Как меня принимали в комсомол

( Отрывок из повести «Вспоминая Усть-Кару»)

Вместо эпиграфа:
Геннадий — родовитый. По характеру может быть абсолютно разным и непонятным для окружающих. Любит выделяться среди своих сверстников. «Звёзды и судьбы»
 
   Осень 1948 года. Очередной и торжественный приём в комсомол к его тридцатому юбилею и к 31-й годовщине Октябрьской Революции. Самое большое помещение школы — комната 5-го класса в торжественном убранстве. Полный класс кандидатов на приём, им сочувствующих, активистов и прочей любопытной публики. В президиуме директор и завуч школы, учителя, инспектор РОНО, инструктор райкома комсомола и представитель родительского комитета. К доске по очереди выходят робкие кандидаты и осторожно рассказывают о себе, родителях — не был ли кто из них за границей и нет ли в родне «врагов народа». Затем, заикаясь и смущаясь, что-то там мямлят, отвечая на серьёзные и даже не понятные для их ещё не вызревшего ума вопросы. Принимают всех, исполняя спущенный Обкомом план-разнорядку. Даже тех, кто внятно не смог ответить ни на один вопрос. Но с замечанием, что к моменту рассмотрения на бюро райкома кандидат должен изучить Устав и Программу комсомола и следить за международным положением.

   Дошла очередь и до меня. Огласили заявление. Не смущаясь, чётко ответил на стандартные вопросы по Уставу и международному положению. Держался бодро и независимо. И в некоторой степени: вызывающе. О том, что две сестры матери, телеграфистки с КВЖД, затерялись в Гонконге, а два её брата были арестованы в Красноярском крае и бесследно исчезли в 37-м году — умолчал, помня наказ матери. На вопрос: был ли кто из родственников за границей, ответил — да, был! А сам себе думаю «Ну, что за дурацкий вопрос! У нас миллионы солдат прошли пол-Европы как победители. И что теперь? Может, поймут, что данный вопрос неуместен. » Тут выражение лиц членов президиума сменилось с безразличного на устойчиво подозрительный.
    - А если поподробней! Кто и когда побывал за границей, - обратился ко мне инструктор райкома.
    - Да брат отца, дядя Петя. Прошагал с боями со своей батареей от Воронежа до Вены через Польшу, Германию, Австрию. Пусть знают, как нападать на СССР. И границы нам будут нипочём. Где потребуется — там и будем. Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет.
    - Да я не об этом хотел спросить, - заискивающе отреагировал инструктор. При этом его лицо приобрело цвет кирпича, только что вынутого из печи после обжига. - Живёт ли кто из гражданской родни за рубежом?
    - Пока нет.
    - А что, Гена, ты знаешь про космополитов и вейсманистов- морганистов ? - спросила Ольга Иннокентьевна, наш директор, желая разрядить напряженную обстановку. Уж она-то не сомневалась в моих познаниях. В то время все газеты пестрели заголовками о борьбе с космополитизмом
    - Космополиты — это те, кто расхваливает всё заграничное, а наше советское охаивает., - начал я на память цитировать выдержки из газет. - Ну, а вейсманисты- морганисты, это такие учёные, которые вместо того, чтобы двигать сельхознауку вперёд и обеспечить рост продовольствия, изучают какую-то муху дрозофилу, ссылаются на какую-то там генетику. А что это такое — никто толком даже в нашей школе объяснить не может.

   Смотрю: на лицах в президиуме доброжелательные улыбки. Немного помедлив, добавляю:
     Потому-то в нашей стране даже, через три года после войны, народ наесться досыта не может.
    - М-да! - только и произнесла Ольга Иннокентьевна. Остальные многозначительно переглянулись и уставились на меня. Повисла тишина. Всем стало неловко. Моя «классная», Раиса Ивановна низко опустила голову. Переживает. Наверное, думает «И зачем же, Гена, ты это ляпнул, не подумав о последствиях?!» К тому же, она ещё и «в положении». Бедная женщина! Ей-то зачем было приходить на это мероприятие? Ничего не поделаешь. Так принято. И тут представитель райкома спрашивает:
    - А как ты относишься к тов. Сталину?
    - Я думаю, что ещё при его жизни мы будем жить в коммунизме.
    - Как это понять — при жизни? Ты что-о, тут всем нам намекаешь, что товарищ Сталин может умереть? Да?!
    - Конечно, может. И неизбежно умрёт. Ещё Энгельс написал, что жизнь, это способ существования белковых тел. Жить — значит умирать. Не избежит этого и наш дорогой вождь и учитель. Вон, Ленин хоть и величайший из всех революционеров и тот не избежал смерти и уже 24 года как лежит в мавзолее. Но зато живее всех живых! Дойдёт очередь и до товарища Сталина. Но в памяти народа он останется навечно.

   В итоге в приёме, как я и предчувствовал, мне отказали за «дерзость, непозволительную политическую иронию и вольнодумство», несмотря на особое мнение Ольги Иннокентьевны. С чувством осознания собственного достоинства и правоты, я немедленно покинул помещение под сочувствующие взгляды части аудитории. По пути домой зашел в «место уединённых размышлений» - школьную уборную, где все стены были исписаны похабщиной и новостями, о которых боялись говорить открыто, а также репликами на антиеврейские темы.. Должен напомнить, что в ту эпоху общественные туалеты являлись единственным местом, где можно было анонимно изложить своё мнение в письменном виде. Своего рода - твиттер. Читаю, а сам думаю: «Что бы такое написать в качестве протеста?» Достаю из кармана химический карандаш, смочил его слюной и написал на двери - « Если ты еврей, то не сиди просто так, а придумай, что-нибудь и тогда Родина воздаст тебе по заслугам». И впервые, на латыни сокращенно указал свой будущий псевдоним: «B. K.» (Бруно Казакевич).
  А в комсомол меня всё-таки приняли в феврале 1949 г, но это была уже другая история.

          Декабрь 2019. Москва.

--------------------***--------------------