Гирлянда воспоминаний ч. 3

          Для игры Светлой Ночки "Украсим новогоднюю ёлку". Тема гирлянда.
               http://proza.ru/2024/11/27/247


               Говорят, рождественские гирлянды должны иметь счастливый финал.
               Моей семье повезло.
               Папа в июне сорок первого по служебным делам оказался в Брестской области, пытаясь догнать отходящие части Красной армии, пешком прошёл всю Беларусь, и лишь под Смоленском перешёл линию фронта. Потом новые назначения, строительство военных полевых и базовых аэродромов…
               Мама с бабушкой и братом пережили в ноябре 1941 года «кровавую неделю» первой оккупации Ростова-на-Дону; в 1942-43 годах двести пять суток второй.
               По официальным данным в городе за время оккупации погибло более сорока тысяч человек, двадцать семь тысяч – расстреляно в Змиёвской балке, но судьба сохранила моих близких.

               Спустя пять лет после окончания войны в семье появился поздний ребёнок.
               Надо сказать, росла я довольно вредной, не самой послушной девочкой, но меня любили и всё прощали. А когда появилась такая возможность, обязательно ставили на Новый год ёлку.


               Конечно, на одном из флажков гирлянды воспоминаний должен быть запах хвои, наполняющий квартиру ещё до того, как папа вносит в дом ёлку. Тут же начиналась суета: кто-то должен подержать ёлку, пока папа ходит за ножовкой, чтобы обрезать нижние ветки, кто-то должен принести такую табуретку, чтобы, перевёрнутая вверх ножками, она была устойчива, и которой можно пожертвовать…
               Мама в поисках марганцовки, исчезающей почему-то именно в этот момент, переворачивает всю аптечку, рассыпая лекарства. Я пытаюсь помочь собрать с пола лекарства, в это время ёлка падает, папа сердится... 
               В конце концов всё налаживается: ёлка, почти упираясь верхушкой в потолок, стоит в пятилитровой бутыли с марганцовым раствором и зажата между прибитыми к ножкам перевёрнутой табуретки планкам. Вся эта конструкция прикрывается простынёй, посыпается дождиком и вместе с новогодними игрушками, бусами, хлопушками в дом приходит праздник…
               Всё остальное: новогодний стол, «Голубой огонёк» на экране старенького телевизора, стоящего на рояле – праздник для взрослых, а ёлка – мой. Раз в неделю папа добавляет в бутыль с марганцовкой воду, на ёлке появляются мягкие ярко-зелёные ростки, шишечки, и она стоит почти до марта. Столько длится мой праздник, и даже пустые фантики от когда-то повешенных на ёлку конфет его не омрачают.

               А теперь давайте перевернём много-много листков календаря. Сменим большое количество разных календарей, весёлых и не очень, и, наконец, остановимся…

               ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. О том, что помнится.
               Год 1990. Минск. Сочельник или Вигилия – вечер перед католическим Рождеством.

               — Мам, ужинать скоро будем?
               — Скоро, — кивает озабоченная мама, — ты же знаешь, сегодня у бабушки праздник. Вот папа придёт с работы, и начнём. Помоги мне, отнеси пирожки на стол.
               Девочка лет семи берёт тарелку с пирожками, но, не дойдя до дверей кухни, возвращается:
               — А бабушка говорит, что сегодня до первой звезды нельзя есть.
               — Конечно, но, во-первых, на улице уже темно, просто звёзды за облаками прячутся, а во-вторых, разве наш папа не звезда?
               — Звезда, — соглашается дочка. — И дедушка тоже. Лысины у них почти одинаковые.
               — Это к счастью, — смеётся мама.
               Мама с дочкой очень похожи: темноволосые, кареглазые, с пухлыми губами и далёким от канонической красоты толстеньким носом.

               — А Наташка опять на шкаф залезла, — ябедничает на старшую сестру дочка. — Наверное, звезду ищет.

               Несколько лет назад после долгого квартирного обмена семья объединилась, и теперь в четырёхкомнатной квартире на окраине Минска живут шесть человек. Хозяевам, мужу с женой, досталась довольно большая проходная комната, в которой значительную часть занимает рояль, а остальное – шкафы с книгами. Впритирку к роялю стоит раздвигаемая на ночь тахта и накрытый сейчас для празднования стол-книга. Маму мужа и отца жены поселили в отдельных десятиметровых комнатушках, а девочки вдвоём разместились в комнате, в которой хватает места для письменного стола, двух диванов и перевезённого дедушкой из Ростова, стоящего у окна, старого одёжного шкафа. Вот на него-то и полюбила залезать старшая дочка, отвечая на глупые вопросы взрослых о том, что делает на шкафу, фразой: «Вглядываюсь в красивое…»
               — Лишь бы не свалилась, да ещё, не дай Бог, и шкаф на неё сверху, — озабоченно вздыхает мама, мысленно пересчитывая количество блюд на столе: как ни считай, двенадцать не получается.
               Двенадцать блюд должны символизировать то ли двенадцать апостолов, то ли двенадцать месяцев, она точно не помнит. Хочется, чтобы свекровь была довольна, но время такое…

               Хлопает входная дверь.
               — Всем привет.
               На кухню заглядывает высокий сорокалетний мужчина в клетчатом пиджаке, белой рубашке и розовом галстуке. Удлинённый овал лица, густые брови над серо-зелёными глазами, ободок светлых волос окружает непременную для научных сотрудников лысинку (возможно, именно в неё Бог целует физиков-теоретиков).
               — Прости, задержался. Помою руки, сброшу пиджак и буду готов.

               Через несколько минут мужчина входит в гостиную, где уже накрыт не очень богатый праздничный стол. Пирожки с капустой, с картошкой, с грибами, отварная картошка, селёдка, взвар из сухофруктов, рисовая кутья… Всё, что была возможность купить в магазине. Повезло: позавчера, постояв в очереди, хозяйка купила развесную сметану и сахар по талонам. А яиц не было… Спасибо, коллега подсказала рецепт пирожков, где в тесто не надо класть яйца. И сегодня этот рецепт, хоть и выцвел, записанный карандашом на обрывке чертежа, до сих пор в ходу.

               — Я принёс облатку, мама, — обращается хозяин дома к тучной женщине в праздничном шерстяном платье, сидящей в кресле. — Всего месяц назад передали Красный костёл верующим, а уже очередь за облатками, вертеп при входе, и праздничная служба будет.
               — Спасибо, сынок.
               Женщина берёт испечённый из муки и воды прямоугольный хлебец, отламывает кусочек, передаёт сыну, невестке, внучкам. На глазах слёзы:
               — С Боским Народзенем. Вшескего наилепшего, —  от волнения она переходит на польский язык.
               — Николаич, вы тоже возьмите, не обижайте, — обращается к мужчине, рассматривающему висящую на стене самодельную новогоднюю газету.
               — Преломление облатки – символ единства и прощения, — поясняет зять.
               — Да что уж там, — смущается пожилой мужчина, — что прощать…
Но облатку берёт, отламывает кусочек… И хитро прищуривается:

               — Праздник – это хорошо, только как же Христос и 25 декабря, и 7 января родился? Дважды вроде никому не дано.
               — Папа, ну оставь, пожалуйста, — вздыхает хозяйка дома.
               — Ничего, я на Николаича не обижаюсь, — машет рукой седовласая полька. — Он человек хороший, просто в бога не верит, не его вина, время такое.
               — Это, Фёдор Николаевич, наглядный пример того, насколько относительно время, — вступает в разговор зять. — Рождество везде празднуют 25 декабря, только календари разные: католики по григорианскому календарю отмечают праздники, а Русская православная церковь пользуется юлианским календарем.

               — Папа, а когда ты был маленьким, вы так же Рождество праздновали? — спрашивает старшая, светловолосая, сероглазая девочка, похожая на бабушку.
               — Примерно, — кивает отец. — Помнишь, мам, вы с бабушкой ещё пельмени с грибной начинкой в черной грибной подливе готовили и дрожжевые оладушки, я их очень любил.
               — А для кутьи растирали в макитре мак с сахаром и мешали этот перетёр с перловой кашей, — улыбается своим воспоминаниям бабушка.
               — И ёлку ставили? — нетерпеливо подпрыгивает на стуле младшая.
               — Иногда ставили. Покупных игрушек немного было, но бабушка сама их делала. У неё прекрасные краснолюдки получались.
               — Что?! — не понимают дочки.
               — У нас так сказочных лилипутов называли, — поясняет отец.
               — Это просто, — объясняет бабушка. — Прокалываешь яйцо иголкой, удаляешь содержимое, рисуешь личико краснолюдка, сверху бумажный колпачок приклеиваешь, снизу тряпичное туловище…
               — Здорово! А меня научишь?
               — Конечно.
               — Если удастся яйца к Новому году купить, — замечает мама.


               Больше тридцати лет прошло с тех пор. Как же молоды мы все тогда были…


Иллюстрация - кусочек новогодней газеты, на поезде - всё семейство.