Добрынины. Часть 6. Глава 8

   - Почему дети оказались несчастными? - практически хором взревели Гурам с Вадимами.

     - Они так сладко спали и совсем ничего не хотели, - ответил Петр Андреевич, - но крепко поддатая бабушка Зина и в хлам пьяная тетка Марго, спьяну решив, что, если проголодались они, взрослые и крепко поддатые кобылицы, то дети уж тем более голодные...

     Петр на секунду замялся...

     - Рожай уже, дуэнья с яйцами! - рявкнул Добрынин.

     - Забыв, что на часах глубокая ночь и детей лучше не трогать, Зинка с Маргошкой разбудили их и силком накормили...

     Супруга Осипова, о присутствии которой все давно забыли, охнула на всю гостиную...

     - Чем? - взревел Добрынин. - Чем эти две ходячие порнографии детей накормили?

     - Я козьего молочка детишкам еще утром у вашей молочницы Шуры взял... - успокаивающе ответил деверю Петр. - Они его и погрели...

     - Водичкой разбавили?

     - Я сам разбавил... От греха...

     - Что при этом делала Лялечка? - продолжая звереть, поинтересовался Добрынин.

     - Плакала, кричала и умоляла оставить детей в покое...

     - Что-нибудь еще делала?

     - Материлась намного лучше Шапокляк... - припомнил Петр.

     - А маменька?

     - Моя теща честно пыталась объяснить двум пьяным кобылам, что на дворе глубокая ночь, и дети хотят только того, чтобы их не трогали... - защищая Лидию Михайловну от сыновнего гнева, заявил  Петр. - Материлась, правда, при этом гораздо лучше и Шапокляк, и Ляли... А Ляля ей помогала... Вторым голосом...

     - Их услышали?

     - Обмечтался!...

     - Что-нибудь еще предпринимали? - донельзя раздраженно спросил Добрынин.

     - Да куда им - одной, совсем слабенькой после приступа, да еще и страшно усталой, а другой - хорохорящейся, но старой, до синевы бледной от усталости и крепко поддатой, против этих двух здоровущих пьяных кобылиц? - возмущенно ответил Петр.

     - Значит, детей покормили? - тоном человека, уже точно готового убить злодеек, спросил Добрывнин. - Или изнасиловали?

     - Все произошло одновременно... - "успокоил" его Петр Андреевич.

     - Памперсы сменили? - очень тихо и обманчиво спокойно спросил уже багровый от гнева и возмущения Добрынин.

     - Угу... - ухмыльнулся Петр. - Когда деточки дружно обосрались в знак протеста...

     - Попки помыли? - еще тише спросил Добрынин.

     Даже Гурам Анзорович испугался тона, которым зять задал этот вопрос...

     - Увидев сраные жопки, твоя теща и твоя сестра срочно охладели к детям... - ответил Добрынину Петр Никольский.

     - И Ляля в одиночку, совсем слабенькая после приступа, приводила детей в порядок? - спросил уже не багровый от гнева, а бледный от испуга Добрынин.

     - Почему в одиночку? - не понял Петр. - Твоя мать честно составила ей компанию, да и я им помогал... Получилось всего по одной жопке на каждого...

     - А можно было Ляле почти сразу после приступа мыть даже одну жопку? - спросил Гурам так тихо, что Вадим-младший с отцом поняли, в каком гневе пребывает в эту минуту молодожен.

     - Нет, конечно, - ответил Петр, - но я не стал возражать, чтобы дополнительно не нервировать и так очень плохо чувствовавшую себя девочку...

     - Хотя бы до этого допетрил... - ответил Вадим-младший. - Уже молодец...

     - А чем в это время были заняты Марго с Зиной? - все так же тихо поинтересовался бледный от гнева Гурам Анзорович.

     - Сначала, после того, как дети были помыты и переодеты, твоя и моя кобылицы срочно вспомнили о том, что их положено купать каждый вечер... - вздохнул Петр.

     - Искупали? - грозно спросил Добрынин и грязно выругался.

     - Нет...

     - Что им помешало?

     - Ляля с моей тещей, обнявшись, легли поперек дороги... - ответил ему Петр Андреевич.

     - Что значит - легли? - не понял Добрынин.

     - То и значит - легли... Прямо на пол... - ответил Петр.

     - Зачем? - не понял Вадим-младший.

     - Чтобы своими телами перегородить Зинке с Маргошкой с плачущими детьми на руках путь в ванную комнату... - тяжело вздохнул Петр.

     - Даже так? - зло процедил Добрынин.

     - А теща твоя ругалась на них за это... Нецензурно и очень громко... - отозвался Петр. - Но Лялечка у нас молодец... Так мамашу свою матом приложила, что та аж мозги немножко включила... А теща моя Лялечке помогала... Вторым голосом...

     - А потом? - спросил Вадим-старший.

     - А потом Лидия Михайловна дотяпала отвлечь Зинку с Маргошкой от банных приключений младенцев новой бутылкой шампанского... - отозвался Петр.

     - Помогло?

     - А то! - ухмыльнулся Петр Андреевич. - Обеим кобылицам снова стало некогда - они снова стали увлеченно справлять новоселье...

     - А Ляля? - спросил Добрынин.

     - Потом и Лялечка к ним присоединилась, когда поняла, что угроза насильственной ночной бани для детей миновала...

     - Как она это поняла?

     - Да бабы забыли начисто о детях... Они травили анекдоты, смеялись и были такие довольные... А потом, после прихода и разгрузки последней машины, вдруг плакать начали...

     - В какой последовательности? - спросил Вадим-младший.

     - Сначала расквасилась Лялечка... - расстроенно ответил Петр. - Так страшно расплакалась девочка... Так тяжело... Даже обреченно... Навзрыд... С подвыванием... Мне от ее слез жутковато стало...

     Гурам с Вадимом-старшим молча сжали кулаки...

     - А потом разревелись и остальные... - продолжил Петр. - Вслед за Лялей... И тоже навзрыд, да с воем... Сейчас уже ничего... Потише стало...

     - Это ты называешь - потише? - ужаснулся Добрынин.

     - Угу...

     - Что же тогда было изначально?

     - Ночной вой стаи бешеных волчиц на подпевке у солистки...

     - Солировала Ляля?

     - Ляля твоя, пока из сил не выбилась, в голос выла, так надрывно, так страшно, по-бабьи, словно сердце и душу в клочья рвала... Мне даже страшно за нее было...

     - А остальные?

     - А трио "Экспрессия" ей активно подвывало...

     - Ну, мои трое - ладно... Видимо, в дороге какого-то страха натерпелись... - вслух подумал Добрынин. - А твоя идиотка чего ревет и воет?

     - За компанию... Видимо... - неуверенно ответил Петр.


Продолжение следует...