Сорок восьмая

С О Р О К  В О С Ь М А Я
18+ рассказ


Самым сильным впечатлением ранней юности стало убийство девчонкой парня. Ножом! Случившееся в нашем подъезде.Якобы он пытался её изнасиловать. Защищаясь, она дотянулась до ножа, лежавшего на столе близ кровати, и ударила им в спину насильника. И убила!

Её судили и посадили на сколько-то лет. Об этом вопиющем случае после долго судачили как в подъезде так и в доме не только взрослые. Большая часть в разговорах жалела девчонку, дескать,какая несправедливость — защищая невинность, так сломать себе жизнь. Редко кто, но были и такие, что жалели и убитого парня, вообще-то,  нагловатого сынка какого-то начальника... Родители девчонки после случившегося обменяли квартиру и куда-то переехали. То ли поэтому, то ли ещё почему в нашем дворе она больше не появлялась.

Она была старше меня лет на пять. Бывало, даже иногда любовался ею со стороны, сидя с пацанами на лавочке напротив подъезда, когда она задерживалась с кем-то из сверстников у входа, чтобы поболтать.  Но не более того...

Микрорайон наш назывался Черёмушки — несколько кварталов из пятиэтажных домов, лишь много позже их стали называть «хрущёвками» Просторное пространство дворов со временем всё более стали затенять разраставшиеся деревья и кустарники. Тут же, в одном из кварталов детский садик, в другом школа. На ближайшей улице им. 2 Пятилетки  продуктовый и овощной магазины, чуть подальше, на углу Ставропольской и Артельной маленький рынок где продавали излишки дачники... То есть, всё было как-то устроено и все обитатели при деле. На Ставропольской же трамвайная линия, построенная ещё до революции, по которой родители ездили на работу. Неподалеку и университет, куда я поступил сразу после окончании 11 классов...Устоявшаяся вокруг жизнь, казалось, нерушимой на многие годы вперёд и текла сама по себе. Ничто не предвещало ни худшего, ни лучшего. Мало кто из нас искал в ней какой-либо смысл, стремился к каким-либо переменам. Особенно довольных ею и среди взрослых  не сказать, что было много, всегда хочется чего-нибудь лучшего. Тем более, что на их памяти столько уже худшего  осталось в прошлом. Многие утешали себя тем, что коммунистическая власть хоть подрастающему поколению обещало  светлое будущее в виде призрачного коммунизма, фундамент которого уже якобы даже построен...

Пока кто-то во властном, зажравшемся верху не решил, что затеянное их предшественниками и как-то сложившееся за последние десятилетия обустройство страны тупиковое и его надо перестраивать и ускорять..

 Большие заводы и фабрики одни за другим позакрывали, мелкие перешли в частные руки. Началась галопирующая инфляция. И все мы вдруг стали на  какое-то время миллионерами, владельцами обесцененных рублей...

Я к тому времени уже заканчивал университет. Родителям пришлось заплатить несколько миллионов, чтобы после получения диплома меня выпустили в никуда. Работы по полученной специальности не предвиделось.


От ребят во дворе я краем уха слышал, что убившая насильника девчонка отсидела срок и вышла на свободу, но это был якобы уже другой до неузнаваемости человек, опустившийся, с вечной папиросой в губах. Одни говорили, что в лагере зечки сделали её  лесбиянкой, другие, что даже видели её среди бомжей, обитающих возле железнодорожного вокзала.

Я не удержался от любопытства и каким-то вечером съездил на вокзал. Хотелось  самому посмотреть на происшедшие в ней перемены.

Бомжи тогда собирались там на конечной трамвайной остановке первого маршрута перед привокзальной площадью. Я медленно прошёл мимо сидевшей рядком компании испитых мужичков и баб в грязных,демисезонных одеждах. Не сразу, но узнал среди них и бывшую соседку свою, увы, с синяком под глазом. От былой красоты на лице не осталось и следа, к тому же, она явно была с большого похмелья или уже очень поддатая...

Возвращаясь через какое-то время к нужному маршруту трамвая, я ещё раз прошёл мимо той, уже более пьяной, компашки. К ним чего-то прицепились двое полицейских. Я приостановился, чтобы посмотреть и послушать. Взять с них им было нечего и полицейские вроде как пытались прогнать бродяжек увещеваниями: дескать, это общественное место, где много приезжих, а вы своим видом и присутствием позорите город... Бывшая соседка моя, казалось .спала, уткнувшись лицом в пах тоже вроде дремавшего соседа. Полицейский бесцеремонно резко поднял за сбившейся на затылок платок её голову — изо рта её выпал мочевой отросток мужичка. Она была вдрызг пьяна и не понимала происходящего...Поспешив прочь, я чуть было не заплакал: «Жизнь, сволочь, что ты с нами делаешь!»...  Но что я мог изменить? Чем помочь?...

Так с годами и до меня стало доходить, что жизнь резко разделяется, если можно так выразиться, на ту, что выше пояса, но и на ту, что ниже пояса. И предстояло и мне приобретать в этом какой-то опыт.


Кем я только в те годы не поработал! Летом в пионерских лагерях на море, поначалу вожатым, а после, когда лагеря распродали частникам, и просто сторожем. Зимой, бывало, даже грузчиком в магазине неподалеку устраивался... Пока, по совету бывалых приятелей, не вступил в появившееся казачество, организованное, кстати сказать, одним из наших университетских преподавателей и стал в их рядах профессиональным охранником с лицензией.


Вечера мы с ребятами обычно коротали на танцах. Там-то я и увидел ту, в которую влюбился, даже ещё не познакомившись. Она стояла на пригорке сбоку танцплощадки, приклонившись плечом к дереву, и безмятежно глазела чуть сверху на колышащуюся массу танцующих. Ниспадающие на плечи тёмные волнистые волосы, окаймляющие миловидное личико, фигурку окаймляло зелёное платье ниже колен.... Полюбовавшись какое-то время ею издали, сам того не заметив, я постепенно приближался к ней где мне все более открывались ее прелести — редкое сочетание смуглого лица и голубых глаз...

Оркестр заиграл очередной танец и я решился:
-Девушка, пойдёмте танцевать?
Она вздрогнула от неожиданного предложения, как будто это происходило не на танцах, и удивлённо посмотрев на меня, отказала:
-Я не танцую!
-Как? Вообще? - оторопел я и не сдержал досады. -Зачем тогда было приходить сюда?
-Глянь какой! Захотела и пришла! Тебя не спросила!...Музыку послушать! Устраивает?
-Ну, музыку-то можно было и дома слушать в лучшем исполнении. Они же все время фальшивят — неужели не слышите?
-И пусть. И то не дома сидеть весь вечер.
-Только из-за этого? А почему не танцуете? Не совмещаете, так сказать, приятное с полезным.
-Не умею так. -неожиданно призналась она, наверное, и для себя, потому что стукнула с досады кулачком по стволу дерева.
Отступать не хотелось и начал что-то там бормотать про то, что музыку можно слушать и из транзистора, дескать, вечерами почти чисто проходят зарубежные радиостанции. А в заключение длинной тирады лихо, неожиданно даже для себя, предложил:
-Пойдёмте лучше погуляем! Сегодня такой вечер! Тепло, тихо, а не этот  оркестровый грохот и толкотня!
Её слегка восточные глаза округлились — ими она удивлённо- оценивающе оглядела меня с головы до ног:
-Ты всем так предлагаешь погулять?
-Причём здесь все? - не понял я, и неожиданно для себя признался, перейдя на «ты». -Просто, мне очень не хочется, чтобы ты исчезла промелькнувшим видением.
-Ну, хорошо. Только недалеко и недолго...
Она шла чуть впереди, то есть, сама выбирала направление нашей прогулки. Мы вышли на каменистую тропинку вдоль трамвайного полотна и она направилась по ней в сторону Пашковки. Я семенил сзади, пытаясь поравняться с ней то слева, то справа, но это у меня не получалась — тропинка была слишком узкой и почти безумолку молотил что-то языком. Очень уж, видимо, хотелось ухватиться за ту ниточку, благодаря которой возможно будет встретиться в будущем. И это мне удалось, мы разговорились.

Звали ее...не буду называть её имени — после понятно будет почему. О себе она рассказывала неохотно, лишь коротко отвечая на мои вопросы. Но потому как часто в её ответах проскальзывали слова из хуторской балачки я быстро понял, что родом она из какой-то станицы. Слушая, я невольно любовался сбоку её маленьким носиком, кончик которого при разговоре мило шевелился. А скрытое темнотой лицо её казалось ещё более привлекательным...

За разговорами мы незаметно дошли куда-то далеко вглубь Пашковки. Пока она не свернула чуть в сторону от трамвайной линии, а не остановившись возле частного домика:
-Здесь я живу, вернее снимаю времянку.
-Одна?
-Почему одна, с подружкой.
-Посидим ещё? -предложил я, кивнув на лавочку возле калитки.
-В другой раз — мне завтра рано на работу вставать...


Вечером я ждал её в условленном месте, и она пришла. Мы стали встречаться. То есть, ходить везде, где я привык бывать до неё. И везде её с восхищением оглядывали знакомые и не знакомые ребята. Что, конечно, льстило мне — она-то держалась за мою руку.

Не помню как скоро, но я уже не представлял себе свободного вечера без встречи с ней. Влечение к ней лишь усиливалось, но глядя ей в глаза с надеждой увидеть там ответное чувство, не находил в них взаимной теплоты, порой даже казалось, что она вроде как наблюдает за мной, будто что-то выжидая. Не предложения ли замужества?.. Да, я уже был готов жениться на ней. Чего, дескать, тянуть, если уже начал подумывать об этом...


Но тут начали происходить трагические события в нашей семье. Вначале потерял работу отец, завод их закрыли. Время для безработных было опасное — галопирующая инфляция и он стал лихорадочно искать работу на других предприятиях, что оказалось не просто с его-то предпенсионным возрастом. Где-то на улице у него случился инсульт. Была слякотная ещё весна, а он какое-то время пролежал на холодной земле. Подхватил пневмонию и вскоре помер в больнице... Беда, как известно, не приходит одна. Закрыли и фабрику, где много лет проработала моя  мать. Родители её ещё были живы и решено было, что она на какое-то время уедет к ним в станицу, помочь по хозяйству и с огородом, а там видно будет. Таким образом, хозяиновать в квартире на Черёмушках я на какое-то время остался один...

Разумеется, ни о чём таком я своей возлюбленной не рассказывал, не хотелось посвящать её в проблемы нашей семьи, тем более, что и о своих-то родителях она ничего мне не рассказывала. Находя лишь утешение в свиданиях с ней от жизненных невзгод и продолжая строить иллюзии, всё более и более привыкая к ней... Увы, всё перевернулось сразу и необратимо.


Тот вечер словно вчера был помню .Солнце ещё не закатилось за горизонт, а я уже пришёл к дому где она квартировала. Ока вышла, как всегда, по-новому очаровательная и... с плащём в руке. Я ещё  было удивился: «в небе ни облачка, зачем, дескать, плащ?»  «А вдруг, -скокетничала она, - не помешает, а может даже и очень пригодится... Пойдём на Карасун, хочется на бережке посидеть: там от воды прохлада светлячки летают... И плащ будет кстати — сядем на него»...

Мы нашли укромное место, полянку на покатом склоне, среди густого кустарника. Она расстелила плащ и не разгибаясь боком повалилась на него, перекатилась на спину. Я подсел сбоку. На западе ещё угадывалось место захода солнца, а на востоке уже проявлялись то ли звёзды, то ли ближайшие планеты, в воде покачивалось их отражение...

Миловаться начали с поцелуйчиков. Всё как обычно, в пределах дозволенного ею ранее. От меня никаких попыток достичь большего — мы становимся робкими, влюбившись... Но дале-боле, поцелуйчики наши становились всё продолжительнее, щёки её раскраснелись, запылали, появилась дрожь и в теле...
-Не могу больше...ну, скорее, -страстно шептала она...
Я не сразу понял, к чему она подталкивала меня, или вернее мне не верилось в происходящее. Ведь для этого надо было задрать платьице любимой девушки, снять её трусики...
-Ну, что ты медлишь?.. Я твоя...
Дальнейшее словами не перескажешь, мне до сих пор стыдно за свою  тогдашнюю неумелость, ведь она была первой познанной мной женщиной...Она явно понимала это, не пытаясь как-то помочь, успокоить, направить, лишь усмехалась, явно наслаждаясь моей неловкостью...Но содеянное мы повторили ещё раз, и ещё...Промиловавшись таким образом до самого рассвета. А пролежали, обессиленные, до восхода солнца. Даже на какое-то время, видимо, незаметно для себя уснули.

Первой очнулась и встала она. Спустилась в воле, обмыла лицо. Опусташенный, я молча наблюдал за нею, а в мыслях крутился некстати вспомнившийся стишок:
Все эти прелести любви
Нам неизвестны до поры:
Его кусали комары,
Её кусали муравьи.
...Воротилась она, почему-то, сердитая:
-Ну что, добился чего хотел? Не нужна я больше тебе?
-Зачем ты так? -не понял я причину резкой перемены её настроения. - Всё получилось само собой..Я люблю тебя. Хочешь, давай распишемся?
-Я же не девушкой была!
-Ну и что — лишь бы мне верной была.
-Пой, пой, соловей, теперь твоё время! Только слышала я уже эти песни! Знаю, как ваши играют, а наши после рыдают. Небось, уже сейчас боишься, как бы не забеременела я!.. Не надо меня дурить! Ты получил, что хотел, я дала, что могла, и ни к чему какие-то обещания. Мы поняли друг друга и больше не встретимся. Я достаточно ясно выразилась?
-Выразилась-то ясно. Но не понятна причина.
-Тю-ю! Тебе этого и не надо знать...
И сколько я не пытался заласкать её, убеждал, просил, даже божился — всё попусту. Мы расстались чужими, не договорившись (впервые!) о новой встрече.

Я приходил к ней каждый свободный от работы вечер, но не заставал дома. Особенно тяготила неизвестность, где она? Теплилась надежда, что тогда это был лишь временный её каприз и можно ещё всё исправить, продолжить.. Плохие это были дни то ли любовных, то ли эгоистических терзаний...Позже я узнал, что она съехала с этой квартиры...


Между тем, та жизнь, что выше пояса, как-то продолжалась. Днями, а то и ночами я продолжал работать охранником, зарплату платили, не задерживая, и это было важно.
 
В бывшей промышленной зоне города, на месте какого-то заводика, открыли очередной торговый центр и меня наш куренной атаман перевёл туда. Тогда уже началась мусорная реформа и на задворках каждого магазина, а тем более торгового центра властями города были предусмотрены мусорные баки, куда владельцы торговых точек нередко выбрасывали и просрочку. Мне по пути к служебному входу невольно приходилось проходить мимо того места.

Каким-то утром я к своему немалому изумлению увидел близ баков и узнал  свою бывшую соседку. Она сидела на брошенном строителями бетонном блоке за мусоркой и, постелив газету, раскладывала на ней свой нехитрый, собранный в баках завтрак. Больше всего меня, конечно, поразила газетка под едой с мусорки, какие-то останки культуры, видимо, на подсознательном уровне, ещё сохранялись в ней.

...
Я всё-таки встретил свою былую, а вернее несостоявшуюся возлюбленную, которую потерял так непонятно-неожиданно... Случайно. В трамвае. Она держала в руках портфель и, мне показалось, была чем-то расстроена. Конечно же, я подошёл к ней:
-Привет. Ты — и с портфелем? Ты ж, вроде, работала?
-Фабрику закрыли. Теперь вот учусь.
-То-то куда-то пропала... Я уже не знал, что и думать...
-Милый мой... Я же тебе всё прекрасно объяснила. Всё давно кончено. Неужели до сих пор не понял?
-Но так вдруг. Без обоснования. Не находишь, что этим ты унизила меня?
-Ты сам себя унижаешь своей настойчивостью.
-Ну, у меня-то есть оправдание — влюбился как дурак.
-Это твои проблемы. Хороший ты парень, но я тебя не люблю и не полюблю — мы разные. Всё, что могла — дала. Так что извини, погуляли и будя... Хотя, знаешь что... у меня сегодня пакостное настроение, хочется напиться. Может, зайдём куда-нибудь?..

На ближайшей остановке мы вышли. Купили в Гастрономе бутылку «Экстры» и завернули в кафе-стекляшку «Уют». На летней веранде там выбрали пустующий столик подальше от посторонних глаз. Она устало откинулась на спинку стула и достала из распечатанной пачки сигарету. Закурила. Раньше я не замечал, чтобы она курила. Сказал ей об этом. «То было раньше, сейчас я другая, приходится соответствовать -улыбнулась она. - Напомнишь мне о портфеле, когда будем уходить, а то забуду». Я сходил к девчатам на раздаче, взял два салата и попросил пару пустых стакана.

Для начала хлопнули грамм по сто, молча закусили салатом. Она попросила наливать по чуть-чуть, а то, дескать, быстро опьянеем. Тем для разговоров долго не появлялось... На щеках её постепенно проступал румянец, развязывался и язык. Помня, что по пьяне девчонки становятся не в меру откровенными, я сразу замолкал как только начинала говорить, что-то вспоминая, она.
-Помнишь, как ещё вначале знакомства ты не раз удивлялся, почему я часто бываю  грустная. Так вот, были тому причины. Заодно и поймешь, почему мы расстались...
Мы хлопнули ещё по чуть-чуть и она начала свою исповедь:
-Выросла я, как ты знаешь, в станице. «Пролетела» в семнадцать лет — внушила себе, что люблю, он этим и воспользовался. Он был намного старше меня. Чуть выше тебя ростом. Кучерявый. «Цыган» кличка была, но наш, местный. Многие девчонки за ним увивались. Хлопец он был, конечно, шустрый, со многими крутил, но больше со сверстницами. На нас, малолеток, мало внимания обращал — пацанки... А как играл на гитаре!.. А как пел!.. Помнишь те танцы, когда мы познакомились. Я смотрела на эстраду и его вспоминала, он тоже в ансамбле играл. Многие девчата только внешне кажутся не смелыми, а когда захотят добиться чего-то, то добьются. Вот и я. Я знала, что красивая, многие ребята заглядывались, но я хотела дружить с самым лучшим парнем в станице... Случай, чтобы он обратил на меня внимание, подвернулся на свадьбе у подруги. Я чуть выпила, он был рядом, но не со мной. Я злилась. Но подойти первой к нему так и не решилась, а попросила общего знакомого передать ему о моём желании познакомиться. Тот рассмеялся, но просьбу передал. Не знаю, что он там наплёл про меня, но вскоре заметила как любимый  оглядел меня таким оценивающим взглядом, что я чуть ли не ощущала его прикосновения. Даже в груди похолодело от такого... Он тем временем стал приглашать меня танцевать. Говорил ласковые слова... Я самонадеянно торжествовала — увлеку, закружу ему голову и никому не отдам!...Он взял гитару и позвал меня в темноту. Светила почти полная луна, освещая нам путь и вывела к лунной дороге, к речке. Сидели перед ней на бережке. Он играл и пел — только для меня! О большем я тогда и не умела мечтать... Но песни скоро кончились. Пришлось забыть о них, хотя мама не раз наставляла меня: береги, доча, себя, вначале узнай человека,, серьёзность его намерений, Обо всем тогда позабыла, кругом шла голова, когда он стал настаивать на своём.Но всё же предупредила,что ещё девушка. Все так говорят, отмахнулся он в ответ - щёки-то вон как горят, облечься можно. А когда добрался до трусиков, так защищалась, что даже закричала, умоляя не сбивать целку. Плечи ему ногтями поцарапала. Ни за что, думала,не дамся снять последнее. Какое там. Он не стал и снимать - изловчился так попасть куда хотел, сдвинув их у промежности в сторону.
-Получается, он изнасиловал тебя?
-Можно сказать и так. А можно и по другому. Я ведь сама хотела близости с ним, не такой, конечно. Сама навязалась, отвечала поначалу на поцелуи, разрешила ласкать, раздеть. Сказали бы, что спровоцировала...
-А то, что несовершеннолетняя ещё была?
-Бес-то давно владел и мной, ну и подружки что-то рассказывали о запретном плоде, а  потому сладком... Но тогда меня поразило другое — сразу после случившегося он заснул, да с храпом!. Я ещё и в порядок себя не успела привести. Как можно так! Попробовала разбудить его поцелуями. Куда там! Потрясла его за плечи — он ни в какую. Так и прохрапел до рассвета... Проснулся  лишь с восходом солнца. Удивлённо, словно не узнавая, посмотрел на меня. «Ты? Ещё здесь?» ..После достал из заднего кармана брюк маленькую записную книжку. Зачем-то переспросил моё имя, сколько лет, что-то записывая туда. Я спросила, не понимая происходящего : «Что ты пишешь?» Он самодовольно ухмыльнулся и сказал, как ударил: «То, что ты СОРОК ВОСЬМАЯ была у меня!» «Так ты не любишь, не женишься на мне?!» «Я женюсь на пятидесятой — зарок себе когда-то дал!..Так-то, девочка... Ну, бывай. Ты не пропадёшь и без меня... Бери от жизни всё, что можно, пока молодая»... Я не мечтала о принце, но о такой вот цинизм разбилась моя первая влюблённость!.. Хотя, как знать, как бы сложилась судьба, если бы я стала у него пятидесятой.
-Он же явный бабник по натуре! А такие не исправимы! - попытался возразить я.
Молча выпили ещё по чуть-чуть и она продолжила:
-Я не хотела его видеть после случившегося. В станице это было не просто и я решила уехать: с глаз долой — из сердца, как говорится, вон.
-Но от себя-то не убежишь, -усомнился я.
-Да. Ты  прав. К тому же, я не переношу одиночества, и в городе быстро задружила ещё с одним. И этот хлопец оказался того же пошиба, любовных дел тонкий мастер. Быстро окрутил меня до безропотного повиновения. Он поначалу даже жениться обещал, а я ведь уже чувствовала себя виноватой, не девушкой была... Кончилось это для меня плачевно.  Насытившись, он бросил меня жестоко и безразлично. До сих пор не могу простить себе степень унижений перед ним, на что только не была согласна... Вот скажи, за что мне так?
-Не повезло на ребят, да и торопилась, видимо, жить! Не зря же говорят — всему своё время.
-Но ведь как было не поверить стольким словам любви, мечтаниям  о совместном будущем... И это всё, вроде как, всерьёз... Наивная была! Опытные подлецы это видели и пользовались!..Конечно, можно было выскочить замуж за какого-нибудь плюгавенького или пьяницу и помыкать им. Попадались мне и такие. Но что это за жизнь в вечной ругани, нужде! Не хочу я в такой замуж! И я решила — всё, теперь буду мстить! И за себя, и за всех обманутых девчонок. Влюблять и бросать! Мне хотелось, чтобы и ребята тоже стали страдать из-за девчонок, а не чувствовать себя хозяевами положения... После такового вот решения случай и свёл тебя со мной, паренёк, - закончила она свою исповедь.
-А заразу какую-нибудь не боишься подцепить? - только и съехидничал я, ошеломлённый услышанным.
-Я только щекотки боюсь, -сказала она то ли в шутку, то ли всерьёз...

Когда она засобиралась уходить, я не стал напрашиваться, чтобы проводить её, уже понимая, что она откажется. Напомнил лишь о портфеле, который она действительно чуть было не забыла.  На том мы и расстались...


Расстались-то расстались, но встретиться всё-таки довелось-таки... Проходил я как-то по Рашпилевской вдруг слышу, что кто-то окликает кого-то моим именем, и голос вроде как знакомый. Я оглянулся по сторонам. Звали явно из распахнутого окна на втором этаже вендиспансера. Вглядевшись, я с трудом узнал в окликнувшей меня очень исхудавшее лицо бывшей своей возлюбленной. Подошёл ближе к окнам, поздоровался и спросил:
-Никак приболела?
-Как видишь.
-И чем, если не секрет?
-Секрет... Но жить, сказали, буду.
-Ну и ну, - я невольно вспомнил её былую шутку, что боится она только щекотки. -Как же это? Кто наградил?
-Подлец один... Но это уже  не так важно. Важно то, что теперь, здесь, я как бы вновь родилась...
-Во второй раз? -съязвил я.
-Зря ты так. - её прекрасное лицо на мгновение исказила гримаса. -Для этого надо было пережить то, что мне довелось.
Я извинился и попытался утешить:
-Бывает и хуже... Я могу чем-то помочь? Ну, лекарство какое-то достать или фруктов каких принести?
-Спасибо. Здесь всё что надо есть, а чего не хватает мне родные привозят. Ты-то как жив-здоров?
-Хвастаться особо нечем, но и жаловаться грех, -отшутился я, а её позвали на процедуры...


В начале сентября мне как обычно позвонила из станицы мать и попросила приехать, чтобы помочь перевезти заготовленные ею на зиму закрутки. Конечно же, я поехал и пробыл там с неделю, помогая старикам с уборкой урожая в саду, а после и с перевозкой в город материных заготовок.


А поздней, но ещё тёплой осенью на выходе из Кооперативного рынка у меня попросила денег одна из обычно сидевших там бродяжек.
-Зачем тебе деньги? Пропьёшь ведь? - отмахнулся было я, но вглядевшись в лицо просившей бродяжки, не без труда узнал в ней бывшую соседку по подъезду.
-Есть хочу, - неожиданно призналась она.
-Денег не дам, а накормить — накормлю...
Я повёл её в столовую неподалёку от главного входа рынка.
-Не пустят меня туда, -усомнилась было она на входе.
-Я им не пущу!.. Она со мной! - объяснил я накричавшей было на неё уборщице, дескать: «Ходють тут разные, грязные!».
Сопроводил её до раздачи, взял чистый поднос:
-Выбирай чего захочешь — я заплачу...
Убедившись, что ей никто не помешает на дальнем столике, вышел прочь. Она так и не вспомнила меня. Да и не надо. Зачем...