79

- Санк! Санк, проснись.

Парень открыл глаза - Саха.

- Что ты...

- Тихо. Иди сюда.

Санк посмотрел вокруг. Свет от костра едва проникал в шалаш, но соплеменники были видны. Все спали.

- Скорее.

Саха вышла наружу. Наконец Санк окончательно проснулся. Что-то случилось. Торопливо последовал за женщиной.

У костра хлопотали двое. Ничего не понимая, Санк подошёл ближе.

Саха и Тип склонились над лежащим человеком. Склонился и Санк...

- Шан? Что случилось? Что с ним?

- Не знаю, Тип, расскажи.

- Да что рассказывать? Я дров принёс, а он так лежит. Я думал, что спит, а он стал что-то бормотать.

- Всё же нормально было.

- Ну да.

- Санк, давай его перенесём на подстилку, мы с Типом не одолели.

Втроём перенесли.

- Может, других разбудить?

- А что другие? Тут лекарь нужен.

- А что он бормочет?

Прислушались. Медведь... Ара... Пеша...

- Он бредит.

- Шан! Шан, проснись!

- Шиму надо звать!

Но звать никого не пришлось. В шалаше взрослая часть племени уже проснулась, тревожно зашепталась, и вскоре все сами собрались.

- Не загораживайте свет, - наказал старейшина, и все расступились, пропуская вперёд проверенного человека. Один раз она уже помогла, поможет и в этот.

Но Шима не была в этом уверена. Робкими шагами приблизилась к больному. Ну и что дальше? Стыд-то какой. Все смотрят на неё, а она дуб дубом.

Перевела взгляд на Шана. Действительно, что с ним? Было же всё нормально. А теперь?

Села на колени, стала всматриваться...

А стыд ушёл. И не только стыд, соплеменники тоже отодвинулись куда-то далеко, потеряли значение, стали тенями. И мир словно отгородился... её отгородил, замер и затаился, стал ждать. А потом Шима забыла про всё. И про мир, и про соплеменников, и про себя.

Она увидела... красные ручейки и реки. Много-много, большие глубокие и малые, словно паутинка. В них бурлила и неслась жизнь. Сильная, страшная и весёлая... Нет, не весёлая. Чёрные колючки отравили красные ручейки. Их много, этих колючек, страшно много. Они бьют и колотят розовые берега. И здоровая розовость темнеет и сморщивается. Как убрать эти колючки? Как их прогнать? Жалко, жалко жизнь. Жалко розовые берега. Жалко красные паутинки. Жалко Шана.

Шима вытянула руки. Надо их зацепить... Позвать за собой. Потянуть, как бабка тянет на верёвке Пеструху. А ну-ка, сюда...

Люди старательно освещали и Шана, и Шиму несколькими горящими поленьями, не догадываясь, что этот огонь девушке сейчас вовсе не нужен, внутри её светился совсем другой источник.

Но этот огонь помогал разглядеть всё, что в состоянии увидеть человеческие глаза.

Шима медленно водила скрюченными руками над телом Шана и что-то шептала.

- Зовёт кого-то, - пробормотал Тип, но на него сверкнули несколько пар сердитых глаз, и он догадался, что лучше помолчать.

Рука Шана вдруг стала надуваться и чернеть.

- Нож, - вдруг приказала Шима и требовательно вытянула свою руку в сторону.

Дед был шустрее. Он схватил лежащий на камне у костра забытый каменный нож.
 
- Горячий, - предупредил.

Шима помахала им немного в воздухе.

«Остужает», - догадались.

А потом чётко и быстро провела по чёрной опухшей руке. Брызнуло... Все ахнули. Кровь... Это кровь или что? Может, в темноте кажется, что она чёрная? Но темноты не было. Несколько горящих факелов освещали всё почти как днём.

Струя чёрной крови брызнула, пролилась и стала ослабевать. А потом и вовсе остановилась. Всем стало чуть легче. Но что Шан? И как Шима?

Дед подошёл к девушке:

- Эй, - потряс её за плечо.

- Я нормально, - но в голосе слышалась усталость. - Саха, надо чистым перевязать.

И теперь уже женщины засуетились.

- А где наши гости? - вдруг опомнился Лека.

- Нет их, - спокойно ответил старейшина. - Ушли.

- Это они... Шана?

- Не знаю. Спросим у него... если... когда очнётся.

- Они, - тихо сказал, почти прошептал Шан. Но все услышали. - Пусть.