Крест выбранный судьбой Глава 4

               
                Поезд остановился у перрона, Яков вышел из вагона и направился в сторону остановки автобуса. К нему подошли двое, один из них сказал: Приказано вас доставить в Кремль, вас желает видеть ваш отец. Яков на мгновенье растерялся от неожиданного предложения, но пошел следом, не проронив ни слова. В Кремле его действительно ждал отец, и даже вышел встретить. Яков не подошел к нему, не обнял, ждал, что скажет он.
 
- Пойдем, поговорить надо, - сказал отец. Они вошли в небольшой кабинет, закрыв за собой плотно дверь.
- Мне не стоило тебя сюда приглашать, но другого места нам не найти. Присаживайся и слушай: Я чувствую, что мне осталось недолго жить.
- Ты что болен? Удивленно спросил Яков.
- Не в этом дело, я чувствую, что меня не сегодня, завтра, уберут, слишком много я знаю, а то, что я узнал вчера, сократило мое пребывание на этой земле, до минимума. Надеюсь, они не станут преследовать тебя и твою мать.

Яков внимательно слушал отца, до него постепенно доходил смысл сказанных им слов. Он все время оберегал их безопасность, не общался с ними, показывая тем самым, что им ничего не известно о его службе в Кремле. Проговорили они два с половиной часа, затем отец предложил вместе пообедать в столовой. После обеда вышли в коридор, отец его пошел прямо, Яков налево к выходу.

Увидев мать хлопотавшей по дому, он подбежал к ней и обнял. – Мама, я видел отца и говорил с ним. Ты была права, он все время думал о нас и оберегал от спецслужб. Меня беспокоят его последние слова, о том, что его могут убрать, так как он владеет тайной, которая принесет ему смерть. Мама Якова разволновалась, - чем мы можем ему помочь?

- Ничем, - с грустью сказал Яков. Дверь в дом резко распахнулась и, на пороге появились двое в штатском.
- Яков Мазуров? – спросил один из них.
- Так точно, - ответил Яков. Ни говоря, ни слова, ему заломили руки назад, и, повели из комнаты. Мать бросилась вслед, но ее грубо оттолкнули.
- Ваш сын обвиняется в убийстве своего отца.
- Как? Вскрикнул Яков, - мы только что с ним расстались, он был жив и здоров. Ему  не ответили, повели к машине.

 Его мать осталась лежать распластанная на земле в глубоком обмороке. Дальше Яков плохо помнит, что происходило, после того, как завели в какое-то помещение без окон, с оштукатуренными и не белеными стенами. Пришел в себя, валяясь на полу в одиночной камере с выбитыми зубами и поломанными ребрами. Больше его на допросы не водили, приносили кусок хлеба и кружку воды, оставляли и молча, уходили. От сильных, порой невыносимых головных болей, он плохо видел, кто заходил к нему в камеру. Сколько прошло дней, как его бросили в нее, неделя, месяц, он не знал.

  Однажды к нему вошел совсем еще юный охранник, видимо курсант, Яков спросил у него, что случилось с его отцом.
- А вы разве не знаете, он был отравлен, говорят вами.
- Теперь мне все ясно, - сказал Яков, - меня та же ждет участь. Охранник быстро покинул камеру, и больше к Якову не заходил. Видимо переступил грань дозволенного в разговоре, сказал арестованному лишнее.

 Иногда Якову казалось, что о нем, напрочь забыли, единственно, еще кормили. Что творилось за стенами тюрьмы, он не знал, шла война, или закончилась, информация была недоступна, на прогулку его не выводили, спросить было не у кого. Яков думал: раз его еще не убили, значит, они просто не знают, что с ним делать. Если бы дознаватели точно знали, что его отец передал ему какую-то важную информацию, то конечно уже давно лежал под дощечкой с номером. А так еще видимо сомневаются.

Мать много раз обивала пороги высокопоставленных чиновников, чтобы увидеться с сыном, все бесполезно. И вот по истечении семи лет ей разрешили с ним встретиться. Яков был совершенно болен, левая сторона туловища отечна, ноги опухшие, с синеватым оттенком, контрактура пальцев рук. Он с трудом держал ложку. Увидев его, мать заплакала, - что они с тобой сделали сынок. 
- Мама молчи, а то прервут свидание. Рядом с ней по обе стороны сели чекисты.
 
- Расскажи мама, как ты?
- В эвакуацию я не поехала к сестре на Урал, осталась в Москве в надежде с тобой увидеться. А теперь уж, и ехать не к чему, война два года, как закончилась, с тобой разрешили встретиться. Может, освободят тебя, ведь решения суда не было. Рядом с ней сидевший по правую сторону оперативник, сказал, что встреча закончилась. Они поднялись, подошли к Якову, и повели его в камеру.

 Мать видела, как тяжело он ступал босыми ногами по бетонному полу, видимо из-за отечности ступней, надеть обувь, не смог. Спустя неделю, в камеру к нему вошел охранник с врачом, после осмотра врач сказал: Считаю, что его болезнь прогрессирует, и довольно быстро. Они покинули камеру, а Яков подумал                : значит мне скорый конец. На следующий день ему объявили, что он свободен, но в Москве проживать, ему запрещено.

- Я могу побывать хотя бы на могиле своего отца? Спросил он.
- У него нет могилы, - сказал один из присутствующих, - урна с его прахом замурована в стене Кремля. Выход к Кремлю вам запрещен. Вас отвезут на железнодорожный вокзал, и, вы покинете столицу. Одежду и деньги получите при выходе из тюрьмы. Вас будет сопровождать в дороге медсестра, она же будет с вами находиться по месту вашего проживания.

- Но я могу хотя бы с матерью увидеться.
- Нет, но вы сможете с нею переписываться, и она сможет к вам приезжать.
- Обложили, как волка красными флажками, - с горькой усмешкой сказал Яков.
- Но, вы поговорите, еще есть желание остаться здесь на семь лет. Яков не ответил, потому, как понимал, с кем имеет дело.

 У матери Якова было предчувствие, что сына ее выпустят из тюрьмы, ведь все понимали, жить ему осталось совсем недолго, поэтому с утра до вечера она дежурила у тюрьмы, не привлекая внимание внешней охраны. И вот, наконец, она увидела сына под конвоем, его посадили в припаркованную служебную машину и повезли. Она вернулась домой: раз дома нет, значит, его заставят покинуть Москву. Остается ей только ждать от него весточку. Она села писать письмо своей сестре на Урал и просить ее слезно, приехать к ней на постоянное место жительства. Одной ей не осилить одиночество, то хоть какая-то была надежда, что ее сына выпустят из тюрьмы и он, вернется домой, теперь она угасла.

 Через два месяца оставив хозяйство на сына, ее сестра приехала в Москву. Женщина она была стойкого характера, уныние она не признавала, и матери Якова запретила раскисать. Им надо узнать, где Яков и ехать к нему. В обед им принесли сообщение, что Яков Мазуров, умер от гангрены ног. И стояла дата похорон. Убитая горем мать, плохо соображала, что надо было делать, куда бежать, у кого просить помощи, чтобы похоронить сына. Все решила сестра, взяв сообщение, она по нему купила билеты и, они поехали на похороны.

 Медсестра не ожидала приезда матери Якова, да еще и не одной, поэтому, это стало для нее неожиданностью. Гроб стоял посреди комнаты на табуретках, в углу комнаты тумбочка, на ней лежали лекарства. Тетя Якова, подошла посмотреть, какие же лекарства кололи Якову, но медсестра мигом смела рукой их на пол и стала давить ампулы. После этого она исчезла и, ее больше никто не видел.

 Несмотря на то, что Яков прожил совсем немного в этом городе, народу собралось много, его командир эскадрильи Трофимов всегда был в курсе, где находится Яков, знал и о том, что ему было запрещено проживать в Москве и, он выслан за тысячу километров от нее. На похороны он приехал с единственно уцелевшим из всей эскадрильи после войны Соколовым, а он уже объявил новичкам, кого едут хоронить.

 Летчики, надели летную форму, длинные плащи прикрывающие ее от постороннего глаза и, приехали хоронить Якова. Подходя к гробу, они раскрывали плащи, отдавая последнюю дань уважения, человеку - боевому летчику, кому судьба определила нести тяжелый крест в его жизни.