Лесничии вселенной, кн. 2, гл. 4, 7

7


   - Чёт я волнуюсь, - не уверенно сказал Митя.
   - В смысле? В первый раз к жене с сыном едешь?
   - Нет, Лукич, но все-таки. Тут же врать придется, а я как-то в этом не очень.
   - Не переживай, Мозг поможет, - флаер Лукича остановился во дворе типовой пятиэтажки в возрасте давно просроченного кап. Ремонта.
   - О, и эта грымза здесь. Вон ее япономарка древняя стоит, - Митя кивнул головой в сторону Тойотки начала девяностых годов выпуска. – Сестра тещина. Терпеть меня не может. Я же им не ровня, сплошной, блин, мезальянс необразованный, деревенщина и быдло пролетарское. Не может деревенщина быть пролетарием, дуррра обррразованная.
   - Мить, ты к жене с сыном приехал, и вот скандал от отца им совсем не нужен. А «Р» у тебя прям, как у Высоцкого, получилась. Сильно любишь тещину сестру.
   - Она же завуч! В людях разбирается, профессия ее, видите ли, обязывает. Таких, как я сотни перевидала. Никогда из такого толку не будет. Так ведь и к сыну моему, как к получеловеку относится, гены ж тапком не выбьешь. Вроде как породу я им испортил. Тесть, правда, тоже не великий эстет, но с высшим техническим. Вот он, как раз пролетарий, вахтовик – затейник. Слесарит, нефть или газ качает, не помню. Лукич, а в Канаде на каком языке говорят?
   - Английский и французский.
   - Как так? Сразу два что ли? Я за пять лет в школе только: дую спик инглиш? Дую дую, но хреново – выучил. Да еще: фейс об тейбл. Всё, все познания. Вот тут она меня и раскусит, сестра тещина. Она ж англичанка, хоть и завуч. Учителей не хватает, сама тоже преподает.
   - Раскусывалку поломает. Мозг, можешь помочь?
   - Могу, - ответил Мозг вслух, через динамики. – Только это время потребует. Часа два точно, а то и три. Погуляйте пока с Шаропузом.
   - Пойдем, мой денсарский друг, город тебе покажу, - сказал Лукич, открывая дверь. – Помнишь Иваныч про сквер Кирова и набережную говорил? А сам Иваныч пусть в машине поспит. Сон для него лучшее лекарство, а мы пока по местам его славы пройдемся.
   Лукич с Шаропузом ушли гулять. Прогулялись по набережной. Вечный огонь поразил инопланетного гостя до глубины души. Долго перед ним простояли. Про Вторую Мировую Шаропуз знал из фильмов, а теперь прикоснулся к ее живой памяти. Потом прокатились на кораблике. А на детской железной дороге, Шаропуз чуть не завизжал от восторга. На новых, появившихся за время отсутствия лесника аттракционах поорал даже он. Потом посетили пару музеев и уличное кафе.
   - Слушай, а сильно тут все изменилось. В самом городе стало лучше, красивее и приятнее. По крайней мере, в центре, - Лукич взял в кафе кофе и не спеша попивал ароматный напиток.
   - Хорошая прогулка, мне понравилось. А вот чай у них, это не чай, это гадость, какая-то. Кто вообще придумал насыпать чай в пакетики? Нормального заварника нет что ли? - Шаропуз не любил кофе, чай его расстроил.
   Обучение Дмитрия английскому языку несколько затянулось. Ни то Мозг не спешил, ни то впрямь способностей к языкам у ученика не было. Флаер догнал гуляющих лесничих через четыре часа с хвостиком, и хвостика еще минут двадцать.
   - Как там все прошло? - спросил Лукич, усаживаясь за руль.
   - Нормально, - ответил Мозг мысленно сразу обоим, чтобы ни разбудить Иваныча. – Сейчас покажу.
   Лукич и Шаропуз увидели мир глазами Митьки. Железную дверь открыла нестарая еще женщина, а приветливая улыбка на ее лице сменилась презрительной ухмылкой.
   - А, явился. Давненько тебя видно не было, ни как весь спирт закончился? Про семью вспомнил. Заходи, раз пришел. Ой, а вырядился то как. Марина, твой пришел, - и, уже повернувшись спиной к гостю и удаляясь в сторону кухни, в пол голоса проворчала, так, чтобы гость услышал. – Принесла нелегкая.
   В узкий коридор хрущевки из зала вышла большеглазая совсем юная женщина – девочка, а следом за ней пацан начально-школьного возраста, очень похожий на Митьку в том же возрасте и радостно закричал.
   - Папка пришел!
   - Привет, Сын! – Митька. Хотя какой «Митька»? Дмитрий подхватил уже не маленького сына и, подняв до своего уровня, поцеловал в лоб.
   - Отеческое благословение! – весело прогорланили отец и сын дуэтом, традиция. Дальше отец продолжил один. – Здоровый вымахал! - поставил сына на пол. – А я вам с мамой подарки принес, вот, - Дмитрий протянул сыну сумку с ноутбуком и два пакетика со смартфонами.
   - Это нам? – сын аж подпрыгнул.
   - Вам, только не разбей. Смартфон, который побольше маме, - крикнул вслед скрывшемуся в комнате сыну. – А это только маме, - достал из кармана небольшую коробочку, вынул из нее цепочку с элегантным кулоном и надел на шею жены. – Мало я тебе подарков дарил, ты уж прости. Но люблю я тебя все время много, эээ, сильно.
   В ответ жена засмеялась ни чего, не говоря, глядя на мужа любящими глазами. Мама, тетя – все говорят – неудачник. Может и неудачник, но любимый неудачник.
   - Пап, помоги.
   - Да, проходи, чего тут стоять, - опомнилась жена.
   Сын уже вытащил ноутбук. Повернулся к вошедшим в комнату родителям.
   - Пап, а где тут, о, - оборвал себя на полуслове. В полумраке подслеповатого коридора, он не разглядел одежды отца. – Ого, а это ты теперь кто?
   Одет Дмитрий был в повседневную форму Разведывательного флота планеты Тилен, только без аксельбанта и звезд на погонах. Последствия похмельного синдрома аптечка устранила полностью. Лицо посвежело. Форма сидела очень ладно. Выглядел замечательно.
   - Лесник, только в Канаде, - врал, как выглядел. Блестяще.
   - Ой, понатащил игрушек, - раздалось за спиной. В комнату вошла теща, а следом за ней сестра. – Любовь ребенка купить хочешь? Лучше бы денег жене принес.
   - Так я и привез. Хотел на карточку скинуть, но у вас здесь сейчас все строго. Счет арестовать могут, если на него деньги из-за рубежа поступают. Вот, как только дали увольнительную, сразу к вам, - Митя достал пачку стодолларовых купюр в банковской упаковке и положил на стол. – Здесь десять тысяч, на первое время вам хватит, а я, как только вид на жительство получу, вас к себе вызову. Вы пока заграничные паспорта сделайте.
   Жена и ее мама обе молчали. Жена глядела на своего «непутевого», а мама на деньги, открыв рот.
   - На каком, интересно, языке господин лесничий в Канаде объясняться изволит? – спросила на английском тещина сестра.
   - У вас ужасный акцент, - на том же языке, совершенно не задумываясь, ответил Дмитрий. – А ваше «the» повергает в ужас. И этому безобразию вы детей учите. Просто кошмар какой-то.
   Отпала еще одна челюсть. И сестры, ни проронив ни слова, удалились на кухню.
   - Есть хочешь? – первой опомнилась Марина.
   - Хочу. Собирайтесь.
   - Куда?
   - Кутить. У меня всего два дня есть, будем отрываться.
   - Лишь бы сильно далеко не оторвался, - прокомментировал увиденное Лукич. – Иваныча будить надо, полетим его имущество распродавать.
   - Не сплю я уже, выспался, - Выглядел Иваныч посвежевшим. МолодцОм. Вернее, мОлодцем. – Никогда не думал, что сиденье с иголками мне так понравится. Я себя помолодевшим лет на двадцать ощущаю. Лукич, а ты еще одного одинокого деда не хочешь с собой забрать?
   - Кого это?
   - Есть у нас Борис Гордеевич, такой.
   - Директор нашего техникума что ли? Хороший мужик и опыт у него, нам нужный, имеется. Вопрос, захочет ли он?
   - Меня ты как-то не особо спрашивал, но быстро уболтал. А Бобыль, так вообще сильно удивится, когда очнется. Лукич, тут мы уже не живем, доживаем. А жить хочется. А ему, как Бобылю, терять нечего. Поехали к нему, позовем.
   Бориса Гордеевича встретили во дворе его типового деревянного двухэтажного дома. Практически в любом городе необъятной и великой можно встретить такие дома. Где-то более – менее ухоженные, где-то полнейшие развалюхи, но и в них продолжают жить люди, еще и за капремонт платят. У этих домов есть только одно глобальное отличие – туалет. Он или теплый в квартире, или холодный в отдельном домике, обычно гордо стоящем по середине двора, как раз напротив подъезда, чтобы бежать недалеко. А вокруг играют и вырастают дети и дети этих детей, зачастую тоже.
   У дома, в котором жил Борис Гордеевич удобства находились во дворе. А рядом с домиком, полным удобств, проходила тропинка, по которой Борис Гордеевич возвращался домой из магазина. Одет он был в тот самый костюм, который купил по требованию Лукича четверть века назад.
   - А где у него жена, умерла что –ли? – спросил Лукич, наблюдая за медленно приближающимся объектом.
   - Нет, к дочери уехала. Гордеич женился поздно, лет в сорок, на женщине с ребенком. Ребенок вырос и перебрался в столицу. Мама с мужем все деньги, которые могли, ей отправляли, что б на ноги встала. А как встала, позвала маму к себе, а отчим не нужен оказался. Лет пятнадцать уже один живет. Поначалу переписывались, а потом жена отвечать перестала. Так что не известно – жива не жива. Ему никто ничего не сообщал.
   - А квартира кому достанется?
   - Лукич, ты дом этот видишь? Еще неизвестно, кто раньше помрет. Кому нужна в нем квартира? Гордеич, когда к нам приехал, эту квартиру, как временное жилье от техникума получил, пока благоустроенную не дадут. Так она, наверное, до сей поры так за городом и числится. А он квартиросъемщик.
   - Нет ни чего более постоянного, чем что ни будь временное.
   - А я иду и думаю: вы не вы? – приблизился тем временем на расстояние прямой речи Борис Гордеевич. – Здравствуйте, Федор Васильевич, Время над вами, как я погляжу, не властно совсем.
   - Вот те на, - удивился Лукич. – Над вашей памятью оно тоже не властно.
   - Так вы у нас единственный меценат за все время были. И машинка у вас очень приметная. Таких больше ни разу не встречал. Но вот сейчас я вам с молодыми кадрами помочь не смогу. На пенсии нахожусь.
   - А мне, как раз старые нужны.
   - Ага, - открыл дверь Иваныч. – Что бы молью побитые. Здрав будь, Гордеич.
   - Здравствуй, Иваныч. Как сам?
   - Знаешь, за последние пару дней, стал гораздо лучше. Ты заходи, присаживайся, разговор есть.
   Гордеевич уселся на сиденье, удобно развалясь и положил руки на подлокотники.
   - О! Что это? Как будто укололо что.
   - Это, Гордеич, жизнь так к тебе возвращается.
   Уговаривать бывшего ректора – директора Техникума лесного хозяйства не пришлось. От слова – совсем. Меньше, чем через час Борис Гордеевич с рюкзаком личных и ценных вещей уселся в флаер.
   - Это все? – удивился Лукич.
   - Нищему собраться, только подпоясаться. Мебель же я с собой не возьму. Да она и не выдержит переезда, и так все разваливается. Ключи соседке отдал, что б присматривала да цветы поливала. Я им с мужем вообще предложил ко мне переселиться. Пока меня нет, чего жилплощадь пустовать будет? Дочь с семьей с ними живут, пока на ипотеку накопят. Старшему у них уже лет семь. Ну, да, в школу пошел. Вот все эти годы и копят. А квартирка, как моя, теснотища жуткая. Старики и так частенько ко мне сбегали чайку попить, да в тишине посидеть.
   Большинство рассейских райцентров, как населенные пункты, весьма примечательны. Значительная их часть выросла из сел, да так, по сути, селами и осталась. Население тысяч пятьдесят, плюс – минус, размазалось очень тонким слоем на довольно приличной площади, вытянувшейся вдоль Московского тракта и железной дороги, которые, хоть и пересекались, но шли в одном направлении. Расстояние в четыреста километров, от областного центра до районного, преодолели минут за пять – десять. А вот выезжали из столицы губернии почти час. Попали в очень неплохую, по местным меркам, пробку. И не взлетишь, что обидно. Райцентр пробками не изобиловал. Дороги были почти свободными. Дорог, правда, не было. Все больше направления с редкими ляпушками асфальта. Ограниченные: заборами, сараями и живописными руинами, которые, в отличие от римских, больше напоминали мусор, а не памятники старины. Хорошо, что флаер не ехал, а очень низко летел. Это значительно упрощало передвижение. Но жили наши старики на разных концах города. И, даже на таком, «всепролазном» транспортном средстве, добирались почти десять минут. А местные водители с сочувствием глядели вслед, обгоняющему их флаеру: «Вот балбес! Совсем машину не жалеет. Всю подвеску разобьет».
   - Я вот думаю, как бы так дом Райке – соседке оставить? – начал Иваныч, как только вошел во двор своего имения. – У них пятеро детей. Что им их огородик? Опять же живность держат. Вот видишь кролики в клетках? Это их. Четыреста голов, примерно. Клетки мои, а кролики в клетках их. Я же раньше держал, помнишь? Потом Мишаня, муж Райкин помогать начал, а сейчас он ими и занимается. С меня работник еще тот стал, только советы давать, да нервы трепать. Да, - вздохнул и, помолчав, продолжил. – Мишка мне тут, как-то за рюмкой чая сказал, что ты Иваныч, главное не помирай, с хозяйством я справлюсь, а дом твой у наследников выкупить не смогу. Они же и огород мой возделывают. Мне уже много не надо, а им картошки одной на семь ртов сколько нужно! О! – опять вздохнул. – Я же ведь уже и не помню, когда еду себе сам готовил. Так, только, чайник вскипятить. А столоваюсь у Райки. Когда болею, или непогода, так они мне на дом еду приносят. Старшему их сыну уже двенадцать, деловой мужик растет. И еду деду принесет, и дом зимой протопит, и полы подметет. Хороший парень, - опять вздохнул. – Уазика своего, помнишь в конце восьмидесятых списанный у лесничества выкупил? Вот, его, хороший козлик оказался. Пробега уже под полмиллиона и годов ему за сорок, а все бегает. Не бегает, загнул слегка, но перемещается уверенно! Его я на Мишку уже года два, как переписал. Чего машина без дела стоит, гниет? Я сам за руль уже лет пять не садился. Подремонтировали его чуток, и нормально, поехал. Благо запчастей у меня пол гаража. Можно еще один собрать, при желании. Детали еще советские, со знаком качества. К чему это я? – опять вздохнул. – Память ни к черту! Сам себя заболтал, а чего сказать хотел? Забыл. Мишка, он дорожник, в тресте работает. Видели, какие у нас дороги? Какое финансирование, такие и дороги, а зарплаты, как дороги, тоже никакие. Хорошо, когда федералы на ремонт трассы деньги выделяют. Тут и наши мужики чего ни то заработают. Правда, тех денег, пока до нас дойдет, поворуют половину. Ну, хоть что-то останется, и то хорошо. Работы в городе нет. Опять ни правильно сказал. Работа есть, зарплаты нет. По большому счету, только железка и осталась. Заводов, градообразующих, как сейчас говорят, два было. Оба накрылись медным тазом. Как молодежи жить? Тут у нас премьер-министр в телевизоре блеснул умом и сообразительностью, сказал, что мол, хотите денег занимайтесь бизнесом. Клоун. Ну, вот, клоунов ни за что обидел. Они радость несут, а эти только гадости могут. Каким бизнесом у нас заниматься? Все наши бизнесмены, что смогли, украли и давно свалили, а те, что остались к кормушке бюджетной присосались. Больше ни как. У народа денег нет. Какой бизнес? Голодранцам рванину продавать? У людей зарплата меньше, чем у меня пенсия. Так мне моей пенсии одному на таблетки не хватает, а молодежи еще и детей растить как-то надо. Образование давать. Ой, горе – горюшко. Загнали людей в нищету, а потом государственные программы для увеличения рождаемости выдумывают. Родить не проблема, для нас мужиков точно, не мы же рожаем, а вот вырастить потом – это целая песня, грустная и унылая.
   К кому конкретно обращался Иваныч не понятно, Лукич решил, что к нему, а кивали все трое. Даже Шаропуз, хоть и не понимал половины.
   - Я, если Райке дом за так подарю, - немного помолчав, продолжил Иваныч. – Дети мои возмутиться могут. Выжил, мол, старый из ума, собственных детей и внуков обделил. Долю свою могут потребовать, и правы будут, это же и их дом. А у Райки денег таких нет. Откуда? Мои от безденежья и уехали, а внуки, так вообще за границу целятся, вот родители и пыжатся изо всех сил, чтоб образование по максимуму дать. Что б хоть внуки не бедствовали. Деньги им нужны. А у Райки денег нет, - опять вздохнул. – Если, по совести, Райка мне ближе родных детей стала. Им сейчас ко мне приехать, денег нет. Дорого. А у сына, так и отпуска почти не бывает. Может пару недель в году и то ни зараз. Зато дети в приличных школах, да в кружках – секциях занимаются. Правильно, я своим детям все, что смог по максимуму дал, а они теперь своим. Жаль, только, что внуки деда не знают совсем. При встрече мимо пройдут, не узнают.
   Иваныч замолчал, задумавшись. Наступившую тишину никто не решился нарушить. Через пару минут старик продолжил монолог.
   - Дети меня звали, да я ни хочу. Ну, чего я им там мешать буду? И где у них жить? У сына двушка в пожизненной ипотеке, а дочь, так сама в коммуналке живет, зато в столице. Они и между собой годами не видятся. Далеко – дорого. За мой дом, у сына в Н-ске., я может и смогу какую комнатенку в общаге купить, с одним толчком на весь этаж. Зачем мне такая цивилизация под старость лет? А в столице моих денег, только на коврик в прихожей и хватит. Не хочу! – опять помолчал, вздохнув тяжело. – А Райкины дети меня дедом зовут, и я их, как внуков воспринимаю. Они же вот они, при мне. Вот, как в жизни бывает.
   Сделали все, как Иваныч хотел. Дом на соседку оформили продажей, по реальной цене. Деньги Иваныч поделил поровну и перевел детям. А профинансировал это мероприятие, естественно, щедрый Лукич.
   Дети позвонили Иванычу, как только деньги им на счет упали. Почти одновременно. И вопрос задали практически один: «Пап, ты чего?». За годы руководящей работы врать убедительно Иваныч научился. Сам справился, помощь Мозга, как Митьке, не понадобилась. Мол, сослуживец бывший, на Дальний Восток к себе жить позвал. Двум одиноким старикам не скучно будет. Опять же рыбалка там хорошая, а он, Иваныч, большой любитель с удочкой посидеть. Оказывается. Лукич, даже не догадывался, у них в леспромхозе с рыбалкой как-то не очень было. Речушки все мелкие, только, если в болоте, где головастиков поудить. А Иваныч тем временем продолжал, что вот только со связью там тяжело. Глухомань. Но весточки присылать будет.
   Успокоил. Да и что грех таить – порадовал. Пара сотен лишних тысяч, детям совсем не лишняя. И претензий никаких. Деньги за малую родину получили в полном объеме, поровну, без обид.
   Переночевали в теперь уже бывшем доме Иваныча. Соседи не знали, как им реагировать на такой неожиданный и щедрый подарок. Стол праздничный в доме Иваныча накрыли. И за знакомство, и за новоселье, и за отъезд. Младшие дети были в восторге, счастливо носились из дома в дом. Старший все понимал, грустил, но держался с достоинством, без слез. Серьезный мужчина. Младшие разревелись утром, когда дед – сосед прощаться начал. Раиса тоже всплакнула. Михаил пожал руку, обняв на прощание.
   - Удачи на новом месте. Спасибо, вам всем огромное. Будете в наших краях – всегда вам рады. А ты, Иваныч, если надумаешь вернуться – в любое время. Ты нам как отец и детям нашим – дед. Не пропадай. Как доберешься, хоть пару строк напиши.
   - Да, ладно вам, будет, - Иваныч тоже растрогался и, предательски, шмыгал носом, усаживаясь в «автомобиль» Лукича.
   Митькина побывка затянулась на неделю, а, потом, еще на одну. С деньгами, так здорово отдыхать с семьей, даже без дальних путешествий. Скатались на Байкал, благо не далеко. Сменили несколько турбаз, кочуя от одной к другой. Проехали по кругобайкалке, Митька ни разу на ней не был. Оказывается, столько всего интересного, главное желание и, блин, деньги. Когда вернулись домой к родителям жены, с вахты приехал тесть. С тестем отношения у зятя были нормальные, и теща оттаяла, нормально посидели. Врал Дмитрий виртуозно, сам удивлялся, и очень правдиво. Правдоподобно? Рассказал про Канаду. Как там народ живет. И сам себе поверил. Так бывает, особенно, когда тебе внеземной разум помогает. Торопить Митьку не хотелось, все его прекрасно понимали, но лететь все-таки надо, и экипаж большого «Тилена» уже вернулся.
   - Ну, что, Стар, как тебе Земля? - спросил повзрослевшего навигатора Лукич.
   - Много красивого и очень интересного. У нас так никогда не строили. Очень красиво. А это, вот очарование маленьких улочек. Они есть везде. В любой стране из тех, в которых мы побывали. Идешь – бредешь и так хорошо! Они меня и в прошлый наш визит очаровали. Я, оказывается, даже по ним соскучилась.
   - Надо на Денсаре таких построить, что б идти – брести, - в пол голоса сказал землянин.
   - А, вот людей жалко.
   - Что так?
   - Понимаешь, Лукич, как можно на целой планете, так плохо жизнь организовать? Мне не понятно. Ваш быт обратно пропорционален вашей культуре. Даже в богатых странах обычные люди живут не очень хорошо. Вся система перекошена в сторону небольшой кучки людей. Уродливая система. Как у пауков. Все друг друга сожрать пытаются, а у ваших «нижайших» шанса вырваться практически нет. Они обречены, быть кормовой базой. Пожирают их, конечно не так откровенно, как у пауков, зато медленно и всю жизнь. Тянут и тянут соки, продлевая агонию. Бр-р. Домой хочу.
   - Нет, сначала, к паукам. Выгрузить их вонь и мух. Надо же, как им наши мухи понравились.
   - Лукич, а как вы столько этих тварей в трюм загнали? – спросил капитан Дтен.
   - А чего их загонять? Люк открыли, а паучьи деликатесы и для наших мух – лучшее питание. Сами налезли, не выгонишь. Мухи – галактические путешественники. Чудеса. Вам тилеанам: музыка, театр, танцы. Денсарцам: леса, овощи, фрукты, ягоды и коровы с козами, конечно. Паукам вот мухи. Всех наша планета одарила, осчастливила, а самим на ней жизни нет. Парадокс. Правильно Стар сказала – как пауки.
   Митька довольно быстро со всеми перезнакомился и освоился на корабле. Земных стариков, на время перелета, загрузили в барокамеры медицинского отсека. Процесс восстановления здоровья начался.
   Корабль «Тилен 2» покинул Землю.