Там, где сбегаются галактики
Лосев чувствовал нутром, что настоятель таганрогского храма Всех Святых, епископ Геннадий что-то знает про жизнь на небесах и еще нечто такое, чего ему никак не взять в толк.
А в далеком сибирском гарнизоне в небо грозно торчала жалом ракета, пока еще не списанная и, возможно, давно уже не способная взлететь самостоятельно. По причинам модернизации, конечно, и еще серии соответствующих меморандумов и соглашений, подписанных на самом высоком уровне между президентами, сидящими на семи холмах, в виде царей, хотя на самом деле они и никакие вовсе не цари. А холмы? Это подземелья на самом деле. Вырытые когда-то давно на случай, чтобы было куда спрятаться. От заговорившего и пробудившегося вдруг народа.
- У нас есть что-нибудь на этого благочинного? - спросил Лосев у помощника после нервного разговора с Москвой.
- Нет, трений с законом не имел, в вытрезвитель не помещался, в порочащих связях не замечен.
- Вот и плохо, что не замечен! Значит, совсем не работаете! - Лосев рассердился. - Давайте-ка вот что: проверьте его приход на предмет соблюдения правил пожарной безопасности! Все-таки общественное место, объект повышенной опасности!
- Я понял! Будет сделано! Сегодня же!
- С протоколом! И с его самоличной подписью! - Нужно нам с ним поближе познакомиться, что-то уж больно он чистенький, ни в чем не замешан! А так не бывает!
***
Колоква гудела, жужжала, трещала. Это походило на огромную фабрику, где много станков, над ними - согнутых спин персонала, всюду мигают лампочки, шуршат вентиляторы, а под самой крышей бесшумно скользят мостовые краны, перемещающие тонны грузов - аккуратно сложенные, перехваченные цепями папки - личные дела, архивы, библиотеки живущих на Земле.
- Санатор, включай скорее камеру! Датчик показывает, объект Гульф активизировался, он, похоже, сейчас у компьютера, или крутит в руках айфон, у них, я думаю, сейчас назначен сеанс связи, - в камеру персонального слежения вломился где-то шлявшийся всю ночь эксперт Макинтош.
Колоква не спала. Внезапное оповещение пробудило сотрудников:
- Прием, прием! Говорит "Юлиус". Внимание! Всем постам наблюдения квадрата Ки-Семь. Начинаем слежение. Приготовить санары и каналы фильтрации. Объект Гульф, координаты 7-33-бета-бельск, провайдер ТЦ-Скимо. Включить сканирование. Объект Зота пока что себя ничем не обнаруживает, но всем быть начеку. Координаты 7-33-альфа-рыльск, провайдер Билан-Чмо.
- Если отловим их данные, сразу же проведем настройку сканографа, нам уже не нужно будет их сторожить, все контакты будут записываться автоматически, так что полевые материалы для анализа добывать не придется, - пояснил Макинтош коллеге.
- Я в прошлое дежурство кое-что зафиксировал, они у нас уже на приводе, никуда не денутся! - ответил протоархонту ангел в чине сержанта Санатор.
Василёк ничего не знал о ядерной угрозе, то есть он жил так, как будто её не существует. Он писал для Мари-Иоанны само раскрывающиеся слова:
Скажи, зачем и почему
Пишу сейчас я эти строки?
О чем грущу, чего хочу?
И где граница, а где сроки?
Зачем на небе облака?
И почему мы не сороки?
Как есть у речки берега,
Так есть трава, а есть снега,
Хотел бы лета очень-очень,
Но за окном идет-бредет,
Цепляя листья, чья-то осень.
И подумав, приписал весьма грозно:
"У нас с тобой проблема в другом..."
Она спросила: "В чем?"
Мы - люди, так сказать, не самой первой первой молодости. И у нас с тобой у каждого своя ноша за плечами. Ноша прошлого, привычек удач и неудач, характеры. И разные еще мелочи, и вот это соединить по-настоящему очень трудно.
- И тогда и подкрадывается эта мысль: а! ну, лучше все-таки жить одному? (одной) - как хочу! в своем собственном мире и чтобы никого туда не впускать, и не брать на себя лишнюю обузу? И опять все те же, что уже и были некогда в предыдущей жизни проблемы?
- А что не трудно в наше время? В наше время все трудно, а жить - особенно, когда и не видишь другой раз - а зачем?
- А я одна не хочу. Надоело. Мне надоело быть одной.
- Значит, тебе хочется, что бы был рядом тот, кто соответствовал бы некоторым условиям и требованиям. Но где он?
- Какие условия и требования?! Просто. Человек.
- Ну, как "просто человек"? А вот он будет плакаться в жилетку? У него будут свои привычки, вкусы, взгляды, может быть, тебе нравится смотреть и слушать эстрадных оползней Пучагеву или Коркирова. А он их терпеть не выносит?
- Но он же мужчина, а не женщина. Не можно быть человеком и оказаться вне греха, потому что всякое желание имеет тень. И горе тем, кого она сильнее.
***
А не сошли ли мы с ума, денно и нощно выдалбливая в инете всевозможные знаки и "наскальную" живопись? Опережая многократно в скорости "машинописи" доисторического язычника с каменным зубилом и таким же топором. Не утратили ли мы душевности от сего умения в мгновение ока набирать буквы и слова? Не стали ли черствее? Представим первобытное тщание и вдохновение охотника на мамонта, когда он, обуреваемый, например, возвышенными чувствами к какой-нибудь волоокой и длинноволосой Настеньке, высекал целый год что-либо поэтическое на скалистой породе, как доисторическом прообразе современного Интернета.
И взлетали искры из камня, и запах разбиваемого кремния, острый и прогорклый, как у пороха, внушал неандертальцу всевозможные видения и развивал склонную к фантазии молодую человеческую душу. А Настенька, можно подумать, терпеливо ждала, когда же он покончит с работой и позовет ее посмотреть на рукотворное послание - признание в любви. Она в это время с Бар-Быром-Большая Дубина ела окорок мамонта.
Что же мы имеем ныне? И чему научились? И полезно ли нам это - всё более длительное, засиживание у компов? И не приходит, и не настала ли уже эра забвения нормального человеческого общения в реале? И мы возвращаемся в неолит, помещая себя в виртуальном мире. Но на этот раз, в отличие от первобытных влюбленных наше "анимэ" несет с собою печать глубокой поврежденности?
Здесь уже, мне кажется, без вашей читательской мудрости, как душеведов, никак нельзя. То есть, должны же быть какие ни есть научные рекомендации и разработки! Для начинающих. Или я, как всегда не прав? Честно, «пиша» такое, ничего корыстного пред собою не имел, разве что желал поднять Вам и любому страждущему хорошее настроение!
Иоанна и Василёк стучались друг к другу, бывало и так, что не слыша уже идущих и имеющихся постукиваний. Провайдеры знают, сколько примерно в одну и ту же секунду людей достают друг друга в Интернете, выясняют отношения, обмениваются приколами, демотиваторами, ссылками. И ничего - сеть выдерживает.
Василёк, читая послания Иоанны-Марихуанны, мнил себя доном Валери Веласкесом, Эдгаром По и никому не известным поэтом. Она не уступала ему в талантах.
"Дорогая, Мери! Хочу ответить сначала Иоанне. Вот, Бог - свидетель, что извинения мои, невзирая на скрипучесть колес в моем каменном сердце, отделили "псевдо" от искренности, и стали самыми чистой правдой. Но вот, теперь вернемся к Вам, Мери. Я хочу спросить Иоанну, а может нам заменить "Венеру" на другую картинку? И вот, милая Мери, на главный вопрос Иоанны о Галактиках: мне, будучи астрономом неважным, видится, однако, что все они, Галактики и все Вселенные сбегаются в аккурат там, откуда и быть есть.. то есть из ЛЮБВИ они, и к Любви. Сколько бы не разбегались. Так и облаки в небе: чем больше бежит их по своду, тем, значит, и ближе погожий день и утро славное. Утро Любви человеческой. К Богу. И друг к другу. Или мои наблюдения не того? Совсем кустарные? Без обширных, так сказать, знаний. Как из кустов, робкие, а впереди - лес. Непроходимый. Знаний и заблуждений. Но и в лесу можно не заблудится, если двигаться одной тропкой?
Писал эсквайр Васек, Мери 28 -ога числа сего года, то есть, тока што... И исчо надеется ответ прочесть. Чтоб эта же дата в нём случилась.
Милые мои девушки, Мери, сладкая, и Иоанна, просфорушка, если найдете крохотную минуточку в занятиях Вы своих домашних, то загляните сюда. Здесь ссылка на букет для Вас!"
"(Я не могу Вас называть теперь просто Василий, а Вася - и подавно, посему)
Dear Esquire V.!
Как давно не было от Вас писем, целую вечность. Как завершились Ваши дела со вступлением в наследство после кончины Вашего незабвенного дядюшки Ричарда? Его звездолет теперь полностью в Вашем распоряжении? По каким галактикам планируете совершить полеты в ближайшее время? Будете ли в наших пределах? Наша боголюбивая Иоанна шлет Вам сердечный привет и просит простить ее за невольную ошибку, допущенную в предыдущем письме, читать следует: "Сподоби, Господи в вечер сей без греха сохранитися нам." (Пс.33) Тронута Вашим искренним интересом к нашей семейной портретной галерее, надеюсь, что скоро она пополнится портретом Иоанны. Местный художник заканчивает работу над ним.
Дорогой Esquire V., мое сердце трепещет, когда я думаю о Вас! Сколько невзгод и потерь выпало на Вашу долю! Терпение и мужество, с какими Вы переносите их, восхищают нас с Иоанной. Помоги Вам Господи! Почтовые голуби, подаренные Вами (это Васек помог установить Мари на компьютер мессенджер - программу для онлайн-общения в сети - ред. Кот), нас очень радуют: надеемся, теперь письма будут приходить регулярно. С нетерпением ждем ответа, Ваши, в горе и радости, Иоанна и Мери".
"...Не менее, дорогой Василий! (а, можно, просто Васек?) Холерические темпераменты нас с Вами очень сближают, не правда ли? Как говорил мой папенька:"Главное в драку ввязаться..." Что сделано, то сделано. Все Ваши псевдоискренние извинения усугубили близорукость Мери, и она теперь вообще не слушает боголюбивую Иоанну. А еще ей понравились иллюстрации к "переписке", правда, при чем здесь "рождение Венеры"? Василий, Вы не ответили на вопрос, "где сбегаются галактики"? жду ответа (на все заданные Иоанной вопросы), Мери".
Васёк от Интернет-общения не уклонялся. Он с азартом вводил Марихуанну в мир своих заблуждений, видимых, однако, ему, как розовый туман в Кордильерах, где он - опытный золотоискатель Маккена, и писал ей строки:
"Мари! Мари... В море Марин я повторяю твоё только имя. И это мне необходимо. Ты - Человек! Я чувствую тебя. И то, что ты есть во Вселенной. Не наваждение. А просто факт. Черемуха цветет, и май тогда становится холодным. А небо синее-синее, и впереди - всё лето! И облака плывут, как образы грядущего, и такими же цветами белыми усыпано прошлое... И всё - сейчас, сегодня и навечно. Это никто не в силах стереть или сказать, что не было."
* * *
В очереди, ожидавшей открытия винного магазина «Стопка», народ обменивался мнениями. Никто не роптал против властей, распорядившихся в связи с чрезвычайным положением в городе, ограничить торговлю винно-водочными изделиями с 11 и до 14 часов дня. В основном делились впечатлениями по поводу происшествия в заливе.
– А кто сказал, что это Христос? У него что ли на лбу написано? Может быть, это Магомет или Будда? Или, вообще, черте что! Мистификация.
– Если это чьих-то рук дело, то их расстрелять мало – такой переполох устроили!
– А может быть, кто-то другой?
– Ты на что намекаешь?
– А вот, вспомните, несколько лет назад в Москве что-то похожее было, помните? В Храме Христа какие-то профурсетки напихали себе во влагалище куриц и скакали там, как бешеные. Их, кажется, так и называли на аглицкий манер «Бешеные письки», им тогда какой-то еще срок дали. По хулиганке. Но зато сколько было шума! Вся Европа и Америка воняли, гудели! Понимаешь ли, какова эта паршивая Россия! Совсем не толерантная ко всяким уродам и простигосподи! Видите ли, не позволяет в церквах срать кому попало.
– А кто это организовал, узнали? А с какой целью раздуто, выяснили? И почему об этом трендели на каждом углу, то есть по всем каналам, изданиям, спрашивали? И какие-то педики, пи**юки и пи*дрики навальные прям засовывались по всем телеканалам и через прессу каждому обывателю в рот. Вот они, подрывные технологии!
– Пиндосы, суки, лезут на Рассею во все щели!
– Хочешь сказать, это чьи-то проделки? Я про то, что у нас в заливе. Так что же, в Брюсселе и в Риме этого не понимают? А может быть, они специально раздувают шумиху? Чтобы на нашей территории похозяйничать и установить над Таганрогом контроль, ввести международную миссию и продавать вместо нашего кваса «кока-колу»?
– Но это нет, не Он.
– Почему?
– Но этого просто не может быть. Ведь случись что-то такое или подобное, это же сразу отменяет все! Все, чем живем, как живем! И к черту тогда все министры, презики, парламенты! К черту все, что нагородили мы здесь за тысячу лет!
– Ты верующий что ли?
– Да, нет. Не так. Я думаю, такие вещи как-то по-другому происходят, не буднично. А видишь, всем пофиг дым. Ходят, глазеют, продолжают воровать, пьянствовать, мухлевать, ведут предвыборную агитацию, на курорты катаются.
– А что они должны делать? Вот ты, например, что-то изменил в своем поведении? Волосы остриг? Ногти покусал? Или пошел и устроил дебош?
* * *
Альтаирец, которого считали марсианином, последний раз на Седьмую планету высаживался пять с половиной тысяч лет назад. Его индекс в иерархии астронавтов выражался числом 50. Некоторым ученым известно, что это такое, но им и в голову не могло придти, что этот «великий» бог, он же нефелим, алиен и покровитель индейцев, так запросто оказался запертым в темницах Гаагского трибунала вместе с сербскими генералами, обвиняемыми в геноциде, расизме и избыточной синеглазости. Никто не знал, что он лично принимал участие в уничтожении Содома и Гоморры. Да, мы чуть, было, не упустили эту деталь – против синих глаз начались гонения сразу после крупного скандала с неоарийцами, устроившими на Сочинских олимпийских играх массовую резню с кареглазыми и после того, как они попытались взорвать самодельную ракету в резиденции Красного креста в Алупке, не без оснований считая ее «крышей» для спецслужб США, как раз и спровоцировавших этот конфликт.
Я тот, кто день за днем вел запись прегрешений твоих
Затянувшееся безделье и томительное ожидание заветной встречи, а не обычного среди улицы кратковременного и на ходу свидания – встречи в чертогах домашних, от глаз людских скрытой, с вероятностью откровений и близости, превращало Василия в Мопассана, отягощенного сексуальностью сочинителя, не скрывающего домогательств и, должно быть, живо уже предвкушающего постельные сцены. Он мог бы найти себе тысячу занятий, но сидел у компьютера и долбил клавиатуру, как дятел, маньяк и сочинитель невероятных миров.
«Васюшка Марике. Своей Прелестной. Строгой. Мир и Любовь! В дом наш. Дабы ты, моя желанная, придя после трудов мирских в обитель дома нашего, нашла необходимое радушие и внимание. Я сниму с тебя усталость дня. Своим незатейливым и простецким видом, улыбку тебе сообщая мою приветливую и потаённо нежную. Продолжать? Или свою тему мне хочешь сразу же с порога объявить? Бытовую? А то может, духовную?
Эх! сяко-тако, житие мое это! Но, может быть, ты веселая? И лексикон у нас иной. Ваше высочество, я тут глубоко размышляя о делах наших государственных, просматривая между прочим материалом записки некоего мужа знаменитого, Тайлераном прозываемого, и заочно посоветовавшись с Вами, Моя Великая, решил: в целях дальнейшего процветания нашего государства и во благо населения его верноподданного предложить Вам занять пост Министра, возможно и совместительство, Иностранных Дел. Кратко поясняю: что для сообщения нашего с внешними и благоразумного устроения наших границ, и полезных для отечества деловых и политических сношений с соседями нашими, бывает, необходимо мудрое и опытное урегулирование. И питая к Вам доверие по этой части, Мы, то есть… я – уже подписали соответствующую верительную грамоту, а указ уже оглашается людьми доверенными специально отряженными в наших пределах, о предстоящей вакансии Министра здравоохранения, я здраво помыслив, также решил со всею к Вам, Ваше Величество, Супруга моя наидрожайшая, благосклонностью, что оный вопрос не следует даже рассматривать. Здоровье нашей нации сам Бог велел возложить на Вас. В следующий раз мы продолжим, не так ли, Моя Превосходная. И примем хотя бы в первом чтении проект необходимого устроения нашего государства, который мы и назовем Конституцией. А? Как тебе? Сразу видать, что Король-то голый? Или? Пиши мне скорее, невозможная! А то целовать я тебя сейчас начну через виртуальное окно».
Через некоторое время на линии объявилась Марихуанна.
– А вот и я явилася в настроении-радостном и приподнятом, т. к. встреча у нас завтра-то. Через полчаса назначаю Вам, Ваше Сиятельство, рандеву при свечах (этикет такой). А пока заботки некоторые домашние исполню, об ужине похлопочу. Вот и все, пока, миленький, я – Твоя, помнишь ли?
Через самое короткое время появился ответ Василька:
– Как это ты спрашиваешь? Если я тебя давно жду? Разве не заметила? В письмеце предыдущем все сказано.
И пошел длинный час, превратившийся в бесконечную вытяжку. Васильке не усидеть. Опять телеграммы с каким-то воображаемым им кино и сценами для Мари-Анны шлепает.
«Это в архив! семейный (сов. секретно!) Вот так всегда и начинается растрата имущества, ценностей государственных и прочих сокровищниц разорение. Сидит тут Васютка, княжну свою поджидаючи, всякие думки ей приветствий надумывает, любостью и нежностию пылает, и мечтает, как встретит её с порога долгожданную, а она так вносится, так влетает, что косяк чуть не снесла, и сразу с вопросиком: «Ха!» Нет, не так. Вот так: «Ша! Не двигаться!» И глазками так и поводит еще уличными, еще не домашними. «Этто! Вы тутта… Хто меня спрашивал?» Нет, тоже не так. А вот так: «Ну, что, Василька, князь ты мой стуеросовый, помнишь ли ты меня раскрудявую?!»
А у Васюшки так и челюсть княжеска отвисат и ухи шевелются. Смотрит он на ея задумчиво. Что за разбойница в дом вломилася, в дом, где ей давно все уготовлено – и дань ожидания, и подношения нетерпения, и всякие прочие радости… И встает он, вальяжистый, по-княжески плечи свои расправляет, покашливает в руку тяжелую и смотрит уже исподлобья, точно как тот самый Верещагин, начальник таможенный из «Белого солнца пустыни», смотрит ласково, с упреком вишневым и усам шевелит. Как лангуст. «Ну, Красавица, ну, милашечка, а ну, исправляй положеньице! И на шею мне – да, вот, сюда, и на грудь мне – быстро кидаемся, обнимаем и лобызаем с повинною тихой радостью и с жаланием возыметь ответ адекватностью отличающийся! А то вот я тя сгребу щас в длани свои, да как скомкаю, да как отнесу на постелю сразу же. Вот ножками-то побрыкаешься, пока не затихнишь с покорностью. Али как ишшо тебя воспитывать?!»
Да и спросить хотел, да стеснялся все как-то… Так ты выбрала то, что мне должно понравится? Или еще не выбрала..? Я про эротику нашу с тобой – белье нежное и волшебное – должно оно быть по-любому! Ох, и горят мои щеки…
– На подарочки – завтра будет время. Голенькая не предстану (это по поводу н.б.) За поддержку – спасибо, Ты теплый и родной в этом (и не только в этом я надеюсь). Самоконтроль остается где-то на переферии тчк (три раза)
– Ты хочешь сказать, что идем на автопилоте? Так я давно включил этот режим. Правда, бывало уже, ямы воздушные так кидали, что казалось, крылья отвалятся прямо в воздухе.
Хм, а о том, чтобы голенькой, я это… сам – похлопочу и позабочусь! А что сказать-то хотел? Сказать «Солнышко». Вот ты вернулось. А знало бы ты, родненькое, как взыграло у меня сердечко сразу же. А пока тебя не было – ты и не выходила у меня от меня. И все-то о тебе только и думаю. Так что я все там же, где беспомощный какой-то и робкий, и взираю на тебя как-то уж чрезмерно трепетно, даже усмехнуться не могу, над собою, таким поверженным и тающим перед тобой. Но негоже переусердствовать мне в этом, потому и беру властно тебя и к себе прижимаю!
По Лунному календарю
Службы Колоквы держали ушки на макушке.
– Ты видишь, как он ее разжигает! – Забитуй, развязный бес, присланный на место упрятанного в Чистилище Агры Дука, ткнул клешней в плечо Харито Ныча. – И точно – он у тебя маньяк!
– Половой гигант! – коллега беса заржал, а глаза его красные на мохнатой чернявой морде посыпались при этом искрами.
– Здесь нам не нужно ничего приписывать! Сам на себя телегу катит! Бабы живой, наверное, давненько в руках не сжимал! А чтобы шмару какую-нибудь снять, деньжат не хватает!
– Не звезди! – возразил Харито Ныч, – Я ковырял кое-что из его прошлых похождений. Однажды он вызвал проститутку прямо с доставкой на дом. Порылся в газетных объявлениях и вызвал по телефону. Ее привез ему паренек, таксист, деньгу забрал, сказал, что через два часа заедет назад. А она с порога сразу ему: «Ты это, у тебя презервативы есть или мне свои достать?»
– Обалдеть! – Забитуй оскалился.
– Вот и он обалдел. Трахать ее пропало сразу желание. Предложил посидеть с ним, покурить, выпить, поговорить по-человечески! А она его спрашивает: «Ты, того, может, хочешь как-то особо: раком там или минет? Или в анус?»
– А! Знаю, знаю! Я слыхал про эту хохму. Кто-то из наших рассказывал. А он, дубина, оказалось, и не знает, что это за слова такие «минет» и «анус»!
– Да, а денюжки у него тогда были, вот он и знакомился с шиксами. Трахался!
– Трахался! Эти людишки по-другому не могут! Я знаю, у них везде, в городах особенно не только канализации и сточные воды, подъезды в домах, подворотни и газоны под окнами – всегда попользованными презервативами засорены…
– Да, точно! Валяются под ногами. А еще кругом шприцы! Раньше бутылки валялись из-под гомыры всякой. А теперь кругом шприцы! И еще хотят уважительного к себе отношения! Уродов плодят, от уродов нарождаются!
– А вот и про таксиста того, паренька, вспомнил! Ему дружки же его, сутенеры, бутылку шампанского в задницу затолкали, а потом еще ногами попинали, как следует. Это – когда поймали его на том, что он деньгу, полученную с девах, замыливает. О! Этот кадр давно уже на пересылке, кажись, в секции пеленации жарится.
– Нифига! Кто-то из родни его хорошенько отмаливал, в страдальцы попал! Суки милосредные! Забраковали тогда работу целой нашей бригады, что не разложили до конца, не вывели на чистую воду его…
Упрекать кого-либо в Колокве в избытке любви к человечеству давненько никто не догадывался.
* * *
В специальном кабинете на самом верхнем этаже мэрии Таганрога заседал оперативный штаб по ликвидации чрезвычайной ситуации. Высокие чины в какой уже раз совещались и обмозговывали происходящее в городе.
– Но почему до сих пор я не вижу протокола? Где криминалисты, я спрашиваю! Возьмите, наконец, понятых, снимите у него отпечатки пальцев, проверьте Его на ДНК! Где отчет? Я что, не посылал туда людей? Из чего состоит это чучело? И, вообще, он хоть живой? Кто-нибудь проверял?
– Да! Каждый видит то, что хочет!
– Так я же приказывал, найти, обезвредить! Составить протокол. А вы что? Установите личность! Проведите задержание, как положено.
– Нельзя! Это теперь транслируется по всем телеканалам. В Европе опять начнут орать про демократию и правонарушения в России. Здесь нужна тонкая работа. Другой подход.
– Подведем итоги. Нужно найти того, кто первым сказал, что это Христос. Вот откуда это пошло? Кто запустил эту «утку»?
– Ну, как «запустил». Он ведь не выдумка, подойдите к окну и посмотрите – во все небо виден, с любой точки.
– А вот вы, например, почему так уверенно говорите «он». А если это не он, а оно? Откуда знаете? Значит, и вы считаете, что это Христос?
– Дык, кому же еще быть-то? Это еще в старину один умник хорошо сказал, если бы его не было, то его следовало бы выдумать!
– Бросьте, чего здесь выдумывать! Объект – налицо, факты – имеются, но ваша бездеятельность вызывает сомнения, – заговорил вдруг тайно молчавший на заседании представитель из Москвы. – Наверху начинает складываться мнение, что кому-то это очень выгодно. А ситуацию нужно решать. Наше предложение: проведите задержание наиболее активных, допросите, запротоколируйте.
– Да, это, пожалуй, самое верное и главное, тогда появится хотя бы какая-то документация. Будут материалы, которые можно предъявить журналистам, Красному Кресту, правозащитникам. В конце концов, есть же свидетели! Вот с них и нужно начать. Кто сказал «Христос»? Кто это нагнетает? Что думают представители общественности, а у науки мнение кто-нибудь спрашивал?
– Но учтите, вопрос очень деликатный, очень важно не наломать дров. Нужно сделать все политически грамотно. Можно срочно организовать какой-нибудь симпозиум, пригласить международных экспертов, делегации, собрать представителей религии, культуры, где и обсудить это дело как следует и со всех сторон! Сделать меморандум, коммюнике, определиться в конце концов, как это называть, выработать рекомендации, как к этому относиться… Вы понимаете, о чем я говорю? Главное, не пороть горячку. Мы и без того уже какой день в центре внимания – почитайте, о чем пишут зарубежные издания, а каково на телеканалах?!
– А с симпозиумом очень хорошая идея! Собрать всех, а потом как взять и… арестовать всех! А этого типа в заливе – да, завалить, в наручники, и делов-то! А Запад что? Да, пошли они все! Хватит преклоняться перед англо-саксами!
– Опомнитесь! Симпозиум, обыски, аресты! Вы что не понимаете? Вы таким образом станете соучастниками этого скандала, вы – превратитесь в помощников того, кому это шоу выгодно раздувать и чтобы у нас была напряженность. А это что? Это значит, что вы заглотнули крючок и сели на удочку! Крепко сели, как добыча!
– Резонно, резонно… Вот потому наши специалисты и считают, что идти нужно совсем в другом направлении. Что сегодня самое главное? А? Отвлечь! Отвлечь внимание от этого события, явления, провокации – как хотите, так и назовите! Следует создать что-то другое и еще более впечатляющее, яркое. Нужен прецедент, нужно какое-то очень мощное мероприятие. Поймите, не они нам должны устраивать разные такие армагеддоны, а мы! Мы должны устраивать им! Эти самые армагеддоны. Надеюсь, я понятно, излагаю?
– А что? Давайте покажем им кузькину мать!
– Точно! Они нам – Христа подсунули. А мы им – Кузькину мать! Уважаемые, нам нужна Кузькина мать – как она выглядит, что из себя представляет? Срочно, как можно оперативно, разработайте план «Кузькина мать» и вперед!
Совещание закончилось вздохами и чувством удовлетворения, решения были найдены, оставалось спешить и действовать.
– Ты видал когда-нибудь Кузькину мать? Как она хоть выглядит? Нос там, уши, талия? Можа, грудастая, а можа, тощая? И во что одета? – допытывался Лосев у верного сподвижника и помощника Гирина.
* * *
* * *
– Ты не забыл про меня? Поздно спать, утром глазки не продрать хоть и надо уж вставать. (музыка народная, слова – тоже) Вставайте, граф! Вас ждут великие дела! Я сегодня необычайно (для последних четырех дней) собрана и бодра. Это не наше ли с Тобой ночное общение сказывается?
– Я Тебя приветствую, но не бужу: нет-нет, поспи еще. Премного благодарен Тебе, Княгиня, за это письмо. И не знаю уже, стоит ли об этом мне тебе говорить… Но Ты знаешь, что я с Тобой не согласен. И имею сказать кое-что с не меньшей убежденностью, чем представляется Тебе твоя правда. И вот, Гора, которую не пройти и не объехать. Она вновь перед нами воочию. И не знаю даже, вместе мы стоим перед нею или по разные стороны её. Но человек во мне говорит: пожелай ей найти то, что Она ищет.
…Вот даже в этот момент сборов на свидание они еще противоборствовали друг с другом. Василек нагнетал. На Иоанну частенько наезды делал. Когда же она откликалась ему в образе Мари, то и наступал момент любезной и желаемой Марихуанны. И вот он сел строчить ей новое послание. Это уже почти как после многих прежних разбирательств, споров и недоразумений. И написал ярко, много, с чувством – и удовлетворенный, нажал на «отправить». И интернетовская почта выдала ему очередную «козу» – сообщила, что он слишком долго торчал на связи и типа сессия закончилась, и посему ему заново нужно вводить логин и пароль.
А рожденное вдохновением, уникальное и на одном порыве письмо?
А письмо тю-тю.
Не будь Василёк закаленным прежними жизненными невзгодами, он так прямо и умер бы на столе перед монитором. Или с горя пробил бы ему стекло. Да, но я подоспел в самое время. А что еще делать? Конечно, выручил парнишку. И после некоторых трудов над содержимым компьютера Василька сворованное у него враждебными вихрями Веб-паутины письмо всё же было отправлено до Марихуанны. Хотя она, вероятно, в момент получения очередной почты как раз и пребывала строго в посте и в обычной чопорности Иоанны.
А Василёк ей накропал следующее:
«Вот, пацан! Даже плачу теперь… Никак не могу смириться с постоянным наглым кем-то воровством у нас важных наших слов. Милая, прошу тебя, когда мы будем рядом и совсем одни, совсем-совсем, и ты будешь рядом, и когда на тебе не будет, почти уже не будет одежды, и мы будем самыми родными и близкими, ты обязательно попроси меня, чтобы я вспомнил то письмо и прочитал тебе его. И мне откроется! Я его наизусть тебе прошепчу – в ушко, глазкам, сердечку твоему, твоей милой мне душе.
Я кричу ну, просто кричу на весь мир, на все небеса, я ничего не стыжусь, потому что не знаю за собою преступления или греха. А если что и не так, то мой Бог меня очищает и восстанавливает в славе своей. Вот! И никакие это не глюки и не миражи, и не фантазии.
Бог никогда не против Любви. И он знает ей цену, и он знает нас и нашу любовь. Потому только ангелы тогда стояли, пряча деликатно смущение и улыбки одобрения нас и нас всемерной поддержки. Я видел это! А мир нас распинал…
Площадь, зал, заседатели в париках напудренных и в кружевах, и с чистыми лицами, и стеклянными глазами, и они, я это слышал, в гулких стенах, говорили: «Повинен смерти! Виновен! Повинен! Виновен!»
Достоин казни! И один из прокуроров завизжал, не выдержав напряжения момента: «Ату их!»
И толпа на площади, ожидавшая вожделенно новостей и приключений, которая только что этой ночью совокуплялась между собой, а кто со свиньями, а кто с коровой, а кто друг с другом или в одиночку, она бесстыже, пьяно улюлюкала и закричала: «Смерть ему!» И какие-то хитрые, находчивые орали при этом: «И её – сюда! На площадь – ей здесь место! Мы знаем, где она. И сорвем с неё одежды и обнажим её, и обличим её! Какая она, пусть все увидят! Порочная и не достойная всех нас!»
А на самом деле они таким образом хотели удовлетворить своё садистское воображение и желали получить вот здесь прямо на судилище массовый и всенародный и, можно сказать, общегосударственный оргазм от унижения нас и от экстаза оскорблений, и запрещения нас – на веки вечные выставляя нас позорищем и делая из нас вселенское чучело.
И я шел на эшафот. Я шел по ступеням моей любви к тебе совершенно без страха: я и не знал его и не видел толпу, и всё это сборище лживое судей. Я шел к тебе, у которой в мечтах своих уже снимал трусики. Я шел к твоему сердцу, к твоим глазам. Я шел к тебе – между ножек твоих. И сейчас они, ничтожные лицемеры, хотят похитить опять и в который уже раз мои тебе строки…»
Я лично посоветовал бы после этого письма Васильку сразу застрелиться. Но отступать было некуда. Патроны – беречь!
Пришлось ждать ответа от Марихуанны.
***
Глава 30. Сборы на свидание
Мари-Анна собиралась в Бельск. Василий готовился к встрече, но еще успевал готовить к ней Мари-Анну. С самого утра и в течение дня они несколько раз затевали переписку, переговоры, и она докладывала ему о сборах, что и как подробно – почти до самого её выхода на автовокзал.
– Я вырвал из себя более чем кусок мяса, отправив тебе только что письмо. А то мы сами накручиваем что попало – от волнения, что ли глупея. Блаженны, кто сами себя не осуждают. Увы, и я от этого еще не освобожден. И я уже готов к отмене нашей Встречи. И даже предлагаю отменить её. Мне тяжело смотреть и видеть твои муки. Твой Бог тебя спасает, а то еще, похоже, уже спас! Сама представь, что будет это за свидание, если ты только и решаешь: пасть или не пасть… в очах своего Бога.
– Нет, я хочу быть вместе.
– Я глубоко раскаиваюсь в своем предложении встречу отменить. Я настаиваю на встрече. Я прошу её. Я очень хочу тебя видеть.
– Похоже, Ты – настоящий мужчина, а я – обыкновенная дура! Давай попробуем встретиться, а вдруг получится?
– И если увижу, что наша встреча для тебя – безбожие, то я – надеюсь вернуть тебя в Рыльск более-менее избежавшую греха.
– Во мне патология явная: я все время требую гарантий! С этим надо что-то делать!
– И в лодку еще можно не входить, если она обречена перевернуться.
– Вась! Как ужасно осознавать себя подвластной законам природы, а не Закону Божиему. Такая мука!
– Мы так и так падем. И будем падшими, как прежде были, до дня последнего. И Бог только и может нас поднять. Самим же это невозможно. Все. Ключи у тебя. Ну, если быть до конца мелочным, то прихвати-ка с собой и чистенькую и родную простынку. Я покраснел, конечно, но… пусть будет. Ну, еще что-нибудь придумай!
– Какая простыночка? Ты пытаешься отвлечь мое внимание от главного! Хотя, если бы я каждое внутреннее движение в себе реализовывала, у меня был бы с собой комплект спального белья – для Тебя. Но все свободное время поглотила переписка…
– Главное для меня, я понимаю все отчетливее, это – Ты.
– Я гениально умею собираться (это наследственное), у меня с собой уже есть не только тапочки, но и щетка для обуви… (Появилась сильная внутренняя дрожь, готовая превратиться в лихорадку. Хорошо, что меня сейчас оставили одну.) Есть неотвратимость встреч. Тебе она известна. Забытые слова звучат во мне сейчас: «Закон преодолеть земного притяженья не каждому дано, у вас есть этот шанс!»
– Попробуем не упустить.
– А я – так и не пробовать собираюсь.
– А что от меня зависит, то эту часть пути пройду. Конечно, к звездолету. На свое место. И тебе, мой штурман, говорю: Ну, что? Запускаем моторы?
– Расчет топлива верен? И, пожалуйста, не запирай меня в угол всеми этими тапочками, простыночками, коньячком… Во мне включается противодействие.
«Да, ждать приходится простую даже почту. А что уж говорить нам про мечту? Что, опять не ту затеял песню? Вот она – трапеза терпенья и неисчерпаемая чаша скуки. И все от мнимой умности и от науки! Для того мы ищем, чтобы найти и для того находим, чтобы поверить!
Р. б. И.! Я в бреду! Я хочу плакать! На мне все рвется! Я ломаю руки. То ясность вдруг, спокойствие во мне, То отзвук муки. Наверно, я боюсь разлуки, Отмены вдруг всего, И дым всех слов, как от костра…»
«Мне нравится, как ты точно каждый день даешь названия всем нашим главам. До полного узнавания. Неужели мы «одинаковые»?
«Солнце мое, куда пропало? Наверное, перед дорогой ты спать завалилося… Так я одеялкой тебя и накрою. И посижу с заботой и задумчивостью. О путях Господних, о своем пути, который вот-вот обещает стать нашим. На двоих одним».
– Ах, Ты князюшка мой единственный, ты прости меня возбужденную – своим обликом новым (из парикмахерской я) что Тебя я так поприветствовала не по-нашему, не по-княжески. Счас исправлю я положение и к Тебе длань свою просту, положу ручки белые на загривочек и тихонечко прошепчу затем: «Здравствуй, Василек, свет мой ясный! Как Ты тут без меня, как ты день провел?» А не пойти ли нам с Тобой в спаленку… Через ICQ попробуем, скажешь что?
«Вылетаю, буду дома не раньше пяти вечера. До…»
«…Меня не было, я выбирала подарочки козявочкам. Ты комплиментируешь, но так, что меня это только воодушевляет. Я не получила про Пилигрима ни буквы! Мне жаль, я предвкушаю, что могло там быть… Но Ты не печалься, – все точные образы долетают до меня обязательно. (Хотя фильтр в нашем общении явно наличествует.) Обращаю внимание на то, что мы оба сегодня стараемся быть здержанными в обращениях…»
– Но это ведь не условие, правда же? И, может быть, сдержанность сейчас и позволит костру всего через несколько часов вспыхнуть сразу, всеохватывающе и неугасимо более.
Да, а похищены строки тебе назначенные, не случайно. Они не хуже тех, что про эшафот. Улыбаюсь. И я уже смеюсь: откуда выполз сей поэт? Когда поэтом я никогда и не был!
И вот теперь я шлю привет,
Он полосатый, как у зебры.
И такой смешной, вот этот самовнушений хвостик.
Вот, наверно, узкий для нас, Но все же друг к другу мостик.
Ты и отъезжаешь От меня с повозкой правил,
Чем ближе для тебя становится автобус.
А то это все – обыкновенная пружина ожиданий,
Растянута она как будто до предела,
И лицо пылает мое вдруг, а то – белее мела.
– В восемь утра я писала Тебе о Любви. Стихи необыкновенные: сочные, ясные. Возможно, я привожу неточные эпитеты, ведь для меня они – родные, и я предвзято-субъективна. Самое главное сегодня – не раскачивать лодку, – можем перевернуться и пойти ко дну.
– Да. Будем, как дети! Это нас спасет. А если не оставим напряжения, то оно нас и затопит. Ты получила про гладиатора непринужденности?
– Я немного успокоилась, но в целом присутствует внутренняя строгость и собранность. Я настраиваюсь на нашу встречу, получается как-то сверху, по вертикали.
– Мы договаривались импровизировать.
– Ты понимаешь меня, спасибо. Очень страшно, как на краю… ощущение. Спаси Бог за поддержку.
Enter
Как Кот Босиком ходил без пропуска, чтобы исполнить поручение и передать записку.
Я к Вам с визитом! Преисполненный вдохновения сказать что-то важное, приветливое, чрезвычайно искреннее, от сердца и без лукавства. И вот, набрал я воздуху полную грудь и весь такой почти восторженный. И вот, сейчас скажу!
И… И? Ну? Стена. Бетон, цемент, столбняк! И рвущееся вперед нахальство, и просто открытость, готовность улыбаться дружелюбно и честно – всё вдруг замерло…
Что это? Кто-то на вид не такой и солидный, и грозный, и внушительный – потребовал от меня Знак или пропуск, или удостоверение, или хотя бы, наконец, какой ни есть невзрачный документик!
– Ты это того! Не шали! Я сам – шалый. Могу проходить сквозь стены! Могу проникать миры. Я не имею преград на семи небесах, – это я ему посылаю мыслью под кожу, под череп, наполнив его глаза своим электричеством.
– Вали, мужик! Те здесь не х… делать! – Цедит сквозь зубы, кажись, еще и в прыщах, и с кадыком, как клюв у вороны, этот лопоухий Цербер. А то, быть, может, робот? И он смачно так демонстративно сплевывает влево, типа куда и мне свалить бы следует немедля.
Если бы я стоял у неоновых дверей блатного ресторана! Если бы это были некогда родные стены Альма Матер! Если бы это был вход в рай… А это – вообще какой-то пустой проем, условный вход в пустыню Интернета. Но джунгли там, я это знаю!
Казалось бы, я обойду любой искусственный блокпост. Не тут-то было! Печать должна быть магазина, печать из деканата, печать из УВД, из вендиспансера. Какой-то бред! На мне печать от Бога… и след на заднице от сатаны. Но людям пофиг эти знаки! Здесь такой же, как я, чувак поставлен мне в начальники, преградой. А может быть, и вовсе не чувак. То, может, ангел переодетый? Ведь ныне философы ходят в костюмах кочегаров, филологи в дворниках! И святые в одежде бичей…
И вот меня спасает простой от трамвая билетик с дырочкой в правом боку. Там я записал твой номер телефона. И сейчас я тебе позвоню.
– Алле! Я хотел тебе сказать, что ты классная во всех отношениях! И потому я постоянным встану тут!
И все это была лишь шутка. Мое приветствие Тебе! Серьезно. Не удивляйся, я с приветом. От мира мыслящих существ. Мне велено сообщить тебе, что ты любима!
И в знак того, что ты сумела прочитать мои здесь Штампы, улыбнись! И я довольный полечу обратно.
* * *
Не так страшно то, что с тобой происходит, как страшно то, как ты к этому относишься.
Да-да! Сейчас в мире идет сильнейшая борьба за человека. И поле битвы не маковые поля Афганистана и не сухие пески Ирака, и не какие-нибудь нефетнесущие земли и горы. Поле битвы – душа человека.
Наряду с этим идет развенчание ложных идолов, божков и богов. И вот, сама Библия ныне на наковальне. И Святое в ней требует очищения от примесей блуда ума человеческого.
И верно разумеет тот, кто понимает, что беспощадное разоблачение бога библейского, выдуманного человеческим алчным и злобным сознанием, вовсе не отменяет Мироздания, не отменяются также высокие идеалы Любви, не отменяются и духовные искания. Напротив. Всё это вместе побуждает каждого из нас еще более внимательно, еще более ответственно отнестись ко всему, что нас окружает, и прежде всего – к миру видимому, затем – невидимому.
В горах Кот Босиком услышал это.
Каково Твое сознание – таков и мир!
Потому что это – именно твое сознание.
Не его, и не её, и не их, а именно твое.
Как Ты смотришь на мир, каким
Ты видишь его – таков он и есть.
И нет другого! Для Тебя. И не будет!
Говорю Тебе это внятно и ясно, любя тебя до боли высоко и падая ниц перед Тобою…
И не будет для Тебя другого мира и другой Вселенной, если Ты не откроешь самого себя, истинного, прекрасного, великого и преисполненного Любви…
Если Ты не узнаешь, каков Ты на самом деле в очах Бога Живого и Истинного, подателя жизни Твоей.
Любовь пред Тобою – в покорности и кротости взираю на тебя чисто и с надеждою: неужели Ты не узнаёшь меня, человек, мною любимый?!
Так говорит Господь. Назови Его как хочешь: Космическим Разумом, Природой или Абсолютом. Но ты не одинок в Мироздании, человек. Ты – его составная часть. И весь мир – Одно Целое. Вникни. Рассмотри. И исследуй.
Разве это не то, что Ты ждешь?
Разве это не то, в чем Ты нуждаешься?
И разве не то, что Ты ищешь и днем и ночью?
И если Ты странствуешь – я странствую вместе с Тобою.
И если Ты бедствуешь – я бедствую так же и рядом.
И если Ты ликуешь от счастья – ликую и я…
И если Ты плачешь – то и моя скорбь не имеет конца.
Ибо каков Ты, человек, таков и я, Твой бог.
Имя мое – Любовь!
И если нет меня в Твоем сознании – знай, меня тогда нет Нигде!
ИМЯ ТВОЕ – ЛЮБОВЬ!
Фантасмагория Креста и Розы
Тихим вечером Марихуанна прибыла в Бельск. Василий встретил ее с цветами, принял из автобуса, можно сказать, на руки. Они успели сходить в гости к той самой Ларисе, о которой она часто сообщала ему в письмах и в разговорах.
…А ночью случилось то, что и прежде случалось миллиарды раз по всей планете Земля между мужчиной и женщиной. Они напали друга на друга, и кто кого терзал в минуты те, определенно вряд ли кто-то знает. Голодная она и он, изголодавшийся, умудрялись многократно падать с ложа, и находили снова руки, ноги, губы, что-то бормотали и вновь сливались. Так продолжалось до тех пор, пока не уморились, и сон опустошенным дал покой.
А утром они не слишком канителясь собрались и пошахали дружно в главный храм Бельска, где как раз уже шла служба и величавый поп кадил кадилом. В какой-то из моментов предстояния на мраморе церковном Марихуанна решительно покинула Василия, направившись в угол по левую сторону, где еще один батюшка принимал из очереди страждущих исповедоваться. И Василек представил, что Мари сейчас все расскажет о себе и о том, что было между ними только что ночью, а поп силой небесной устроит ей отпущение – сердечный мир после согрешения.
И это заставило Василька содрогнуться: она почитает то, что было ночью между ними, грехом! Значит, для нее эти чудесные минуты или даже часы нечто такое, от чего нужно тщательно чиститься, мыться и просить отпущения грехов! У какого-то попика!
…Обратно из храма они прошли долгий путь молча, а потом, когда зашли в жилище, чтобы попить чайку и обсудить имеющуюся рекогносцировку, у них началась лихорадочная беседа.
– Вот видишь, мы не удержались, – заметила она, поспешно собирая вещи.
– И это радует меня, – ответил он.
– Что сам-то скажешь?
– Улыбаюсь. Тебе. Разве не видишь, смотрю мирно, нежно… И не напрягая.
– Не начинай!
– Не начинаю, – он засмеялся.
– Какое самое сильное впечатление?
Он опять улыбнулся.
Она тут же нашла на столе клочок бумаги и, достав из сумочки ручку, в ответ ему быстро изобразила: «???????????»
– Ночь Волшебства, – ответил он, глянув в записочку и на ее руки, а затем в глаза.
– Ты все испортил своим антиклерикализмом!
– Ага, все испортил. Клерикал я! Анти… Нет-нет, не начинаю.
– Я говорила с Машей, – пояснила она через минуту свой звонок по телефону, для чего выходила из комнаты.
– Ну и как?
– Это я просто объяснила, почему выходила в другую комнату.
– А говорить мне интереснее не о Маше…
– А о чем? Как-то ты сегодня осторожничаешь….
– Так еще бы не осторожничать!
– А чем я тебя так пугаю?
– Что значит «пугаешь»? Я не хочу раздражать тебя или огорчать. Или как ты говоришь: не начинай.
– А если бы я предложила тебе поговорить о ночи?
– Предложи, поговорим.
– Это провокация, прости.
– Ну, я как видишь, легко клюнул на провокацию.
– Ну ладно, так чем тебе ночь-то запомнилась, тем, что короткая была?
– Короткая, да… Мы оба устали сильно или я… один… Устал, но факт такой.
– Эта встреча с тобой обнажила во мне массу противоречий!
– Стало быть, с какой-то их частью ты теперь легко справишься.
– Я была уверена, что я сексоустойчивая, но…
– И что, это тебя удручает?
– И что? Это тебя удручает? – Мари повторила его слова. – Конечно! Завалиться в постель с человеком, которого я почти не знаю!
– Можно завалиться с тем, кого знаешь, и окажется, как раз только тогда, что ты его не знала!
– И это с моим-то пониманием интима как итога, а не старта отношений! Дело в том, что мы прежде раскачали лодку…
Он улыбнулся, а она спросила:
– Ты скорбишь?
– Ничего мы не раскачивали. И все было и есть, как и должно быть! Ты меня не приняла и не без причин…
– Я – другого мнения.
– Просто я тебе не понравился, вот и весь сказ. И ночью, и вечером, и днем. И в целом. А с твоей стороны все было максимально правильно.
– Что это у тебя за настроение, не пойму.
А он продолжал прежнюю мысль:
– Все было правильно с твоей стороны и достаточно сильно, искренне. И зато тем четче ты получила для себя ответ. А что у меня за настроение?
– На какой вопрос, по-твоему?
– Тот я для тебя или не тот. По крайней мере, на это ты ответить смогла достаточно ясно.
– Ты отстранен, холоден…
– И остальные вопросы… Уже контуры хотя бы решения их ты увидела. Вряд ли холоден… А отстранение? Ты сама дистанцию установила.
– Ты меня обманул! В этом все дело!
– Хм. Каким образом? Если только сам того не желая, не ведая?
– Ты – мужчина. И мера ответственности на тебе лежит за принятие решения! – на слове «решения» она сделала сильный акцент.
– Ну, возложи на меня. Разве я не имел надежды? Разве я не хотел наилучшего?
– И это все уже в прошедшем времени?!
– Говорю о событиях конкретных. А что сейчас, ты разве спрашиваешь? Или для тебя это имеет значение?
– А ты что забыл, на что мы уповали, и какие строили перспективы?
– Но ты же и отрежешь сразу: не начинай! Ничего не забыл и думаю обо всем этом. И переживаю.
– А что думаешь-то, спрашиваю уже 50 минут!
– Думаю о том, на что ты мне уже 49 минут назад четко поставила «Не начинай!»
Марихуанна на эти его слова улыбнулась. А он продолжил в позе Чайльд-Гарольда:
– Думаю… Возможно ли было бы нам вернуть все и продолжить только к лучшему?
– При условии!
– И?
– Когда кто-то задумывает строить дом, он первым делом закупает материал, затем заказывает проект, и начинает с фундамента, а не с крыши, как мы.
– Да, вроде мы до сих пор были в доме, где уже есть кое-что, а не так что в поле чистом.
Здесь она удивленно распахнула глаза с пушистыми ресницами и посмотрела на него вопросительно.
– Ну, есть ты и твой мир, есть я и мой мир!
Удивление ее еще больше возросло, и она уже ждала, чего же он выдаст дальше.
– Есть миры, из которых мы и хотели соединить шалаш хотя бы…
– Как странно, мы перестали понимать друг друга, – она опечалилась. – Грех разъединяет!
– А ты разве хочешь этого? Понимать… Разве ты стремишься сейчас к этому? Я – не вижу греха.
– А что, по-твоему, мной движет?
– Наверное, желание окончательно себя убедить, что я не тот, который тебе нужен…
Нытье ли это было у Василька или вероломство, или все-таки давила еще обида за её исповедь перед попиком, но так сказал! На что она ответила еще более расстроенная:
– Да, нет, это же больно.
– Это очень больно….
– Отдаться, раскрыться и… пойти навылет! Мы не зацепились ничем.
– Ты сама устремилась на вылет. Так, что не было никаких сил тебя удержать. И началось твое движение, видимо, по дороге в церковь где-то.
– Ты агрессивный антиклирикал, для меня это непонятно, болезненно в тебе, и трудно переносимо.
– Ну, я такой вот и сякой…
– Когда мы шли в храм, ты о чем говорил? Я даже сказала, что надо бы покаяться. Но я не чувствую раскаяния и более того, я истосковалась по физической близости, и хочу еще!
Чего тебе еще надо, парниша?! Каких еще слов и признаний?
Василий гнул что-то свое и продолжал тянуть ту же самую противную волынку отчуждения:
– Я – антиклерикал. А ты – исключительно терпимая ко всяким там чужим мнениям и миролюбива, и никак не даешь знать о том, что у тебя совсем другое и даже противоположное мнение?
– Но в храме – другой мир. Другой ритм, и я сподобилась исповедаться, у меня была огромная надежда, что и ты сделаешь то же. Это бы нас по-настоящему сблизило!
– Ну, да… И еще более, если бы я просто всюду опережал тебя по дороге в храм… А мой бог и так меня знает и видит, и знает исповедь мою!
– Понимаешь, если бы мы с тобой познакомились как-то иначе, я бы не предъявляла к тебе таких требований… О каком боге ты говоришь? – здесь Мари-Анна воскликнула уже с крайним недоумением и отчаянием. На что он ответил не без язвительности:
– А ты сейчас не похожа на антиклерикала? – и подождав немного, добавил давно уже сказанное. – Мой бог не тот, который дает, например, заповедь «не убий» и тут же посылает и даже научает, как надежнее убить других…
Марихуанна отвернулась, он почувствовал, что и заплакала. Но уже не мог остановиться в жестокости:
– Мой бог не говорит, что кого люблю, того и наказываю. Мой бог никогда не ревнивец, потому что нет того или тех, к чему бы он мог ревновать. И мой бог не имеет мстительности и духа злобы, и потемнения разума ни на кого не посылает. И мой бог никого не карает, но милует! Мой бог – Истина, и нет на Нем никакой тени. Мой бог никак не недораземение человеческих заблуждений и никогда не поступает и тем более, не мыслит, как человеки.
…За эти слова в другом месте можно было бы расстрелять Василька, но здесь, возможно, хватило бы и пощечины. А Мари повернула к нему свое красивое лицо со следами слезинок и спросила кротко:
– Ты еще хочешь мне что-нибудь сказать?
– А ты можешь терпеть меня?
– С трудом, как видишь. И дело не в том, что я тебя не могу терпеть, но прелесть, в коей ты пребываешь, для меня она трудно воспринимаемая.
– Нет ничего против того, чтобы эти же слова можно было вменить и тебе… Насчет прелести.
– Если бы ты сразу сказал, что ты агрессивный атеист, у нас была бы непродолжительно-необременительная переписка и все! – заявила Марихуанна и добавила. – Для четкости в этом вопросе надо иметь третейского судью.
А он продолжал демагогию:
– И таким образом, о моем антиклерикализме… Тем, кто себя считает неопровержимо правильными, будет как-то ну, очень не объективно заявлять так. Атеист? Да, я не мог тебе это сказать. Потому, что я не считаю себя атеистом. Я и не знаю, что такое атеизм. А то, что некоторые себя к этому разряду относят, ну, так это они с таким же успехом могут назвать себя и богами, и горшками – хоть как! От этого ничего не изменится. Все веруют, сама знаешь, даже бесы.
Марихуанна более не находила в себе сил продолжать разговор.
– Окей! Извини, что побеспокоила и сегодня, и вообще!
А он не согласился:
– Это, правда, очень серьезный вопрос. Я не хотел бы с тобой спорить, но так складывается. И не хочу, чтобы ты уходила от меня… Не уходи! Не отрекайся! Вернись!
Остров Везения
Если вы когда-нибудь мечтали бросить рутину, махнуть рукой на заботы и сбежать на какой-нибудь чудесный остров, то вот он – расположен в районе Французской Полинезии, входит в архипелаг необитаемых островков моту. Сюда не ходят поезда, здесь, вообще, посторонним делать нечего – закрытая зона. А красотища – горные склоны, густые леса, водопады, прохладные реки и ручьи, поляны с необычными цветами, ожерелья коралловых рифов, множество диких животных, сказочные птицы, изумительно красивая лагуна, ослепительный пляж и всегда тепло! Без солнечных очков и купального минимума здесь вам делать нечего.
На широкой террасе шикарной виллы с видом на море, оформленной в стиле уличного кафе, за одним из столиков сидели трое респектабельных мужчин и лениво смотрели вниз – на волейбольную площадку, по которой порхали шесть очаровательных красоток, играя в мяч и томно, наигранно попискивая почти что при каждом движении. Здесь же в окружении тропических растений был устроен огромный бассейн с подогревом и фонтан.
…В полумиле от берега я заметил великолепную яхту, должно быть, едва дрейфовавшую вдоль коралловых рифов, а слева от виллы на склоне горы среди деревьев проглядывались крыши коттеджей, то есть какое-то постоянное население на острове имелось, возможно, обслуживающий персонал. Справа у входа в лагуну хорошо просматривался покачивающийся на волнах самолет-амфибия военного класса, за ним небольшой прогулочный гидроплан.
Охрану я все-таки нашел. Она располагалась на трех, хорошо укрытых деревьями вышках, вероятно, имелись еще незаметные площадки наблюдения. За самой виллой и много выше ее в густой листве поблескивал стеклянный купол, конечно, центр спутниковой связи.
На столике перед мужчинами лежал открытый лэптоп, можно было разглядеть заставку на экране: 819. Видимо, это была обложка какой-то папки с документами. Через некоторое время на террасу в сопровождении двух телохранителей вышел еще один господин по виду много старше сидевших за столиком. Они сразу же вскочили со стульев и встали в учтивых позах. Господин поприветствовал их, поочередно пожал каждому руки и предложил расслабиться. Перекинувшись дежурными фразами, они перешли к делу – это легко было понять, потому что один из молодых мужчин развернул лэптоп и начал показывать его содержимое. На первой же включенной обозревателем фотографии во весь экран красовалась физиономия Ицхака Лотера.
Щелкая пальцем по экрану, сотрудник поочередно продемонстрировал рожицы Батуты, Вуди, Али-Лешки. Затем мелькнули изображения руководителя Таганрогского штаба по чрезвычайным ситуациям Лосева, протоиерея Геннадия, еще каких-то лиц, а также некоторых зданий, городских улиц и много фотографий из зоны порта.
После непродолжительного обмена мнениями, мужчины стали рассматривать дополнительные материалы, некоторые из них однозначно представляли собой спутниковую съемку, карты и схемы. Разобрать, о чем же говорили между собой неизвестные, мне не удалось, а переводчика у меня с собой не было. Но кое-что все-таки удалось понять: в Таганроге орудовал глубоко законспирированный агент одной из влиятельнейших в мире иностранных разведок и его номер или шпионское имя было «Последний».
Таинственные мужчины представляли особо секретную службу, похоже, что не очень бедную и с неограниченными полномочиями. Между делом они несколько раз упоминали название «Антигона», очевидно, так и называлась миссия, ход которой они контролировали.
А что же остров? В принципе это я понял с первого раза – прекрасно оборудованный среди океана райский уголок оказался настоящим никому не известным убежищем и, по крайней мере, резервной ставкой какой-то таинственной Корпорации. В глубине острова находилась хорошо замаскированная и в полной боевой готовности система противовоздушной обороны, вероятно, высоко в горах и под прикрытием раздвигающихся скал базировалась береговая артиллерия и там же – подземные помещения, склады и все необходимое на случай любой катастрофы. И вам не стоит труда догадаться, что никому не известный остров при необходимости в самое короткое время без проблем мог бы принять и разместить в безопасности какое-то количество вип-персон, разумеется, с семьями и чадами в полном составе.
…Обыскав офисное помещение солидного господина, руководившего агентами на террасе, я не нашел ничего компрометирующего и того, чтобы могло пролить свет на закулису – пачки денег, утонченный наркотик, пистолет с глушителем, ничего не значащие акты и перечень счетов в зарубежных банках на бумажных носителях.
Обшарив спальню господина, был немало озадачен. Елы-палы! И здесь – 819! Под подушкой у босса оказался комплект Baci Lingerie BL 819. Производство США. Кокетливый и чувственный комплект состоит из лифа с мягкими чашечками и трусиков-стринг. Модель украшена тонким цветочным кружевом, создавая романтичное настроение. Лиф фиксируется на шее и на спине. Изделие также декорировано маленькими бантиками.
Что же удивляться, если и в тумбочке возле роскошной кровати оказались кинутые как попало кольца, утяжки на пенис, наручники, упряжь, бра, сбруя, маски, кисточки, плети, кнуты, шлепалки, фиксаторы, бондажи, двойной вибратор с усиками. Не составило бы труда выяснить, для кого этот господин хранил в укромном местечке эротический антураж. Возможно, он сам для кого-то в определенных ситуациях желал быть эффектным и чарующим! Но эти детали уж, вряд ли относились к тайной деятельности спецслужб. А тем паче – к моим интересам.
В провинциальном Рыльске многие жители нет-нет, а мечтают махнуть куда-нибудь в тропики, в Египет или Доминиканскую Республику. На Ибицу из Рыльска вряд ли кто-то ездит.
* * *
Если миром руководят геи и разноцветные сексуальные меньшинства, человечество однозначно, достигло наивысшей ступени расцвета, после которой только распад, загнивание и каюк. Не поленитесь вспомнить про Содом и Гоморру, где ангелам чудом удалось избежать участи быть отраханными в задницы, когда они заявились к Лоту, с намерением испепелить эти погрязшие в блуде города… Так что же случилось бы ныне, явись, а хотя бы и полчища ангелов вразумлять распоясавшее человечество – и, например, в те самые 14 стран, которые, легко поправ массовые протесты нормально ориентированных сограждан, парламентами и решением властей совсем недавно узаконили однополые браки, дозволили извращенцам подбирать детей из приютов и жить так, как будто они уже большинство и посему – цвет, совесть и благодать цивилизации!?
Операция «Цепной Армагеддон»
Шалопай Эндрю, как самый честный хакер, ломал пароли, сайты, изучал подробно цель, на которую наводились ракеты с папиного дивизиона. По ходу он вычислил, все координаты, а также обнаружил, что та же цель интересует ряд спутниковых координаторов, расположенных где-то на Аляске: зарубежные силы космического контроля отслеживали параметры аналогичные тем, что отражались компьютерами российской секретной базы. Кроме того, Эндрю быстро узнал, что в Америке и в оперативных штабах ее союзников эта цель получила название «Антигона», более того, появились файлы, указывающие на то, что в отношении «Антигоны» задействован какой-то стратегический план «Цепной Армагеддон».
Повозившись с материалами, парнишка увидел примерный сценарий этого плана и удивился, что папина ракетная база внесена в список первоочередных объектов, подлежащих уничтожению вместе с 99-ю российскими городами, 132 подводными атомоходами, 17-ю передвижными наземными комплексами. А начаться все должно тот час, как только папина ракета будет выведена на стартовый режим. Это означало одно: «Антигона» должна стать предлогом для массированного ядерного удара по всей российской территории, а запуск ракеты с папиного дивизиона послужит сигналом начала операции и, разумеется, сама ракета будет сбита где-нибудь в районе Таганрога.
Но и со стороны остатков российских стратегических сил, оказалось, есть и уже готовится какой-то секретный план под смешным названием «Кузькина мать». Тем интереснее стало для Андрюши: почему это вокруг «Антигоны» сосредоточено столько ресурсов и чем же она так обеспокоила мировое сообщество?
…Здесь будет не лишним заметить, что и «Фантасмагория креста и розы» попалась в поле зрения Андрюши. Он быстро вышел на сервер Оборонного ведомства и вычислил: «Фантасмагория» – авиационная станция целеуказания. Российская авиационная станция, служащая в качестве системы целеуказания для противорадарных ракет Х-25МПУ и Х-58. Основное предназначение – уничтожение живой силы, комплексов ПВО, укрытий, мостов, самолетов, вертолетов, кораблей, огневых средств, бронетехники. Станция может осуществлять свою деятельность в любое время суток, как на поле боя, так и за линией фронта, на расстоянии до 450 км, охватываемый диапазон высот – 30 – 5000 м. Тип РЛС и координаты авиационной станцией целеуказания «Фантасмагория» определяются по РЛС противника.
А что же в таком случае «крест» и «роза»? О! Не достаточно ли вам довериться, наконец, собственной интуиции? Впрочем, чуть ниже все объясню.
Между тем, малолетний хакер Эндрю, покумекав и повозившись с различными серверами, вспоров еще несколько паролей секретных служб, вышел на изучение гало– и лазерных технологий, с помощью которых по всему миру давно уже создаются грандиозные видеоэффекты, те же голограммы, поражающие воображение публики на олимпийских играх, крупнейших футбольных баталиях, и которые привычно демонстрируются во время проведения массовых шоу-представлений. Цель «Антигона» в компьютерных системах представляла собой пустое место, по которому почему-то должны были бить ракетами, наносить удары с воздуха, моря и суши. Андрюша чрезвычайно удивился такому обстоятельству: зачем же взрослые дяди собираются шпынять друг в друга мегатоннами боеголовок, и вот-вот готовы начать заваруху со стрельбой в заливе. Если бы еще над Таганрогом висела летающая тарелка, какой-нибудь другой космический объект, куда бы ни шло – можно было бы и пострелять. А здесь явно какое-то недоразумение или что-то такое, с чем человечество еще не сталкивалось. Это Андрюша увидел однозначно.
* * *
Агент Санатор прибыл с очередным донесением в пределы старшего архонта Филимона. Глянув на флэшку, тот сразу же скривил рот.
– Опять наловили менталов? Пустопорожняя лирика?
– Нет-нет. Там дальше посмотрите, светлейший. Получен весьма любопытный материал. Наши подопечные имели Лилло-контакт, детально записаны последующие их волновые регистры, вибрации, отсканированы и записаны на видео маршруты передвижения.
– Лилло? А с каких это пор вы так слишком научно выражаетесь, сержант Санатор? – Архонт оживился и предложил подчиненному прилечь на коврике против его роскошного дивана. – Почему вы не скажите прямо «сношались»? Имели близость. Ну, или это еще, сек-сек… – Архонт запнулся, – Ну, как там у них это еще называется?
– Сексовались, Ваше светящееся высочество!
– Вот-вот! А вы мне что грузите? «Лилло-контакт»! Да, они даже духом не ведают, что мы это их дело здесь так называем. Знали бы, так, наверное, оборжались над нами. Да, и не мы, а в наших духовных училищах профессора придумали это дурацкое «Лилло». – Архонт рассмеялся.
– Но вы ведь, светлейший, знаете, что это у нас от Лилит. Она первая из наших попробовала в земных условиях достичь оргазма и эякуляции… С тех пор и пошло.
– Ну, ладно, погодите, Санатор, дайте вникну, чего вы надыбали на этот раз. А вы покурите пока чего-нибудь. Да, вот попробуйте те листья, – Архонт лапой указал на стоящий слева от дивана фикус, похожий на декоративную пальму. – Мне это товарищ с Нибиру подбросил. Небось, не пробовали. Но сразу скажу, задиристая вещь!
Пока старший по званию изучал материал наблюдения, сержант Санатор вкусил травки с Нибиру и уже, расслабившись, пустился в прострацию.
– А я вам так скажу: подлец этот наш Василек!
– Что вы имеете в виду?
– Что-что! Девушку жалко. Божий человек! А женственна-то как! Кинул он её, этот вольнолюбивый парубок. Как говорят земляне, поматросил-поматросил и выбросил…
– Не сгущайте краски, Санатор! С каких это пор вы симпатизируете верующим землянам?
– Не симпатизирую, а уважаю твердость отдельных экземпляров. Вот бы нам, небожителям, явить такую веру! Такую преданность! И твердость!
– Ну-ка, ну-ка, еще что скажете? Небожители? Вы прислушайтесь к тому, что только что сказали «не божители». Мы – не божители! – командир рассмеялся.
– Это атеисты что ли? Но ведь вправду, струсил он! Трус и пижон! Соблазнил девчонку и тут же в кусты! Каков мерзавец! Я сразу видел, что он не тот, за кого себя выдает и что он мнит о себе! Хмырь болотный, гнилой образец! Зачем их вывели друг на друга? Что в нем такого нашли? Мозгляк, дешевка!
– Санатор, а не пора ли вас отстранить от дела? Вы не можете заниматься объектами при таком своем отношении к ним! Вы бы свои эмоции остудили! Тем более, вам скоро командировка на их планету! Смотрите, экипаж еще не сформирован, вся группа специалистов будет тщательно перепроверена! В том числе и на психо-эмоциональную устойчивость…
А в чем же он, по-вашему, струсил? Почему он не прав? Зачем ему эти убежденные верующие, если вы сами прекрасно знаете, что верят они совсем не в того, в кого нужно! – заинтересовался Филимон.
– Нет, она верит в того, в кого нужно! Не глядит на чины и форму! Она и в церкви – все равно не их!
– Но Гульф разве это не чувствует, не знает? И почему это вы решили, что он не верит в того, в кого нужно?
– Да этот Гульф, а как точно вы ему кодовое имя дали! Гульфик! – он сам не понимает, в кого верит. Трус он. Моральный урод! А вы знаете, чего он на самом деле испугался?
– Ну-ну? Очень интересно.
– Ее страсти! Силы ее женской! Для него слишком много! Слабак он в этом деле! И потом, не смейтесь, но он и есть дешевка и подлец – нашел к чему в ней придраться. Понимаешь ли, не те она трусики надела для встречи с ним! Стринги, видите ли, его шокировали! Да, очень даже модные сейчас трусики, вполне гламурные, для любого мужчины обладательница их – лакомый кусочек! А он, что? Тьфу, говорить противно!
– А что он? Он правильно рассудил, что как же так может певчая в православном храме и вдруг в стрингах! И это она! Наставляющая его! Много поучающаяя в вере, и носит под платьем иноческим такую развратническую атрибутику?!
– Так она что ли должна была надеть для любования своего Василя панталоны до колен? Поймите, таких одежд у них уже лет сто никто не носит! Даже в домах престарелых и то, совсем другой комплект белья!
– И потом… Ну, так уж из-за одних трусов этих стрингов! Его оскорбило то, что она побежала сразу же утром к попу исповедоваться. Значит, посчитала их близость грехом! Она манкировала его к ней возвышенные мужеские чувства!
– Да какие там чувства, ваша светлость? Бросьте! Еле вымучил он их, эти свои чувства. А уж как пыхтел, а как стращал ее до того! Посмотрите наши отчеты! Прям, можно подумать, такой гигант! Приап! Уж если бы сама она не постаралась, то и эякуляции черта с два дождалась! Сама себя и подогрела, а так – не с его дрожащими коленками доводить ее до оргазма! Кишка тонка у вашего княжича! Вот в чем главная причина! Он теперь ищет предлог, как бы от нее хитро сбежать! Не по нему она! Мелкий слишком, как это говорят земляне, вот вспомнил, мелкий бес он! А не мужик! Пустобрех! Вот чего я не люблю в людях!
– Это вы зря! Романтика какая-то веет от вас, Санатор! Ваше дело – бесстрастный анализ! Анализировать, а не заниматься сочувствием! Это вы для другого времени, для другого случая приберегите в себе, когда выйдите, например, на покой, то и будете строчить мемуары! Вот и отведете тогда душу с атмой и дхармой! И бесам молодым в академии на лекциях расскажете! – Архонт Филимон не понимал возмущение подчиненного и продолжал ворчать. – Можно подумать, он никогда раньше не видал этих стрингов-тангов! И ни с кого трусов не снимал!
– Да уж, знаем, чего он там повидал, а чего не по его зубам! Блудник он! Самый отменный! А небось, мнит себя святошей…
– Да, ладно, успокойтесь, сержант! Разберемся!
Конец Первой книги
* * *
Это - я, Кот Босиком, продолжаю записки. А что вы хотите? У меня тоже бывает, приходит на ум такое, что кроме меня, в это никто не верит.
Я хочу подарить тебе тебя. Дар бесценный! Я поделюсь с тобою такой смешной своей одной мыслью. У меня картинка стоит заставкой на экране монитора: река на повороте вольная, могучая, а по берегам дремучие леса, а еще выше - заснеженные горы. Тона - в основном голубые, много белизны, немножко едва ли не прозрачной зелени и блики солнца на далеких вершинах гор. Вот посмотришь, там у самого берега волны дают цвет расплавленного золота! Прямо, как пролито оно. В воде прибрежной. И я не думаю, я убежден, что это золото есть в составе тех гор, которые обрамляют небо. Оно в горах этих рудой лежит несметно. Но! почему простое отражение, самые обычные блики света дают вот это расплавленное золото в воде?! Ведь это же просто обман зрения! Это обычный оптический глюк. А мне кажется, что именно вот в этом ирреальном отражении и есть весь смысл или хотя бы какая-то неведомая нам сила, которою творятся горы, реки, и небо само, и золото! И это невероятно, это даже как бы наивно по-детски, это алогично и, мол, вот, волны в плавной реке и блики света ну, никак, никак и ни при каких условиях не могут влиять на внутренний состав этих гор. А у меня - влияют. И еще как! И не меньше даже, никак не меньше, чем у тебя - на твоей картинке - игра света в океане или в деревьях, или в траве и цветах. Дар никчемный?
И я вспоминаю, это точно из детства! Я тогда на маленькой свой планете изучал её устройство, и всё мне было дивным и смешным, и восторгало. И стрекозы, и травинки, и какие-то камушки со дна нашей речки. Я находил два кварцевых кусочка и чиркал ими друг о друга и удивлялся запаху тех искр, что мне удавалось высечь из камней. Знаешь, он чем-то похож на запах черемухи, её коры. И я рассматривал камушки увлеченный, не замечая любопытных слепней, которым, покусывая меня, все-таки тоже хотелось разглядеть, на что же я смотрю в полуденное лето...
И в камушках тех я видел мелкие, совсем малюсенькие крапинки - как бы золотую пыльцу. И вот тогда мне показалось, что я знаю, откуда берутся изумруды и самоцветы, о которых я читал в своих удивительных детских сказках - из запаха! И возможно, в нем также есть привкус черемухи. А еще лепестков роз... А еще свежескошенной травы. И запах теплых волос. О! это уже словами не передать.
Таким я и остался! Совсем с антинаучным представлением о составе и устройстве мира! Но он у меня ничуть не хуже, чем миры иные - и физически, и молекулярно правильные. Мой мир - он тоже есть, и в нем всё живо! Приходи ко мне. И все, что есть у тебя, бери с собой. Нам места хватит!
И вот я дарю тебе еще черемуховый вкус твоих глаз! Красиво. Завораживает. Нет, потрясает. Нет, успокаивает. Нет, оставляет недосказанность. Хочу придти и сказать: здравствуй, это я! Горечь, горечь, вечный привкус на губах твоих, о, страсть! А здесь больше, чем страсть. Здесь - огромный и чудный, и такой живой и любящий, все-таки любящий жизнь мир или только всего лишь несколько мимолетных кинокадров из бесконечной ленты бытия? Невозможно, если все это только твое и мое воображение. Но если такова у него сила, то я начинаю понимать, какою силою Бог творит миры.
***
Мир наполнен Сочетание букв, цифр, знаков символов - круги, узоры, лабиринты, замысловатый декор, интересная композиция - это всегда хитроумная головоломка, ребус, понятный только посвященным, и совершенно не замечаемый посторонними - то есть магия, колдовство и оккультизм во всей своей красе, магия по улицам городов, в предметах быта и в культовых сооружениях, правительственных зданиях, в униформе, в печатях и гербах, тем более в денежных знаках , так туристы бродячие по средневековым кварталам современных европейских городов восхищаются причудливостью фантазии старинных мастеров, находят эстетические прелести в скульптурах, архитектурных ансамблях и совершенно не имеют понятий о том, какой смысл и что за тайнопись в них заложены.
И ведь мало кто из людей думает о том, что все эти невинные виньетки-розетки, фигурки представляют собой некую шифровку, доступную для прочтения лишь посвященным, а то, что они могут исполнять роль, например, каких-нибудь резонаторов или целую комбинацию приборов со свойствами магнетизма, способных создавать, а может быть, и гасить различные энергетические поля, особым образом влияющие на физический мир и сознание людей (подсознание - в первую очередь) - об этом обычные люди, вообще, не думают.
Между тем, в человеческой среде есть те, кто издавна чрезвычайно увлечен изготовлением сего рода продукции - от разного сорта поделок, и будто бы безобидных украшений, изображений, знаков и символов - до магических талисманов, оберегов, наговоров и заговоров, и вера народная в действенность их сильна. Но в той же мере, если еще не больше невежественных простолюдинов, в силе символов чрезвычайно убеждены оккультисты. В системе и правилах использования таинственных знаков, магической ими манипуляции - они видят весьма эффективные способы управления материей и кое-чем еще более серьёзным - скрытыми за материальными, физическими законами, предметами и явлениями - невидимыми силами, понимаемыми, как сакральная, духовная и "потусторонняя" энергетика.
Не в меньшей (чем талисманы, мелкие значки, фигурки, орнаменты, скромные розетки), а гораздо в большей мере этим задачам очень часто служат разного рода сооружения - от кажущихся примитивными каменных композиций до огромных мемориалов, храмов, зиккуратов, пирамид, специальных зданий, где в их устройство с умыслом заложены определенные магические и всегда смысловые константы и параметры. Отсюда можно понять особое внимание тех же масонов и служителей религиозных культов к «архи-тектуре», то есть - к высшей (или свыше) текстуре (ср. - тексты). Такого рода объекты возводятся не просто, как хозяйственные, бытовые или культовые, обрядовые постройки, но как своего рода машины, способные производить, отражать или аккумулировать невидимую глазу энергию. Те же церковные храмы или пирамиды, зиккураты по убеждению их создателей могут быть трансформаторами, резонаторами, отражателями и т.д. Посвященные в эту каббалистику имеют при себе целые трактаты, и в основном - тайные. Из этой области тайноведения для широкой публики доступно лишь то, что выведено под понятия "золотое сечение", Числа Фибоначчи...
Так что, согласитесь, назвать всё это вместе сказками, чепухой, глупостью будет по крайней мере опрометчиво, если не явить при этом глубочайшее невежество или тактическую хитрость, дабы скрыть для посторонних доступ в мир очень важных для кого-то секретов. Специалисты осведомлены о воздействии на человека, на его органику и на его психику не только различных цветов, звуков, невидимых волн или аномалий, но и различных сооружений, конструкций, материалов, искусственно созданных форм и объектов. Человек не может быть вне этого влияния, если не прибегает к специальным мерам защиты и безопасности. С учетом вышесказанного есть основания утверждать, что создание специальных предметов в виде амулетов, талисманов, рисунков, символов, а тем более - сложнейшая постройка различных архитектурных сооружений не могут быть одним лишь невинным ремеслом и промыслом отдельных и никем не управляемых фантазёров - любителей симметричных фигур и знаков.
Речь скорее всего идёт не о попытках, а о хорошо известных в узком кругу посвященных приёмах и способах подключения к невидимым физико-химическим связям, электрическим, магнетическим, метафизическим и неизвестно еще к каким, существующим и действующим в Природе и Мироздании явлениям, полям, каналам, то есть - к энергетическим, информационным сетям вещественного и духовного миров. И сегодня в мире такого вида подключения становятся еще более изощренными: этим пользуются в своекорыстных и не всегда благих интересах - с целью не только подглядывать, но при возможности и воровать недоступную в обычном порядке информацию, в крайнем случае чтобы торговать этим нелегальным товаром или его подделками, что в целом похоже как на заурядную, злостную контрабанду, так и на профанацию и еще очень часто - спекуляцию. И опять, если не говорить здесь о возможностях современного человечества лабораторным путём разрушать физические поля, атмосферу, возбуждать земную кору, создавать искусственные природные катаклизмы, изменения климата, гео-магнитные бури и прочее в таком же духе.
В конце концов никто же сегодня не удивляется тому, что в руках у вождей земной популяции есть вполне реальные средства для того, чтобы уничтожить всю Планету в течение нескольких минут, помимо того - циклопические сооружения непонятного, строго засекреченного предназначения. А может быть они для того и построены, чтобы проводить эту же процедуру мучительно-больно и незаметно, выборочно по территориям и географическим поясам и в растянутом до максимума времени... Шутка?
Таинственные Знаки и Символы, какой бы силой они не обладали в прошлом, утрачивают значение и энергетику, если они переходят к толпе и употребляются где ни попадя с разными смысловыми значениями и нагрузками. Так идеал утрачивает свои свойства, едва перейдя границу реальности и становясь ее неотъемлемой частью, так ценная вещь, многократно скопированная и размноженная ширпортребом, становится безделицей и чаще всего пустышкой. В древности мудрецы знали об этом свойстве символов и знаков, потому и берегли, и хранили их, как зеницу ока. Но они же знали: если ты желаешь низвергнуть силу чьих-то святынь, то и предай их в пользование разноплеменной толпе, и пусть каждый применяет, как хочет и употребляет, где и по какому случаю вздумает! Они, эти ценности, заключенные в символах и знаках, получая многозначимость, обретают бессмысленность и после того становятся бесполезными, а сила покидает их!
И это вполне применимо к тому, что происходит сегодня со свастикой, пентаграммой, гексаграммой, известными жестами (римский салют, коза (рок), виктория и другими, некогда важными символами, знаками, имеющими внутреннюю энергетику и соответствующие значения. Новое время откроет новые атрибуты и символы, не подвластные осквернению и разорению. Но опять же - до тех пор, пока и они не станут добычей толпы.
Пришелец в заливе Таганрога мало-помалу начал раздражать даже дворовых кошек.
- Если ты - Сын божий, то чего же медлишь? Делай то, что назначено! Или свали вон! - Это с берега злобно орали кем-то нанятые подростки; огромные пластиковые фляги с пивом ломились в стоящей неподалёку палатке, и там деловой и опрятный с виду мужчина отгонял назойливую молодежь, шикая на них и подзадоривая:
- Мало! Мало еще поработали! Не заслужили!
Кто-то из зевак опознал в дежурном по палатке депутата из фракции "Наши", правда, с ним заспорил такой же зевака:
- Да, какой же депутат с этой рожи?! Он - из Макшиновской группировки, его дружки вот, пасут местный овощной рынок!
- Да, ну? - засомневались в толпе.- А что это еще за макшиновские?
- Станица такая, Макшино называется, - пояснил наиболее осведомленный.
- А что это вы тут базарите?! Правильно молодежь вопрос ставит! - пресек стихию толпы толстомордый и так же опрятный с виду, и с понтом не имеющий никакого отношения к подстрекателю из палатки, пенсионер. - Давно пора некоторых вывести на чистую воду!
Народ возбужденно загудел.
- И то правда! Хотя бы речь какую толкнул! Или рыбок сушеных подал на всех, - раздались голоса от зевак.
- А пиво тебе кто подаст?
- Кто-кто? Он и подаст!
А вот на днях к Земле опять приблизился блуждающий астероид. И всего-то в 72 тысячах км от нашей Планеты. Спасут ли деньги? Нет. Но удержите ли вы себя, если весь мир сведёте к овчинке своего земного здесь прозябания? Нет.
Вы понимаете, чем оперируют и оперировали много тысяч лет назад мудрецы этого мира? Тем, что человек – есть существо несовершенное и склонное, слишком склонное к скотству. И эта тяга к скотству стала религией. Доктриной, на которой базируются управители Земли: раз человек столь мелок и ничтожен, всегда готов на мерзость и на гадость, и на воровство, и на убийства, то чего же нам ещё?! Рыдать ли рядом с ним, пав на колени? «А что рыдать-то? Если мы сами – такие же убийцы и воры?!» – благоразумно решили особо продвинутые уголовники. И стали жрецами. Королями. Князьями. Папой римским.
И вот вас ждет событие. В небе появится объект и будет висеть некоторое время. Вас к этому уже готовят хозяева информационного контроля. Другие службы этой же Системы вас продолжают устрашать всякого рода кризисами. И если где-то что-то не так уж и страшно, вам вмиг предоставят весь набор соответствующих услуг по деструкции и дестабилизации – свиной грипп и собачью диарею, поголовную вакцинацию и крушение финансов, подрывы и взрывы, локальные войны и войны побольше.
Нет ничего дороже тебя, Человек! Смотри, что ты делаешь!
Поговорим еще, пока есть время.
Интернет как осознанная реальность
– Интересная картинка получилась! – Али-Лешка обвел взглядом друзей. – Кто бы мог подумать?
Игорек прекратил тасовать колоду и демонстрировать умопомрачительные фокусы – он ловким движением забрал карту у Ботаты, не известно как попавшую в рукав его пиджака. Оказалось – восьмерка бубна. Еще одну карту он тут же нашел за ухом у смеющегося Вуди и продемонстрировал: девятка пики. Он сбросил всю колоду на стол, где у Али-Лешки была развернута таинственная и, пожалуй, никому не известная на земле карта, поверх ее валились листочки с какими-то рисунками. Колода упала красиво, ровно, рубашками вверх, но одна карта вдруг из нее выпала и открылась – туз червовый! Зрители многозначительно покачали головами и выдали жиденькие аплодисменты.
– Ну, рассказывай или покажи нам свою картинку, – обратился Лотер к альтаирцу.
– Я о том, что произошло в заливе. Смотрите! – Али-Лешка взял со стола листочки с рисунками. – Видите треугольник? Это – Таганрог, а точнее – схема расположения семи церквей, храмов – они и образуют этот треугольник. Самый новый храм на севере – верхняя точка треугольника, это который построен недавно в честь Иконы Божией Матери «Одигитрии», Путеводительницы. На одной линии к морю – храм Троицы Живоначальной, церковь Всех Святых и приход Николая Чудотворца. Это основание треугольника. Получился замкнутый энергетический контур. Надеюсь, пояснять, какие невидимые частоты концентрируются вокруг позолоченных куполов любой церкви, никому не нужно. По сути, каждый купол – своего рода двигатель, стремящийся поднять строение в космос. Древние мастера знали, что сооружали и почему выбрали эту, а не другую форму.
– Понятно! Значит, эти церкви и породили призрак в заливе? – любопытный Игорек забежал вперед и перебил альтаирца.
– Нет, не совсем так. – Али-Лешка собрался до конца пояснить ситуацию. – Теперь в церквах, как и везде, поставлены пожарные сигнализаторы, счетчики – они напичканы транзисторами, мелкими датчиками, излучателями, создающими дополнительное электромагнитное поле. А вот еще один любопытный треугольник. Посмотрите на карту города. Он так и называется «Марцевский треугольник» – железнодорожная и автомобильная развязка. Очень оригинальная энергетическая машина, если учесть, что представляют собой рельсы и, кроме того, протянутые по всем сторонам линии электропередач. Эти два таганрогских треугольника в какой-то момент стали работать, как один мощный генератор излучения, перекрывающий огромную территорию. Но прибор оказался заземленным, поэтому невидимым с орбиты и тем более – из космоса. Получилось нечаянно, но это излучение притянуло на себя сигналы космического маяка, который установлен на этом участке еще во времена Гипербореи и с тех пор никем не проверялся!
– И ты что-то сделал? – полюбопытствовал Ботата.
– Нет. Еще не сделал. Этим займусь сегодня же ночью.
– Вот оно, почему у них почти каждый год рыба в заливе выбрасывается на берег! – высказал догадку Лотер и посмотрел вопросительно на друзей. – Вы почитайте газеты! Все время пишут об этом.
– Тысячи рыб! Да, в Таганроге еще непонятные катастрофы были – в центре дом вдруг обвалился, людей много погибло, и земля неспокойной стала, – подтвердил Вуди.
– А Рада Лоа – этот красивый большой бог в заливе, о нем знают наши племена! Он должен придти в конце времен, бородатый белый человек. И его вызвали «треугольники»? – спросил удивленный и даже ошарашенный Ботата.
– Это – Макента, посланник Олидара, – ответил альтаирец. – Он сейчас в другом месте, а то, что все видят – это только проекция его пути, то есть он стал видимым здесь, над заливом. Но космический маяк он не перекрывает. Они в некотором смысле работают синхронно, но каждый со своей задачей. Я думаю, его не должны были увидеть все, но Олидар почему-то решил, что так будет лучше.
– Но мы же тебя нашли, потому что узнали, что Рада Лоа пришел! – еще больше удивился Ботата.
– Значит, для того и узнали, чтобы нам встретиться! – альтаирец засмеялся. – Но я точно говорю, этот образ, что сейчас все видят в заливе – Сознание Христа в проекции Макенты или, как его еще называют, Мелхиседека, обычные люди не должны были видеть. В Олидаре посчитали иначе. А может быть, свою сыграли роль эти самые треугольники и особенно церкви. Молитвенные люди могли вызвать его образ. Значит, его активация оказалась полезной не только нам. Людям тоже дано какое-то очень важное знамение.
– А ты без нас справишься, или как? – поинтересовался Лотер у Али-Лешки. – Я так понимаю, будешь устранять треугольную накладку. Это не опасно?
– Да, представьте, ничего такого необычного не требуется, нужна обыкновенная ручная работа, но так, чтобы никто не заметил – убрать заземления в трех точках. Для церквей это совершенно безопасно и даже еще надежнее, чем с ними. Купола с крестами – если все сделано правильно, идеальные молниеотводы.
– И Рада Лоа тогда уйдет? – спросил Вуди.
– А вот этого точно сказать не могу. Может быть, какое-то время будет еще виден, хотя для нас он уже сделал, что мог. Но это не здесь! Здесь только проекция – почти как зеркальное отражение – очень сильное поле.
– Может быть, и я на что-то сгожусь? – Вуди показал свою тряпичную куклу с иголками.
– Спасибо, друзья! То, что мне сейчас требуется, это – обыкновенные четыре вилки. Желательно, с пластмассовыми, то есть заизолированными ручками…
* * *
Глупо верить тому, что Интернет сегодня – хаос. Интернет – это сегодня бесподобная и бесплатная база данных. Уникальных. Что сайты знакомств, что «одноклассники» и подобные им сборники личных данных, мнений, неосторожных фраз и желаний. И далее уже форумы и чаты всякие – болталки в онлайн. Для спецслужб они – кладезь информации! И потому сегодня Интернет – СИСТЕМА! Местами пока что дырявая, к счастью. Чем мы и пользуемся. И не ошибёмся, если будем ожидать в ближайшее время продолжения попыток накинуть одну уздечку за другой на интернет, на провайдеров, на авторов и владельцев ресурсов, на комментаторов. И та же продажная Российская Госдума уже давно издала бы самый жестокий закон, да вот спецы из ФСБ, ранее проинструктированные лично «тайным» советником, главным куратором всея России, урезонивают их же, саклясовых прислужников: «Вы готовы прихлопнуть свободный интернет хоть сегодня! А где же мы будем брать столько полезной информации, для вашей же, холуёв наших, безопасности нужной?!»
И гнилая трава русского народа в виде этих продажных думцев, из которых как минимум треть – мздоимцы и воры, пока что заседает по своим рабочим местам, и продолжает содействовать разграблению страны и уничтожению её коренных народов. И интернету пока что удавку такую решительную и прочную не придумали. Тогда работают старым проверенным и богатым на опыт методом внедрения, троллинга. И если не полного, то хотя бы частичного ограничения права на свободу слова. Цензурой обязывают заниматься создателей хостингов и серверов, владельцев систем связи, пугают анонимных комментаторов драконовскими мерами обнаружения и уголовного преследования. Врут про борьбу с порнографией и защиту авторских прав, а выуживают и вылавливают недовольных, думающих не так, как того требует официальная линия, составляют списки запрещенной литературы, ресурсов.
Им хотелось бы контроля тотального и чтобы мысли каждого в ночи или поутру, или в обеденный перерыв, или за ужином – фиксировались и стекали по единой системе и на один пульт, и чтоб каждый был, как на ладони. Скажут, это – во имя борьбы с экстремизмом и международным терроризмом и дабы препятствовать оскорблению религиозных чувств. Вот, Обама: оба-на! Только что сообщил: Аль Каеда готовит новый неслыханный теракт. Как будто «воскресший» Бен Ладен по старой дружбе лично ему позвонил. Прямо из своей штаб-квартиры. На Ленгли.
Мальчики и девочки! Все послушно, дружно и хором усиливаем меры предосторожности! Пользуйтесь предохранителями – только проверенными! и надежными средствами информации. Для вашей собственной безопасности, овцы. А то вот заявится баран и начнет вас смущать словесами для вас совсем не полезными, и вы в стойлах своих осклабитесь и почнёте мечтать о несусветном, то есть об освобождении от нашей мудрой, нежной и надёжной опеки. А так у вас и работка, какая бы она ни была, а всё-таки есть. И кредиторы из банков к вам не очень нахально лезут. И магазины открыты. Если ты исправен и законопослушен, всегда сможешь водочки прикупить на потребное отдохновение и колбаски тебе завернут. А там и «телик» свой посмотришь с дивана в дрёме. Мы футбол тебе покажем. Про любовь, если хочешь, споёт тебе Боря Моисеев. Или про невероятное расскажут. С Анной Чапман. И юмором начинят тебя весельчаки всех мастей по самую крышку! Чтобы утром ты был такой же, как все – готовым к труду и обороне. А если жена твоя чего дурить начнет, начитавшись сайтов неправильных, так и дай ей в глаз, и гордо иди на работу! Или отправь на вакцинацию! Против свиного гриппа, и чтоб родила тебе через годик-другой после той дозы отравы урода-мутанта!
Широка страна моя родная… Я люблю тебя жизнь! И я знаю, что это не новость.
Но будет день, и Интернет срочно заткнут. Потому что они не смогут далее терпеть нарастающего вала разоблачений, фактов, материалов. И доступ к свободному выражению инакомыслия, равно как и для быстрой, эффективной связи единомышленников обязательно будет перекрыт. Это случится в самые худшие времена, что и будет отражено внешними и крайне мрачными для цивилизации событиями.
Пробуждение наступит для каждого, и осознание действительности произойдет. Народы увидят и узнают, какова она, эта действительность на самом деле, и обнаружится одномоментно – кто есть кто. На фоне развалин большинства современных мегаполисов и пораженной радиацией природы человеку вдруг окажется легко думать о том, чего он прежде вообще не брал во внимание и не допускал себе в голову. И кто виноват? Человек увидит тихо и со скорбью невероятной то, что сам и виноват. Потому что таков был его выбор. Он не стремился думать сам. Да и не умел. И питался всякими поросячьими помоями, что ему в подножье кидали сверху «знающие» и владеющие стадом. Хотя и сердце и совесть очень часто говорили ему: оглянись во гневе! Так ли уж праведен и чист твой путь земной?
И голос правды, и укоры совести подавлялись «осознанной необходимостью» быть уверенным в том, что ты – никто и от тебя ничего не зависит. И потому тебе благоразумнее будет всегда – тихо грызть травку, терпеть свою лямку и так же тихо, как свечка, скончаться и оставить этот свет, дабы не надоедать ему более. И он, оставленный тобой мир, понесётся с ликованием дальше. Пожиная, подминая, вырывая с корнями, потешаясь с гиканьем, смехом и ненавистью, насилуя то, что еще осталось чудом каким-то живым, не тронутым и не поруганным.
Ответ монаха-молчальника
…Компания нашла всего два хозяйственных и посудных магазина в Таганроге, нужных вилок не нашли. Зато альтаирец взял у Лотера десять рублей и купил моток попавшейся на глаза изоленты. Она, оказалось, тоже ему нужна. Тогда Игорек предложил друзьям зайти в какой-нибудь ресторан, но тот, что в гостинице, он решил не трогать. Зашли в простую закусочную на Греческой. Лотер отправил компаньонов присесть за свободный столик в дальнем углу. Сам пошел к прилавку, якобы рассматривать меню и цены. На самом деле разглядеть сваленную в мойку посуду и чтобы посмотреть, какие там вилки. Им повезло! В забегаловке оказались вилки, что надо! Но на покрытых белыми скатертями столах посуды почти что не было, сидели помятые и утружденные горожане Таганрога, попивали вино и водочку, закусывали дешевыми леденцами и одним пирожком, то есть вторых блюд не спрашивали.
– Любушка! – Игорек весело окликнул явившуюся за прилавок женщину. – Четыре, нет, погоди, – он оглянулся на товарищей, три по пятьдесят! Один чаек! И чебуреков – четыре! Да, и вилочки, пожалуйста!
Кто бы мог подумать, но Игорек, похоже, уже знал всех официанток и продавщиц таганрогских забегаловок, потому что любил общение, и с простым людом – особенно.
– А! Игорь-Игореха! Здравствуй-здравствуй! Давненько не заглядывал! – радушно отозвалась уже немолодая хозяйка закусочной. – Ой! А я как увижу тебя, сразу вспоминаю Райкина! Ну, похож!.. Как две капли воды! А вилки – сами возьмете! Вона, на самообслуживании.
Культурно и не спешно покушав, друзья не слишком шумно удалились. Замыкающим встал Игорек, он же, сгрудив на поднос посуду, добросовестно, как порядочный посетитель, понес ее к окошку моечной и сдал почти как по описи. Четырех вилок, правда, уже не просматривалось. Любаша в это время отлучилась на кухню.
На улице Лотер вынул из внутреннего кармана добычу, отерев о края пиджака, передал Али-Лешке. Вуди и Ботата посмотрели на него с укоризной.
– Но мы же не… эти! Мы – приличные люди! – пробурчал угандийский премьер.
– Ребята! А кто спорит? – Лотер поспешил оправдаться. – Я положил под вазу пятихатку! Любаша увидит! Кстати, на ней нарисован точно такой же мужик, что вот стоит памятником в сквере, вот за теми деревьями! Петр Первый, между прочим! Да, на купюре написано «Архангельск». Но мало, кто знает, что в Архангельске лишь копия этого памятника! Здесь – Петр настоящий!
В гостинице, когда народ расположился отдохнуть и помечтать, Али-Лешка разложил на тумбочке столовые вилки, достал изоленту и стал мастерить что-то похожее на рыбку с двумя хвостами. Да, нет, то оказалась не рыбка, а что-то похожее на дордже (она же – ваджра, шестопер), тот самый инструмент, которым некогда на Земле резались камни и скалы – волновой прибор, оружие богов.
А что из вилок получилось именно то самое или близкое к нему приспособление, можно было понять по руке Али-Лешки, точнее – по положению его кисти и пальцев, когда он брал соединенные вилки и проверял инструмент на равновесие. Получался знаменитый и досаждающий многим конспирологам жест – поджатые средние пальцы, а мизинец и указательный – вверх! Да, молодежь на рок-концертах, как и сами музыканты часто показывают этот знак. Еще больше и чаще – почти что все американские президенты, магнаты и знаменитости почему-то «семафорят» кому-то этой «козой» – фотками с ними забит весь интернет, что же, посчитаем, что все они – поклонники рока? Знатоки говорят, что это еще и масонский, и сатанинский знак «Вур», он подразумевает голову козла. В этом случае еще более странно – отчего же точно с такими же жестами выписаны персонажи некоторых христианских икон? И более того – не просто жесты, а уже и рисунки схожих между собой предметов, что держат в руках герои и боги с помощью этого самого жеста, оставили нам древние ассирийцы, вавилоняне, шумеры, египтяне, индусы, китайцы…
В общем, эта игрушка понадобилась альтаирцу, чтобы разобраться с таганрогскими треугольниками: очевидно, с ее помощью он и собирался заняться заземлением церквей и ненужными излучателями в Марцевском треугольнике.
Арджуна, Арджуна, не пускай в ход дивное оружие!
Ведь никогда нельзя пускать его в ход бесцельно,
Да и цель без крайней нужды им
поражать не следует…
* * *
Под вечер Марихуанна сообщила звонком на мобильный телефон подавленному и растерянному Василию:
– Я сегодня получила ответ от архимандрита Рафаила на свой вопрос о нашей встрече.
– Ну и?
– Если ты считаешь меня человеком родным, близким, может, тебе будет интересно узнать его мнение?
– Так я тебя и спрашиваю, а ты не видишь…
– Смотри почту, я тебе отправила мое к нему обращение и его ответ…
– Спасибо! Это очень-очень интересно! Я прочту и отвечу тебе…
И вот Василий сначала читал откровения Иоанны московскому специалисту по поповской исиахии:
«Дорогой О. Рафаил! Благословите! Прибегаю к Вашей духовной рассудительности и мудрости житейской. Посредством интернета, через дискуссию на религиозные темы, я познакомилась с человеком, который «приглядевшись» ко мне, стал звать замуж. Живем мы в разных городах. В мечтательной горячности, плененная его интеллектом и совместно (в процессе переписки) созданными виртуальными образами, я согласилась встретиться. Встреча закончилась…интимной близостью (спасением для меня и утешением стала последующая исповедь). Все бы ничего, взаимно данные обеты могли бы стать началом для совместной жизни, мы уже умудренные опытом люди: ему 34, мне 29, – но нас отнюдь не сближают религиозные принципы! Я человек православный, воцерковляющийся, имею клиросное послушание, участвую в Таинствах. Мой друг имеет ум критический и, как мне кажется, настроенный антиклерикански. Мне тяжело слушать его высказывания о церкви, личностных недостатках священства… при этом он убежден и в своей принадлежности к Православию! Во мне присутствует ощущение глубокой разделяющей нас пропасти. Но с другой стороны, может ли наша встреча быть спасительной и при каких условиях? Дорогой Батюшка, через книги я имею к Вам расположение и молитвой поддерживаемое доверие, мудрые советы Ваши уже не раз давали мне опору. Вразумите! Как, под каким углом надо смотреть на подобное общение, если говорить о браке, то при каком условии? Спаси Господь! Многая и благая Вам лета!»
Ответ от известного архимандрита был краток:
«Уважаемая Мари-Анна! Грех не является началом брака и несет за собой только одно обязательство – чистосердечное раскаяние в нем. В остальном, вы свободны: дать свое согласие на брак или отказаться от него. Думаю, что духовная несовместимость станет преградой самому главному в христианском браке – духовному единству. Мне кажется, что критичный ум это порождение гордости, и вам придется столкнуться с полуверием, заключенном в словесную оболочку православия. Вы и так уже подозреваете, что сможете встретиться с непробиваемой стеной слов и внутренней сердечной пустотой. А христианство это, прежде всего, религия сердца. Мне кажется, что ваша совместная жизнь может превратиться в затяжной конфликт, который не приносит никому счастья. Критичный ум плохо воспринимает чужие слова, а если слушает, то для того, чтобы опровергнуть. Это болезнь не менее тяжелая, чем атеизм, но более скрытая. Желаю вам найти достойного супруга».
Василий в тот же вечер переправил мне фрагменты этой переписки и отчасти свой ответ клиросной певчей Мари-Иоанне:
«Очень мудро и на этот раз ответил тебе дающий опору. Про мою сердечную пустоту особенно!
И откровенно о том, что христианство – это религия сердца, подчеркнул. Имея в виду то, что ум и стремление к разумению у попов никогда не приветствовались. А как же иначе владычествовать владыкам и управлять овечками сердечными?!
Только самое смешное то, что и он, этот архимандрит, меня с твоей подачи, глазом не моргнув, изобличает и еще как критикует! То есть и делает именно то, что проявляет «ум критический»! А как же он иначе даст оценку ситуации или моему образу? И его утверждение: «Это болезнь не менее тяжелая, чем атеизм, но более скрытая» – это уже не просто критика, а, пожалуй, что и диагностика! Итак, я у о. Рафаила – больной человек. Ему, пастырю церковному, дозволительно это запретное для простых смертных предприятие: критиковать, кого хочет, производить диагностику и поучать, а мне, невзрачному, почему-то запрещено… Поп, значит, этот – самозваный посредник между стадом овечьим и небом, заранее наделен правом критиковать и «лечить» всех налево и направо. А мне такого права нельзя иметь!
Я вижу, что кротостью спекулируют равно, как и свечками – чтобы иметь поменьше противников и побольше прихожан с непустыми кошельками. Неспособными к самостоятельному мышлению легко управлять. А разве нужны таковые в небесном миротворении?! Нет, это нужно лишь тем, кто на Земле мечтает сохранить за собой власть и право управлять. И они падут, и не будет!
И как же выполнить условие непротивлению злому, и как подставить не только чело и правую руку, но и левую щеку, и даже саму задницу сатане, то есть антихристу или его прислужнику!? Если я все-таки с величайшим превозможением своего человеческого недостоинства хочу выбрать Бога и служить Ему? И мало-помалу я к этому приближаюсь. Потому, что в моей критике, когда я смотрю сердце своё, на самом деле, нет ненависти против тех же попов и против людей, не думающих, так как я. И мои слова не есть гордыня, но боль и скорбь, и желание отвратить уже, пожалуй, неотвратимое – распад, катастрофу…
Знали бы вы, кому молитесь и под чьим присмотром!».
Должно здесь заметить, такого вида почта от Василия ко мне поступила впервые за все время нашего знакомства. Прежде он не был столь откровенным и никогда не раскрывал подробности его отношений с Марихуанной, а тем более – содержание их переписки. Объяснить этот случай можно лишь одним: обращение Мари к именитому церковнику глубоко поразило его чувства. Она, с его точки зрения, вторично впустила в их отношения совершенно постороннего человека – призвав того выступить посредником, для него лично ничего не значащего, а для нее того, кому можно доверить сокровенное.
Первый раз его потрясла ее срочная исповедь священнику в Бельском храме сразу же после их ночи вдвоем. А теперь она едва ли не испрашивала благословение на их дальнейшие отношения у какого-то чуждого ему церковного демагога. И это для Василия был очень серьезный удар, нанесенный с ее стороны – сам факт обращения за советом к постороннему попу и тому, кто, между прочим, учит других: «Чтобы говорить об исихии, вначале нужно научиться молчать».
В Колокве, разумеется, такие важные детали и события не могли пропустить без внимания.
– Ты это занес в протокол? – сержант Санатор строго посмотрел из-под бровей на помощника.
– О! Такие подарки не каждый раз случаются! Непременно! И никто не отмоет! И ничем! Даже кровью! А… на что он намекает, как вы думаете? Что значат эти его слова: «Знали бы вы, кому молитесь и под чьим присмотром»? Он что, имеет видение? Или так, вырвалось от отчаяния?
– Но он ведь прав.
– Ну-да, ну-да…
Небожители по-прежнему исправно исполняли формальности и заносили в досье живущих на Земле почти что все слова и письмена, зная, какова власть у документа, без чего нет хроники и прав для судей.
* * *
– Между прочим, сакральный треугольник напрямую связан с числом 819! И, не поверите, обыкновенными игральными картами! – заявил Лотер друзьям. – Давайте покажу на примере. Смотрите! В полной колоде карт, Джокера не считаем, имеем тринадцать достоинств: от туза и до короля, включая «двойку», «тройку» и так далее. Построим из карт загадочную египетскую пирамиду, что нарисована на долларе. У нее – 13 ступеней. На последней возвышается всевидящее око «Великого Архитектора Вселенной» по кличке Бафомет (Бегемот, Сатана). Число 13 на долларе, вообще, козырное! Если наша конструкция из карт, то в основании пирамиды у нас 13 достоинств, на вершине всего одна карта, этажом ниже – 4, еще ниже – 9, затем -16 и так далее. Внизу пирамиды – 169. Но теперь, если мы сложим числа всех этажей, то получим… 819! Вот он какой, пресловутый и таинственный доллар!
– А я видел! Это, когда мы ездили за тобой! – воскликнул Ботата и повернулся к Али-Лешке. – В Гааге один бармен построил пирамиду из бокалов шампанского – больше, чем два метра в высоту! Точно! Потребовалось 819 бокалов!
– Но это уже делали до него много раз другие. Когда-то такой рекорд установили в Риге, в центре моды и развлечений – пирамида из 819 бокалов шампанского, всего 13 этажей, – поддержал премьера Вуди.
– Вот видите, значит, прав был великий землянин Пифагор! – Али-Лешка одобрил эзотерические выкладки друзей. – «Всё происходит не из числа, но сообразно с числом, ибо в числе – первичная упорядоченность…»
– А про доллар еще, может быть, знаете: ширина купюры любого достоинства составляет 6,66 см! – Игорек многозначительно покрутил между пальцев первую попавшуюся карту. Оказалась – бубновая дама. Ему это почему-то не понравилось, он провел другой рукой, и карта превратилась… в доллар!
Ботата не поверил, отнял купюру и стал проверять ее на свет.
* * *
Совсем уже поздно вечером того же дня Мари вновь перезвонила Василию, по какой-то причине не получив ответа и реакции от Василия по почте, она спросила его мнение о письме Рафаила по телефону.
Василий уже имел мнение, поэтому сказал сразу:
– Но ты на меня не обращай внимания. Будьте все в истине… Может, и я когда-нибудь приобщусь.
– А ты полагаешь, что между нами есть духовное единство?
– Я полагаю, что ты ищешь Бога. И с меня этого достаточно, и еще: что ты немало в этом уже имеешь… И это в моих глазах вызывает к тебе уважение.
– Я, наверное, плохо сформулировала вопрос.
– Твой личный труд на поприще духовном мне импонирует.
– Ты не хочешь говорить?
Василий не ответил. Мари проявила настойчивость:
– Не знаю, как расценивать твое молчание. Ты не забыл, что я жду ответ или реакцию какую-нибудь?
– Мой ответ: послушайся архимандрита Рафаила.
– То есть, ты признаешь отсутствие между нами духовного единства?
– Я признаю, что мы неизбежно будем спорить или хотя бы носить в себе предлог к тому. А если двое определяют духовное единство – то это только есть согласие в единомыслии.
А что же касается духовного, это с небес видно лучше…
– Прости, но это демагогия.
– Ради Бога! Я тем же словом могу назвать и разные рассуждения представителей того лагеря, к которому ты себя относишь. Но их слова для тебя будут медом, а мои – останутся демагогией. И этому у меня тоже есть объяснение… Но тут уже я промолчу. Веруешь? Веруй. Соблюдаешь посты – соблюдай. Держишься кротости – держись. Но я еще раз повторяю: твои личные труды я приветствую и уважаю.
– Покорнейше благодарю за подробное разъяснение своей позиции и за рекомендацию следовать совету Отца Рафаила.
– Будто бы ты можешь поступить по-другому и против совета Рафаила?! Овчинка не стоит выделки: это я про себя и тебя – не стоит тебе тратить усилия на мое обращение!
– С твоего позволения, откланяюсь. Надеюсь, что встреча наша не оставит в тебе негативного следа. Заранее прошу простить, если была невнимательна или высокомерна.
Спокойной ночи! Слава Богу за все!
– Слава Богу! Храни тебя Господь! Я только высокого о тебе мнения и благодарен за всё.
– Взаимно!
– А вопрос, который был между нами – из чего исходить, помнишь? Так я обещал ответить по приезде, но не было к тому с твоей стороны запроса и мотива. Могу ответить сейчас.
– Слушаю внимательно.
– В основе для меня важно только одно: мы могли бы быть вместе только при одном условии…
– Каком?
– Я должен быть убежден в том, что не принесу тебе горя, несчастий, беды и не сделаю твою жизнь хуже, чем ныне она есть. И вижу, что как раз наоборот, я тебе могу доставить только больше хлопот, недоразумений, огорчений и неприятностей. И потому – я не имею на тебя права.
– Ну, это не условие вовсе. Звучит так, словно ты хочешь от меня гарантий, что я никогда тебя в этом не упрекну… Наверное, это и есть отсутствие духовного единства, в противном случае, была бы надежда, что все преодолимо в Боге!
– Нет, от тебя этих гарантий я не требовал и не требую. Я тебе открыл то, что решал сам внутри себя и молча, и это тебе прежде и не должно было стать известным, потому что иначе я просто не сказал бы вслух – духовны ли, например, в единстве пред Богом католики и православные? Знаешь, в ответе на этот вопрос у вас, московских христолюбцев, есть проблемы… А что уже тогда говорить про меня?! Держишься кротости – держись.
– Да, со всем согласна…
– Я тебе желаю и далее совершенствоваться в Боге, кто бы я ни был. А ты – достигай спасения, и путь твой – верен! Я всегда буду помнить в своих молитвах и о тебе.
– Спаси Господь за сердечное пожелание!
– Но еще и гордиться тобою буду. А сейчас… поплачу… С радостью.
– Ну, это уже лишнее, поверь…
– Сами идут… Чего поделаешь, я их не заказываю… Я, когда приехал, уже поплакал. Возможно, ты еще и узнаешь… кое– что и поймешь меня.
– Я тоже на это надеюсь.
– Господь откроет, если сочтет это полезным для тебя. Но ты – вне суда и вне моей критики, потому что ты веришь в Бога! А мое противостояние – на мне.
– Беру паузу… До утра, спокойной ночи, Василий!
– Спокойной тебе ночи… Сладкой молитвы.
* * *
После трудного и, казалось, уже последнего разговора по телефону Мари и Василий встретились. На следующий день. Она позвонила ему первой и предложила увидеться. Он ожидал ее неподалеку от входа в офис риэлторской фирмы, где она и работала.
Она появилась и улыбнулась, как будто ничего не произошло. Но он не увидел на ее лице и того выражения, которое знал по Мари – родной и близкой. К нему на свидание вышла Иоанна. Обнять ее или хотя бы коснуться рукой он не решился. Отошли на какую-то улочку, затем свернули в скверик, начали говорить.
– Каково же твое мнение о покаянии? – спросила она.
Он сразу решительно ответил, вернее, повторил то, что уже ранее озвучивал:
– Конечно же, поститься, покаяние творить и молитву, по-твоему, можно и перед сатаной или его последователями. Ибо в них ты видишь себе праведных наставников. А мне в том нет нужды. И мой пост, и моя молитва, и мое покаяние пред Богом не нуждаются в прилюдных действах.
Мари-Анна среагировала бесстрастно:
– Ты сам-то понимаешь, что нам не о чем больше говорить?
– Нет, не понимаю. И опять я в ужасе, почему мы так говорим и раскаиваюсь, что никак не получается нам говорить иначе. Ты себя не можешь отделить от своей веры. При этом ты прямо или косвенно требуешь, чтобы я пересмотрел свою. А я говорю, что я не против Бога. И я верю, что тебя не потерял ещё.
– Условие для нашего воссоединения вижу в одном: твое полное покаяние перед Богом и не как-нибудь в мыслях своих, а в самом что ни на есть реале – церкви Христовой, глядишь, Господь и помилует и подаст нам велию милость.
– А где Христова? Та, что на горе и именуемая Московской, или та, что напротив, и именуемая Константинопольской? Или та, что на другой горе, и именуемая лютеранской? Или та, что в штате Юта, и именуется мормоновской? Или все же Московская? А ведь все говорят точно такие же слова и с не меньшей верой считают себя Христовыми. А мне можно – я у католиков при тебе исповедаюсь? Или у мормонов? Или они уже и не то? И исповедь у них моя на небесах будет не действительна?
– Так иди туда, где Тело Его Пречистое и Честная Кровь Его изливаются каждодневно за всех и за вся!
– Не в храмах рукотворных жилище Бога!
– В тебе помрачен разум – это уже наказание!
– Ну, ты, значит, с сумасшедшим говоришь… Выходит так, сама будучи во здравии. Храни тебя господь! Ничего не скажу более.
– Я разыскала тебя сегодня, чтобы поделиться надеждой и протянуть руку, но я говорю с безумцем. Не различающим Истины.
– Мне очень горько…
– В храм и только туда!
– А безумцам там как? Вход свободный? Ну, что поделаешь…. Желаю тебе света разума, веры и всякого упования на Господа Бога.
– Страх Господний – начало премудрости!
– Если тебе никак без страха, то и пребывай в нем.
– Ложь тебя обличает!
– Если иначе отношения с Богом никак не выяснить, если не придумать какую-то особую разновидность страха, то я сразу скажу: зря… Я не буду питаться таким страхом.
– Все что ты говоришь – от себя, не от Бога.
– Насчет лжи: все равно ты будешь говорить свое… Да, и, вестимо, это от Бога твои пастыри повесили различные доски в храмах! Мемориальные – насчет завоевания Россией земель каких-то и прочие кудеса… К промыслу божьему приравняли… Только вот к моему Богу эти дела никакого отношения не имеют, как и прочие от мнимых православных! правила, обряды, чародейство. Эквилибристика слов и просто манипуляции людским невежеством – вот и вся ваша ограда!
– Мне стократно жаль своей вовлеченности в твой круг. Да не будет так! Отойди от меня, сатана!
– Я, Васька, разве удержу тебя?! Господи! Спаси-сохрани и помилуй её! Я для тебя всегда открыт, ни зла, ни подлости, ни корысти, ни умысла – не имею! Ни упреков, ни обид! И ты все равно – живая и чистая, и любимая! И это ты мне запретить не можешь. Но я не докучаю тебе более! Прощай! И Бог с тобою!
* * *
– Черт побери! Но это же провал!
– А я предупреждал!
– Отмените! Кто-нибудь может исправить? – Филимон отмотал часть записи назад и снова включил воспроизведение. – Где эти клерки рогатые? Почему все молчат и никто не вмешивается? Хотя бы какое-то влияние у вас осталось на людей?! Вот кого нужно слить в «апдейт»! Эту всю мохнатую гвардию поднебесную!
– Не стоит так волноваться. Это еще не конец света! – Филимон услышал вдруг голос и увидел на экране хохочущую Азизу. – Любезный, загляни-ка ко мне. Я тебя кое-чем обрадую!
Удрученный архонт ничего не понял. Но решил мудро: семь бед – один ответ! Это на случай, если Азиза уже получила полномочия на его развенчание и отставку. Он без страха и трепета прицепил к ногам ускорители и полетел на прием.
Азиза громить его не собиралась.
– Нашими обнаружены вещи и делишки куда более интересные, чем все эти человеческие гульфы и зоты! И хорошо, что так оно получилось. Не было печали, так черти накачали! Пока все наши силы были сосредоточены вокруг этой парочки, мы многое прозевали и чуть не проворонили. Смотри, что получили от уполномоченных с Земли! Нашлись какие-то наглецы, они собираются самовольно войти в Олидар! Вот их, голубчиков, разрабатывайте! – Азиза щелкнула когтями и в воздухе апартаментов появились галокопии – уже известная фотография Игорька, затем – Вуди, Ботаты. Однако физиономия Али-Лешки не давала четкости и почему-то расплылась.
– Не знаю, с этим еще разобраться нужно, – заметила Азиза. – Попорченный файл или что-то схалтурили…
– Знаешь, а мне последнее изображение чем-то напомнило одного старого знакомого… – Филимон успокоился, поскольку смекнул, что дальнейшей карьере его пока что ни что не угрожает, а спрос на его услуги остался в силе.
– Какой там еще старый знакомый?! Это – земляне! Займись ими немедленно. И как можно оперативнее. Насколько мне известно, «Мизр» уже получил приказ соединиться с основным флотом, и вся армада скоро двинется в путь! Ликуй, дружище! Для нас это – небывалый шанс, и впереди – день величия Эфеола! –
Азиза раздухарилась, хлопнула в ладоши и появившемуся помощнику объявила:
– Вывешивайте флаги! Дайте команду на все уровни Колоквы: объявляется праздник! Четверть и еще половина! Пить, гулять, бесчинствовать! Всем отпуск и отпускные! Наиболее отличившимся – в качестве поощрения дать возможность вспомнить о прелестях Лилит! Что-то не так? – переспросила Азиза, заметив молчание присутствующих. – Выдать со складов под роспись игрушки, желудки, пищеварительные приборы! Короче, все, что нужно для удовольствия! Пусть хотя бы немножко поживут, как люди и почувствуют себя людьми!
Помощник не поверил, удивился и уже собирался переспросить.
– Да-да! Я сказала, пусть пьют, сношаются, вкушают, какие хотят, плоды, отдыхают! А после праздника – работа! И далеко не отлучаться, хватит размеров нашей галактики! А где найти злачные места, они знают получше нас!
– А как же с новостью от землян? – Филимон растерялся неожиданному великодушию и радости Азизы.
– Как-как? Немедленно! В разработку! Поручите наиболее серьезным и способным агентам. Они отдохнут потом. Втройне! А сейчас давай, дружище, расслабимся! Ты еще не знаешь, какую тут мне травку подбросили! Не поверишь! С Земли! Колумбийской закрутки! Прислали вместе с донесением.
– Разве может от них придти что-то доброе? – усомнился Филимон. – Нами на тысячу лет вперед там уже все опробовано и перепробовано!
– В том-то и интрига, дружище! Это их новая разработка. Они сами еще толком не распробовали и не знают, какой приход может дать это новое зелье!
После этих слов на неизвестном острове Французской Полинезии получили подтверждение, что доклад и жертвенные подношения доставлены по назначению. В Бостоне ни с того ни с сего спецслужбы объявили учения и устроили очередной теракт с подрывом бомбы в гуще толпы и зевак, следившей за проходившим здесь марафоном. Есть жертвы среди мирного населения. В качестве злоумышленников задержаны случайные прохожие, один из них после задержания жестоко избит, а затем якобы убит. Сказали, что в ходе перестрелки. Его брат с прострелянным горлом начал давать показания, а находящаяся в России мать несчастных объявлена в международный розыск – за кражу пряников в бостонском магазине…
В это время на мониторах в службе слежения Колоквы вместо дьявольских документов и отчетов на черном фоне появилась желтая мигающая системная надпись:
Сообщение отправлено. Пользователь не в сети.
Сообщение будет доставлено этому пользователю, когда его состояние станет ‘В сети’.
...
«Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, – но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им».
(1 Коринфянам 8:5, 6).
Над заливом опускается туман
Надличностное Эндрю не интересовало, а с черным камнем «Чинтамани» он решил разобраться во что бы то ни стало. Найти его и поставить на подоконник, рядом с которым стол и компьютер – это показалось Андрюше заманчивым и прикольным предприятием. И он представил, как раскроет однажды рот Люська с косичками, увидев у него такой необычный сувенир. Еще бы! За этим самым «камнем» и прибыл на Землю альтаирец, а из созвездия Альфа Центра в это время готовился в неслыханный космический вояж огромный флот архонтов Офеола.
* * *
Лосеву надоели загадки. Нерасторопность подчиненных, давление и угрозы из Москвы, осаждающие мэрию Таганрога иностранные делегации и уже предвестники массовых беспорядков, предчувствий приуготовленных за ними каких-то катастрофических событий побуждали начальника штаба к активным и решительным действиям.
Он приказал приготовить судно, набрать десантную команду, спасательные плавсредства, дополнительное стрелковое оружие, в том числе гранатометы.
Лосев самолично решил выйти в море и на месте порешить вопрос, если надо скрутить, повязать, заковать в наручники рецидивиста.
– Как же так, ваше благородие, – удивился советник, когда Лосев так и назвал Христа в заливе небрежно «рецидивистом». – Он в сводках у нас прежде нигде не проходил…
– А ты, Гирин, шевели мозгами! – резко оборвал генерал-майор. – Написано же, что Он уже приходил. А делов натворил сколько! Теперь, говорят, это второе Его пришествие. Повторно, значит?.. – Лосев замолчал, потер пальцами мочку уха, затем уставился на помощника. – А ты вот что: не бери в голову и к словам не цепляйся. Это я так, для сравнения сказал. Может быть, он невиновен. Мне и жена сказала, чтобы я отпустил сего праведника. Ей сон какой-то был накануне…
– Из охраны сообщили, Елизавета Иннокентьевна, супруга ваша светлейшая, на днях в храме изволили быть, общались с известным вам гражданином Морозкиным! – здесь помощник нашел возможным доложить Лосеву еще об одном приключении, но боялся смутить генерала или вызвать его гнев и бешенство.
– Отстань! – отмахнулся Лосев. – Я уже знаю про это. Да, вот еще! Слушай, прикажи загрузить на патрульный катер чего-нибудь из жратвы! Приличной! И угощений! Подарки какие-нибудь солидные придумай! От мэрии! Памятную грамоту, диплом, визитку! От горожан и общественности! И оркестр казачий пусть будет, и самих казаков православных организуй – солидное представительство, конечно!
Помощник на эти слова раскрыл рот, потому что удивился такому крайнему повороту событий.
– А что ты думаешь? Все воюем-воюем! А не пора ли по-человечески? А может, давно пора было сделать встречу, как полагается, красиво и с почетом! – Лосев пояснил замысел и уже не сомневался, что в любом случае его круиз в залив будет транслироваться по телевизору, а все таганрогские пляжи и набережную заполнят толпы нарядных горожан.
О цветах, красочных транспарантах с приветствиями, представителях различных конфессий и уважаемых в городе людей он уже распорядился. Предполагалось также вывести детские сады и гимназии.
* * *
Казалось бы, ничем не связанные между собой события и предметы вывели Андрюшу на один из компьютеров главного управления ЖКХ Таганрога, отвечающий за работу системы диспетчеризации и названной создателями искомым словом «Пульсар».
Ружье на стене
Не только в одном помрачении существо человеческое являет себя нам! Бывает, находит и просветление – минуты яркие, чувственные, когда широта мира и бездонность его ощущаются воочию! И как вам легко тогда, просто и ясно! Как часто мы того не знаем, чего хотим, о чем грустим. Мы держим счастье в руках, а проснемся – нет его!
Василий переживая, осмысливая отношения с Мари-Анной, свободный от наваждения, понимал ситуацию, оставив мистику, он анализировал её правильно.
Лотер спросил Али-Лешку:
– Ты хочешь сказать, что грандиозный космос и действующие в нем силы зависят от всяких случайностей и нелепостей на Земле?
– Случайностей в чистом виде не бывает. Потому что они – трансформация закономерностей, предусматривающих разнообразие вариантов. Космос и земля – один организм. А как это в деталях – мы скоро все лично узнаем и удостоверимся.
* * *
…Рано утром плотный туман еще стоял над заливом, окутывал город, сильно пахло водорослями и йодом. У правительственного причала покачивался на легких волнах красавец, разведывательный корабль береговой охраны – судно ПС 819, построенное Ярославским судостроительным заводом по заказу Пограничной службы ФСБ России. Рядом стояли еще некоторые суденышки, ожидая пассажиров и также готовые к отплытию. Неподалеку и в стороне маячили два торпедных катера. Рядом с диспетчерской порта собирался специально назначенный персонал и приглашенные. Не без волнения ждали прибытия главы администрации.
И вот на дороге появилась кавалькада машин и два автобуса, они уверенно завернули на территорию порта.
Лосев вышел в окружении нарядных, подобающим образом одетых господ и благородных дам в шляпках, процессию сопровождали музыканты, казачьи атаманы, военные чины и руководители. Был среди них и какой-то поп-расстрига с двумя мальчиками и кадилом. Его с величайшим трудом нашел накануне помощник Гирин на развязке дорог, где этот, лишенный сана, батюшка освящал проезжающие мимо машины, предусмотрительно навесивший себе на грудь и спину картонные плакатики с яркими надписями «Дорога в рай. Недорого. Всего 1000 р.» и «Береженого бог бережет».
Дело в том, что благочинный Таганрога решительно отказал Лосеву составить компанию с выходом в залив и на случай торжественной встречи пришельца, хотя глава штаба и грозил, и просил, и жену подтолкнул повлиять на священника. Отец Геннадий сослался на недавнее решение Синода, предписывающее строго всем таганрогским приходам и клиру ни в какое общение с неопознанным объектом в заливе не вступать, в массовых мероприятиях не участвовать.
– Я когда-нибудь разгоню весь ваш синедрион! – прокричал тогда в сердцах начальник штаба в трубку и бросил телефон. А отменить мероприятие уже не мог.
На секретной ракетной базе российских стратегических сил командиру доложили о боевой готовности и возможности в любой момент начать отсчет.
На трассе из Ростова на Дону к Таганрогу в это же время на малой скорости приближалась бронетанковая колонна и мотопехота охранного предприятия «Росхоззерно», возглавляемая кортежем губернатора области и митрополита Мирона. Замыкали колонну неспешные и самоуверенные зенитно-ракетные самоходки – новейшие модификации «Тунгуски» и пять машин реактивных систем залпового огня «Торнадо».
На некотором удалении от Неизвестного острова в Тихом океане появилось три ударных авианосца. Мужчины на террасе вооружились переговорными устройствами, на столик дополнительно установили большой монитор, выводящий информацию из центра спутниковой связи. Запахло порохом. Красоток в бикини, резвящихся внизу на волейбольной площадке, попросили одеться и пройти в закрытые подземные помещения, вход в которые возвышался между финиковыми пальмами сразу же за голубым бассейном.
* * *
…И вот Таганрог застыл, натянулся, как лук, как стрела, после чего затрепетал и зазвенел тонко-тонко, как тетива. Потому что все увидели – туман неохотно качнулся и медленно пополз по сторонам, пробиваемый с востока лучами солнца, он всклубился и стал блекнуть, таять, и уже в свободные прорехи молочной пелены возвращалась резкость, восстанавливалась нормальная видимость – привычные очертания улиц, деревьев, ближайших берегов и порта.
Помаленьку стали проявляться из тумана многочисленные шеренги людей и примыкающие к ним новые толпы вдоль пляжей, набережных и по всем свободным у берега местам – как войско Донского в канун Куликовской битвы, и только лебеди не кричали за Непрядвой. Но из соседней рощи, как засадный полк, явились фанаты и болельщики с трещотками, фукалками и квакалками, наполнив воздух какофонией, подогревая-возбуждая людей, казалось, готовых уже начать заваруху и ввергнуться в хаос.
Побоище начнется, но гораздо позже.
На самой высокой точке, в начале той самой знаменитой Каменки – лестницы, ведущей из города к заливу, на 189 ступеньке стоял мужчина в шляпе, с небольшой бородкой и в пенсне, при нем был старомодный зонт, хотя дождем уже не пахло. И он внимательно выглядывал события внизу, вытягивал шею, пытаясь увидеть горизонт и то, что происходит на береговой линии, затем поспешно доставал из внутреннего кармана сюртука истрепанный блокнотик и мелко что-то в нем писал, после чего хватался за свисающий на шее зеркальный аппарат и тщательно снимал картину за картиной. Когда же рядом оказывался кто-то из случайных прохожих и мещан, все еще устремленных к заливу, мужчина ревниво косился на них, выпрямлялся в плечах и делал лицо интуриста, забывая в тот миг о поблескивающем пенсне, свисающем нелепо на жилетку.
Его все узнавали. Но это был не он.
И семь участниц недавнего панк-молебна из арт-группы «Умные попки» оказались в этот момент на берегу. Закованные в наручники и связанные одной бечевкой, они томно улыбались зевакам, приоткрывая и облизывая не без намека ротики, надменно озирались вокруг. Это работники прокуратуры, везущие с утра пораньше девиц на следственный эксперимент, не удержались, свернули с маршрута, чтобы лично запечатлеть событие в заливе и лицезреть, что же будет дальше. Откуда-то взявшиеся ушлые промоутеры тут же полезли к панк-стриптизершам с предложениями контрактов для украинского «Плейбоя» и французских гламурных журналов. Хилая и тщедушная группа вездесущих правозащитников попыталась спровоцировать скандал, прокричала нестройно «позор», но никто так и не понял, к кому это относилось, потому что уже в следующую минуту бунтарей-провокаторов аккуратно, за руки и за ноги, понесли омоновцы и выбросили в толпу.
А толпа, отгороженная от воды сине-белой ленточкой, стояла, переминалась и колыхалась, вперив жадные взгляды в залив. Целостность и сохранность ленты обеспечивали патрульные, вынужденные то и дело вправлять нарушителей обратно в шеренги, отгонять особо неспокойных жестами и грозными окриками.
* * *
Василек необычайно глубоко переживал разрыв отношений с Мари-Анной, потому что в случившемся он увидел свое поражение, как мужчины и как личности. И он чувствовал, что изменить уже ничего невозможно. Он несколько раз пробовал звонить Мари, но она не отвечала. Он написал ей пару писем – и увидел, что нет никакой реакции. И тогда он убедился, что она отрезала его от себя решительно и напрочь. И её навыки церковного аскетизма помогли ей выдержать разрыв.
«Если бы Ты знала, чем я Тебе обязан! О, как я благодарю Тебя! И уста мои недостойные не поворачиваются сказать Тебе. Но только что к тому, что ранее открыто было, привнесено теперь очень важное дополнение: «И вот, я Иду».
«Я отрекаюсь от себя. Я отрекаюсь от себя недостойного. Я отрекаюсь от себя малодушного. Я сбрасываю с себя одежды небрежности. Я вынимаю душу свою! И добровольно кладу всё на плаху. И не прошу суда, и не ожидаю снисхождения. Я принимаю свою участь. Нет меня! Нет меня мерзкого и тщеславного. Самолюбующегося и самовластного. Нет меня мелочного и суетливого. Нет меня невоздержанного и легкомысленного. И нигде меня нет зла желающего. И нет меня ни внизу, ни в высотах бессердечного!
И я принимаю это казнение. И сознательно иду на него. Но только, чтобы был другой человек. Я – настоящий! И это клятва моя, когда сказано: не клянись. И это обет мой и завещание. Ибо, преступая запреты, я сам беру на себя всю ответственность. И всю боль, и муку, и все ужасы, что предстоят мне на пути этом бесславном и никому на Земле невидимом. А Небо – усмотрит. И не мне мечтать. Но идти, стиснув челюсти и храня ясным взор. И это моя дорога к Богу. И я ничего не ищу своего. Но я ищу Всевышнего. Потому что Он – моя жизнь. Он всё может. А я ничего не могу. Без Него я – бездна, пустыня и пропасть. Без Него и нет меня. А у Него я – человек. И сын человеческий!».
А что же задумал Василек, так это – устроить себе покаяние и купель кровавую, не в водах иорданских, но в собственной крови надумал он принять крещение, и это было в глазах его актом отречения от себя прежнего и ему уже противного – невзлюбил он люто, неимоверно мелочность свою и слабость, никчемность и гордыню.
* * *
Капитан прохрипел команду старпому: «Отдать концы!». И красавица-шхуна вздрогнула, запенилась зеленая вода вкруг винтов, заскрежетали борта, зарокотали сердито механизмы, и чайка, укрывавшаяся всю ночь где-то на мачте, метнулась крылом и пропала в бегущем и расползающемся во все стороны тумане.
– Где этот ваш рогатый? – вскричал вбежавший на палубу старпом помощнику Лосева.
– Какой еще рогатый? – Гирин не понял неучтивого морячка.
– Ну, этот – с рогатой фамилией! Самый главный у вас!
– Лосев что ли? – помощник притих и осунулся. – Вы Павла Антоновича спрашиваете?
– Да, мне похер, Антоныч он там или кто! Сообщите ему, у нас потеряна связь и отрубились приборы! В машинном – потоп, быть может, пробоина!
Генератор барахлит, главный двигатель вот-вот заглохнет!
Патрульное судно, словно, упиралось в невидимую стену, винты молотили воду вхолостую, корабль трясло по корпусу, и рында нервно позвякивала, выбивая зловещие звуки. Так продолжалось минуту и более, а народ успел высыпать на палубу, удерживаясь за поручни, тревожно смотрел в воду, как будто там был ответ или всплывшие вдруг, забытые еще с прошлой войны, проржавевшие мины.
Кто-то из гостей скинул спасательный круг за борт и уже сам собирался прыгнуть в воду с приличной высоты, но оказавшиеся близко матросы, схватили перепуганного пассажира, а старший опытный матрос, увидев безумие в глазах паникера, двинул ему кулаком по морде.
И тот разом вернулся в норму, присел на карточки и, подтирая слегка окрасившуюся губу, попытался улыбнуться морякам. Они не знали, что это человек из свиты Лосева, тот самый тайный полпред из Москвы.
Подбежали другие пассажиры, смешались с матросами, подняли на ноги полпреда, обняли его, почистили ему помятые брюки, поправили прическу, повели с собой. Напряжение и ожидание аврала вызвало паузу, а судно еще подрожав, как будто вздохнуло, и неведомый подводный спрут отпустил его. Раздались радостные охи-ахи, а одинокий спасательный круг пошел удаляться в волнах залива.
– Якорь вам в глотку! Бушприт твою в компас! – ругался старпом и объяснял непредвиденное происшествие – потерю хода окружению Лосева. – Наша вина! Новичок у нас в машинном! Не тот рычаг, видать врубил. А хер его знает!..
Морской эскорт уже прилично отошел от берега, но туман еще задерживался, залив и небо не просматривались. Капитану сказали, что нужно подождать, а тот распорядился: «Малый ход!».
Старпом, покрутившись среди высоких пассажирских чинов и их нарядных жен, решил, что конфликт замят.
– Не любите, девки, море, а любите моряков! – бросил он гостям, уже, было, забывших о нем и занявшихся бурным обсуждением планов путешествия. – Адью! – кинул соленый старпом, направляясь вон из кают-компании.
– Валяй, валяй! – ответили ему доброжелательно уже вкусившие морской тревоги господа.
Залив Таганрога переживал аннигиляцию – отделение воды, которая под твердью, от воды, которая над твердью, превращение видимого в невидимое, частиц – в античастицы. Туман, как тяжелая, влажная завеса в храме, во весь горизонт и снизу доверху начал раздираться, и никто в театре не видел машиниста сцены – того, кто руководил движениями декораций. Зато зрители аплодировали артистам – команде Лосева с флотилией, хорошо просматриваемой с берега. Еще немного – и откроется то, зачем пришли сотни и тысячи таганрогских обывателей, вместе с ними приезжих, людей из разных сословий, безродных и разночинцев.
Грандиозный спектакль приближался к финалу.
Павел Антонович Лосев, без пяти минут – адмирал и верховный правитель Юга России, молча махнул рукой руководителю оркестра, и тот в свою очередь взмахнул двумя руками, замешкался, повернулся, вопросительно вскинул головой:
– А что играть-то?
– Ну, это!.. Ммм-м-м…
– «Боже, царя храни»?
Лосев отрицательно замотал фуражкой с кокардой и потряс пальцем:
– Что-нибудь такое… Самое-самое…
Руководитель оркестра все понял, опять взмахнул двумя руками, и грянул марш «Прощание славянки»!
По далекому берегу протянулся шумный вздох, народные толпы услышали духовые инструменты, отозвались кто возгласами, кто аплодисментами. Через минуту на дальних пляжах тоже кто-то дал команду музыкантам.
– Бинокль! – потребовал Лосев и, получив в руку прибор, поднес его к глазам и пальцами стал искать фиксатор резкости. Впереди по курсу за остатками тумана и первыми облаками показалась огромная тень. Руководитель похода повернул окуляры на запад, перевел на восток. Лицо его стало серым, появилась отечность. Павел Антонович опустил бинокль, развернулся к приближенным. И они, преданные, доверчивые и измотанные напряжением, понимали: залив пуст, никого нет.
Корабль прошел вперед, развернулся и дал протяжный гудок. С берега послышался вой, а затем нарастающий шум, как во время ярмарки или празднования дня города. Но это не было весельем. На берегу еще раньше поняли, в чем дело, потому что с земли лучше видели залив и шарахающееся в нем патрульное судно, снующие в панике и бесцельно торпедные катера.
Началась потасовка. Одни орали, что виноваты стоящие напротив. Стоящие напротив орали, что недостойны все, и потому Он ушел. Многие кинулись в воду, пошли, грозя кулаками, через вязкие наплывы водорослей навстречу возвращающемуся кораблю…
Массы вышли из-под контроля, и то смешались возмущение, горечь, запоздалое раскаяние и грусть расставания. Люди вспомнили все прежние беды, обнаружили виновников и рванули, позабыв страх и риск, творить, восстанавливать как есть день Господень на земле, на конкретном ее участке и перманентно – в Таганроге…
Кто кого бил плакатом, кто кому рвал волосы, кто валил и гнул фонари, кто крушил заборы, кто рванул в город, кто грозной силой молча остался ждать возвращение корабля, – поименно установить пока что не представлялось возможности. С севера в город входила войсковая колонна, встречаемая возмущенными криками горожан, камнями, обломками арматуры и пустыми бутылками из-под дешевого вина «Три семерки»…
Последний, агент спецслужбы не известной, но влиятельной мировой державы, бежал вместе с толпой, выносимой с Пушкинской набережной на Греческую. По пути и на ходу он проворно скинул сюртук и бросил его небрежно в мусорный ящик, еще раньше решительно избавился от зонта. По Итальянскому переулку он выскочил на Александровскую, где и замахал отчаянно рукой проезжающему мимо таксисту:
– Вокзал!
Отряды омоновцев вместе с боевой техникой занимали позиции, оцепляли и блокировали районы, и уже отлавливали наиболее буйных, норовящих крушить витрины и попадавшиеся на пути автомобили.
* * *
До Апокалипсиса силы, заинтересованные в глобальном и разовом разрешении всех прежде назревших проблем цивилизации, крайне нуждаются в повсеместном хаосе, нестабильности. В этих условиях производится определенная линия на сужение жизненного пространства, прежде всего, вокруг чрезвычайно опасного и проблемного Китая.
Речь не о том, что в мире идет борьба за нефть или другие энергообеспечивающие ресурсы. В данном случае сырьевые возможности той или иной страны имеют наименьшее значение. В этой связи достаточно глянуть на псевдодемократическую и социально организующую фикцию, что названа Европейским Союзом – искусственным объединением ряда государств, практически не имеющих ничего своего про запас или вообще для самостоятельного существования. Тем не менее, то и дело пытающегося играть какую-то скрипку на международной арене. И не нужно никакого музыкального слуха вообще для того, чтобы понять, какую «музыку» играют лидеры этого Евросоюза.
Старушка Европа давно уже на пансионе у Дядюшки Сэма. И лишь архаическая аристократическая спесь, а вместе с нею и здравый смысл понуждают Европу время от времени морщить старческую физиономию под чепчиком и шантажировать нахального заокеанского Дядю возможными шашнями с русским Медведем. Тем самым понуждая своего кормильца и покровителя или раскошеливаться каким-нибудь образом дополнительно, или смягчать свою обычно хамскую и заносчивую линию в их глубоко родственных отношениях.
Как бы то ни было на первый взгляд парадоксальным, но полномасштабные военные действия на планете Земля начнутся именно из-за Израиля. И развязанный локальный конфликт перерастет в войну всех против всех. Для этого и создавалось государство Израиль, как итог Второй Мировой Войны – чтобы заложить пороховую бочку и чтобы был повод к Третьей и уже последней для этой цивилизации всеобщей бойни. Знающие ситуацию израильтяне все чаще стремятся переселиться в более благополучные и безопасные районы планеты.
Организаторов Апокалипсиса, управляемых из Офеола, абсолютно не волнует судьба нынешнего населения этой страны. Хотя и некоторые жители современного Израиля вынуждены обслуживать как раз передовой отряд тех же самых сил, которые заинтересованы в глобальном крушении жизни на нашей Планете, но базирующихся совсем в других странах.
Каковым же может быть шаг со стороны Израиля, который в состоянии раскачать «лодку», да так, что однажды сделать неотвратимым всеобщий и международный военно-политический конфликт? Конечно, этот шаг еще никак не агрессия против Сирии, не против Ливана. Подобные вылазки и пробные агрессии осуществлялись уже многократно, не вызывая никаких последствий для самого Израиля, но заостряя полемику о путях сохранения мира между основными игроками на мировом политическом Олимпе.
Апокалипсис – это не просто обесценивание той бумажной массы на земле, что сейчас принято считать денежными знаками. И даже ядерное столкновение между крупнейшими странами мира – это еще не Апокалипсис. Или не весь еще Апокалипсис. Мир прежде должен быть в состоянии прострации. И содрогаться в корчах от каждого своего шага, движения, слова, желания, помысла. Экология должна ослеплять и оглушать. Моральные ценности должны перестать быть ценностями. Жизнь на Земле должна быть в апогее бессмысленности. Злоба и взаимное недоверие должны переполнять народы. Болезни, голод, социальная неустроенность, отсутствие перспектив, безвылазные долги, криминальная атмосфера, межнациональная вражда в основе бытовой и будничной жизни городов, страхи, угрозы, отчаяние… Только все это вместе позволит поставить вопрос ребром – миру нужен Один на всех и самый лучший, самый справедливый на все времена Правитель. В христианской интерпретации – Антихрист.
* * *
Когда уже свершилось неотвратимое, и Мари решительно прервала отношения с Василием, когда уже настроилась стойко не отвечать далее на его звонки и письма, она обнаружила в почтовом ящике рядом с давно уже читанными и перечитанными письмо, которого прежде не видела, не получала и не читала. Судя по дате поступления, это послание Василий начертал много дней назад и накануне их последней встречи. Из любопытства Мари решила полистать уже утратившую значение записку, чтобы лишний раз убедиться, сколь далеки они друг от друга.
«Пишу для нашей Мери слова, и для Иоаннушки. От человека простого, в борениях пребывающего и имеющего разве что стремление к искренности, но все же так или иначе мирским крепко схваченного. Как же здорово, что мы поговорили немало и так, что это для нас в самом деле было важно и стало таковым еще более – наше общение. И по другому говорить мы вряд ли смогли бы, если только скрывали некоторые мысли глубинные, что тревогою наполняли нас и озадачивали, потому что мы оба хотим иметь будущее и оба хотим проверить его на наличие нас в нем, как близких мужчины и женщины.
Мы могли бы избегать главного и как бы опасного и казаться беззаботными и веселыми, и радовать друг друга словами нежности и внимания, оставляя на потом темы более сложные. Но они тенью на нас оставались бы. И был момент, мы приблизились, было, к краю, за которым разлука и разочарование. И хорошо, что мы поспешили удалиться от пропасти, потому что нам в неё никак нельзя, даже если есть к тому хоть малейшее побуждение. И не боязнь нас отвела, и не желание искусственно продлить жизнь тому, что уже умерло, – наше доверие и желание друг к другу. Но я думаю, благоразумие, а возможно, что-то и внешнее помогло нам на этот раз. Но зачем? Или для чего?
И вот, что мне видится. Что я для тебя, что ты для меня – это, прежде всего, испытание. Таково назначение нашей встречи, о случайности которой говорить здесь никак нельзя. Для каждого из нас это – определенный этап в судьбе и в жизни. Необходимый для дальнейшего. И от того, как пройдем мы его, как поступим и что выберем, зависит то, какими мы будем далее и, прежде всего, пред Богом, затем – и друг перед другом. Это для меня потрясающе. Я не имел на Земле человека более близкого, чем ты, а значит и роднее. И вряд ли уже буду иметь. И это увиделось в освещении нас двоих Христом. Потому что и нет иного более серьезного для нас прожектора, если смотреть на жизнь и на каждого из нас. И твое пребывание в Боге и твое к Нему стремление мне открыты не просто так. И тебе показано, какова ты сама в своем ныне состоянии. Ты перед выбором, и я перед выбором. У тебя он из двух наибольших. Надеяться ли тебе еще на жизнь в семье или, напротив, согласится с тем, что она уже как бы и невозможна и не нужна тебе. Для спасения малополезная. И для Мери это самое трудное. Нелегкое и для Иоаннушки. Но в любом случае исключается какое-либо твое другое положение пред Господом, должно сохраниться то, что начато и в котором ты ныне стоишь. А именно – воцерковленность и все более и более удаление от мирского, и сокращение мирского до пределов самых возможных. И главное, не изменяемо ни при каких условиях: ты подотчетна пред Богом и все, что делаешь, невозможно для тебя без благословения. И ты жаждешь иметь в себе определенность, чтобы Иоанны духовное делание и жизнь стала бы образцом и для Мери, и в конце концов, чтобы Мери все реже звучала или напоминала о себе. Но уже ступала бы везде за Иоанной безо всякого, сколь возможно, самоволия.
Наша встреча – это проверка на зрелость души, на человечность меня в лучшем смысле и значении этого слова. Я здесь должен быть максимально в Боге – или поступлю дерзко, а то еще и с вызовом к Нему. И у меня мужчина ищет пути легкого. И во мне человек жаждет Божьего. И вот они никак не могут соединиться. Но и это еще не все. Насчет меня. Я не достоин Тебя. Я не имею права на тебя. Мне просто неизмеримо далеко до тебя. И вот как мне пред Богом просить, чтобы Он дал мне тебя в жены, если я сам пока что не имею той воцерковленности, которую имеешь ты?!
Значит, прежде я должен пройти воцерковленность, а иначе ты и сама не примешь меня. Но и далее мне никак нельзя будет отступать уже, но как только я сделаю шаг в сторону – ты тут же и оставишь меня, и нельзя сказать, что при этом не повредишь своей душе и своему спасению. И чего только будет стоить одна твоя рана сердечная и душевная, что ты ошиблась во мне?! То есть здесь мне следует идти за тобой, потому что ты не видишь меня на пути правильном. Но ты же и знаешь, что не хотела бы видеть меня позади идущим. Я должен стать прежде тебя. Но и это не дает уверенности, что мы станем мужем и женой. Потому, что чем я могу тебя привлечь или заслужить твою любовь?! Тем, что встану в церкви рядом и уже не буду из неё выходить? Тебе самой смешно. Такого мужа тебе никак не надо. Или только с этим. Я во всем должен быть впереди. Но если я сейчас не в этом положении, откуда оно возьмется позже? И какой тебе резон меня ждать? Мы и об этом уже говорили. И ты сама мне и сказала: а что ждать? И дружба нам Любви не получившейся при всем желании не заменит.
И вот, наша мечтательность обнажена и нам предложена. Для рассмотрения. И ты увидела её, а это и был край пропасти.
И теперь у тебя есть повод для радости, если ты заботишься о своем пребывании в Господе. Тебе с трудностью или легкостью, надлежит оставить меня, как для Божьего – человека пока что и на сегодня негодного, возложив заботу обо мне на Господа, не имея тогда никакого ответа пред Ним за случившееся между нами. И за мою судьбу.
Ты не можешь полюбить неверующего. А я скорее неверующий. А если верующий, то не совсем так, как ты считаешь правильным. И где ты возьмешь силы, и чем ты их подкрепишь, чтобы поступить иначе? Только лишь в желании увидеть мою воцерковленность. Но и это еще не сполна.
А сейчас я был лишь образом твоей мечты. И нет пока еще большого греха для тебя в том, что ты мечту имеешь. Тебе не закрыто благословение на создание семьи. И кто знает, быть может, она еще у тебя будет.
Я не знаю, отправлю ли тебе это письмо. Но я люблю тебя. И я за ради Бога себя тебя лишаю! Как недостойный! Не отрекаюсь от тебя. Но Божьему промыслу тебя вверяю. И тем душу твою от искушения хоть в этом сохраню. И добавляя страдание себе. И радость. Потому что я тебя никогда не забуду. Тебя светлее и чище нет для меня. И не было. И уже не будет. А сам я ухожу. Пока Господь не выведет меня. Храни тебя Господь, любовь моя неутоленная! Прости за Христа ради, если что не так».
Глава 20. Служба карающих кинжалов
...
«Величаем, величаем Тя, Живодавче Христе, нас ради ныне плотию Рождшагося от Безневестныя и Пречистыя Девы» Хор исполняет степенну и степенный антифон. Эти песнопения входят в состав праздничной утрени. Они составлены в подражание т. н. «степенным псалмам» (Пс.119–133), которые во времена Ветхого Завета пели паломники на ступенях Иерусалимского храма. Антифоны – песнопения, исполняемые попеременно, в подражание неумолкающему ангельскому хору, который прославляет Творца, название, указывающее на способ исполнения песнопения (от греческого – «петь попеременно, чередуясь на два хора»).
При неполном каждении кадящий, покадив иконостас, лики и народ с амвона, поворачивается, вновь кадит царские врата, икону Спасителя и Божией Матери и входит в алтарь.
…Иерей свершал каждение возле икон и царских врат, народ уже порядком надышавшийся ладаном, разомлевший и слегка переминающийся в ногах, следил за таинством службы…
Поверх монотонного, и не слишком разборчивого бормотания батюшки, выводимого в конце каждой фразы в попытку что-то протяжно запеть, вдруг раздалось четкое и достаточно слышимое:
– Нате, сердечные, ешьте и пейте! Это – тело мое и кровь – моя! – при этих громких словах стоявший незаметно среди тихомолвных прихожан Василий вынул из-за пазухи пистолет и выстрелил себе в сердце.
– Счастливой загробной жизни, христиане! – выдавил он из себя улыбку и слова иронии, оседая и точно уже падая на руки подоспевших и не пугливых охранников, в то время, когда прочие богомольные шарахнулись от него в разные стороны, а несколько ловких мужчин все же кинулись к нему, закрывая на всякий случай иерея и прислужников. Казачья охрана не дремала. А церковный хор, между тем, продолжал вопеть антифон и завывал, как это водится часто в провинциях, какими-то нелепыми, нестройными и совсем не сладкими голосами. Но через какое-то мгновение осекся и замер, а кто-то из ангельских чинов, не заметив знака регента «молчать», еще тянул высоко взятый дурным голосом «Алилуйя», хотя и он в следующие секунды так же внезапно смолк. И воздух застыл, и казалось, в нем еще звенит:
– Счастливой загробной жизни, христиане…
Вот так, надо поосторожнее со словом. Переписать бы все плохие концы набело! То-то бы жизнь пошла!
...
«Каждение всего храма, начинаемое из алтаря, бывает на вечерне в начале всенощного бдения и при пении «Господи воззвах», на утрени в начале ее, при пении «Непорочных», при пении полиелея, а также на 8 и 9 песнях канона, на литургии при окончании проскомидии и чтения часов. Каждение всего храма, начинаемое с середины храма, бывает на праздничной утрени после пения величания, на утрени Великого Пятка, когда 12 Евангелий читается среди храма, на Царских часах, в Великий Пяток, и в Рождественский и Богоявленский сочельники, на которых бывает чтение Евангелия и на утрени Страстной Субботы при пении надгробных похвал. Каждение одного алтаря и иконостаса бывает на литургии во время чтения Апостола (а по Уставу во время пения «Аллилуиа» после Апостола), во время пения Херувимской песни, а при архиерейской литургии сам архиерей кадит еще сразу после малого входа».
Капало, капало, капало… Вы посмотрите, что капля сделала с камнем! («Апокалипсис сегодня», Френсис Коппола).
Ты – следующий! Да, и не только на получение призов и наград. Очень вероятно, что и на свою дозу слез и отчаяния. Впрочем, и на каскад восторгов, сюрпризов, как и на место на кладбище.
Ты – следующий за кем-то. Хотя тебе кажется, что, может быть, идёшь впереди всех. Или вообще идёшь там, где никто никогда не ходил. Ты следующий на получение прозрения. Ты никого и ни в чем не опередишь. Потому что всё уже было. И будет ещё. Но только однажды ты будешь следующим. А потом не будешь.
Ты – следующий на то, что бы узнать самое важное про себя: зачем ты был здесь, на Земле. Ты – следующий для того, чтобы вкусить истинное знание о себе: а кто ты на самом деле?
Думаешь, удастся уклониться? Сбежать или найти другой путь? Стать каплей воды и раствориться незаметно в океане? Вознестись под небеса и оказаться вне досягаемости для чего бы то ни было? Войти ещё при жизни в нирвану отрешенности или в собственной ванне принять бритву безучастия? Ты – следующий на приём к хирургу. Что? Хотелось бы к психиатру? Ах, вот оно что, к специалисту по чудесам и счастью? Ни к кому не хочешь. Но есть то, от чего тебе никак не уклониться. От встречи с самим с собой ни у кого нет возможности отказаться. Даже, если бы очень хотелось.
Ты, следующий, неизвестно откуда и куда….
...
Ветер уже подул… Надо понимать, что все предсказания начинают набирать обороты, а нам остается ждать! Однако, так не хочется, хочется просто жить и быть счастливым. Но для этого надо постараться что-то сделать, а сделать надо – сохранить то, что осталось! Еще вертится Земля, наступает день и ночь, дует ветер-ветерок, пригревает солнышко… Жаль, что существует Предел Человеческого Понимания, так бы можно было попробовать что-то предпринять! (Мария Кириллова мне из Интернета).
Иллюзорность как свойство сознания. Человек не знает никакого другого способа восприятия действительности, если только не с помощью того аппарата, который постоянно генерирует иллюзии. И это есть ум. Сознание – совсем другое. Оно способно жить вне тела. Но у большинства людей оно телесное, то есть слишком плотное и тяжелое, потому что привязано к конкретной плоти и подчинено её позывам. Более всего человек боится смерти, что в первую очередь говорит о его привязанности к своему телу, которое на самом деле не более чем скафандр, выданный однажды человеку для земной экспедиции. И почти каждому человеку известны его собственные противоречия, и есть голос разума, а есть и голос сердца. И редко, когда они в содружестве и гармонии.
* * *
И вот я, Кот Босиком, все дробные части вывожу вам в уравнение, где вы увидите себя и то, что с вами происходит. У каждого есть формула себя. Без Евклида, Пифагора и пофигизма. Мне вот пришел заботливый сигнал от друга-однодумца:
– Как ты?
– Как мне тесно на земле или наоборот? Меня слишком мало на ней!
– Где ты?
– Я иду по небу. И мне, как человеку, тяжело.
– Вопрос был о твоих делах…
– А это и есть мое дело. Все остальное – прах, как будто ты не знаешь?
...
В бонских текстах говорится, что «страна Олмо Лунгринг делится на четыре концентрических области: сокровенную внутреннюю (nang gling), промежуточную (bar gling), внешнюю(phyi gling) и пограничную (mthai gling). Внутренняя и промежуточная области состоят из двенадцати районов или островов, внешняя – из шестнадцати, а пограничная – из двенадцати. Эти области и районы разделяются реками, озерами и внутренними морями. Сокровенная внутренняя область географически имеет форму восьмилепесткового цветка лотоса, а небо над ней имеет форму колеса или чакры из восьми спиц. В самом центре этой сокровенной земли высится священная девяти ступенчатая гора свастики Юндрунг Гутсег, хрустальный монолит в форме пирамиды. Эти девять ступеней (или уровней) священной горы означают Девять Путей Бон, на которые подразделяются учения, ведущие к освобождению и просветлению. В космологической системе Бонпо число девять имеет особо важное значение. По терминологии мандалы, оно представляет собой центр и восемь направлений, главных и промежуточных.
От поверхности земли вверх поднимаются девять ступеней или уровней небес, населяемых небесными богами, а вниз идут девять следующих друг за другом преисподних, населенных Нагами и другими демоническими существами. Срединная мир-гора связывает вместе эти три уровня существования: небеса, землю и преисподнюю.
Восьмерка, единица, девятка. 819 – код Шамбалы, для разумеющего ключ. Нельзя сказать так опрометчиво, что Эндрю, вихрастый шалопай, в два счет обыграл Игорька и самостоятельно обнаружил главную тайну Таганрога, а именно, значение явившегося над ним и смутившего Евразию знамения, чуть было не переросшего во второе Пришествие и по причине которого едва-едва не развязалась война. Но никто не знал, что значение этого события конкретно касалось в первую очередь будущего Андрюши. Шамбала приглашала его. Он получил, можно сказать, официальное приглашение. И когда для пославших сигнал стало очевидным, что молодое дарование успешно справилось с предложенной ему задачей, открытке в небе настало время закрываться и миру было дозволено катиться дальше, и нельзя сказать, что совсем без присмотра и куда попало.
...
В тибетском мистицизме в глубокой древности была разработана оригинальная концепция местопребывания божеств в других областях пространства-времени, находящихся достаточно близко к Земле, так что Боги могут вмешиваться в любые земные дела. Многомерное, бесконечное пространство представляет собой одну из фундаментальных идей буддизма. Одно из таких внутренних пространств (другое измерение, «многомерное сознание») назвали «сферой Шамбалы», постичь суть которой можно было лишь через сложные медитативные практики, иными словами через необычные состояния сознания. Реальность в понятиях сферы Шамбалы рассматривалась как всего лишь одно из множеств возможных описаний мира.
Выстрела не случилось. Ружье не выстрелило. У Василька и не было с собой ружья. Хотя он имел охотничий билет и право на оружие еще с тех пор, как работал в Заполярье в Гидрографическом отряде. На придуманный им и выстраданный через отчаяние акт самопожертвования, а по существу – хулиганскую выходку в церкви он явился с пистолетом Макарова, разжился которым в другое время и в другом месте, о чем здесь уже мельком сообщалось, во время его непродолжительной службы контрактником в горячей точке. Оружие он знал, пользоваться им умел.
Но в момент, когда он успел нажать на курок, церковь внезапно оглушило резкое завывание пожарной сигнализации, и это еще не все: с левой, северной стороны, где находилась какая-то подсобка и дверь в которую почему-то оказалась открытой, появился и быстро распространился по церкви дым.
Пронзительная трель пожарной сигнализации – это она скомкала церковную службу, сорвала голоса и вызвала переполох, а затем панику среди прихожан, и отвлекла внимание от Василька. Он сумел легко вырваться из рук двоих или троих людей, пытавшихся схватить его, но далее их разъединили бегущие к выходу женщины с детьми. Оружие он спрятал моментально. Он понял, что с «макаром» случилась осечка, скорее всего, из-за патрона, но он понял больше того – какая-то неизвестная сила вмешалась на этот раз в его судьбу конкретно, и уже стыд, чистейший стыд прожигал его и сжимал горло. «Как же ты мог?! Как ты додумался до такого?» – это звенело в ушах, это поражало в грудь и сердце. Он не собирался задерживаться, но неожиданно почувствовал на себе взгляд и сразу нашел причину – около барьерчика, где выставлены на продажу свечки, иконки и крестики, увидел незнакомого мужчину, смотревшего на него внимательно и с напряжением. Он также увидел, как дрогнули уголки губ у мужчины, а в глазах вместо льда мелькнул свет дружелюбия. Этот странный человек очень удивил Василия, но выяснять отношения времени не было.
Уже на улице, куда вынесло Василия вместе с толпой, он увидел бегущую к нему Марихуанну, и платок свалился ей на плечи. Она кинулась ему на грудь, он успел заметить, сколь горестны ее глаза, и в них блестели слезинки.
– Что же ты наделал! – воскликнула она. – Молчи! Я все знаю! Я сразу поняла…
Он погладил ей волосы, попытался успокоить:
– Давай отойдем. Здесь сейчас не до нас.
– Женщины говорят, у тебя видели пистолет! Это опасно! Тебя же схватят!
И тут же она согласилась:
– Ох! Хорошо, что тебя здесь никто не знает!
Они быстро и почти бегом покинули ограду храма.
* * *
Агры Дук, специальный посланник Колоквы, сидел на каменной тумбе против Рыльской церкви. Его никто не замечал или попросту на него не обращали внимания. А он глубоко вздохнул, покачал головой и кинул мысленно в направлении того переулка, где скрылись совсем недавно Мари и Василько такие слова:
«Ты же сам говорил, что твоему богу жертвы не нужны! Вот и я так подумал… А покаянию твоему – зачет. Я думаю, так оно и будет воспринято там, где надо».
819 Записки Кота Босиком-9
© Copyright: Николай Боярчук, 2024
Свидетельство о публикации №224122901131
Свидетельство о публикации №224122901131
Рецензии