Ода деревам. Часть первая

Фото автора

Восстановить попранную справедливость не представляется возможным, поскольку она изначально проникает в нашу кровь и плоть, становится частью нас. Понятно, что от себя не отрежешь. А несправедливость сия велика есть. С младенчества нас учат быть благодарными за то, что нам делают люди и другие живые существа. Вот здесь и зарыта собака. Предлагаю ее откопать и внимательно изучить. А лучше – прочувствовать.

-Кто?
-Собака!
-Кто?
-Корова!
-Кто?
-Коршун, акула, скорпион, ягуар, жаба.

Но:
-Что?
-Дерево…

Получается, что в русском языке на века запечатлено то, что деревья неживые. Получается. И это – неправда. Кому-то она выгодна… Если деревья живые, как скажите, пережить их убийство? А ведь дома строить надо было. Это напоминает, как во время войны фашистов называли псами и зверьми, чтобы дегуманизировать врага, хоть каким-то образом компенсировать неизгладимую травму, возникающую при мысли: «Я убил человека». Вот изворотливый ум и подсунул замену: ежели деревья неживые – чего страдать зря!

Деревья – живые.
-Кто?
-Деревья.
-Кто?
-Все растения – роза, незабудка, папоротник, крапива…

Лучше всего про то, что деревья живые, знают малыши, чья душа еще не замусорена чужими программами, и кто не разучился задавать вопросы. Мой маленький сын впервые осознанно гулял в большом лесу, когда ему было полтора года. Уже на первых шагах он прижался ко мне, глядя вверх:

-Мама, что это?
-Ветер играет с листвой, и деревья разговаривают, – сказала я.

Здесь все было понятно: раз живые, то и разговаривать умеют, и играть. Прямо посередине тропинки, по которой мы шли, рос молодой стройный тополь. Мы остановились около него.

– Смотри, сынка, это тополек, – пояснила я. – Он – наш друг. Когда тебе плохо – он поможет. А весной красиво зацветет…
Я говорила еще и еще что-то. Сын слушал. Потом он подошел к тополю, прижался к нему щекой и погладил:
-Хороший тополек!
Взявшись за руки, мы пошли дальше. Через несколько шагов сын остановился и повернулся назад:
-Ма, а почему тополек не идет за нами?

Деревья глубоко проникают в мою жизнь и питают её своими корнями и ветвями, наполняя бытие совершенно особым смыслом. Теперь я сполна понимаю друидов, поклонявшихся им. Для меня поклоняться – это немножко перебор. Немножко. А вот ощущать их неотторжимой частью своей жизни – такое мне подходит.

Древо жизни пронизывает и соединяет все три мира – нижний, средний и верхний; прошлое, настоящее и будущее уместились в нем. Корни – это наши предки, оставшиеся в земле и питающие ствол и листья. Ствол – это настоящее, мы – здесь и сейчас. Крона с мириадами листочков, с цветами и с плодами есть наше будущее, наши потомки.

Все три части связаны сетью сосудов с совершенно инопланетным поэтическим названием на греческом языке – ксилема и флоэма. По ксилеме, древесине, соки идут вверх и питают ветви и листву, а по флоэме питательные вещества спускаются вниз, к корням.

Так и происходит непрерывное движение силы и информации: от предков – через нас – к неродившимся пока детям. И – что более удивительно! – от еще нерожденных сила спускается обратно, к предкам, через нас с вами, через ствол. Вы чувствуете прямо сейчас этот ток, эту свежесть, эту связь? От переполняющего душу восторга мне становится страшно… Через деревья осуществляется обмен между небом и землею.

Они существуют на границе миров, и поверхность земли является разделительной линией, поверхностью зеркала. В нём крона над землей отражается в виде корней, а корни под землей смотрят на свое отражение в виде кроны. Каждое разветвление с соседними веточками образует микро-пространство, и таковых на дереве миллионы и миллионы – разных размеров и конфигураций.

Если не спеша, присогнув колени, чтобы сделать шаг мягче, проходить мимо нагих деревьев, глядя сквозь них, то можно увидеть, как вращаются эти пространства. Зрелище настолько сочное, стереоскопическое, что невольно понимаешь, что за набегающими волнами суеты упускаешь тот факт, что живешь в объемном пространстве, а не в плоскости листа.

Когда-то я написала об этом стихотворение:

Деревья нагие, букеты пространств,
Ловушки доверчивых птах!
В ветвях ваших кинув полуночный мрак,
Я ввысь устремлялся не раз.
Свободный, до чистых высот долетев,
Вдруг чувствовал силу земли,
Как будто бы ветви печальных дерев
Незримо в меня проросли.

Но… почему же дерева печальны?

Знание веков и тысячелетий, свидетельствование о событиях, безоговорочное служение человеку – всё это обременяет разум. Для меня деревья – существа разумные. Они думают, говорят, советуют – не каждый из нас слышит. Они проникают в наши мысли, в поэзию и литературу, в музыку и танцы – во все, в чем человек еще способен оставаться прекрасным.

Сплетаясь корнями и соприкасаясь ветвями, передают накопленную мудрость друг другу. Иногда они помещают ее на крылья ветра, и тот разносит великое знание по всему свету. Не случайно же возникло такое выражение: «Навеяло…». Может, потому порой ветра неукротимы, что несут послания от наших мудрых наставников, о чем-то нас предупреждают, предостерегают? Они нас берегут.

Много раз я проверяла, по опыту знаю. Стоит переехать в другую местность или даже иную страну, как вначале ты ощущаешь себя почти потерянным. Древние утверждали, что наша душа после переезда все еще какое-то время остается на старом месте.

Стоит, перебравшись на новое место, сразу же ринуться в лес или парк, подольше побродить среди деревьев, в особенности тех, что росли вместе с вами в вашем детстве, как очень быстро все внутри вас возвращается на свои места. Должно быть, деревья через незримые человеку связи работают как почта, пересылая наши души туда, куда требуется. А, может, они и хранят их?.. Что же в таком случае происходит с нашими душами, когда мы вырубаем деревья? А когда насаждаем?

В раннем детстве я верила, что в деревьях можно жить. Иногда в стволах огромных эвкалиптов люди устраивают кафе. А тогда, в детском саду, гуляя с группой в парке, мы с девчонками исследовали каждый его уголок и непременно подходили к одному дереву.

Это была большая липа с уже наметившимся дуплом, закрытым каким-то наростом. Мы верили, что видим дверь, ведущую в дом, где живет Баба-Яга. Иногда мы с нею даже разговаривали – в детстве это происходит просто и без обвинений в ненормальности. Но войти в эту дверь мы так и не решились.

«Войти» в деревья мне удалось спустя сорок лет. Как-то давно меня  поощрили поездкой в санаторий под Тулой. После перегрузок на трех работах, да еще под гнетом лихих 90-ых, я нешуточно заболела.

– Такой крови не бывает! – молодой доктор развел руками. – Вы что, еще живая?

Это он так шутил. Мне же было не до шуток. Дома остался маленький ребенок, интересная работа – требовалось восстановить силы. Я, помимо того, что отъедалась и отсыпалась, решила еще уделить время и медитациям. Специально приходила в физиокабинет, чтобы понаблюдать за аквариумными рыбками и затеряться в их безмолвии.

Одна из медитаций случилась спонтанно, и деревья в ней были главными персонажами. Как-то вечерней порой, когда еще висят сумерки, но ночь уже закрашивает их своей непрозрачной краской; когда еще не зажжены уличные фонари, а свет от неба уже приподнялся, чтобы уйти на покой; когда силуэты зданий и людей смягчаются вуалью прощания, я гуляла по аллее и всматривалась в контуры деревьев.

Был март. Деревья стояли нагими и черными, и их стволы представлялись мне порталами – проходом в иные измерения неведомых миров. Стоило зафиксировать внимание на черноте ствола, как фон позади него начинал казаться светлее, подчеркивая бездонность и объем расположенного внутри ствола пространства.

Узкие двери в вечность. Глядя на черные провалы стволов, мне иногда казалось, что я сама оттуда пришла. Они приглашали. Они пугали. Пугает ли приглашение? Приглашает ли страх? Да. Страх – всегда вызов, который можно принять или отклонить. Любое приглашение – тоже: что там ждет, в ином мире?