День двадцать восьмой...

...раскрывающий загадку С.М.

   Утром мне позвонил Миша.
   — Дорогая Ксения, с наступающим вас! Вы дома? Прекрасно! Через часок к вам заедет мой знакомый, отдайте ему, пожалуйста, разбитую чашку! Вы же помните, что совсем запамятовали об этих осколках!
   Ох, как же мне неловко стало! Из-за моей забывчивости гоняют незнакомого человека! Так я и сказала Мише и извинилась за свою пустую голову.
   — Не переживайте! Просто подвернулась оказия, и я ею воспользовался. Да, мой приятель передаст вам картину. Это вам подарок на Новый год. Насколько я помню, вы любите живопись? Картину, конечно же писал не Ван Гог, но, смею надеяться, моё творчество вам тоже придётся по вкусу.
   Вот это номер! Мне очень интересно, когда у этого года иссякнут сюрпризы? Не удивлюсь, если без пяти минут Новый год мне на голову свалится очередной сюрприз.
   — Вы еще и художник? — определённо, своего порцелинового друга я совсем не знаю.
   — Громко сказано! — рассмеялся Миша. — Балуюсь потихоньку. Очень, кстати, удобно: не знаешь, что подарить, вручи собственную картину. Та, которую я вам дарю, довольно долго висела в моём кабинете. Я понимал, что мне нужно с ней расстаться, ибо любой творец просто обязан отпустить в мир своё произведение, иначе оно не оживёт, но эта картина, а назвал я её «Двое в городе», не желала уходить. Я просто не видел, кому я мог бы её подарить или продать. Вы же сами знаете, что у любой, абсолютно любой вещи есть душа, поэтому я предлагаю свои картины далеко не всем. Так вот, эти «двое» словно ждали кого-то, и я не торопил их. И вот вчера, абсолютно неожиданно, я понял, что картину писал для вас. Очень кстати подвернулась оказия, и вы сегодня увидите мой подарок. Буду рад, если он согреет вам сердце.
   Я, конечно же, рассыпалась (какое точное словечко! никогда не задумывалась, насколько оно верно!) в благодарностях, попрощалась и перво-наперво строго сказала себе не забыть отдать гонцу разбитую чашку. Она, как и Мишина картина, упорно не хотела уходить из моего дома.
   — А то обрадуешься подарку, знаю я тебя! — прочитала я нотацию своей памяти и заметалась по дому.
   В канун Нового года отдать Мише лишь разбитую чашку? Плохая идея и примета. Нет, такой приметы нет, конечно же, но если подумать: человек получит на праздник осколки, пусть это даже и не подарок. Какой сигнал получит его подсознание? Хм... Наверное из-за того, что наши предки, хоть и не знали, что такое нейромедиаторы, дендриты, аксоны и синапсы, прекрасно разбирались в возможностях и свойствах нашего мозга, поэтому и возникли разные поверья, которые сейчас иногда называют предрассудками: не дарить острые предметы и носовые платки, часы и пустой кошелёк. Мы-то просто посмеёмся и скажем, что не верим в приметы, но, приняв подарок и поняв, что лежит в пакете, какую «зашифрованную»  информацию будет нести по клеткам нервный импульс, что поймёт мозг? Какую программу он может себе задать, увидев пустоту, осколки или платки, предназначенные для утирания слёз? Не хотелось мне, чтобы Миша, открыв пакет, увидел лишь разбитую чашку. Нет, нет, так дело не пойдёт! Вот и бегала я по дому, собирая другу гостинец. Пусть и традиционный и без особой фантазии, но от чистого сердца! Конфеты, коньяк, кофе и забавная фигурка гуся. Вот, оказывается, для кого я её купила несколько дней назад! И пакет с разбитой чашкой, конечно! Если и в этот раз забуду, придётся самой к Мише ехать! Я была бы не простив, очень мне горы нравятся, а уж переждать душный август где-нибудь повыше, поближе к ледникам и снегу — это вообще мечта. Неосуществимая, конечно, но представить-то можно?
   Пока же до августа было далеко, а снега намело столько, что я боялась, Мишин знакомый не доберётся до нас, и я войду в Новый год с крошечным долгом — теми самыми осколками.
   Но всё, к моему удивлению, сложилось очень гладко, часа через два я получила свой подарок — надёжно укутанную картину — и с нетерпением разорвала обёрточную бумагу.
   Руку и стиль я узнала сразу. Была ли я поражена? Это ещё мягко сказано. Трясущимися руками я схватила телефон и позвонила Михаилу. Номер был занят. Я постаралась успокоиться и на всякий случай поискала на картине подпись, хотя была уверена, что она мне прекрасно знакома. Да, так и есть. «С.М.» — стояло в правом нижнем углу. Сама картина, хоть и вышла из-под кисти того самого загадочного (уже нет!) художника, и была написана в том же стиле, отличалась по тщательности исполнения. Она словно была написана впопыхах, в попытке схватить и запечатлеть момент прогулки двух девушек, чьи силуэты чётко вырисовывались на фоне домов, подсвеченных уходящим солнцем. Сама не знаю, почему я так решила, но я тут же поняла: одна из этих девушек — я. Не сегодняшняя я, а та, давно забытая студентка, наполненная радостью и ожиданием грядущего счастья. Кто же вторая? Её я не узнала. А потом сердце моё чуть не выпрыгнуло из груди от ужаса. Я увидела третью фигуру. Она, то есть он, прятался в тени арки, нужно было присмотреться, чтобы увидеть этого мужчину, вернее, лишь его силуэт. Поначалу он меня напугал, но потом я поняла: этот человек не охотник, он — страж, и зримо или незримо следует за девушками, охраняя их. Странно, Миша сказал, что картина называется «Двое в городе». Ясное дело, художник может подразумевать нечто другое, всё-таки, слова вторичны и далеко не всегда описывают то, что есть на самом деле, но...
   Я перевернула картину и увидела небольшой листок бумаги, прикреплённый к раме.
   «Двое никогда не остаются вдвоём. Третий есть всегда — таков закон жизни. Будь это ребёнок, немощный родственник, любовник или любовница, кошка или собака, а то и некий дух. Но третий есть всегда.
С.М.» — было написано знакомым, бисерным почерком.
   — Чёрт побери! — я кинулась к сумочке. Где же эта бумажка? Совсем коротенький рассказ об Охотнике за химерами, мы же читали его позавчера. Вот он! Я положила листки бумаги на стол и сличила почерки. Да, не нужно было быть специалистом, чтобы понять: это писал один и тот же человек. Я снова кинулась к телефону. На сей раз Миша мне ответил.
   — Ксения! Вы получили мой подарок? Как вам?
   — Миша, вы не врёте? Вы написали эту картину? Вы — С.М.? Что это значит? Что значит короткая записка про третьего?
   — Конечно я! Почему вы так взволнованы? Записка? Иногда я пишу краткие пояснения к своим картинам. Правда, они часто запутывают, но позже всё разъясняется. Видите ли, то, как мы воспринимаем слова, и то, что они значат на самом деле, какую скрытую силу и информацию несут — абсолютно разные вещи. Не всегда, конечно. Когда я прошу передать мне соль, я имею в виду именно соль, а не перец. Но бывают моменты... Если коротко, в мои слова стоит вслушаться. Что там вы ещё спрашивали? Ах, да! Подпись! С.М. — Сергеев Михаил или, как меня называли когда-то, Серый Мичман. Я ведь и на флоте успел послужить.
   — Какой Мичман? — уже потом я поняла, что мои мозги, опасаясь быть расплавленными, просто не обратили внимания на слово «мичман».
   — Я же Сергеев, а Сергеев, простите за игру слов, часто называют Серыми, — пояснил Миша, извинился, ему, мол, надо бежать и попрощался.
   И вот тут до меня дошло! Мичман! Я тут же позвонила Лёньке.
   — Сколько лет было Мичману?
   — Я точно не знаю, паспорт у него не спрашивал. Лет сорок, может быть пятьдесят.
   — Морщины, седина были? Он сутулился?
   — Нееет. Бабуля, у тебя всё в порядке? Голос какой-то странный.
   Я ответила, что нахожусь в шаге от истерики, но потерплю до Лёнькиного прихода, а вот потом мы уже вдвоём постараемся не сойти с ума.
   Вечером мы положили на стол сумочку с бумагами, прислонили к стене новую картину и попытались во всём разобраться.
   — Что же это получается? Мичман, который Миша, и есть Мичман с которым я встретился?
   — Нет. Возраст не сходится. Гримом можно состарить человека, но омолодить лет на тридцать? Ты бы наверняка увидел, что Мичман выглядит неестественно. Кроме того походка и осанка выдают возраст.
   — Может быть твой Миша нарочно сутулится? И гримируется перед встречами с тобой?
   — Нет, иногда мы виделись абсолютно случайно, да и знаю я его долго. Нет, Миша — это не твой Мичман. Просто совпадение.
   — Ты сама веришь в свои слова? А почему ты не спросила своего Мишу о тех двух картинах, которые я купил и о коротком рассказе об Охотнике?
   — Не успела. Миша куда-то торопился, звонила ему потом не раз, трубку не берёт. Написал, что не может говорить.
   — Подозрительный он! Очень!
   — И дед его не жалует, — и я рассказала Лёньке о том, как Федька видит Мишу, чувствует в нём чужака.
   — Может быть всё-таки это один и тот же человек? — умоляюще спросил Лёнька. Я была бы рада сказать «да», но это было бы враньём.
   — Не знаю, но очень хочу это исправить, то есть узнать!
   — Что ж, зато теперь имя художника — уже не загадка! Прекрасно! Не будем грустить бабуля! Тем более, что праздник уж на носу! Вычёркивай день, завтра пеки «Наполеон», а я побежал!
   — Отличный план! — я обняла Лёньку и пошла искать место для новой картины. Где бы её расположить?
©Оксана Нарейко