Глава 10 Любви все возрасты покорны

       О, как на склоне наших лет
      Нежней мы любим и суеверней...
       Сияй, сияй прощальный свет
      Любви последней, зари вечерней!
            Ф. И. Тютчев


       Летом на каникулы Анюту отправили с оказией в Дубовицкое.
Приехали поздно. Ольга Дмитриевна напоила гостью духмяным чаем: с мелисой и мёдом. Скоро легли в постели. Анюта долго не засыпала: рассматривала на стене ковёр и смотрела вверх на старинный образ Спасителя.
        С утра под окнами слышно петушиное пенье. Прекрасен и голосист красный петух. Важно ходит он по двору, горделиво взмахивает крыльями. Переливается на солнце оперение его золотым ожерельем. Поднимет головку с красным масляным гребешком и запоёт, пробуждая сельскую природу от ночного сна.
         В кусте розовых пионов прячутся от жары куры. Некоторые ходили возле крыльца, долбая пшеницу.
         По травке, возле дуба, перекинувшегося из соседнего двора, ходили старшие цыплята, напоминавшие молодых орликов. Самые младшие жалобно пивкали, когда приходили клевать пшено — звали недавно бросившую их квакушку.
       На лавке, возле крыльца, куры чистили пёстрое оперенье, чесали лапками розовые гребешки и потихоньку кудахтали, петух ходил перед ними — выкапывал съестное для подруг.
       Прилетали попить воробьи из куриной посуды. Даже прилетала пара горлиц-аккуратных светло-сереньких, похожих на голубей, птичек, с небольшим чёрным шарфиком вокруг шеи. Они прятались внутри двора на верхушке ели и из густых ветвей её было слышно их:"титивки-титивки."
       Вдоль деревянного забора палисадника, рядом со стёжкой к крыльцу, растёт алый куст бальзамина, малиновый куст "зорьки" — цветов, распускавшихся вечером, ближе к ночи, утром они закрывались. 

        В июле пошли первые огурцы, перцы и помидоры были ещё зелёные. Ольга с Анютой собирают по бакше молодые огурцы в лукошко, затем моют их и старательно закрывают в банки. Аня выбегала на улицу и по поручению Ольгиному срывала листы для маринации: вишнёвый, смородиновый, дубовый, зонтики укропа. Далее закатывали, накрывали и ставили в кладовую.
        В обед, по обыкновению, Ольга пошла отдыхать в спальню. Анюта расположилась в тени черноплодной рябины подле крыльца и стала вышивать по тканве. По одеянию своему похожа она на крестьянку-барышню. В ситцевой длинной юбке в горох, нижняя полоса которой — синяя, выше — голубая и выше — белая, последнюю скрывала белая короткая рубаха, с рукавом до локтя и небольшим вырезом на шее. Девичью её голову покрывала косынка. Работа в холёных ручках её спорилась. Красовались после полудня на ткани наливные вишни. Вышивает Анюта частенько крестиком или бисером и затем дарит на память бабушкам и знакомым своё рукоделие.
—Здорово, хозяйка, — поздоровался с девочкой невысокий пожилой мужчина, держа в рабочих жилистых руках эмалированное ведро с карасями и небольшой пакет. — Оля дома? — спросил он. Глядели шаловливо добрые голубые глаза на выбритом упитанном загорелом лице.
—Дмитровна спит, — ответила Анюта.
      Гость вошёл в дом.
      Добрый сосед часто приходил к Ольге. Скрашивали они вдовское одиночество своё крепкой дружбою. Он её любит так, что с готовностью отзывается на любую просьбу её, помогает от души по хозяйству, жертвуя временем, силами, отдыхом своими, во имя её — бескорыстной, чистой любви. Ольга же относилась к вниманию его сдержанно. А может быть, выделялась её застенчивость на фоне его пылкости помогать ей. Нужно заметить, что без внимания Дубовицкого сближение их не могло остаться незамеченным.
      Вскоре гость вышел и стал что-то искать в багажнике своей газели. Вернулся и предстал пред Анютой с нарядным баяном в руках. Должно сказать, что Владимир Иванович — личность разносторонняя как в хозяйских, так и в творческих способностях.
       Ольга Дмитриевна, отдохнувши, гладила ему утюгом в спальне брюки по случаю предстоящей поездки им на базар в район.
        Анюта в зале села в кресло, а дед Володя расположился на диване. Растянул громко меха и полилась задушевная музыка. Пел про рябину, которой не суждено быть с любимым и остаться от дуба одинокой. Голос баяниста добрый и простой лился, затрагивая струны русской души. Аня слушала, подперев щёку рукой. Представила под которой сидела рябину и величественного соседнего дуба, но между ними трава и забор, таковая судьба — не расти им вместе.
—Ну что, Подмосковные вечера могу, — подбирая клавишами мелодию произнёс дед Володя, — и заиграл.
        Долго пел он с баяном песни народные и военных лет. Анюта не хотела, чтобы он заканчивал, "ещё" —  просил взгляд её и он играл ещё, чтобы слышала Ольга. Вдруг заиграл плясовую "Камаринскую". Зазвучала она в начале аккуратно, медленно, но незаметно вошла в быстрый темп. Напевал баян её игриво и резво, призывая в пляс.
        Вошла, улыбаясь, Ольга, протягивая баянисту готовые брюки.
—Ага, Оля, спасибо, — принял он.
—Хоть бы так-то во на улице поиграл, — заметила ему скороговоркой на крыльце.
        Он отвечал что-то, смеялся, неторопливо сел в машину и радостный поехал домой.
        Вечером Ольга Дмитриевна с Анютой чистили на лавке, привезённую им рыбу, мелкую кидали курам, а остальную сварили — получилась вкусная уха.

        Во время приходов деда Вовы вечером, Анюта уходила в поле или на трассу, гуляя, пока малиновая полоса уходящего солнца, не скрывалась за лесополосой. На полянках срывала поспевающую дикую землянику. Нарезала в низинах веники. Ворчала тихо на кружившего над рапсом коршуна.
        Под дуновением ветерка шептались травы. Вошли в силу пырей, колокольчик, пижма, дудник, цикорий, осока.
        На перекрёстке встретились Анюте бабушки: Ксения с Ниной и Клавдия Ивановна — прогуливались перед сном.
—Гуляешь, Анюта? — улыбалась Нина.
—Ага.
—Дядька Вовка пришёл? — прищурила глаз Ксения, взяла Анюту под руку и свернули далее на поле. Любят по земле ходить, не по асфальту.
—Он к ней огородами ходить, — важно заметила Клавдия и перевела разговор на Анюту. — Так, ну а теперь с тобой. Ты чего ходишь, как монашка? Ты и у школу в таком наряде ходишь?
—Да, Анюта, надо к ровесникам приглядываться, — пела Ксения, — мы, ладно, старые, а вот ты...
—Ты хоть дружишь с кем в школе? Чему тебя Вольга учить? Сама всю жизнь молчит и ты того и гляди, двух слов не свяжешь.
—Святая. Бессловесная, — сказала о Ольге тихо и хитро баба Ксения.
—Давайте в разведку сходим, — пошутила Нина, — интересно, буить в этом году чабрец или нет.
—Пошли, — согласились с ней.
        Бродили по золотому полю, освещённому теплящимися лучами солнечными, вдыхая запах луговых трав.
—Надо же, — замечала бабушкам Аня, — солнце и у нас, и в городе также светит.
—Да, оно всюду светит, — ответила Нина.
—Значит, и Бог везде, ведь Он солнце сотворил, — заключила Анюта.
—Мы ничего не знаем, — вставила Клавдия Ивановна, — по радио передають какие страсти. Мы не знаем, что завтра с нами буить. Служба буить в воскресенье, пойдёшь с Вольгой?
—Пойду.
—Правильно, надо Богу молиться. Кончишь школу, а там пойдёшь у семинарию, за попа замуж выйдешь. Слушай, уж не в монастырь ли ты собралась?
       Не ответила, промолчала, чтобы не подавать повод к неуместным насмешкам. Далее Клавдия Ивановна рассказывала о работе в школе, вспоминали бабушки детство, старое время.
        Анюта, подходя к Ольгиному двору, видела как дед Володя закрывал деловито калитку и неспешно шёл домой. Поглядывал на Ольгин длинный огород и напевал: "Зорька алая...Ты, любовь моя долгожданная... Через сотни лет, через тысячи... Не покинь меня, не покинь меня, не покинь..."
       Анюта думала:"Он так её любит! Насколько же должна быть сильна любовь наша к Богу. Сказано, что если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. Если он свою любовь к ней доказывает делами, то и к Богу надо так доказывать. Но сами мы исполнить ничего не можем, надо просить Божьей помощи."
       Закрывая сарай с курами, Аня размышляла:"Ольга квакух кличет — кура-кура, цыплят — пили-пили, Иванович кур — цыпа-цыпа, а Рая — диба-диба. По-разному. Понимают ведь когда именно к ним обращаются. Куры — птица полезная, добрая." Вдруг привлекла внимание её ласточка, бьющаяся в закрытую дверь погреба, где было её гнездо. Анюта, открыв погреб, пустила ласточку внутрь.
        В зале Ольга мазала кремом лицо и руки. Распущенные вьющиеся волосы её опускались на плечи кольцами. Цвет их с рыжинкой каштановый, с бронзовым, слегка золотистым оттенком.
—Почешешь меня? — спросила, зевая Ольга.
—Почешу.
         Анюта села на спинку дивана, обхватив коленями Ольгины бока и стала расчесывать тяжёлые пряди её.
—Чего не спрашиваешь, где я была? — улыбается Анюта.
—Где ты была? — спрашивает Ольга.
—С сёстрами твоими гуляла.
       Тихо в зале. Слышно как тикают часы.
—А я сараи не закрыла, — задумчиво произнесла Дмитриевна.
—Сиди, я закрыла.
—Моя ты работница. Бабушка тебе не разрешает ничёго делать, а я разрешаю.
—А ты золотце моё. — шепчет Анюта, целуя её в макушку и гладит копну волос.
—Не уморилась чесать?
—Нет. — отвечает, хотя рука её устала.
—Олечка, а ты любишь Ивановича?
       В ответ ей Ольга кивает и смущённо улыбается. Опущенные уголки губ поднимаются и сама она кажется радостной, но глаза её печальны.
—Это хорошо, — шепчет Аня, — и он когда-то Клавдии сказал, что любит только Олю.
—Ох, Анюта, — отвечает Ольга, — Ты не поедешь завтра с нами на рынок?
—Нет.
        После того как помолились, Анюта встала на колени перед постелью и целовала Ольгу, играла волнами её локонов, крестила, прося Бога о здравии и многолетии её и всех остальных бабушек.
        Утром Ольга Дмитриевна надела нарядное платье морской волны в белый горох. Анюта заплела ей толстую, с кулак косу и закрутила в кулю. Пришёл дед Володя. Анюта возле калитки проводила их и перекрестила удаляющуюся машину.
       Справившись с делами, Аня пошла к Клавдии Ивановне. Живёт та одна за селом, недалеко от плотины, на противоположном берегу Кувшиновского озера. Анюта вошла в мазаную хату и села подле печки. Клавдия месила тесто на пироги.
—Уехали? А ты чего с ними не отправилась?
—Не хотца. — вздохнула Анюта.
       С полными водой вёдрами вошёл Клавдии внук, Митя, мальчик лет десяти.
—Так, садитесь с Аней, будем пироги лепить, — обратилась она к нему. — Начинять повидлом будем.
—Скоро Казанская летняя, может тогда с фасолью испечёшь? — спросила Аня.
—Там видно будет.
—Ба, а давай с "подарком" сделаем? — произнёс Митя, крутя в руке чеснок и перец.
—Не, это мы на другой раз оставим. Это я ему рассказала как мы по молодости баловалися, — говорит Анюте Клавдия. — Об чём же Ольга с дедом разговаривает?
—Не знаю, — ответила Аня, — ну, находят же об чём поговорить. Кажется мне, что он больше говорит, а она слушает. Перемолвятся несколькими словами да сидят молча, друг на друга смотрят.
—Так и ты с ними бы когда посидела, послушала. Да, любовь у них.
        Анюта подле окна обратила внимание на рамку с черно-белыми фотокарточками.
—И бабушка моя у тебя есть, — заметила она.
—Они никому не нужны. Мы помрём — всё выкинуть. Я даже говорить за это не хочу. — ворчит Клавдия. Хотя и с образованием она учительницы, но со своими говорит на деревенском наречии.
        Пироги получились румяные, вкусные, с золотистой корочкой. Клавдия положила Анюте пирогов с собой.
         Когда Анюта пришла, дед Володя и Ольга с базара приехали и ели на кухне ложками арбуз.
—Я пирогов от Клавдии принесла.
—Садись с нами, Аня, — ответила Ольга.
—Потом, — и Анюта пошла в зал.
       Любопытство её всё таки взяло вверх и она подошла к двери и слушала разговор из кухни. Но чего бы ей хотелось услышать — она не услышала. Говорили о коршуне, который стащил у Ивановича курёнка. О том, что приедет скоро Николай и надо качать мёд. Вдруг Ольга, открыв дверь, пошла к холодильнику, отдать гостю варить собакам своим косточки. Анюта вовремя отскочила и стояла как ни в чём не бывало, задумавшись, в спальне у окна.
Ольга, проводив гостя, села в кресло читать Евангелие.

       Поздно вечером приехал Николай, а рано утром косил вдоль и внутри двора траву. За день она пожухла. Когда солнце склонялось к закату, Анюта граблями собирала сено и складывала в стожки.
       Николай на улице в казане варил плов из баранины. Вечеряли на улице. Позвали ужинать Владимира Ивановича и учителя, Колиного друга. Ольга ела причмокавая, скоро и жадно, подкладывая лучшее Анюте.
        На следующий день поставили в коридоре медогонку и качали свежий мёд. Ольга обчищала гусиным пером соты и подавала Ивановичу и Николаю. Они вставляли их в медогонку и крутили, пуская молодой мёд литься в посуду.
      Пчёлы жужжали над потолком. Бились в кухонные окна. Ольга, то и дело выкидывала их на улицу. Анюта боится пчёл. То сидит в зале, то заходит несмело на кухню поесть сладкого гречишного мёда. Ольга, тоже сластёна, нальёт мёда в блюдо и лакомится.
 
       Краснели малиновые сочные яблоки. Анюта собирала их и пекла, стараясь сготовить, пока Ольга отдыхает в обед и накормить её повкусней.
        Угодить в готовке старались и дорогому своему гостю — деду Володе.
        Анюта с утра, когда спала ещё Ольга, выпустив и покормив кур, побежала в палисадник. Собрала по горсти красной и чёрной смородины, срезала будыль ревеня и отправилась на кухню. Сварился и получился вкусный компот. Поставила варить кашу.
—Ты ж моя работница! — вошла на кухню Ольга, — уедешь к бабушке — всё умеешь делать.
       Придя в гости, дед Володя попробав угощение, остался очень им доволен.

       В конце августа под яблонькой в палисаднике лежали опавшие подгнившие яблоки, сухие листья, как бы говорившие, что лето закончилось. Прошла пора румяных, наливных, краснобоких яблок.
       Пожухли цветы под окнами. Становился пустым огород. Наливались солнцем оранжевые тыквы.
       Скоро выкопали картошку. Пришли помогать Ольге сёстры, Владимир Иванович, приехала из города бабушка Алла. Тракторист копал, Митя катался с ним в кабине, остальные собирали, а Николай носил мешки. В обед отдыхали. Потом пошли перебирать картошку и опускать её в погреб.

—Алл, посыпь пшена курям, — попросила елейным голоском сестру Аллу Ксения, прищурила хитро глаз и стала наблюдать с крыльца за сестрой.
       Не раздумывая Алла сыпанула зерно без меры налетевшим на еду курам.
—Что ж ты делаешь?! Надо ручейком! — застучала кулачками и заголосила баба Ксения.
      "Если бы она пошла на актёрское — получилась бы народная артистка", — подумала Алла Дмитриевна о сестре. И, точно, уже чему-то смеётся, как и не было у Ксении приступа гнева, улыбается масляными глазами и шутит с дедом Володей. Когда народ разошёлся по домам, а бабушки были в доме, Анюта поймала рябенького цыплёнка и стала ласкать.
—Аня, отпусти его, ему побегать хотцы, — запела вышедшая во двор Ксения.
      Аня пустила, но цыплёнок упал о землю и повредил свою лапку, захромал и спрятался в цветочных кустах.
—У, Босячка! Босячка! Что ж ты наделала, а?! Какой цыплёночек был хороший! — заныла и заголосила баба Ксения таким душераздирающим криком, таким трагическим голосом, что Анюте казалось, что сейчас, остановится сердце.
      Громыхнул в сером небе гром. Пошёл сначала "грибной" дождь, а затем пошёл сильным "косохлёстом".
—Ничего ему не будет. Идите, Анюта, в дом, — позвала Ольга с порога дома.
       Анюта направилась к заднему двору и побежала вдоль выкопанного огорода к зелёным малиновым кустам. Упала на колени в мокрую траву и призывала в помощь всех святых. Слёзно просила, чтобы не заболел и не умер цыплёнок у Господа и Богоматери. "Матерь Божия, Пресвятая Владычице, я уйду в монастырь, даю Тебе слово. Пусть не умрёт бедная птица, это я виновата. Царице Небесная",— молилась Анюта, а слёзы катились по щекам её, не замечала она ни грома, ни дождя, замочившего её до последней нитки.
—Вся мокрая, — встретила Анюту в кухне Ксения, — Аня, прости меня, старую, я ведь не со зла, — гладила она девочку по голове.
—Жалко, — вздохнула Аня.
—Успокойся, цел твой цыплёнок и не хромаеть, сам на насест сел, — допивая чай, сказала Ольга.
       Скоро дождь кончился и на небе появилась двойная радуга.

      Подле крыльца вечером дед Володя и Ольга Дмитриевна сидели на лавке. Он обняв её, положил руку на её плечи. Анюта, подняв занавески, стояла и любовалась ими из окна. Вдруг из кухни позвала её бабушка Алла и они стали пить чай.

      Ветерок трепал листву деревьев, но в поле стояла тишина. Стаи ласточек уже месяц не летали в небе. Опустели их гнезда в прорехе крыши, сарае и погребе. Птенчики вылупились некрасивыми существами, с чёрными точечками глаз на маленькой головке, розовыми и голыми. Выросли птенчики, оперились, улетели стаи в тёплые края до следующего года, птенцы их стали красивыми белогрудыми птицами с чёрной спинкой и крыльями. Так становилось опустевшим гнездом село. Доживало, как могло, оставшиеся годы. Становилось меньше добротных хат. Брошенные пятистенки зарастали крапивой и чертополохом.
       Пшеницу в поле убрали. Лежала жёлтая солома, которая раскалялась под палящим солнцем.
       Наступал сентябрь. Ольга, Ксения, Нина и Клавдия Ивановна с Митей стояли подле калитки, провожали Николая и гостей в город.
       Анюта смотрела из машины на мелькавшие поля и думала: "пройдёт год, настанет снова лето, вернётся и август, вернёмся ли в село мы?"