Сильва

    
               
 Воскресным днём в начале осени брат принёс домой сиамскую кошку.
– Это Сильва, – сказал он, выпуская животное на пол. – Она поживёт у нас немного.
Мама, сидевшая в кресле с газетой, удивленно вскинула брови:
– Я не поняла, Серёжа, как это «немного поживёт»? И вообще, где ты её взял?
– Купил за три тысячи у мужика на птичьем рынке, – Сергей снял куртку, и от него пахнуло лёгким перегаром. – Не смог пройти мимо, уж очень она мне понравилась.
– Нам только кошки не хватало, – заворчала мама.
– Зачем так говоришь, взгляни какая она красавица.
Брат кивнул в сторону коридора, где неподвижно, словно фарфоровая статуэтка, сидела Сильва, устремив взгляд своих ярко-синих глаз куда-то вдаль. Туловище у неё было кремового цвета, а лапы, уши, хвост и мордочка – тёмно-коричневые.
– И правда, хороша, – не удержалась мама, и её голос смягчился. – Не понимаю, зачем он с такой красотой расстался?
– Да всё просто: внуки хозяина решили завести собаку, вот он кошку и продал. Хотя правильнее сказать – подарил, деньги-то смешные.
Сергей находился под хмельком, а в таком состоянии частенько преподносил сюрпризы.
– Вы не волнуйтесь, – успокаивал он, – с кошкой проблем не будет. Хозяин уверял, что Сильва непривередлива в еде, приучена к лотку, почти не линяет, умна, игрива и прекрасно ловит мышей – словом, не кошка, а золото! И, заметьте, против всех этих достоинств имеется лишь один недостаток – небольшая статья расходов в семейном бюджете. Но это сущие пустяки.
Закончив речь, Сергей пошёл в душ. А через час, наказав мне слушаться родителей и, ласково почесав кошку за ухом, укатил в соседнюю область на производственную практику.
Однако, как выяснилось, недостаток, о котором говорил брат, был далеко не единственным.
Уже в первую ночь стало очевидно: спать с Сильвой в одной комнате невозможно. Сначала она бесшумно забиралась на кровать, устраиваясь рядом, словно ангел. Но ближе к утру этот ангел превращался в хищника, выпуская когти. Вскоре моя грудь, а затем и грудь отца, были исцарапаны до крови. Опасаясь за маму, Сильву изгнали на кухню, где для её удобства поставили кресло.
Когда кошку заперли в первый раз, она часа два царапала дверь и орала, не давая уснуть ни нам, ни соседям. Пока не охрипла.
Опытным путём мы выяснили, что Сильва замолкает, если кухонная дверь остается слегка приоткрытой. Однако у этого решения была обратная сторона: кошка любила выбегать в коридор, встречать гостей, и усаживалась прямо посреди прохода. В первую же ночь отец, выходя из туалета, наступил на неё. Душераздирающий вопль заставил нас вскочить с кроватей. Глава семейства разразился бранью, а Сильва, метнувшись на кухню, забилась в кресло и тихонько мяукала. В эти минуты сердце сжималось от жалости. После второго такого случая отцу было строго-настрого приказано включать свет в коридоре.
Иногда Сильву охватывала неудержимая игривость. Она носилась по квартире, словно угорелая, прыгала по мебели, бросалась со шкафа на шторы, а оттуда – на пол.
– Хвостатая бестия! – сокрушалась мать. – Если бы у нас водились мыши, то её поведение можно было как-то объяснить. А так… просто ненормальная!
Кроме того, Сильва раскидывала по квартире тапки, драла когтями ковры и мебель, копалась в горшках, вытаскивая цветы и оставляя после себя грязный след на полу, рвала в клочья газеты, раскачивалась на шторах, с разгону билась о двери и много чего ещё.
Но больше всего Сильве нравилась дурацкая забава: затаиться на шкафу в коридоре и когда кто-нибудь, ничего не подозревая, проходил мимо, броситься с криком под ноги…
Если бы кошка понимала человеческую речь, то в такие минуты она бы узнала о себе много интересного. Нередко после этого в квартире пахло карвалолом.   
Вскоре стало заметно, что Сильва побаивается отца. На его окрик кошка поджимала уши и, глядя исподлобья, нехотя уходила на кухню. Мы догадывались, что между ними что-то произошло, но отец молчал, а кошка, разумеется, ничего сказать не могла.
Всё бы ничего, но Сильва орала… Не мяукала и не пищала – она истошно орала. Её крик был резким и неприятным, похожим на скрежет ржавого металла. Так она требовала к себе внимания. 
Особенно кошка изощрялась, когда семья собиралась у телевизора.
 Её нужно было гладить непрерывно, словно заводную игрушку. Стоило руке замереть хоть на секунду, как Сильва взрывалась криком. Смотреть фильм и одновременно ублажать капризную кошку, чьё мурлыканье тут же сменялось истерикой, было непосильной задачей. Терпения хватало минут на десять, после чего Сильва передавалась другому. И так по кругу.
Первым не выдержал отец:
– Да ну её к черту! Надоела. Отопри её на кухню!
Я, вздохнув, относил Сильву на привычное место, оставляя дверь приоткрытой. Кошка пару минут возмущенно орала, затем утихала.
– Гляди, обиделась, – ворчал отец.
Справедливости ради, стоило признать, что иногда Сильва вела себя безупречно: виновато ластилась, подставляя мордочку под руку, томно прикрывала глаза и мило мурлыкала. А когда семья собиралась перед телевизором, кошка и вовсе добровольно уходила на кухню. Было очевидно – она выпрашивает рыбу. И хотя бывший хозяин не советовал включать мойву в её рацион, как можно было отказать кошке в любимом лакомстве?
Где-то день на четвёртый Сильва мойвы лишилась.
Причиной тому стал отвратительный запах. Выяснилось, что кошка не ела рыбу сразу, а прятала её в укромных местах. Мы, казалось, обследовали все возможные тайники, но зловоние не исчезало. Не улетучилось оно даже после обработки квартиры дезинфицирующим составом.
Однако последней каплей, переполнившей чашу нашего терпения, стала история с бабушкой.
В будни, пока родители трудились на заводе, а я пропадал в институте, к нам приходила бабушка Нюра – помочь по хозяйству: погладить, постирать, приготовить нам поесть.
Но в тот злополучный день мы нашли в прихожей лишь её старомодную сумку, а на кухонном столе – клочок бумаги с одним-единственным словом, написанным корявыми печатными буквами: «Н И П Р И Т».
Отец, взяв листок, хмыкнул:
– Надпись созвучна с ипритом. Боевым отравляющим веществом. Наверное, тёща почуяла утечку и решила нас предупредить.
– Какой иприт, что ты городишь! – всплеснула руками мама. – Она и слова такого не знает! Тут что-то другое.
Поскольку у бабушки не было телефона, мама, не мешкая, отправилась на другой конец города выяснять, что случилось. Оказалось, бабуля хотела написать «не приду». На словах, всё ещё бледная и взволнованная, она пояснила, что больше к нам ни ногой, пока мы не избавимся от этого зверя.
А было всё так. Бабушка Нюра, тучная, глуховатая и неповоротливая, всегда носила серый пуховый платок – подарок дочерей. Когда она зашла в квартиру, Сильва сидела в засаде на шкафу. Не дав бабушке даже толком закрыть дверь, кошка камнем рухнула ей на голову и вцепилась мёртвой хваткой в платок. Видно чем-то он ей не понравился.
– Ой, ма-а-аменьки! – жалобно запричитала бабушка.
Платок, стянутый кошачьими когтями, сполз с головы и затянулся тугой петлёй на шее. Сильва, словно на шторах, начала раскачиваться.
– Душит! – испугалась баба Нюра, попятилась и прижалась к стене.
Сильва, пронзительно взвизгнув, вцепилась когтями в согнутую спину бабушки. Та выронила сумку и, словно пружина, мгновенно выпрямилась, забыв о многолетней сутулости. Кошка свалилась на пол и, дико мяукая, помчалась в комнату. Не сумев вписаться в дверной проём, она отскочила, но со второй попытки всё же залетела в зал и скрылась под диваном.
Бабушка Нюра, едва придя в себя, приняла корвалол, торопливо нацарапала свою записку и, забыв о сумке, поспешно ретировалась.
Когти оставили глубокие раны, и ей пришлось посещать поликлинику для перевязок. После этого случая бабушка несколько раз звонила нам с таксофона и разговор всегда начинался с одного и того же вопроса: «Ну что, ещё живы?»
Избавиться от кошки без согласия брата посчитали неправильным, поэтому пришлось терпеливо ждать его приезда. Сергей появился в пятницу вечером, и первым, что он произнёс, было:
– Чем это так пахнет?
За этим последовал эмоциональный рассказ о проделках его любимицы, подкрепленный убедительными доводами в пользу её немедленного изгнания. Однако на брата эти аргументы не подействовали.
– Вы не любите животных, – заявил он, и весь вечер до самого сна в одиночку гладил кошку.
Она даже орала значительно тише и не так противно, видно чувствовала в нём своего единственного заступника.
Наутро, Сергей вышел из комнаты с разодранной грудью.
– Сынок, возьми из шкафа в спальне мазь в синем тюбике, – посоветовал отец. – Мы с твоим братом ей уже пользовались. Как на собаке всё заживает. Только гляди, чтобы мать не видела, а то нам всем достанется.
Вечер этого дня Сергей провёл дома. Сильва была так безмерно рада хозяину, что раза три взбадривала его дерзкими прыжками со шкафа.
Видимо мы кошку перестали интересовать – она полностью переключила своё внимание на брата. Стоило Сергею присесть, как Сильва тут же запрыгивала ему на колени, утыкалась мордочкой в его руку и начинала требовать ласки скрипучим голосом. Приходилось подчиняться. 
В конце концов, это ему надоело, и во время вечернего фильма, в самый кульминационный момент, брат гладить кошку перестал. Она почти минуту с немым недоумением смотрела на него, а затем заорала, как бешенная.
– Да ну её к черту, – не выдержал отец. – Убери её отсюда!
Я привычно потащил кошку на кухню. Сергей возражать не стал.
Ночью по квартире пронёсся истошный кошачий крик – это брат, выходя из туалета, налетел на Сильву в темноте. После этого Сергей долго сидел на кухне, курил…
Утром, глядя на себя в зеркало, брат со вздохом произнёс:
– Ладно, уговорили. Отдайте её. Но только в хорошие руки.
И такие руки вскоре нашлись. Отец пришёл с работы, а вместе с ним  молоденькая девушка.
Сильва, как всегда выскочила в коридор, грациозно уселась в любимой позе и уставилась голубыми бездонными глазами на гостью.
Нужно заметить, что-что, а  произвести впечатление кошка умела. Она была сама кротость: томно жмурила глаза, когда её гладила незнакомка, обворожительно мурчала, игриво виляла хвостом, словом демонстрировала свои лучшие манеры.
Мать на все лады расхваливала Сильву. Не вдаваясь в подробности, объяснила, некоторые нюансы поведения, рассказала, чем кормить.
Причина расставания с кошкой была озвучена всё та же – якобы сын собрался заводить собаку.
– Бульдога хочу, – подтвердил я.
Девушка не стала раздумывать, сказала, что это именно то, что она искала. Вручила мне монетку, (а иначе нельзя) взяла корзинку с кошкой и вышла на улицу. Мы в напряжении прильнули к окну, наблюдая, как уносят нашу Сильву. И только когда девушка скрылась из виду, с облегчением выдохнули…

Через месяц в гости к матери пришла её подруга с соседней улицы. Закончив свои женские разговоры, она спросила:
– Слушай, Зина, я слышала, что у тебя кошка есть?
– Уже нет.
– Тебе непременно нужно её завести. Мне недавно подарили кисоньку, просто необыкновенной красоты, а муж, как назло, собрался охотничью собаку покупать.
– Он же вроде не охотник.
– Ой, сама не знаю, что ему на старости лет в голову взбрело! Дома скандал за скандалом. Насели на меня вместе с внуком: «Дай собаку и всё!» Теперь мне надо срочно пристроить кошку в хорошие руки. Послушай, возьми её, не пожалеешь. Красивая, умная, в еде неприхотлива – всё подряд кушает. Правда, кормить свежей рыбой не следует.
Мать насторожилась:
– А почему рыбу нельзя давать?
Соседка как-то замялась:
– Не знаю, прежний хозяин не рекомендовал. Ну, мы и не кормили.
– Прежним хозяином был мужчина? – удивилась мама.
– Да, Игорь Николаевич, мой сосед по даче. А что?
– Скажи, а как зовут кошку?
Соседка расплылась в улыбке.
– У неё редкое имя – Сильва…

P.S. Позднее, брат всё же завел себе кота, назвал Фунтиком. Откуда он его притащил, я не знаю, но кот прожил с ним пятнадцать долгих лет…