляли его, хранили боевые традиции, накопленные ковпаковцами, обеспечивали выполнение самых сложных и рискованных заданий. Это, в первую очередь, целая галерея партизан-разведчиков и бойцов 3-й роты (Черемушкин, Мычко, Зеболов, Землянко, Колька Мудрый, Карпенко), а также партизанских командиров (Ковпак, Руднев, Базыма, Коренев). В основных чертах портреты партизан, созданные Вершигорой, совпадают с характеристиками реальных людей в других источниках, что дает основание говорить о максимальной достоверности книги «Люди с чистой совестью» .
Совершая с Ковпаком и Рудневым рейды на Правобережную Украину и в Карпаты, и затем, уже став командиром 1-й Украинской партизанской дивизии имени Ковпака, «сходив» с нею на территорию Польши, Восточной Пруссии, в Беловежскую пущу и Августовские леса, бывший кинорежиссер Вершигора азартно щелкал фотоаппаратом, а закончив разработку оперативного плана или написав очередной приказ по соединению, торопливо набрасывал в свою записную книжку несколько мыслей – наблюдения или зарисовки с натуры. Вершигора и сам не знал тогда, зачем он это делает. Никакой литературной задачи он перед собой в то время не ставил. Однако окружавшая его действительность, события, свидетелем и непосредственным участником которых он становился, и люди, ставшие его боевыми друзьями, были таковы, что не могли оставить творческую натуру бывшего кинорежиссера равнодушной.
«Было какое-то смутное представление, что все те героические и простые дела, страшные и веселые вещи, происходившие на глазах, могут стать интересным материалом для художника, – писал Петр Петрович позднее. В деловых записных книжках, в которых записывались текущие дела разведывательной работы, списки вновь принятых партизан, где-то в конце теснились обрывки мыслей и фраз, фамилии, характерные словечки, образы и сравнения, возникающие в самых неподходящих для литературной работы местах» . Например, во время одного крайне неудачного для партизан ночного боя Вершигора вместе с начальником штаба соединения Базымой неожиданно оказался под сильным пулеметным огнем. Укрываясь за толстой сосной, от которой летели во все стороны щепки, начальник партизанской разведки поймал себя на странной мысли, родившейся на фоне бессонной ночи, возбуждения и эйфории от только что минувшей опасности: «Бои, как люди, бывают разные. Есть бои светлые, как юная девушка, есть хмурые, как меланхолик; бывают нудные и тяжелые, как жизнь старика-вдовца, обремененного застарелым ревматизмом и геморроем. Бывают и бои-пятиминутки, как быстрая летняя гроза. Каждый бой имеет свое лицо, свои особенности, свои неповторимые подробности, которые запоминаешь на всю жизнь, если ты воин и в бою думал о победе над врагом, а не лежал, уткнувшись рылом в землю, дрожа за свою шкуру» . Эти слова потом почти в том же виде потом войдут в документальную повесть «Люди с чистой совестью».
*  *  *
Осенью 1944 года дирекция Киевской киностудии отправила двух своих сотрудников – Виктора Михайловича Иванова и Марию Федоровну Шумову в 1-ю Украинскую партизанскую дивизию для сбора материала о партизанской жизни.
«Я работала с П. П. Вершигорой над фильмом «Цветущая Молдавия» и хорошо помнила его, – вспоминала много лет спустя Мария Федоровна. – Милый, простой, всегда улыбающийся в свою шелковую бороду. Добрый. Но ничего от военного: ни выправки, ни интонаций в голосе.
Очень штатский вид, даже чуточку увалень с брюшком. И так хотелось увидеть режиссера Вершигору в новой профессии. Прославленный командир партизанской дивизии, генерал-майор!
…Внешне он почти не изменился с тех мирных солнечных дней в Молдавии. Та же блестящая черная борода, мягкие линии шелковых усов, умные, всевидящие глаза и детски милая улыбка добрых губ. И это гроза фашистов, легендарный Борода! А вот фигура. осанка другие. Пропала полнота, пухлость, пропали ленивые движения увальня. Худощав, подтянут. Какая точность, ловкость в движениях!»
 Когда у командира партизанской дивизии выдавался свободный вечер, Шумова и Иванов приходили к нему и Петр Петрович охотно рассказывал им о боевых делах ковпаковского соединения и о своих военных приключениях, тем более что рассказчик он был замечательный. Мария Федоровна записывала эти рассказы и постепенно они складывались в рукопись книги о партизанской войне.
Вот фрагменты этих записей:
«Руднев – это явление, прекрасное явление. Все в нем гармонично сочеталось. Ум и характер, глубокая культура и горячее сердце. Он коммунист высшего толка, предан партии. Беззаветно любил родину. Мне кажется, так я представляю себе национального героя. Так же – Ковпака, Сидора Артемовича Ковпака.
Они нашли друг друга и не расставались, связанные общим делом – борьбой за родину. А были совсем разные. Ковпак – колоритнейшая фигура, мудрый, добрый, с образной, простой речью. Руднев – блестяще образованный, кадровый военный, потомственный интеллигент. И внешне они отличались. Дед со своей знаменитой бородкой клинышком, в просторных одеждах, часто с палкой. Был разведчиком в первой мировой войне, награжден двумя Георгиевскими крестами. В гражданскую служил у Чапаева. Бойцы любили Ковпака беззаветно. Однако говорили: «Ругает Дед сильно, мат у него большой». Руднев – воплощение интеллигентности, культуры. Красив на редкость. Смуглое правильное лицо, черные усы. Всегда подтянут, строен, даже элегантен.
В партизанском отряде, где такой разношерстный народ, что при команде «заправиться!» поправляют кто галстук, кто шляпу, кто пулеметную ленту на штатском пальто, кто подвязывает постолы, и столь же разношерстен этот народ по привычкам, комиссар Руднев добился почти воинской дисциплины. Бойцы любили Ковпака и Руднева, верили им и шли за ними.
Генерал Руднев был прост, добр с подчиненными. Подойдет к костру, покурит из общего кисета, попробует печеную картошку, пошутит. Расскажет что-то полезное, важное. Всех знал по имени-отчеству и по прозвищу. Расспросит о близких. А еще любил чтения у костра. Есть у нас паренек с феноменальной памятью. На память шпарит, как ребята говорят, «Анну Каренину», рассказы Чехова, пьесы Штейна» .
Руднев слегка картавил после ранения. В бою прострелили ему горло.
…Помню совещание перед боем за Делятин. Руднев в своем черном кожаном пальто, возбужденный, красивый, стоит на пригорке.
– Товарищи, многие из нас останутся в Делятине навсегда! Но ничего нельзя сделать! Город нужно взять. Другого выхода нет!
Время было примерно 8 вечера, когда мы вышли на исходную позицию. Я шел рядом с Рудневым. Было темно. Но ветер разогнал тучи. Выплыл тонкий месяц. Руднев оглянулся.
– Да, брат, будет нам плохо!
– Отчего, комиссар?
– Я увидел месяц через левое плечо.
И он улыбнулся.
А я вспомнил наш недавний с ним разговор: «Не боишься ты завтрашнего решительного боя, Петрович?» Я сказал: «Да, боюсь. Одной вещи боюсь – чтобы не ранили в ноги» (потому что у меня обоза не было). «А разве ты не сможешь?» Приложил руку к виску, сделал жест, как бы стреляя. А сам – напряженное внимание. «Не знаю, говорю. Еще не приходилось. Так что не знаю, смогу или не смогу».
Мария Шумова записала и слова командира одного из партизанских отрядов, входивших в состав дивизии: «…Нет храбрее нашего Бороды! Тут бой идет, самолеты бомбят. А он скомандует, сам стрельнет, стрельнет, подобьет пулеметчика, а потом аппарат свой нацелит и – щелк, щелк – снимает на пленку. И еще смеется, когда в немецкие зады заряды попадают и фрицы на карачках в щели ползут. Так и стреляет наш командир – то из автомата, то из «Лейки». Генерал наш Вершигора человек без страха, без паники, бой ведет спокойно. С ним всегда побеждаем. А сам он или заговорен, или за него кто молится, или он думает, что еще раз жить будет» .
Незадолго до отъезда Шумова и Иванов как обычно пришли к командиру дивизии. Но в этот вечер Петр Петрович был задумчивым и, похоже, очень печальным.
…Вершигора медленно ходил по избе, заложив руки за спину.
– Ну, братцы, приказ о расформировании Первой Украинской партизанской дивизии имени дважды Героя Советского Союза генерал-майора Ковпака получен. Ковпак приезжает, удрал из госпиталя, хотя и не долечился
Вот и кончилась моя партизанская академия, которую я прошел у Ковпака и Руднева.
      Вершигора говорил это медленно и как-то тускло. Пламя фитилей, заправленных в гильзы, колебалось и трепетало, когда он внезапно останавливался, освещало часть стола и генеральский китель с орденами и медалями.
– Не ждал, что так тяжко будет расставаться с дивизией. Война-то для нас кончилась. Но как расстаться с людьми? Какие люди! Ни жизни, ни крови не щадили ради победы. Просто, не раздумывая. И это без громких слов. Одна цель – победить. Победить в неравном, почти всегда неравном бою.
– Воевать партизанах нужно с шиком, весело, бесшабашно,¬ – повторил Вершигора любимую свою догму. – Да так оно и было. В партизаны шли добровольцы. Романтики. У нас здесь воюют известный поэт Платон Воронько, архитектор Тутученко, удивительный, всезнающий человек. Были случайные люди, но первые брали верх и прививали им свой стиль. Какой народ! Не забыть никогда Ивана Намалеванного, Митю Черемушкина, разведчика Николая Бордакова и сотни других. Герои! Они погибли, хотя могли бы, наверное, спастись. Но жить пришлось бы жизнью трусов. И тогда не было бы нашей победы. Все эти хлопцы – люди с чистой совестью…
– Петро, ты должен написать книгу о партизанах, – сказал Иванов.
– Да она уже начата, надо расшифровать ваши устные рассказы, – сказала я.
– Нет, Маша, не до этого сейчас…
Вершигора остановился у огня.
– Я напишу книгу об истории партизанских войн, мне это снится.
Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, как бы продолжая ходьбу.
– У нас совсем нет книг об истории партизан. Как ни странно, но нет. Вот теперь я дорвусь до этого вымечтанного дела...
Сейчас генерал был не с нами. Где-то далеко. Может, даже не видел нас.
– Геродот, еще Геродот говорил о скифах... А герои народных войн... Гарибальди... – Он снова мерно заходил, заложив руки за спину. – А у нас... Евпатий Коловрат, Иван Грязнов, ходивший по тылам татар. украинские партизаны под Полтавой тысяча семьсот восьмого года, белорусские партизаны города Могилева. И скифские курганы и то, что под ними скрыто. А Денис Давыдов? Мечтается мне такая книга солидная, насыщенная фактами. И живая. С живыми героями, людьми. Напишу такую книгy.
– В тебе, Петро, таится еще и писатель, – Иванов сказал это торжественно и немного грустно. – Начинай!
Вершигора засмеялся.
– Я всегда начинающий! Начинающий пастух, потом начинающий музыкант, актер. режиссер театра, потом начинающий кинорежиссер, начинающий солдат, после партизанской академии – впервые военный командир. И только борода всегда была со мной. Постоянно! Теперь начинающий военный историк. А что? В этом есть что-то от партизанщины. Ночью сквозь леса, колючие кустарники, болота пробивались мы к цели. Сквозь архивы, летописи, свитки, чихая от пыли столетий, надо пробраться в чащу веков, чтобы посмотреть, как жил народ, что в тебе осталось от многовекового прошлого. И вдруг найти неумирающую человеческую мысль! «Без светильника истории тактика – потемки», – Суворов сказал. Напишу такую книгу – «Историю партизанских войн». В трех томах будете читать!
Вершигора сказал это твердо и убежденно.
Вернувшись в Киев, Мария Шумова тщательно расшифровала записи бесед с Вершигорой, отпечатанный материал сдала дирекции киностудии, а более ста страниц рассказов Петра Петровича передала ему. Эти записки, дополненные дневниковыми записями самого Вершигоры, и послужили основой книги «Люди с чистой совестью».
Ковпаковцы, прослышав, что «Борода» что-то пишет, старались ему не мешать. Зато в перерывах «случайным» посетителям не было конца: каждый хотел не только напомнить о каком-то интересном эпизоде из боевой жизни соединения, но втайне и сам желал попасть в «историю», которую пишет их командир. «Часто люди не умели скрыть своего затаенного желания и самому попасть в историю, которую пишет их командир. Я по-человечески понимал это отнюдь не мелочное честолюбие. Ведь «герои ничего не боятся, кроме забвения». А это были настоящие герои», – вспоминал потом Петр Петрович.
Во время работы над книгой Вершигора опирался в основном на свою память. Впрочем, жаловаться не приходилось: память разведчика с режиссерским образованием была на редкость цепкой и чуткой к мелочам. Сам Петр Петрович вспоминал, что пробовал вести записки, но дневник этот, по его словам, «оборвался в первые же полтора-два месяца. В отряде Ковпака захлестнула действительность, и живые факты и люди заслонили книжное литературное восприятие жизни. Да и, кроме того, мне всегда казалось, что ведение пунктуальных дневников, изо дня в день повествующих о нашей жизни или о том, какие она отпечатки откладывает на нас, несвойственно русскому человеку.
 ...Последние записи так и закончились декабрем 1942 года. До конца войны в эту тетрадку я больше не заглядывал, а разнообразные записные книжки, в которые попадали всякие сумбурные мысли, не мог оставить. Наоборот, чем ближе было к концу, чем яснее ощущались перед всеми нами контуры будущей победы, – все больше и больше хотелось записать, запечатлеть, сохранить то неясное, волнующее, что бывает в жизни у каждого человека, если он воюет или трудится, не уткнувшись мордой вниз, дрожа за свою шкуру» .
И вот, наконец, наступил момент, когда сделанные Вершигорой заготовки определили появление его будущей книги. Со страниц документальной повести перед читателем встают его боевые друзья, живые и мертвые. Правдивость, горячая любовь к своим невыдуманным героям, выразительность и ясная простота языка сразу же сделали документальную повесть Вершигоры значительным явлением в советской литературе.

*  *  *
Первая книга документальной повести «Люди с чистой совестью» была опубликована в журнале «Знамя» уже в 1945 году , а в 1946 году вышло и отдельное издание . В последующие годы повесть выдержала несколько переизданий, что в то время само по себе говорило об успехе.
У книги Вершигоры в целом оказалась счастливая судьба, образы ее героев сразу же глубоко запали в душу читателя. По словам одного из рецензентов, в книге захватывают не столько события, сколько умный рассказ о людях и чистый, мужественный голос автора, порой прерывающий повествование взволнованным лирическим комментарием.
Современному читателю военная проза Вершигоры может показаться излишне прямолинейной, в чем-то даже примитивной. На самом же деле это, конечно, совсем не так – книги писателя-партизана достаточно хорошо показывают людей того непростого времени, со всеми их чувствами, мыслями и переживаниями. Вот только нам из эпохи интернета, толерантности и высоких технологий уже бывает трудно понять внутренний мир тех людей и логику их поступков.
Западногерманский филолог Вольфганг Казак о «Людях с чистой совестью» отозвался так: «Повесть, выдержанная как рассказ от первого лица, в свое время была очень популярна; благодаря напряженности и стилевой ясности изложения она принадлежит к той части советской литературы, которая воспринимается всерьез» .
Несоответствие между искренним стремлением Вершигоры показать войну предельно правдиво и невозможностью это сделать по причине цензуры хорошо видно по изменениям текста его документальной повести «Люди с чистой совестью».
Процесс создания главной мемуарной книги Вершигоры растянулся на целое двадцатилетие. Если, по словам самого автора, писать эту книгу он начал еще до окончания войны, то сбор материалов и их осмысление с точки зрения будущего произведения в основном совпадает по времени с отображенными в мемуарах событиями. Еще в конце 1960-х годов историк А.А. Курносов, тщательно проанализировав текст повести «Люди с чистой совестью» и документы из архива Вершигоры, отметил очевидное родство между воспоминаниями и записными книжками . В последних содержатся высказывания партизан, колоритные ситуации, наблюдения психологического характера, которые затем были включены в книгу. Вполне определенной кажется связь текста мемуаров со стенограммой устных воспоминаний Вершигоры. Первые главы мемуаров были опубликованы практически одновременно со стенографированием устных воспоминаний, которое проводилось между 30 марта и 20 апреля 1945 года. Можно предположить, что в своем рассказе Вершигора опирался на уже отработанный для печати текст, отрывки из которого он зачитывал или подробно пересказывал. Вероятно, здесь Петр Петрович пользовался теми самыми записями, которая сделала в 1944 году Мария Шумова.
А. Курносов отметил несомненную близость начальных разделов стенограммы с первой частью повести «Люди с чистой совестью». Родство это проявляется в почти одинаковом отборе событий, в описании и оценках, сходной композиции повествования, в текстуальном тождестве ряда отрывков. Затем различия становятся более существенными. Возможно, это можно объяснить изменившимся соотношением источников: теперь уже запись устных воспоминаний стала служить автору отправной точкой в работе над текстом книги, а не наоборот, как это было в первой части книги. При сравнении текста книги и стенограммы заметны стилистические особенности устного рассказа и литературного произведения. Повесть написана языком, близким к разговорному и этот разговорный язык мемуаров усиливает их эмоциональное воздействие, создает ощущение доверительной беседы между автором и читателем. Кроме того, по сравнению с текстом стенограммы, книга отличается более четкой структурой – текст настолько «сбит» и компактен, что внесенные позднее дополнения и купюры воспринимаются внимательным читателем как логические нарушения. Стенограмма более конкретна по сравнению с текстом книги, особенно в тех случаях, когда Вершигора выражал негативное отношение к каким-либо событиям или людям: он называет настоящие имена и при этом очень четко, часто даже резко определял свою позицию, недвусмысленно отзывался об ошибочных решениях «высоких инстанций», даже о решениях, далеко выходящих за рамки проблем партизанской войны (например, о предвоенной политике на Западной Украине). В мемуарах же многие имена критикуемых либо не названы, либо заменены понятными только для посвященных намеками. В результате конкретные наблюдения и выводы приобрели более общее значение, сняты были некоторые резкие оценки и слишком категоричные формулировки. Вместо этого в книге появились иронические интонации автора и многозначительный подбор фактов, который должен был донести до «читателя-друга» его основную мысль. Также Вершигора исключил некоторые конкретные эпизоды: одни – вследствие абсолютной невозможности и опубликовать, другие – из-за слишком «частного» их значения.  Текст мемуаров был дополнен рассказами очевидцев описываемых событий и цитатами из официальных документов, что позволило читателю лучше понимать описываемые события в масштабе всей Великой Отечественной войны .

*  *  *
Внимательно сравнивая между собой издания документальной повести «Люди с чистой совестью» разных лет, можно отчетливо увидеть, что они довольно значительно отличаются друг от друга.
Можно выделить три авторские редакции книги. Первая – самая объективная и честная версия книги, написанная сразу же после войны, по горячим следам. Этот текст отличается жесткостью и своеобразной «непричесанностью». Здесь, например, можно найти крайне откровенные слова Вершигоры о том, что одной из самых неприятных обязанностей его, как заместителя Ковпака по разведке, было подписывать протоколы допроса и обвинительные заключения на взятых в плен полицейских. Петр Петрович пишет: «Очищать землю от всякой нечисти всегда нелегко. Сейчас я знаю одно: никакой следователь обычного типа не мог бы справиться с такой работой. Она требовала острого глаза и, самое главное, умения разбираться в людях. Я рубил лес, летели щепки, но совесть моя перед народом чиста. Единственной мерой было: что сделал и чем способен помочь ты, гражданин, в великом горе народном и каков путь твоего корабля в этом море испытаний и страданий человеческих» .
Жестоко? Конечно же жестоко, ведь эти самые «щепки» – не что иное, как человеческие жизни. Но возможно ли было на войне провести положенную законом процедуру следствия и суда для людей, добровольно служивших смертельному врагу, да еще находясь при этом в глубоком тылу у оккупантов?  Вряд ли…
А чего стоит предельно самокритичное описание ночного боя во время первого рейда Вершигоры в составе соединения ковпаковцев: тогда Петр Петрович с проводниками из местных жителей пошел проверить дорогу для партизанской колонны, неосмотрительно оставив на повозке свой автомат. Неожиданно совсем рядом, метрах в десяти, ударили два немецких пулемета, проводники удрали, а сам он оказался в довольно глупом для партизанского командира положении: «Я стоял почти рядом с немецкими пулеметами и ничего не мог поделать. В мою сторону никто не стрелял, и я, уныло повернувшись, тихо побрел лесом, проклиная себя за оплошность. Я думал о том, что командиру в таком положении полагается пустить себе пулю в лоб. Но пули мои остались на повозке, а повозка черт знает где…». Впрочем, тут же Вершигора пишет: «Провоевав в тылу у противника еще около двух лет, я больше никогда нигде не оставлял своего оружия, зная, что такое счастье, как случай на поляне под Хочином, выпадает человеку только раз в жизни» . Никакого героического пафоса, конечно, тут нет и в помине, однако много ли найдется мемуаристов, которые не побоялись вставить подобный эпизод в свои воспоминания?..
Во второй редакции книги, которую следует датировать 1950 годом, практически все подобные эпизоды исчезли. Сравнение вариантов первой книги повести «Люди с чистой совестью» показывает, что при переработке были опущены трагические эпизоды и впечатления первых месяцев войны, частично исключены отрывки текста, в которых раскрывалось авторское отношение к армии и к партизанам, рассуждения о специфике партизанских действий, о психологии партизанской войны, ее быте, морали, способах поощрения и наказания в ковпаковском соединении. Также были убраны критические замечания, касающиеся некоторых партизанских командиров, выводы автора о сложности политической ситуации на оккупированных территориях, отдельные наблюдения и эпизоды, в которых отразились внутренние противоречия партизанского движения.
Вершигора убрал из книги свои размышления о «чересчур строгих людях», которые «за самый факт пребывания во вражеском тылу взыскивали строго и безжалостно», а «сами, попав в аналогичные условия, оказывались трусами, а иногда и предателями», рассказ Руднева о его аресте. Кстати, исчезло из текста и авторское отступление, сделанное в связи с характеристикой Руднева: «…речь была основным, чем двигал вперед он свое большое дело. Во время мирной жизни мы забыли об этом могучем оружии, его притупили некоторые ораторы, выступавшие на собраниях и митингах, бия себя в грудь и произнося по шпаргалкам затасканные фразы, которые не вызывали чувства подъема, не будили мысль и были способны вызвать лишь тошнотворную скуку. Нас, молодое поколение революции, эти штатные ораторы отлучили от мысли, что речь человеческая – острое оружие, ибо при посредстве ее люди выражают свои идеи, переживания, то есть все, за что люди испытывают муки, страдания, радость победы и творчества, за что часто жертвуют даже жизнью» .
Вызванные критикой купюры в тексте книги автор компенсировал дополнениями, которые носили уже совсем другой характер. Так, рассказ С.А. Ковпака о совещании в Кремле с участием Сталина представляет, по сути, цитату из мемуаров «От Путивля до Карпат». Также в этой версии «Людей с чистой совестью» появилось изложение приказа о рейде соединения на Правобережную Украину, объясняющее цель этой операции.
Интересно, что в варианте 1952 года появился большой фрагмент, в котором Вершигора соединил не связанные между собой случаи, происходившие в разное время, дополнил их вымышленными эпизодами и в центре поставил образ партизана Корниенко, весьма далекий от прототипа. Это важный для книги эпизод, в котором рассказывается об установлении связи между соединением Ковпака и советским командованием – уход старика Корниенко за линию фронта для установления связи; его возвращение и гибель в последнюю минуту; несчастный случай с радисткой Катей; установление радиосвязи с «Большой землей». Однако этот фрагмент не находит подтверждения ни в одном источнике. Первая часть эпизода очень схожа с реальным переходом линии фронта старым партизаном А.И. Корниенко, только он не погиб, а вернулся к Ковпаку, но без радиста и без рации. История же радистки Кати (при приземлении зацепилась парашютом за дерево, обрезала стропы, упала с большой высоты и сломала правую руку, потом, пересиливая боль, работала на ключе левой рукой) сильно напоминает случай с Аней Лаврухиной (Аней Маленькой), радисткой разведруппы Вершигоры. Судя по тому, что в первой редакции повести «Люди с чистой совестью» этот эпизод вообще отсутствует, а сама радистка Катя больше не встречается ни в воспоминаниях Вершигоры, ни в других источниках, Петр Петрович соединил реальные случаи из жизни реальных людей, сместив их по времени и немного изменив детали.
Петр Петрович Вершигора не был ни приспособленцем, ни тем более трусом. Он, как честный коммунист, только следовал генеральной линии партии большевиков по отношении к творческой интеллигенции: каждый писатель обязан был четко демонстрировать свою лояльность государственной политике и преданность власти, что в общем-то вполне логично.
Показательным примером отношения официальной литературной критики к книге Вершигоры может служить фрагмент из объемного «Очерка русской советской литературы», изданного Академией наук СССР. Читаем: «В одной из первых по времени документально-художественных книг о войне «Люди с чистой совестью» П. Вершигоры (1946) показан всенародный характер войны советского народа против фашизма. В делах знаменитого партизанского отряда ковпаковцев, действовавшего на Украине, раскрывается нравственная сила народа, поднявшегося на войну против гитлеровской Германии.  …В первой книге роль партийной организации в партизанской войне на Украине была показана недостаточно, действия партизан изображались порой вне их связи с Советской Армией. Эти недостатки устранены автором в книге второй – «Карпатский рейд» .
Как мы видим, переработка мемуаров Вершигоры в конце 1940-х годов под давлением литературной критики того времени, по сути, привела к тому, что появился текст, гораздо менее адекватно отражающий представления автора книги об описываемых событиях, иначе говоря – к искажению первоначального варианта книги.  Конечно, книга стала более «правильной», стала меньше расходиться с принятыми в то время идеологическими установками, но при текст сильно потерял в точности передачи мыслей, чувств и впечатлений мемуариста.
Интересно, что в книге «Люди с чистой совестью» характер приводимых сведений меняется в связи с изменением служебного положения Вершигоры в отряде. Так, в первые дни после вступления в соединение Ковпака Петр Петрович был, как мы помним, командиром роты. В воспоминаниях об этом периоде преобладают личные впечатления от нового коллектива, рассказы о боевых эпизодах, в которых он сам участвовал, характеристики партизан.
Когда Вершигора становится начальником разведки соединения, сразу же значительно расширяется круг сведений об истории соединения: он рассказывает о крупных операциях, проведенных ковпаковцами, таких как разгром гарнизона в Лельчицах, бой в селе Тонеж, «Сарнский крест, уничтожение мостов на реке Тетерев. В этой части книги Вершигора уже подробнее рассказывает о тех событиях, в которых участвовал лично, но при этом приводит факты, о которых он получал сведения как работник штаба соединения. Так, например, Петр Петрович характеризует организацию и личный состав разведывательных органов партизанского соединения, систему их работы и результаты деятельности. Он также сообщает читателю о мероприятиях противника, проводимых против партизан, об обстановке в районах действия ковпаковского соединения, о деятельности украинских и польских националистов. А в книге «Рейд на Сан и Вислу» характер фактических сведений изменяется еще больше: в связи с назначением Вершигоры командиром соединения уменьшается количество эпизодов, написанных на основе личных впечатлений, зато полнее и глубже характеризуются действия соединения в целом; большое внимание начинает уделяться проблемам внутренней и боевой жизни партизанского формирования, действиям отдельных подразделений, выполнявших самостоятельные задания.
В книгах Вершигоры уделено большое внимание разведке. Кроме прямой связи с его официальной должностью в соединении разведка, по словам, Петра Петровича, стала его увлечением, делом, к котором он чувствовал не только служебный, но и глубоко личный интерес. Вершигору интересовали и другие аспекты партизанской войны, в особенности – ее теория. Отсюда в «Людях с чистой совестью» многочисленные размышления о вопросах партизанской тактики, оперативного искусства, психологии партизанских действий.
*  *  *
Петр Петрович продолжал работу над своими мемуарами и в 1959 году закончил третью книгу – «Рейд на Сан и Вислу», в которой рассказывалось о событиях конца 1943 – начала 1944 года. Она была опубликована в журнале «Новый мир» (1959, №2-3), а в 1960 году вышла в Воениздате отдельным изданием.
Нельзя не заметить, что хотя эта книга и является продолжением повести «Люди с чистой совестью», она должна описывать события зимы и весны 1944 года, когда ковпаковское соединение, получившее название 1-й Украинской партизанской дивизии имени С. А. Ковпака, под командованием Вершигоры совершило рейд по Западной Украине и некоторым областям Польши. Однако повествование обрывается на феврале 1944 года, когда партизаны ни до Вислы, ни до Буга еще, собственно, не дошли.
Автор описывает самое начало рейда, примерно месяц – с начала января по февраль 1944 года, когда достаточно хорошо экипированное и вооруженное партизанское соединение через огромную брешь в линии фронта вновь отправляется на запад. Фронт движется по пятам за партизанами и, чтобы оставаться в соприкосновении с противником и выполнить весь круг поставленных боевых задач, партизанской дивизии приходится постоянно ускоряться – ситуация парадоксальная.
Стоит отметить, что в повести «Рейд на Сан и Вислу» Вершигора уделил много внимания сложным взаимоотношениям партизан, местного населения западных областей Украины и Белоруссии и бандеровцев, которые все чаще стали возникать в качестве противника советских партизан. Многочисленные местные «вожди» УНО-УПА на словах декларировали борьбу с немцами, но на деле никакой серьезной борьбы не вели, предпочитая мобилизовать местных мужиков в свои «курени» и выжидать, наблюдая со стороны за смертельной схваткой Красной Армии и Вермахта.
Отношение советских партизан к бандеровцам резко изменилось. Если годом раньше ковпаковцы старались избегать прямых боестолкновений с «куренями» националистов, то теперь они имеют четкую задачу по ликвидации этих бандформирований, как их назвали бы сейчас. Вершигора описывает несколько боев с бандеровцами, разгром одного «куреня» и ликвидацию школы «лесных чертей». Часть бандеровцев была уничтожена, насильно мобилизованных крестьян распустили по домам, причем некоторые из них выразили желание остаться с партизанами.
 Партизанская дивизия выходит к Западному Бугу, за которым начинается Польша, и переходит границу… На этом книга заканчивается, на самом интересном месте – рейд только начался, еще много событий впереди и есть многое, о чем стоило рассказать.
Повесть «Рейд на Сан и Вислу» заканчивается словами: «23 февраля 1944 года наше соединение было переформировано в 1-ю Украинскую партизанскую дивизию имени С. А. Ковпака. С этого дня я снова стал вести свой дневник. Выдержки из этих записок и дают представление о боях на польских землях во время рейда от Билгорая до Бяловежи» . Позднее, в сборник «Невыдуманные приключения» Вершигора поместил свой дневник, который он вел в феврале-марте 1944 года, т.е. в нем речь идет о событиях, которые произошли сразу вслед за тем, на чем заканчивается «Рейд на Сан и Вислу». Почему он не обработал свои дневники того периода в виде документальной прозы, как делал это до сих пор? Мы об этом не знаем. Но странно, что до сих пор никого из читателей эта странная концовка не заставила задать вопрос: а где же сами эти дневники, о которых идет речь? Смерть Вершигоры в марте 1963 года прервала работу над последней книгой воспоминаний – «Неманский рейд». Этим, судя по всему, и объясняется то ощущение некоторой незавершенности текста, которая при внимательном прочтении заметна внимательному читателю.
Кстати, в 1980 году на киевской киностудии имени Александра Довженко режиссер Тимофей Левчук снял двухсерийный художественный фильм «От Буга до Вислы». Основой сценария послужила книга «Рейд на Сан и Вислу». Роль самого Вершигоры с блеском исполнил известный актер Михай Волонтир . Фильм получился удачным, долгое время он с успехом шел в прокате по всей стране. Военное кино в Советском Союзе снимать умели.
Посмертное издание трех законченных книг («Рейд за Днепр», «Карпатский рейд», «Сан и Висла») было осуществлено в 1963 году. В первой своей части («Рейд за Днепр») этот вариант отличается от предыдущего тем, что здесь частично были восстановлены купюры, произведенные при подготовке второго варианта книги и, наоборот, удалены некоторые из внесенных раньше вставок. Кроме того, гораздо реже упоминается Сталин, зато часто стало мелькать имя Н. С. Хрущева, как одного из руководителей партизан на Украине. Хрущев действительно по партийной линии курировал партизанское движение, но все же роль его была не такой значительной, как показывает Вершигора. Впрочем, существенным изменениям подверглись лишь примерно сто первых страниц. Видимо, Вершигора успел отредактировать только их.
Тщательный текстологический анализ мемуаров Вершигоры позволяет проследить изменение его взглядов на общие и частные проблемы истории партизанской войны. Один из главных здесь вопросов – соотношение рейдирующих и местных партизанских формирований. Петр Петрович в разное время возвращался к обсуждению преимуществ и недостатков тактики «рейдовиков» и «местных» партизан. При этом позиция его со временем менялась.
Так, в стенограмме воспоминаний 1945 года есть такая фраза: «Только те являются настоящими партизанами, кто своим методом избрал рейдовую тактику. И все те, кто сидел на месте, подсекая себя на корню и ограничивая свои возможности переходом к обороне, тот по существу партизаном не является» . Такая позиция была обоснована как логическими выкладками, так и личными наблюдениями Вершигоры. Естественно, такое резкое и категоричное мнение не было предназначено для широкой читательской аудитории, поэтому в тексте первого варианта книги «Люди с чистой совестью» акцент был сделан не на слабых сторонах боевой деятельности «местных» партизан, а на преимуществах тактики рейдовых соединений: «Движение – мать партизанской стратегии и тактики. Неужели только мы понимали это? Я не могу до сих пор уразуметь, как могли десятки отрядов сидеть, прикованные к одному месту, давая своей неподвижностью самый крупный козырь неприятелю – возможность все знать о себе» . Как видим, этот афоризм и его обоснование по сравнению с устными воспоминаниями несколько смягчены. Отношение Вершигоры к этой проблеме отчетливо выразилось в изложении конкретных фактов, в характеристиках «местных» и рейдирующих отрядов, отдельных участников войны в тылу врага. Во втором же варианте книги этот абзац был урезан и изменен: «Движение – мать партизанской стратегии и тактики. Неужели только мы понимали это? Нет, не мы одни. Старый полководец России, мудрый Кутузов, писал партизану Дорохову, принявшему оборонительную тактику: «партизан никогда в сие положение прийти не может, ибо обязанность его есть столько времени на одном месте оставаться, сколько ему нужно для прокормления людей и лошадей. Движение есть лучшая позиция для партизана» .
Впрочем, в последующих вариантах документальной повести «Люди с чистой совестью» у Петра Петровича сохранилась некоторая доля иронии при рассказе о действиях «местных» отрядов. И лишь в книге «Рейд на Сан и Вислу» можно заметить переход Вершигоры к более широкой точке зрения: «…Были отряды, сидевшие долгие месяцы на одном месте, но были и такие, у которых главным методом являлось стремительное движение и внезапное нападение на противника. Были отряды чисто разведывательные, были и сугубо диверсионные, никогда не принимавшие открытого боя, а действовавшие только миной толом. Были конные и были пешие. Встречались громоздкие отряды с семьями, с обозом, стадом скота, с гусями и курами, с развитой системой оборонительных укреплений на определенном участке местности. И были боевые подпольные группы, действовавшие непосредственно во вражеских гарнизонах…
«Кто лучше, кто хуже?» – могут задать вопрос. Ответить на него даже и сейчас, когда с течением времени люди становятся объективнее и избавляются от временных пристрастий, нелегко. А мне тем более! …Я тоже был страстным представителем одной из крайностей этой профессиональной специализации…» .
Возможно, что изменению представлений Вершигоры о соотношении «местных» и рейдовых партизан способствовала работа над брошюрой «Партизанские рейды (из истории партизанского движения в годы Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945 гг.)». Здесь эти две формы партизанской борьбы – местная и рейдовая – не противопоставляются друг другу, а рассматриваются как взаимодополняющие .
Сравнение разных редакций мемуаров Петра Петровича Вершигоры позволяет выделить как наслоения чисто литературного свойства, так и инородные, «нетворческие» наслоения. Анализ мемуаров дает возможность реконструировать изменения взглядов автора в ходе формирования и развития текста, сравнить те или иные его суждения с определенными этапами этих изменений и сделать некоторые заключения об их причинах. Книга «Люди с чистой совестью» своеобразна тем, что начало работы над ней практически совпало с событиями, а окончание – удалено от них почти на двадцать лет, насыщенных самыми различными изменениями в жизни страны.
*  *  *
В «Людях с чистой совестью» Вершигора воспроизвел свой разговор с комиссаром партизанского соединения Семеном Васильевичем Рудневым, который произошел во время Карпатского рейда, незадолго до гибели комиссара.
Руднев тогда сказал:
– А ты знаешь, я давно хотел сказать тебе. Мне кажется, после войны тебе легко будет жить на свете.
– Вот как? – удивился Петр Петрович. – Почему же?
– Никогда не терять спокойствия и весело переносить беду – это то, чему всю жизнь я хотел научиться. И, кажется, так и не сумел .
К сожалению, комиссар Руднев ошибся. Послевоенная жизнь генерала Вершигоры оказалась вовсе не легкой.
В автобиографии Петр Петрович дал себе такую ироничную и прямую самооценку: «Партизан по призванию, а не по случаю, в письменных характеристиках и наградных листах числюсь смелым, инициативным, и т.д. и т.п., а в кулуарах штабов и инстанций известен как недисциплинированный и злой на язык подчиненный.
 Недисциплинированностью у нас часто зовут самостоятельность мыслей и умение их настойчиво проводить в жизнь. Награды и повышения по службе получал, как правило, за нарушения по службе, например, за ругань по радио награжден орденом «Красного знамени» (вернее за результаты ее), генерала – за невыполнение приказания Н. С. Хрущева, запрещавшего ходить в Польшу, а затем представившего к этому званию за то, вероятно, что я все-таки туда влез со своими хлопцами, и т.д. Были и вещи прямо обратные, но это тогда, когда делаешь наперекор начальству поглупее. Не дай бог не послушаться дурака. А умный всегда поймет» .
Таким прямым, честным и принципиальным людям непросто было жить во все времена, так что не стоит думать, что послевоенная судьба «партизанского генерала» была вполне безоблачной и безмятежной.
Казалось бы, золотая звезда Героя Советского Союза, звание генерал-майора и присуждение в 1947 году Сталинской премии за первую часть повести «Люди с чистой совестью» означали, что боевые заслуги Вершигоры были оценены по достоинству, а его творчество одобрено на самом «верху». Действительно, за первой публикацией повести последовали ее многочисленные переиздания, по книге Вершигорой была написана пьеса, спектакль по которой с успехом шел в столичном театре им. Ермоловой , на Киевской киностудии готовились снимать экранизацию. Это был настоящий успех, включающий в себя и такие «земные блага» как большая квартира в знаменитом «доме писателей» в Лаврушинском переулке, персональная подмосковная дача, личный автомобиль.
Однако уже в 1948 году в печати появились отрицательные отзывы о книге. Формальной причиной для критики послужила некоторая «односторонность подхода» Вершигоры к событиям, вытекавшая из его страстной приверженности к определенным формам партизанской борьбы, а именно – к рейдовой тактике. Однако более глубокие основания заключались в том, что, по выражению одного литературоведа, вся система образов, весь жизненный материал, на основе которого были написаны записки-воспоминания П. Вершигоры, противоречили так называемому культу Сталина. Если добавить сюда независимость взглядов автора и его стремление «найти в себе мужество говорить обо всем только правду», стремление к искренности в сочетании с яркостью и самостоятельностью авторского мировосприятия, совершенно противоречащие концепции «винтиков» герои – люди с резко выраженной индивидуальностью, сложные и внутренне противоречивые, – все это делало книгу Вершигоры очень уязвимой для литературной критики тех лет. Кстати, в записных книжках Вершигоры есть такой афоризм: «Я достаточно пролил крови за свою родину, чтобы иметь право видеть и говорить о ее недостатках, – сказал мне один кадровик» .
30 ноября 1948 года газета «Культура и жизнь» напечатала письмо некоего полковника А. Прохорова. В этом письме откровенно хамский тон и личные выпады против Вершигоры («смесь невежества и обывательщины, элементарной политической неграмотности и лжи», «в своем чванливом высокомерии автор поучает» и т.д.) сочетались с политическими обвинениями и угрожающими намеками («писатель, забывающий о решающей роли партии в организации партизанского движения в тылу врага, искажает действительность»). Эти «замечания» об искаженном значении роли партии, недооценке борьбы подпольщиков и политической пропаганды на оккупированных территориях, о противопоставлении рейдовых отрядов местным формированиям были основаны на вырванных из контекста книги фразах и произвольном толковании многих из них. Основное содержание этой «рецензии» сводилось к одному: так не должно было быть, а, значит, и не было.
Главная же, как нам кажется, причина, побудившая этого полковника взяться за перо, становится понятна в конце письма, где он пишет: «Непонятна неприязнь автора к кадровым военным, а она чувствуется во всей книге. В ряде мест книги имеются бездоказательные обвинения по их адресу. В своем чванливом высокомерии автор поучает, что они-де, военные, «механически перенесли на наше дело опыт военных армейских операций...», подменяют алгебру войны арифметикой. Одному из героев книги П. Вершигора вкладывает в уста следующие слова: «А может, наш рядовой у них за генерала сошел бы...». Односторонне рисует Вершигора офицеров Советской Армии. Так, например, лейтенант Цветков, «окончивший нормальную военную школу», показан в самом неприглядном свете: его рота «или с обороны убежит, или в наступлении запутается и к концу боя по своим сзади лупит». Как бы в противовес военным автор дает образ Матющенко, подчеркивая при описании этого «мужичка в штатском костюме... впервые столкнувшегося с военным делом в боях», что он «не умеет козырять, не имеет выправки и бравого вида, не имеет властного голоса, но зато понимает противника, знает своего солдата: умеет воевать, а не разговаривать (?) о войне...». В другом месте Вершигора всерьез повторяет избитое вражеское объяснение неудач и причин поражения немцев зимой 1941 года под Москвой, говоря, что «немцы спасовали перед русской природой, русскими морозами» .
Теперь все становится более-менее ясно: некоему «полковнику А. Прохорову» стало обидно за кадровых военных, а самое главное – заела его зависть к гражданскому кинорежиссеру, штатскому «пиджаку», который закончил войну генерал-майором, в то время как автор этого пасквиля дослужился только до полковника.
Тем не менее, о значении этой рецензии говорит тот факт, что ее основные положения даже вошли в оценку книги Вершигоры в Большой советской энциклопедии и в какой-то степени повлияли на все дальнейшее развитие военной мемуаристики.
Отдельные читатели книгу Вершигоры тоже не приняли. Например, А.И. Батюто, в будущем ставший известным литературоведом, исследователем творчества Тургенева и Достоевского, в июне 1947 года записал в своем дневнике: «Кое-что читал здесь. Вторую половину «Саги о Форсайтах», Генри — «Короли и капуста» и «Избранные рассказы», Вершигора — «Люди с чистой совестью». Последнее очень не понравилось за армейское самодовольство, отсутствие движения и таланта — главным образом. В остальном — сглаженность, невыразительность языка и трактовка советского человека как чего-то особенного — также неубедительно. Человека в книге нет, людей тоже; но газетные штампы и замусоленная скудная идейность сытого генерала, мозги которого уже покрываются жиром, есть в избытке. Чувствовать и думать таким не обязательно. Достаточно быть почтительным к «товарищу Демьяну» и вовремя заявить о почтении. Остальное приложится наверняка, как награда за выслугу лет…» . 
Неправ был будущий литературовед, и сильно неправ. Ни в самом Петре Петровиче, ни в его книгах нет ни капли «армейского самодовольства» и уж тем более «скудной идейности сытого генерала». Но как можно было доказать этому рафинированному интеллигенту, что книга о только что закончившейся страшной войне в принципе не может быть похожа на столь любезные литературоведу романы Тургенева и Достоевского? Да и стоило ему что-то ли доказывать?..
И все же большинству советских читателей книга «Люди с чистой совестью» пришлась по душе. Так, геолог Борис Вронский примерно в то же время делает запись в личном дневнике: «30 мая 1948 года. Ожидаю с нетерпением выхода Вершигоры «Люди с чистой совестью», первую часть которой я читал в журнале «Современный мир» и которая мне очень понравилась своей искренностью и задушевной простотой».
3 июля 1948 года. Достал вчера книгу Вершигоры «Люди с чистой совестью», которую подарил мне Созинов, наш Главбух, привезший ее из Магадана. С большим удовольствием прочел ее. Пожалуй, это лучшее, что написано за время этой войны. Надо будет послать ее Марсике. Подобрал к отправке еще пару книг — Бубеннова «Белая береза» и Галина «В одном населенном пункте». Все три удостоены Сталинской премии, причем Бубеннов получил первую премию, а Галин и Вершигора — третью. По-моему, из всех трех на первом месте стоит книга Вершигоры» .
Кстати, диаметрально противоположные мнения двух современников относительно книги Вершигоры говорят о том внутреннем, идейном разломе внутри советской интеллигенции, который в 1960-х проявился в появлении подпольного диссидентского движения и «самиздата», а затем, через много лет, косвенно поспособствовал гибели Советского Союза. Отголоски этого противостояния мы видим и сейчас, когда с началом специальной военной операции на Украине значительная часть российской творческой интеллигенции восприняла изменения в стране как атаку на пресловутые «права человека» и демократию. Часть этих людей покинула страну и стали ее заклятыми врагами, поливая грязью Россию и россиян и поддерживая деньгами ВСУ; другая же часть, хотя и осталась в России, проведение СВО не поддерживает и втайне радуется любым неудачам российских войск на фронте. Только сравнительно небольшой контингент отечественной творческой интеллигенции принял специальную военную операцию как давно назревшую необходимость и старается помочь своей стране и вооруженным силам в схватке с бандеровским режимом Украины и коллективным Западом.
Впрочем, это уже совсем другая история…
Писательница Елена Ржевская, начинавшая свою творческий путь в конце 1940-х годов, вспоминала про свою первую встречу с Вершигорой. Это был творческий вечер в Центральном доме Советской Армии. «Вечер в зале ЦДСА уже начался. Прохаживаясь между рядами собравшихся читателей, Вершигора рассказывал о работе над новой книгой, недавно вышедшей, — «Карпатский рейд». Ни генеральские лампасы, ни золотая звездочка Героя, ни массивная непривычная тогда в Москве партизанская борода, доминировавшая в его внешности при умеренном росте и плотно сбитой фигуре, ни ключик от машины, вертевшийся на пальце, не отделяли его от собравшихся в зале людей. Подкупал достоверный тон, простой, искренний.
Он с горечью говорил о Ковпаке, резко не принявшем книгу. Ковпак задет тем, каким он предстает в ней. Вершигора пояснял что-то, ссылаясь на технику киносъемок, близкую ему по довоенной профессии кинорежиссера, когда при всей концентрации света камера обращена на одного актера, слепящие юпитеры забивают морщины и любые помарки на его лице. Выходит, Ковпак считал, что ему положено находиться исключительно под таким светом. Но это невозможно, если пишешь о человеке с присущим им характером, складом. Словом, Ковпак желал видеть себя в книге на котурнах славы, а не живым, ярким самородком, каким старался донести его автор, любя и воздавая ему.
Вершигора обращался из этого зала к далекому Ковпаку, взыскуя понимания.
Но особенно запомнилось мне из сказанного на том вечере Вершигорой, что не только для писателя удача оказаться свидетелем важного события, но и для самого события удача, если его очевидцем был писатель, сложившийся или потенциальный. Он постарается воспроизвести черты и характер события, чтобы оно не стушевалось в потоке времени, не исчезло бесследно и не было забыто или искажено впоследствии, когда б потомки пожелали реставрировать его, не располагая надежными данными и представлениями о нем. Примерно так говорил он. В этом обращении к своему опыту пережитого и к работе над книгой и было понятие Вершигоры о долге писателя, участника и очевидца значительных событий».
Ржевской, как любому начинающему писателю, нужна была поддержка известного литератора, она попросила Петра Петровича прочесть рукопись ее книги о войне. Вершигора прочел, книга ему понравилась. Вскоре после выхода книга Ржевской в свет Вершигора поместил в «Комсомольской правде» заметку, в которой похвалил книгу молодой писательницы. Однако реакция литературной критики оказалась не совсем такой, на которую она рассчитывала.
«Вслед за его выступлением стали кое-где в печати мимоходом неодобрительно цепляться к книжке.
— Это я на вас теперь своих врагов навесил, — говорил Вершигора.
…Мне показалось странным его упоминание о своих врагах. Его преследовали за интернационализм на Украине (более-менее скрытно), за то, что не отражена роль партии (в Москве, открыто). Ему мстили бывшие соратники за откровенность или за то, что обойдены в книге, или просто из лютой зависти. И сам легендарный партизанский командир Ковпак негодующе не прощал ему книги, желая видеть себя в ней в лучах славы, а не живым человеком, самородком со слабостями, не умалявшими его…
Вершигора, хотя поначалу был бурно принят, оказался одинок в литературной среде; к тому же не пил, что не способствовало сближению. Написав еще одну книгу о партизанах, чувствовал себя за пределами этого материала неуверенно, терзался, поручил мне прочитать рукопись и обсудить с ним.
Он не был защищен счастливым, плодотворным погружением в творческую работу, простодушно открыт для чувствительных ударов со стороны и личных неладов. Хороший, достойный, яркий человек и писатель был травим и подорван. Болел и рано умер. Внезапно» .
Характеристика Вершигоры как человека и писателя здесь дана кратко и предельно точно.
*  *  *
В начале 1950-х в Виннице хрущевские выдвиженцы постарались раздуть уголовное дело против бывших местных подпольщиков и партизан, так называемое «дело о Винницком подполье». Некоторые участники подпольной борьбы в Виннице были обвинены в фальсификации своей боевой деятельности и даже в прямом предательстве, прошла череда увольнений с работы и исключений из партии, были и аресты.
Подоплека этих событий доподлинно не известна. По одной версии, причиной послужил конфликт, возникший между секретарем Винницкого обкома партии и бывшими подпольщиками, составившими своего рода землячество. Вторая версия гораздо серьезнее, поскольку утверждает, что дело было спровоцировано бывшими немецкими пособниками и не выявленными вовремя бандеровцами, которые начали просачиваться в местные органы власти.
На защиту подпольщиков встал Дмитрий Николаевич Медведев, автор известнейшего в те годы романа «Это было под Ровно», во время войны бывший командиром чекистского спецотряда «Победители» (в этом отряде воевал легендарный разведчик Николай Кузнецов). Однако такое заступничество дорого ему обошлось. Документальная повесть Медведева «На берегах Южного Буга», специально написанная им для того, чтобы реально показать героизм и трагедию украинских подпольщиков, была официально объявлена фальшивой, порочной и вообще, как тогда говорили, «льющей воду на мельницу врагов народа». По тем временам это означало почти что приговор, причем даже звание Героя Советского Союза и погоны полковника госбезопасности не давали гарантированной защиты от нападок. В прессе началась активная травля Медведева и меньше чем через год он скончался от сердечного приступа.
В журнальной рецензии на повесть Дмитрия Медведева Вершигора честно сказал о том, что книга эта не просто написана – она была выстрадана автором. «Живые герои его повести были объявлены «лжеподпольщиками» и «проходимцами», исключены из партии, скомпрометированы как граждане. Д. Медведев не стал дожидаться, пока будет восстановлена правда и реабилитированы незаслуженно обвиненные люди. Твердо веря, что это рано или поздно произойдет, он опубликовал эту повесть в журнале «Жовтень», ясно представляя, что последует за этим для него самого. Последовала клеветническая статья, в которой были облиты грязью герои винницкого подполья, а сам Медведев обвинен в «безответственном отношении к своей писательской деятельности». Медведев не сложил оружия. Уже с книгой в руках он продолжал добиваться объективного расследования фактов. И когда справедливость была восстановлена, он мог удовлетворенно сказать себе, что его усилия потрачены не напрасно, что не зря верил он в непременную победу правды над ложью и клеветой» .
Вершигора, написавший одобрительную рецензию на книгу Медведева, сначала был подвергнут жесткой критике в литературной среде, а затем и вовсе оказался в роли подозреваемого, причем ему следователи из «органов» постарались «пришить» уголовное дело об изнасиловании несовершеннолетней партизанки в годы войны. Интересно, что это «дело» само собой рассыпалось после предоставления «пострадавшей» медицинской справки о том, что ее невинность к этому моменту осталась нетронутой.
Сегодня это может показаться забавным анекдотом, но в то время все это было более чем серьезно.
История с винницким подпольем осталась в памяти у многих. Уже после смерти Вершигоры поэт Платон Воронько, бывший ковпаковец, не забыл упомянуть о ней в некрологе: «Петр Петрович Вершигора был верным и бесстрашным другом. В первые послевоенные годы, когда многие бывшие партизаны подвергались тяжелым обвинениям, а иногда и репрессиям, он делал все, что было в его силах, чтобы восстановить правду и спасти честь невиновных людей» .
Одним из тех сотрудников НКВД, которые пытались инспирировать дело против Вершигоры, был генерал И. Серов, который позднее, в 1954 году, был назначен председателем КГБ СССР. Уже после смерти Медведева и снятия личных обвинений Петр Петрович, будучи человеком прямым и честным, добился личной встречи с Серовым, чтобы окончательно закрыть все вопросы. Однако вместо извинений в кабинете руководителя КГБ Вершигора был вынужден выслушивать долгие поучения и скрытые угрозы. В конце концов боевая натура партизана одержала верх над осторожностью: не помня себя, Вершигора схватил со стола массивную чернильницу и швырнул в хозяина кабинета. В последний момент его руку успел толкнуть пришедший вместе с ним представитель военного отдела ЦК. Чернильница ударилась в стену, но скандал все равно получился громкий. Однако времена уже были не столь суровые, начиналась знаменитая хрущевская «оттепель», поэтому для партизанского генерала все закончилось строгим выговором по партийной линии. За хулиганство и несдержанность. Впрочем, в то время это тоже было весьма серьезным наказанием.
*  *  *
Несколько лет Петр Петрович Вершигора работал над единственным в его творчестве романом. В 1962 году новая книга вышла в свет под неброским названием – «Дом родной».
Если судить с чисто литературной точки зрения, то можно было бы сказать, что роман оказался не слишком удачным: здесь нет напряженного сюжета, большинство персонажей книги временами действуют несколько неестественно, разговоры часто выглядят наигранными, концовка романа словно бы оборвана. Наверное, поэтому об этой книге сегодня мало кто помнит, кроме разве что филологов, изучающих литературу советского периода.   
И все же не стоит оценивать роман только по его литературным достоинствам или недостаткам. Книга вышла в тот момент, когда начинался короткий и яркий период хрущевской «оттепели», стало можно думать и говорить на запрещенные раньше темы. Одной из таких тем стал посттравматический синдром, который страна переживала по окончании тяжелейшей войны. По сути, роман «Дом родной» – это попытка писателя-фронтовика Вершигоры честно и принципиально разобраться в том, как отразилась война на судьбах людей из различных слоев советского общества.
После четырех лет страшной войны переход к мирной жизни далеко не всегда проходил так легко и просто, как это можно увидеть во многих книгах и фильмах того времени. В романе мы читаем: «Война, в конечном счете, страшна не только жертвами на поле брани, тысячами могил и пеплом жилищ… Она страшна и тем, что даже отгремев и склонив долу свои черные знамена, не хочет умирать сама. Она еще долго и смрадно будет чадить в душах людей, отравляя их мирную жизнь… Тысячи людей, навсегда вышибленных из седла, миллионы разрушенных семей, искореженные, чуть живые тела, а еще хуже – душевные инвалиды со здоровыми телами, алкоголики с мутным безразличием в глазах, безотцовщина ребятишек…» .
В своей последней книге Вершигора не побоялся коснуться очень болезненной для того времени темы, показав «человека послевоенного времени в противоречии между картиной общества, создаваемой пропагандой, и действительностью» .
В романе три центральных персонажа – двое школьных друзей и девушка, в которую они оба были влюблены. В начале войны оба друга ушли на фронт, как и тысячи их ровесников, но военная судьба сложилась у них по-разному. Один из них, майор Петр Зуев, после победы возвращается домой героем-орденоносцем, в то время как его друг Костя Шамрай стал инвалидом, побывал в немецком тылу, «выгорел душой», а потом, в довершение всех бед, по доносу арестован «компетентными органами». Их подруга Зоя Самусенок тоже стала невольной жертвой войны – во время оккупации, чтобы избежать угона на работы в Германию, она вынуждена была выйти замуж за немецкого железнодорожника, родила от него ребенка, а теперь для многих своих земляков стала «немецкой овчаркой».
Майор Зуев, несмотря на все свои фронтовые заслуги и горячее желание помочь землякам скорее вернуться к нормальной жизни после ужасов оккупации, так и не смог найти себе места в родном городе – после неудачной попытки заступиться за своего друга, ему приходится срочно уехать под предлогом поступления в столичную аспирантуру, чтобы не разделить его участь.
Несмотря на весь набор примет литературы «эпохи соцреализма», в романе можно найти очень интересные авторские размышления о людях и событиях, являющиеся характерной приметой начавшейся кратковременной «оттепели».
Так, от имени главного героя романа майора Петра Зуева писатель Вершигора говорит о том, «что не одним треском фейерверков и громом салютов надо воспитывать советских людей. …Зуев понимал, что прежде всего широкое осознание пройденного пути и зоркая человеческая память о пережитых страданиях и жертвах, разумное осмысление неудач и всестороннее освоение кровавого опыта победы, беззаветное служение сегодняшнему дню и вдохновенное, бесстрашное стремление к будущему – таков должен быть фундамент воспитания нового поколения» .
А вот мысли Вершигоры о том, как и почему некоторые руководители-бюрократы становятся реальными врагами общества. Так, об одном из персонажей романа, председателе райисполкома Сазонове, говорится: «Революционеры, которые не двигаются с места, становятся реакционерами… И не в этом только беда. А и в том, что они сами этого не замечают… Боязнь движения… Застарелая привычка сначала сидеть, потом лежать… Сначала долго обдумывать, потом вообще поменьше думать… На первых порах делать все самому, затем опасаться, что другие сделают лучше… И, наконец, всю энергию тела и зоркость души употреблять на то, чтобы не дать другим делать раньше и лучше тебя… Ведь они, эти другие, делают то, что «не положено». А раз «неположенное» делается, значит, надо пресекать. Самое страшное тут в том, что человек сам не в состоянии заметить в себе такие перемены». И далее Вершигора делает жутковатый прогноз: «Неизбежно он встретит себе подобных. Наверняка! И они станут учиться друг у друга способам и приемам… Уловкам и выкрутасам. Они – как вода. Встречая скалу на своем пути, она обтекает ее, мягко и ласково журчит, нежно подтачивает ее основание, вымывает из-под нее грунт по песчинке, по камешку. И скала начинает крениться. Заваливается набок. При падении может расколоться пополам. Эти обломки тоже будут охватываться со всех сторон ласковой струей лени и перестраховки. Камни начнут дробиться. Пройдут годы, и от скалы могут остаться лишь отшлифованные плоские голыши, зеленые от водорослей и неподвижной старости…» .
К сожалению, именно так и произошло через тридцать лет с Советским Союзом, когда неимоверно жадный до лимитированных жизненных благ партийно-чиновный аппарат попросту слил в канализацию великую державу со всеми ее достижениями, получив взамен возможность свободного выезда за границу и фантастически быстрого обогащения во время дикой «приватизации» народного хозяйства.
Вершигора в своей книге не делает каких-либо выводов, предоставляя читателю возможность сделать это самим. Но выводы эти вполне понятны: такие люди как Сазонов и есть настоящие враги народа; никакие вражеские шпионы и диверсанты не смогут принести столько вреда как эти замаскировавшиеся под советских служащих негодяи, способные ради личного благополучия на любую подлость и на предательство любого масштаба.
Трудные времена рождают сильных людей; сильные люди создают хорошие времена; хорошие времена рождают слабых людей; слабые люди создают трудные времена. И так маятник человеческой истории качается бесконечно.
*  *  *
В середине 1950-х в свет вышло пятитомное собрание сочинений драматурга и прозаика Всеволода Вишневского. Редактором этого издания и автором объемного биографического очерка о жизни и творчестве Вишневского был Петр Петрович Вершигора. Но еще раньше, в 1952 году, он поместил в журнале «Новый мир» большую статью «Всеволод Вишневский. Очерк жизни и творчества». Этот уже, к сожалению, подзабытый сейчас драматург был по-настоящему неординарной личностью, причем жизненный путь и творчество в данном человеке совершенно не отделимы друг от друга.
Совсем еще мальчиком, в четырнадцать лет, Всеволод сбежал из гимназии на фронт первой мировой войны, воевал в разведке, был контужен, получил первые боевые награды – Георгиевский крест и две георгиевские медали, к концу войны стал ефрейтором лейб-гвардии Егерского полка. В шестнадцать лет Вишневский – участник февральской революции, а в октябре 1917 года вступает в Красную гвардию и под Петроградом участвует в боях против Керенского. В начале 1918 года Всеволод поступил добровольцем на службу в Красный флот, а потом юного краснофлотца захватил и повлек вихрь гражданской войны: он участвует в ликвидации организации московских анархистов и в подавлении контрреволюционного выступления кавалерийского полка в Нижнем Новгороде; в качестве пулеметчика на флагмане Волжской флотилии «Ваня-Коммунист» принимает участие в боях с белогвардейской флотилией; вместе с десантом Папанина высаживается в Крыму для организации совместных действий с красными партизанами; служит в ЧК; в 1919 году пулеметчиком воюет на бронепоезде «Коммунар №56» вместе с полками легендарной Первой конной армии.
После гражданской войны Вишневский служит на флоте, учится и ведет военно-научную работу (он знал три иностранных языка), и эта тяга к учебе приводит его к занятиям литературой. В 1930-х Всеволод Вишневский пишет такие пьесы как «Первая Конная», «Оптимистическая трагедия», «Мы из Кронштадта», которые с успехом шли в театрах Советского Союза. В конце 1930-х Вишневский становится редактором журнала «Знамя», в это время там публикуют свои первые произведения Евгений Долматовский, Константин Симонов, Маргарита Алигер, Николай Вирта и другие.  Потом, в 1939-1940 гг., была Финская война и почти сразу – Великая Отечественная война. Как офицер флота и политработник Всеволод Вишневский безвыездно находился в блокадном Ленинграде с осени 1941 почти до конца 1944 года, иначе говоря, пережил всю блокаду. В 1945 году присутствовал на Нюрнбергском процессе, в качестве специального корреспондента газеты «Правда» освещал ход международного суда над нацистскими преступниками. А в журнале «Знамя» под редакцией Вишневского публикуются произведения Александра Фадеева, Ильи Эренбурга, Константина Симонова.
Сам Вишневский в 1948 году сделал такую запись в своем дневнике: «Я не выбираю себе назначений и постов. Их мне дают, и я выполняю поручения… Всегда точно. Во мне железная дисциплина поколений: мои деды и прадеды – русские военные люди – те, кто вели войска и били шведов, турок, Наполеона, немцев и пр. Я кадровый военный 14-го года и большевик 17-го года». Эти слова можно считать девизом всей жизни и творчества Всеволода Вишневского.
Так чем же можно объяснить интерес Петра Петровича Вершигоры к такому человеку? Прежде всего, конечно, нужно помнить, что именно Вишневский, скажем так, открыл для Вершигоры дорогу в литературу: как мы помним, повесть Петра Вершигоры «Люди с чистой совестью» тоже была впервые опубликована в журнале «Знамя». Кроме того, оба литератора жили в знаменитом «доме Писателей» в Лаврушинском переулке, что, конечно, давало им возможность общаться в неформальной обстановке, без официоза. Однако, основной причиной для сближения этих непохожих людей, скорее всего, было то, что оба ощущали себя чужими в среде столичной творческой интеллигенции. Искренность, иногда даже пафосность произведений Вершигоры и Вишневского вызывали у многих «собратьев по цеху» непонимание и раздражение.
Чего уж скрывать: русский интеллигент всегда любил, проходя мимо городового, ему показать кукиш через карман, и эта прирожденная оппозиционность многих «мастеров слова» осталась и в годы советской власти. По идеологическим соображениям власть заигрывала с писателями, поэтами, художниками, привлекая на свою сторону, но часть из них в глубине души остались этой власти не просто чуждыми, но прямыми врагами. Более того, пользуясь некоторыми особенностями советского образа жизни (например, открытое обсуждение произведений, идеологическая критика), эта категория людей старалась придавить и придушить то открытое и честное, что появлялось в литературе и искусстве. Отсюда горькие и острые дневниковые записи Вишневского, сделанные им в 1940 году: «Иногда бешенство подступает к горлу, к глазам при виде многих бывших офицеров, сотрудников ростовских белых газет и т.п. сволочи, которая бы с нами не возилась, а била бы ночью на свалках за городом. О, многогуманные мы… Не так трудно прибавить «нужные» слова: культурные люди нужны, пусть пишут и т.п. – И пишут… Временами сбегают от нас, иные выжидают, ловко обделывая литгонорарные делишки, сколачивая состояния… Мы ж видим этих сатириков, стилистов, которые почему-то не напишут сатиры на самих себя, этих лжеписателей, деляг, скрытых антисемитов, подхалимов…
Все это не слишком приятно. Безусловно. Но жизнь учит нас глядеть на явления без иллюзий. С иллюзиями как раз и заедут в затылок при случае из вполне надежного пистолета, что все эти пильняки, бабели и пр. с нами без дискуссий и проделали бы. Могу только гордиться, что вся эта порода чует нас еще по старым годам и ненавидит остро, порой инстинктивно. Они понимают, что внутреннего чистого примирения не может быть. Это странно, но это так. Борьба еще впереди…» .
Эти дневниковые размышления Вишневского, не предназначенные для посторонних, во многом сходятся с мыслями Петра Вершигоры, которыми он делился со своим бывшим разведчиком Владимиром Зеболовым: «Умные ребята и соседи говорят: все равно ключевые посты в лит-ре /литературе/ у тех кто не нюхал пороху. А мы самим фактом существования своего – для них враги. И книги наши тоже. Вот такие-то дела» (из письма от 08.08.1950 г.).
А вот другое письмо: «Здорово Володя! Письмецо твое получил. Немного посмеялся как ты разделываешь Симонова. Напрасно! Тут есть кроме него публика похлеще. И они действуют из-за угла и ударяют очень больно. Не в том беда, что они меня клюют, а в том, что затыкают рот.
Вот уже полгода, как я окончил «Карпатский рейд», а в печать не пускают. Придираются, стряпают подметные письма и много еще есть гадостей, о которых мы, брат, и не подозреваем… В основе – зависть. Подлая зависть, о которой еще Фурманов записал в своем дневнике: «Смотрю в глаза такому «коллеге» и читаю в них по своему адресу» «Подлец! Почему же это ты? Почему не я?..» (письмо без даты, но в нем упоминается «Карпатский рейд», третья и четвертая части повести «Люди с чистой совестью», который вышел в свет отдельным изданием в 1950 году, а значит, письмо написано примерно в 1949-м).
К сожалению, подобные отношения внутри писательского сообщества, доходившие в некоторых случаях до травли и до прямых доносов в «компетентные органы», в то время не были редкостью. Поэтому ранние смерти Вершигоры и Вишневского во многом можно считать следствием вот таких «творческих дискуссий».
*  *  *
Е.Г. Непомнящая, вдова бывшего ковпаковского разведчика и соавтора Вершигоры В.А. Зеболова, вспоминала много лет спустя о личности Петра Петровича: «В моем воображении П.П. плохо совмещается с его довоенной профессией режиссера, но на роль партизанского полководца он годился идеально естественностью повадок, живостью ума, твердостью решений, доверием к народной мудрости. Как с равными почтительно и вдумчиво вел он беседу с деревенскими стариками, на которых и сам был похож: низкорослый, плотный, бородатый, с хитринкой в глазах. Чины и звания, награды и известность не сделали его высокомерным и недоступным. Его привлекали люди трудной судьбы, сильные духом, одержавшие победу над обстоятельствами…
В быту он был прост, необременителен в общении, легок. Контраст между роскошной, лауреатской московской квартирой и нашим ветхим жильем первых послевоенных лет в брянском захолустье он воспринимал как нечто второстепенное, несущественное, временное, и это помогло мне преодолеть смущение и неловкость. За всем этим угадывалось его собственное сиротское детство, трудный путь к творческой профессии, трагический опыт войны. В Москве он как-то мне пожаловался (как всегда в шутливой форме): «Своих «Людей…» я писал в крестьянской хате при керосиновой лампе — и написал же, а здесь… — последовал кивок в сторону роскошного полированного бюро, — что-то не работается»…
Неординарность его интересов, вкусов, суждений озадачивала, побуждала к размышлениям, а нередко и к реальным действиям. Так, он стал инициатором ознакомительной поездки на Новозыбковскую опытную станцию по люпину Академии с/х наук, а потом увлеченно рассказывал об увиденном. Точно так же не было упущено событие местного масштаба — работы по очистке озера в центре города, к которым были привлечены студенты и преподаватели во время летних каникул. П.П. загорелся идеей украсить берег озера пирамидальными тополями из молдавского питомника, обещал содействие в получении саженцев. И это было сделано: он добился у городских властей одобрения, машину предоставил пединститут, посадки украсили не только набережную, их хватило и на улицу вдоль нового студенческого общежития. Так возникла «Аллея Петровича»...
Все в этом человеке было необычным: и судьба, и образ мыслей, и внешность, и писательская манера. В потоке мемуарной литературы, воспоминаний полководцев по свежим следам недавних событий книги П.П. отличаются «лица необщим выражением». Сами названия: «Люди с чистой совестью», «Военное творчество народных масс» поражают не просто метафоричностью, но точностью обозначений» .
*  *  *
Сохранилась переписка Вершигоры с Владимиром Акимовичем Зеболовым. В этих письмах хорошо виден не только характер Петра Петровича, но и дух того сложного времени. Кстати, нужно отметить, что в переписке Вершигора не особо стесняется в выражениях, хотя он конечно же допускал, что письма могут перлюстрироваться.
Например, в письме, датированном 10 декабря 1949 года, можно прочесть:
«Здорово, Володя!
Вернулся из Чехословакии и завтра в Киев. Осталось 10 дней отпуска – использую на поездку в места родные.
За границей хорошо пожить недели 2, а дальше – надоедает. Чисто, опрятно, размалёвано и по чужому… Народ ничего. Но только там я понял, какое гениальное произведение написал Ярослав Гашек.
И вот сейчас Иосиф Швейк, денщик фельдкурата Адольфа, делает нам одолжение и строит социализм».
В то время любую книгу мало было написать – автору требовалось еще много времени, сил и нервов на то, чтобы рукопись «протолкнуть» через цензуру и всевозможные литсоветы журнальных редакций и книжных издательств. Письмо от 8 августа 1950 года: «Меня совсем затравили эти киевские сволочи. Возвращаюсь – в моё отсутствие по поручению Панина  какой-то х… подал погромную (типа Прохорова  статью). Литгазета /Литературная газета/ решила раньше, чем ее печатать выслушать мнение партизан. Собрали подтасованное совещание (Батя-Линьков, Старинов, Юркин и еще 2-3 человека) и устроили «шемякин суд» над книгой. Злоба, зависть так и пышет с каждой строки стенограммы. Настолько было ясно какие причины побудили людей на этот шаг, что в Литгазете обратились… ко мне – нельзя ли найти партизан пообъективнее. Тем более, что «автор» статьи, когда его попросили прочесть «его» статью, этого не сумел сделать, а на словах заявил, что в книге нет главного героя – Панина – и поэтому она не годится».
А вот из письма начала 1950-х: «Дела у меня по-старому. Работаю в академии, пишу скучную, нудную научную книгу. Одна надежда – может быть она пригодится таким наивным дуракам, какими мы были 5-6 лет тому назад и какие всегда к счастью для нашей страны будут всегда!  <…>
С книгой было начало проясняться, а потом опять подул ветер – уже и совсем не понимаю откуда он подул – и что-то заглохло. Мне надоела уже эта канитель. Молчу и ну его всё это к едрёной маме. Привет!»
Вот еще письмо – даты на нем нет, но, судя по всему, написано в уже в начале шестидесятых. Тема – зависть и интриги коллег по литературе. Партизанский генерал много лет вел свою собственную войну – теперь уже на литературном фронте.
«Дорогой Володя! Сегодня получил твоё письмо…Я только отбил «разведкой боем» возможных противников «Рейдов» вообще. А их куча от примитивных цитатчиков до наглых начётчиков.
Теперь о твоем письме. Видишь, ты только соавтор первой своей книги – и уже чувствуешь, уже чувствуешь сладкий и горький вкус зависти. А я думаю, что это самый худший из пережитков, хотя партийные докладчики этот пережиток в реестр всех остальных пережитков не включают. Потому что и сами им страдают? На эту тему я много размышляю в своих записных книжках…».
Последним в переписке стало письмо, отправленное Петром Петровичем 5 марта 1963 года.
«Володя!
Что же ты не звонишь даже. Я задержался в Москве на месяц (болел). Теперь в Голерканах. Работаю. Посылаю тебе рукопись, единственную. Храни как зеницу ока. Бери факты и формулировки. Каждую главу надо увеличить в 1,5 раза, разбавить литературной водой с политсиропом и патриотическими слюнями. Умыли Воениздат здорово.
Вот будет напиток!».
Видно, нелегко давалась бывшему партизану борьба с завистниками, клеветниками и фарисеями от литературы, раз он в письме позволяет себе такие выражения. Силы и здоровье уходили катастрофически быстро …
Вершигора был глубоко мыслящим человеком, страстно реагировавшим на все, происходящее вокруг. Принципиальный и честный, Петр Петрович не мог не принимать близко к сердцу несправедливость и лицемерие, а именно несоответствие слова и дела со стороны власти, как известно, во все времена было одной из наиболее характерных примет жизни в России. Все это не могло не отразиться на здоровье. 26 марта 1963 года Петр Петрович Вершигора скоропостижно скончался. Ему было всего пятьдесят восемь лет.
…Бывший ковпаковец Семен Павлович Тутученко вспоминал, что месяца за два до своей смерти Петр Петрович в разговоре с ним, уже предчувствуя недоброе, просил поставить на его могиле памятник: плита, на ней книга, заложенная солдатским штыком, и надпись: «Люди с чистой совестью». Больше ничего.



КРАТКАЯ БИБЛИОГРАФИЯ
ПРОИЗВЕДЕНИЯ П.П. ВЕРШИГОРЫ
1. Вершигора П.П. Болгарские зарисовки // Славяне, 1948, №1.
2. Вершигора П.П. Братья по оружию: О народных формах вооружённой борьбы русского и украинского народов. // Октябрь, 1954 №3-5.
3. Вершигора П.П. Военное творчество народных масс: Исторический очерк. – М.: Воениздат, 1961.
4. Вершигора П. Всеволод Вишневский (очерк жизни и творчества). // Новый мир, 1952, №6.
5. Вершигора П. Встреча в лесу // Сталинский сокол, 1948, 29 мая.
6. Вершигора П.П. Героический сын чехословацкого народа // Славяне, 1953, №12.
7. Вершигора П.П. Герой партизанских рейдов. // За оборону, 1947, №1-2.
8. Вершигора П. Добросовестно, но с огрехами (рецензия на книгу Н. Задонского «Денис Давыдов»). // Новый мир, 1952 №11.
9. Вершигора П. П. Дом родной (роман). – М.: Советский писатель, 1962.
10. Вершигора П. П. Дорогой бессмертия (рассказы). – М.: Воениздат, 1958.
11. Вершигора П. Жизнь в борьбе (рецензия на книгу Д. Медведева «На берегах Южного Буга»). // Литературная газета, 1957, 17 декабря.
12. Вершигора П. Карпатский рейд. // Звезда, 1950, №3-5.
13. Вершигора П. П. Карпатский рейд. Из записок. – М: Правда, 1951 (Б-ка «Огонек». №15).
14. Вершигора П. П. Люди с чистой совестью. // Ч.1-2 – Знамя, 1945, №8; 1946, №4-6.
15. Вершигора П.П. Люди с чистой совестью: Записки-воспоминания. – М.: Современник, 1986.
16. Вершигора П.П. Люди с чистой совестью. – Ростов на Дону, 1948.
17. Вершигора П.П. Люди с чистой совестью. – М.: Советский писатель, 1952.
18. Вершигора П. На берегу Днепра (об одноименной повести П. Гаврутто). // Смена, 1956, №17.
19. Вершигора П.П. Невыдуманные приключения. – Кишинёв: Картя Молдовеняскэ, 1961.
20. Вершигора П. Новые книги о подвигах советских партизан (о партизанских записках Н. Сабурова «За линией фронта» и М. Наумова «Хинельские походы»). // Пропагандист и агитатор, 1954, №1.
21. Вершигора П. О «бывалых людях» и их критиках. // Звезда, 1948, №6.
22. Вершигора П. О простом и героическом (о повести Л. Коробова «Малая земля»). // Комсомольская правда, 1948, 10 июня.
23. Вершигора П. Павлик. // Пионер, 1958, №2.
24. Вершигора П.П. Перед походом (глава из романа-хроники «Рейд на Сан и Вислу»). // Литература и жизнь, 1958, 9 мая.
25. Вершигора П.П. Партизанское движение. // Большая советская энциклопедия. Т.32. – М.: Государственное научное издательство БСЭ, 1955.
26. Вершигора П.П. Партизанский комиссар. // Пограничник, 1946, №1-2.
27. Вершигора П. Проза Всеволода Вишневского. // Литературная газета, 1955, 15 марта.
28. Вершигора П. Путь на Берлин. // Литературная газета, 1945, 23 июня.
29. Вершигора П.П. Рейд на Сан и Вислу. – Киев, Политиздат Украины, 1987.
30. Вершигора П.П., Зеболов В. А. Партизанские рейды: Из истории партизанского движения в годы Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945 гг. – Кишинев: Штиница, 1962.
31. Вершигора П. Человек подвига (об И. Козлове, авторе книги «В Крымском подполье»). // Ленинское знамя, 1958, 24 июня.
32. Вершигора П. Юный партизан. // Вожатый, 1946, №2-3.
33. Вершигора П. Юрик. // Вокруг света, 1948, №2.

ЛИТЕРАТУРА О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ П.П. ВЕРШИГОРЫ
1. Брайко П. Е. Одержимый человек (в кн.: Люди молчаливого подвига. Т. 2. – М.: Политиздат, 1987).
2. Бровман Г. Облик героя (о героях произведений П. Вершигоры). // Знамя, 1947, №8.
3. Волков С. «Люди с чистой совестью» // Военный вестник, 1946, №16.
4. Гельфанд М. «Люди с чистой совестью».// Литературная газета, 1945, 7 ноября.
5. Данин Д. Главное в этой книге. // Литературная газета, 1947, 7 июня.
6. Дмитревский В. Петрович и его книга. // Огонек, 1946, №12.
7. Иванов С. Люди с чистой совестью. Записки Героя Советского Союза генерал-майора П. Вершигора. // Труд, 1946, 8 октября.
8. Коробов Л. А. Воин-писатель (в кн. Люди легенд. Вып.1. – М.: Политиздат, 1965).
9. Коробов Л. Малая земля. – М.: Молодая гвардия, 1948.
10. Коробов Л. Рождение книги. // Комсомольская правда, 1947, 8 июня.
11. Костицын А. Мемуары героев народной войны. // Пограничник, 1946, №23-24.
12. Казак В. Лексикон русской литературы ХХ века. – М.: РИК «Культура», 1996.
13. Караваева А. Книга о Карпатском рейде. // Литературная газета, 1951, 18 января.
14. Нельс С. Идейно-художественные пути советской прозы. // Знамя, 1947, №6.
15. Оклянский Ю. Безрукий поводырь. // Дружба народов, 2010, №5.
16. Оклянский Ю. Переодетый генерал. // Дружба народов, 2007, №5.
17. Перцов В. Люди подвига. // Известия, 1945, 23 сентября.
18. Русские советские писатели прозаики. Т.1. – М.: Издание Государственной Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, 1959.
19. Рязанов О. Человек с чистой совестью. // Братишка, 2006 №4.
20. Советские писатели на фронтах Великой Отечественной войны (Литературное наследство. т. 78 кн.2). – М.: Наука, 1966.
21. Синицкий А. Солдаты армии мира. // Комсомольская правда, 1950, 9 декабря.
22. Трофименков П. Новое издание хорошей книги. // Новый мир, 1952, №7.
23. Тутученко С. П. Люди, которых я знал. – Киев: Изд. Политической литературы, 1986.
24. Усиевич Е. Люди с чистой совестью. // Знамя, 1947, №1.
25. Чаковский А. Обидная снисходительность (об отношении литературной критики к произведениям П. Вершигоры, Д. Медведева, О. Джигурды, И. Козлова и др.). // Новый мир, 1948, №5.
26. Шевцов В. Повесть о партизанах // Вечерняя Москва, 1946, 20 марта.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА
1. Армия и внутренние войска в противопартизанской и противоповстанческой борьбе: мировой опыт и современность. – М.: ГК ВВ МВД РФ и ИВИ МО РФ, 1997.
2. Боярский В. И. Кому мы нужны, чтобы нас захватывать?! // Пространство и время. Т.2. Вып.1. 2013.
3. Брайко П. Е., Калиненко О. С. Внимание, Ковпак! – М.: ДОСААФ, 1975.
4. Гладков Т., Кизя Л. Ковпак (ЖЗЛ). – М.: Молодая гвардия, 1973.
5. Грачева Т. В. Память русской души. – Рязань: Зерна, 2011.
6. Грозное оружие: Малая война, партизанство и другие виды ассимметричного воевания в свете наследия русских военных мыслителей. – М.: Военный университет, Русский путь, 2007.
7. Давыдов Д. В. Опыт теории партизанского действия.  – М.: Типография С. Селивановского, 1821.
8. Дробов М. А. «Малая война. Партизанство и диверсии» // Альманах «Вымпел» №1, 1998.
9. Курносов А.А. «Приемы внутренней критики мемуаров (воспоминания участников партизанского движения в период Великой Отечественной войны как исторический источник)» (в кн.: «Источниковедение. Теоретические и методические проблемы». – М.: Наука, 1969.
10. Каратыгин П. Партизанство: Начальный опыт тактического исследования. – Харьков, 1924.
11. Квачков В. В. О военной доктрине и русской армии. – М., 2007.
12. Ковпак С. А. Из дневника партизанских походов. – М.: ДОСААФ, 1964.
13. Ковпак С. А. От Путивля до Карпат, Быков В. В. Обелиск. – М.: Детлит, 1977.
14. Коробов Л. «Малая земля». – М.: Молодая гвардия, 1948.
15. Лоуренс Т.Э. Семь столпов мудрости. – М.: Колибри, 2015.
16. Нордман Э.Б. Не стреляйте в партизан. – Мн., 2007 // 17. Партизанское движение (По опыту Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.). – Жуковский; М.: Кучково поле, 2001.
18. Попов А. Ю. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко. – М.: Олма-Пресс, 2002.
19. Попов А.Ю., Цветков А.И. Бог диверсий: Профессор русского спецназа Илья Старинов. – М.: Молодая гвардия, 2004.
20. Ржевская Е. «Домашний очаг. Как оно было» // Дружба народов, 2005 №5.
21. Русский архив: Великая Отечественная. Партизанское движение в годы Великой Отечественной войны 1941 -1945 гг.: Документы и материалы. Т. 20 (9). М.: Терра, 1999.
22. Старинов И. Г. Записки диверсанта // Альманах «Вымпел», 1997, №3.