Вера и смысл

Культура человечества заключена в промежутке между творением идеи бытия и духовным воскресением человека. И бытие, и воскресение являются началами, разделенными бездной сознания в понимании существования и мышления. Бытие существует идеально, воскресение является духовным смыслом. До ничто я не могу знать, что такое бытие. Отрицание собственности ничто и есть установление бытия как чего-то иного, чем ничто. Бытие как самоотрицательное ничто есть сущее. Только в понятии оно обретает осмысленное выражение в определенном значении.

Ничто ничего не означает. Я не могу спросить, что такое ничто? В этом случае я спрашивал бы о нем как о сущем, а оно не сущее. Я не могу определить его и как понятие без указания на то, понятием чего оно является. Понятие опять стало бы определением сущего. Поэтому ничто означает только ничто. Разум, если бы он захотел вообразить что-то, выходящее за его пределы, разделил бы познание на доничтожное и посленичтожное. Доничтожным он назвал бы побуждение, предустанавливающее веру; посленичтожное он определил бы как начало сущего. Так что разум в преддверии веры и разум в начале бытия безгранично далек от достижения собственного понятия, в котором его можно было бы признать одним из инструментов божественной воли.

Воскресение является завершением творения. Оно столь же непонятно, как и бытие в начале творения. И если бытие в значительной степени раскрывается в идее, то воскресение полностью интуитивное сосредоточение. Это сосредоточение в себе воскресает и есть дух. Собственность воскресения духа формировалась на протяжении всей истории бытия в виде культуры. Культура является выражением идеи в существе духа и воскресает в личности. Личность как культурное достояние, воскресшее в существе духа, является сознанием бытия человека. Через предысторическое откровение и творение идеи, он восходит к восприятию первородного замысла и является единственным обращением к себе на всем протяжении времен и вечных положений. Единственный является воскресшим духом, в духовном восприятии он сознает историю своего бытия от начала творения до собственного выражения в интуитивном промысле.

Бытие непрерывно воскресает в существе человека в единственном выражении. Это говорит о наличии божественного внимания к судьбе человеческой личности. Можно предположить, что Бог не только сотворил человека, но и заботится о нем на всем протяжении его жизненного пути. В чем проявляется эта забота? В том, что дух не покидает человека, давая ему возможность выдержать жизненное испытание как легкий промысел бытия, в котором красота облагораживает душу, а ум приглашает к бессмертию. В воскресении я обнаруживаю себя как окончательную инстанцию, противоположную божественному присутствию. Если я полагаю Бога в себе за пределами веры, то точно так же я полагаю себя в себе за пределами знания. И это в себе я есть я, противоположное себе. Как Бог противоположен мне и недостижим для меня в себе, так и противоположное мне я в себе недостижимо для меня, хотя и принадлежит мне.

Существо Бога, которое полагается за пределами веры, дается в разумном откровении как самоочевидность бытия. Ведь бытие именно собой созерцает себя, прежде чем станет предметом сознания. В сознании фиксируются события, бытие которых и есть разумное откровение. Эти события существенные элементы сознания, поэтому, когда говорят о дискретности и непрерывности бытия, имеют в виду это различие. Самоочевидность бытия в бытии выступает как разум. Именно в этом смысле его и следует понимать. Разум как самоочевидность бытия в бытии называется истиной. Истина настолько же далека от своей идеи, насколько идея близка к существу сотворившего ее разума. Существо разума, которое полагается за пределами веры и принадлежит Богу, дается в идее бытия. Идея бытия отличается от бытия только наличием или отсутствием сознания. Поэтому о идее и говорят, что она осознанный разум; а о бытии говорят, что оно бессознательная идея.

Материя опознается только в интеллектуальном структурировании в виде конструкции мироздания. Находясь за пределами веры как интеллектуальная сущность, она вовлекает в себя ум и мастерство человека, являясь искусством миротворения. Материя нейтральна по отношению к избавленному от собственности человеческому ничто: она совпадает с ним в просторах послеосуществленной веры. Что может хоть как-то связывать с человеком находящееся за пределами веры существо? У человека нет средств для его обнаружения. Поэтому его материя как самовозбуждающаяся стихия сама объясняет человека, оставаясь посторонним, внешним ему миром. Она и есть та противоположность, которая не входит в состав его духа. Материю упрекают в бездуховности и бездушности, не понимая, что она находится за пределами обозначенного верой мира.

Лишь в природе материя пронизана идеей и самобытным духом. Можно сказать, что природа источник жизни. Жизнь, которая заключает в себе материю, идею и дух, находится в размышлении о своей природе: она упорядочивает материю, постигает идею творения и раскрывает тайну духовного воскресения. Столь разные задачи делают ее бесконечной в необозримом будущем. Они не только вырывают жизнь из ее самости, но и увлекают за пределы возможного времени в необозначенное пространство будущего.

Как Бог воспринимается через творение, так и материя воспринимается через вещество. Сначала оно представлялось в виде скопления масс, затем в виде энергетических полей, а сейчас как возбуждение чего-то вечного. Хотя материя и выражается в веществе, веществом она не является, так что вообще не может восприниматься. Ведь открывается она только после смерти, а после смерти нет ни бытия, ни разума, ни запредельности веры. Так что материя, не имея ничего этого, и даже не имея себя в себе, впервые обозначается не как вещь в себе или вне себя, а как вообще не вещь, обозначенная прижизненно, но наступающая лишь после смерти. Но поскольку вера заключается в утверждении: всегда что-то будет даже тогда, когда ничего не будет, то и жизнь стремится поверить в это и поэтому полагает то, что выходит за пределы веры в материи, которой при жизни нет, а после смерти быть не может. Так что разум есть единственное средство, решающее это противоречие: ведь он принадлежит и человеку, и материи. Хотя в материи он и неотличим от самой материи, которая есть чистый разум, не пребывающий в себе, а лишь выбывающий из материального состояния для построения вещества, он все-таки в конце концов достигает человеческого выражения, сохраняя память о своем материальном происхождении в процессе творения человека. И если материя создает природу, а разум – человека, то это лишь говорит о единстве человека и природы, в котором разум обладает возможностью познавать вещественную природу материи, не зная себя, поскольку он и есть эта познаваемая им материя.

Как бы ни распространяла материя свой разум в веществе, она нуждается во вмешательстве Бога для создания человека. В чем заключается это вмешательство? В сотворении идеи, придающей разумное направление движению материи к овеществлению. Вещество разумно тогда, когда идея его сотворена Богом. Это значит, что происходящее вещество стремится к бытию, а не остается в ничто. Разумное ничто материи никогда не достигнет вещественного бытия, если идея Бога не обозначит путь его творения.

Поскольку личность человека разорвана на отдельные фрагменты, соединенные лишь в Боге и материи, а не в разуме, то любое сближение существа Бога с материей способствовало бы согласованию личности. Но как можно в одном восприятии постичь единство божественной сущности и материи, которая преподносится как основание разумного вещества? Божественная сущность полагается как выходящая за пределы веры проповедь, слагаемая во времени, игнорирующая веру и живое участие вещества в ее творении. Так что проповедуемое существо Бога, скорее, обозначается в промысле реального существования, чем в бездне духовного забытия. Ведь духовное забытие, в котором за пределами веры фальсифицируется божественная сущность, никак не может повлиять на действие воли, устанавливающей божественное значение человеческой личности. Можно сказать, что за пределами веры находится именно реальность существования, а не то Богооткровение, которое, как принято считать, доступно лишь мертвым. Если Богооткровение и невозможно в реальной жизни, то лишь потому, что Бог не может быть веществом разума, а жизнь именно в материи находит свое разумное основание. Так что материя лишь прижизненное состояние Бога, в котором он не только не является, но в еще большей степени скрывается, чем в собственном промысле.

За пределами веры находится реальность существования. Это факт, который следует из невозможности нахождения чего-либо за пределами веры. Но поскольку вера была бы невозможна, если бы реальность существования когда-либо не существовала, а без веры не было бы существования, то реальность вынуждает признать единственность того, что существует за пределами веры, в существовании. Познается не столько происхождение веры в божественном существе или в разуме, сколько материальное становление миропорядка в сознании его бытия. Бытие постоянно выдвигает свою идею во всех формах жизни и мироустройства, так что только благодаря ему вера обретает свой смысл, а не теряется в ничто.

Поскольку никакой божественной сущности, кроме реального существования, за пределами веры нет, познание ее разумом и есть творение. В творении реальная сущность обретает явный вид и становится понятием веры. Я понимаю лишь то, что явно сотворено, а то, что не сотворено, неявным быть не может. Поскольку материя и Бог не сотворены, они не могут быть неявными, а если они не могут быть неявными, то реальность существования не относится ни к божественной сущности, ни к материи, а принадлежит разуму, в котором достигает понятия. Понятие материи и божественной сущности в разуме есть воплощение человека, так что человек воплощен в той мере, в какой его разум постиг и то, и другое.

Человек умирает не для того, чтобы навсегда исчезнуть, а для того, чтобы воскреснуть во времени реального существования. Ведь я не помню факт своей многократной смерти в личности преображенного я. Я знаю себя воскресшим в единственном выражении реального существования во времени. Поэтому я делаю вывод, что существую всегда, поскольку не могу не существовать в смерти существуя, чтобы понять, что я не существую. Творение в понятии реального существования постоянно и есть бытие. Бытие никогда не прекращается, о чем и говорит вера, заключающая в себе это понятие. Бытие воскресает прежде осознания им моей смерти, так что я могу умереть только в воскресении. И так я умираю постоянно, воскресая в этой смерти живым во времени реального существования и понятии бытия.

Чем отличается современное мышление от архаичного? Содержанием современного мышления является сама мысль, а архаичное мышление мыслит содержание мысли. В архаичном мышлении всегда есть что-то, что мыслится. В современном мышлении мыслимого нет, а есть сама мысль, мыслящая себя. Поэтому она является непрерывным потоком мышления, тогда как архаичная мысль ограничена предметом.

Чем отличается христианство от христианской религии? Христианство – это благочестивая проповедь. Христианская религия – это учение о спасении души, ритуал превращения зверя в человека.

Произойдет то, что неотвратимо должно произойти. Это не относится к сфере личных человеческих отношений. Это относится к судьбе мира. Человек волен считать себя свободным в пределах этой неотвратимой мировой судьбы. Наивно полагать, что мировая судьба заключает в себе какое-то благо для человека или выражает собой волю Бога. Бог всесилен только в сфере человеческих отношений, в судьбе его духа. Но дух не имеет ничего общего с мировой судьбой. Судьба мира – это лавина, ресурс которой не ограничен никакими преградами, которая происходит в собственном измерении. У нее нет ни времени, ни бытия. Она не существует, а лишь переносит свою недостижимость в трепетную жизнь человека, который один знает о несокрушимости судьбы и верит в полную независимость от нее.

Великая свобода, которую я испытываю в минуты отчаянного прозрения, которая не разделяет жизнь и смерть, надвигается на несуществующую пустоту, чтобы вырвать из нее стимул для жизни, поверить в незыблемость ускользающего. Вот это и есть вдохновение, которое через века смотрит на меня сегодняшнего, приближающегося к нему из настоящего и потерянного прошлого. Пусть будет жизнь в ее мертвом сознании, пусть будет вера в воскресение благодеяния, которое называется я и которое восторженно творит свою муку из беспечного исчезновения. Пусть я приму презренную жизнь как величайшее чудо красоты и позабавлю себя ее прославлением, зная, что даже Бог пал в ней жертвой неиссякаемого самолюбования своей ничтожностью.

Искусство – это всегда грань между тем, что нельзя принять и что нельзя отвергнуть.

Искусство сейчас единственная преграда на пути самообесценивания человечества. И если слабые художники рухнули в эту пропасть самообесценивания, чтобы придать ему видимость ценности, то долг подлинного художника в возрождении целомудрия.

Если я умер, то зачем мне снова оживать? Выход только один: воскресение в другом. В этом и заключается вечная жизнь в великом чуде воскресения после смерти. Жив я буду снова, но другим и заново.

Конечно, я не могу знать, в ком я воскресну и кем. Ведь я умер. Но, воскреснув, я знаю, кем я был или не мог быть. Это не значит, что я могу общаться с духом умерших, как полагают представители атавистических культур. Я могу лишь впитать их дух в качестве культурного достояния своей души. Дух передает бессмертие от одного я к другому. Я умираю, а дух в другом я воскресает, наполняя его жизнью.

Человечество – это тот план, который имел в виду Бог при сотворении мира. Нельзя путать его с обществом, которое состоит из подонков, делающих историю. Народы, которые под руководством своих вождей творят зло, воображая себя героями, не имеют отношения к человечеству. Человечество – это святая миссия Бога на земле, воплощенная воля, созидающая добро. Но возможно ли добро в обществе? Нет. Возможна только имитация добра, поскольку стремление к добру не свойственно людям. Они до сих пор хищники, ищущие жертву. Даже самая последняя жертва в обществе – это лишь подавленный, опустившийся хищник. Дай ему власть, и он тут же превратится в доминирующего зверя, стремящегося сожрать ближнего. Уже цивилизованными способами, способами, которые маскируют первобытное зло. Человечество антиреально, оно форма существования мысли. Оно воплощается только в отдельном человеке как его человечность. Человечество – это качество, а не количество. Это качество, которое снисходит в души людей от имени Бога, творца их самосознания, в котором они обретают высшую мудрость бытия. И эта мудрость заключается в понимании абсолютной необходимости свободы как условия истинного пребывания на земле и в мире. Никакие вожди, никакие народы или общества не вправе покушаться на личную свободу человечества, заключенную в отдельном человеке. И только такой свободный человек может выражать собой природу человечества.

В России мало породистых людей. Воспроизводится поголовье, а не дух нации.

Странно, что ум отделился от себя, чтобы себя мыслить; противопоставил и сопоставил себя с собой во мне и посредством меня. Если я есть выражение универсального ума в уникальном ему противопоставлении, то нет ничего удивительного в том, что я постигаю неведомое мне невероятное, превращая его в реальность. Реальность восстает из небытия универсального ума в уникальности его бытия. И все-таки, что побудило ум мыслить себя и быть, если вне всякого бытия и мышления он в акте божественной воли сотворил материю? Ведь материя лишена бытия или небытия, поэтому только в усмотрении божественной воли она выступает предопределяющим и предопределенным умом. Что материя есть творящий вещество ум следует из того, что я это сейчас пишу и что я есть в качестве пишущего это. Если бы материя не была предопределяющим меня умом, она не просматривалась бы в результате действия божественной воли как основание порождающего меня вещества. Вещество никогда не сможет доказать причастность уникального ума к универсальному уму материи, поскольку вещество и его ум может только быть или не быть, а материя не может ни быть, ни не быть.

Что я имею в виду, когда говорю, что существенное я тождественно я, осознанному в бытии? Лишь то, что божественная и материальная противоположности сливаются в отдельной личности. Если дух личности заключает в себе эти противоположности, то это открывает для жизни путь во времени, то есть, длительность существования как постоянное и неизменное сознание бытия. Это сознание бытия и есть я, не заботящееся о тождестве себя с собой. Это то я, которое шествует во времени своего бытия, создавая его сознание. В сознании этого шествия оно претерпевает жизнь. Время кончается не с окончанием жизни, а с истощением материи бытия, которая поддерживает в сознании образ личности. Дух творения, которым исчерпывается существование, ограничивает жизнь существом личности. Личность, которая есть абсолютное я творения, есть в то же время пространство бытия. Так что именно пространство простирается во времени, когда я полагаю дух своей личности в самоосмысленной достоверности. Дух времени, который формирует пространство бытия и является личностью моего я, нуждается не только в пустоте своего содержания или свободе, но и в рабстве природного достояния, в котором он ощущает себя бессмысленным существом, упоенным радостью чувственного восприятия жизни, без которого дух был бы мертв прежде своего личного воплощения. Но воплощение как торжество вещества материи в чистой радости бытия придает духу жгучесть присутствия, неудержимое желание жить в бессмысленности существования, в попрании истины и божественного присутствия. Ведь жизнь и есть это божественное присутствие в собственном отрицании.

Жизнь есть времяобразующее явление. Она выделяется из вечного отсутствия. Содержит ли она в себе какое-либо вещество этого вечного отсутствия или не содержит никакого вещества и является воображением Бога? Вовлекается ли оставшееся после жизни вещество в вечный поток отсутствующего или оно исчезает в немыслимом воображении Бога? Если бы жизнь была веществом вечного отсутствия и не имела отрицательного бытия в неосмысленном движении, она не могла бы замкнуться в себе как явление времени в осознанном образе бытия. Ведь в вечном отсутствии нет ни бытия, ни небытия, бытием названа эта выделившаяся из вечного отсутствия жизнь. Только жизнь есть, и бытие ее есть та истина, которая выходит за ее пределы в памяти о вечном отсутствии. Если же жизнь не имеет вещества, а пребывает в Боге, то ее воображение ограничено самоопределением времени. Ведь только время определяет себя не через что-то, а собой, поэтому люди с недостатком воображения вообще не замечают его, а лишь констатируют жизненные изменения. Поскольку время определяет жизнь своим присутствием, то и жизнь считается данностью, наблюдающей свое наблюдение. Жизнь, как и время, есть самоопределенное определение: в себе определяя себя, она достигает понимания вещественного воображения в бытии несуществующего вещества. Это бытие несуществующего вещества и есть дух, которым воображение Бога наделила исключенную из вечного отсутствия жизнь.

Если жизнь есть исключение из вечного отсутствия, то невозможно найти в ней Бога. Невозможно даже представить его в качестве творца. Ведь бытие жизни организовано ее замкнутостью, самоопределенностью, а не внешней волей или причиной. Нет никакой причины для возникновения жизни, кроме той, которой является она сама. Она является своей собственной причиной, обособленной во времени светом отсутствия вечности. Во времени нельзя познать Бога, поскольку смысл его бытия неясен. Если даже есть какое-то предварительное понимание его необходимости, то оно никак не связано с жизнью. Жизнь не только безбожна, но она и небожественна. Она по своей природе человечна как одухотворенное вещество в воображении Бога. То же, что на самом деле отсутствует и не зависит от нее, и называется Богом, то есть тем, что только в пределах жизни отсутствует, а вне ее пределов не присутствует совсем.

Жизнь как открытие вечного отсутствия предоставлена себе. Это объясняет ее абсолютную свободу. Она связана только отсутствующим движением вечности, которым предопределена история ее бездны. Ведь бездна видится там, где вечное отсутствие оставило свой след при возникновении жизни. Жизнь как предоставленная себе свобода есть воля. Воля не имеет предопределения, поэтому все, сделанное человеком, входит в сферу его ответственности. Человек решает, как ему быть, что ему делать, зачем он живет и есть ли смысл в его жизни. Нет судьбы в его бытии, свет бытия есть его реальность. Увлеченный этим светом он самозабвенен, то есть ничего не хочет знать о истоках своего возникновения из вечного отсутствия. В вечном отсутствии он видит свою смерть. Бережет он свою жизнь не потому, что боится смерти, а потому что не может помыслить себя неживым, не может перенести сознание жизни в вечное отсутствие. Почему в извлечении из вечного отсутствия жизнь стала человеком, а человек сознает себя, признавая бытие сознания, заполняет его ум на протяжении жизни: человек стремится понять, почему он понимает себя в живом сознании бытия.

Тоска по вечному отсутствию и есть душа человека. Что значит вечное отсутствие? Оно имеет два значения. Во-первых, отсутствует отрицание нечто за пределами бездны. Во-вторых, отсутствую я в отрицании этой бездны. Мое присутствие в жизни есть в то же время мое отсутствие в вечном отрицании. Возносится из вечного отрицания в живое присутствие олицетворяющий бездну дух, который надвечно смыкается в реальности мыслящей себя воли.

Поскольку в отличие от научной достоверности, основанной на теоретическом наблюдении, жизнь скользит в бездну в течение времени, неприглядную для бытия, то следует пренебречь одной только правильностью рассудка, опирающегося на достижения разума. Хотя разум и придает жизни смысл вне ее вечного отсутствия, его недостаточно, чтобы жизнь вышла за свои границы и спасла себя средствами более прочными, чем она сама. Спасение в том, куда жизнь заглянуть не может, невозможно, а если жизнь обречена, то она бессмысленна. Пока она занята собой, ее это не тяготит. Но в конце концов ее бессмысленность выступает на первый план, а заменить это отсутствие смысла ценностью научных достижений слишком мелко для страждущего духа. Так что следует вовлечь в процесс жизни не только научную дисциплину разума, но и отсутствие того, что находится за пределами веры. И эта непостижимая для разума потребность и есть его захватывающая дух перспектива.

Вечное отсутствие мной присутствует в сознании бытия. Бытие распадается на забытие и возбытие, в котором отделяется от себя перед собой. Возбытие перед собой открывает недобытие в наступившем безбытии, которое и есть ощущение вечного отсутствия. Безбытие вечного отсутствия в недобытии возбытого и есть я как реальное состояние отринутой от себя личности в истоке ее возникновения. Я возникло и появилось в недобытии возбытого в безбытии вечного отсутствия. Так я узнаю себя помимо внешних определений, косвенно указывающих на мое присутствие, но не затрагивающих меня. Найденный собой я именно то, что об этом сказано. Оно столь же сложное, как и я сам, и в этой простейшей сложности я пребываю.

Я как безбытие бытия в бездне вечного отсутствия есть сознание моей личности, зафиксированной в существе мышления. Существо, которое возникает в результате возбытия времени, тревожит меня своей ничтожностью: ведь оно все основано на забытии в безбытии. Так что я уловил себя в немыслимой форме посредством мышления. Она не является ни предметом веры, ни предметом разума. Она ускользает из устойчивости собственного содержания и удерживается в границах не посредством внутренней сосредоточенности, а посредством внешнего воздействия, исключающего ее отсутствие из сферы своего применения. Я существует вопреки своей невозможности и существо его в ничтожном забытии безбытости возбывает все дальше от вечного отсутствия.

Бог не имеет Бога. Поэтому все божественное полагается вне его, то есть в человеке. Человек как продукт жизни и есть бытие, извергнутое из вечного отсутствия. Но он и божественное волеизъявление не быть собой. Поэтому в вечном отсутствии он продукт жизни как покинувший себя Бог. Вечное отсутствие выступает как реальность Богоутраты в живом бытии человека. Созерцая отсутствующим Богом свое вечное отсутствие, человек покидает жизнь в идеальном мышлении. Так он возвращается туда, откуда безвозвратно ушел. В недостижимой дали он взывает к истоку своего возникновения как вечному отсутствию покинувшего себя Бога. И хотя Бог и расположился тайно от себя в душе человека, незнание его в вере разъявляет пути бесчисленных откровений, в которых надлежит человеку зафиксировать свою жизнь.

Смертный приговор – это единственная справедливость, которой облагодетельствована жизнь. И как бы ни жаль было с ней расставаться, надо понимать, что это единственная возможность прервать ту постыдную ложь, которой она является. Ведь ею с самого начала манипулируют неизвестные ей силы, над которыми она в самообмане тщится быть свободной. Ее свобода – самая поразительная ложь, которую она способна вынести. Честь Творца требует покарать ее. Поэтому человеку дана свобода выбора: отклонить жизнь или погрязнуть в ее самодовольном смраде.

Истина может быть высказана только в виде лжи, а ложь всегда истинна.

Кто такой мыслитель? Это тот, кто в себе пребывает вне себя. Мышление – это и есть следование от одного к другому через собственную принадлежность. А поскольку оно постоянно нарушает границы собственного пребывания, то и свое личное я распространяет в отличном от себя другом. Так что я многообразно в своем внешнем выражении, которое и есть личность его в себе бытия.

Понятие Бога должно быть вовлечено в трансформацию образов. Если смыслы не будут поддерживаться бесконечностью божественного могущества, то они не смогут передаваться от одного к другому в мышлении, а будут исчерпаны в момент достижения собственного значения. Мир превратится в неопознанную структуру, перестанет восприниматься в идее Бога и сгинет в недрах умопомрачительной бездны.

Чем больше я вижу знающих людей, тем больше мне хочется ничего не знать, быть какой-нибудь рыбой на дне водоема, чтобы меня кто-нибудь поймал и сожрал. Чтобы мне не нужно было пожирать червей и другую дрянь. Все настойчивее в абстрактных образах я стараюсь найти успокоение, ведь только они подают надежду на гармонию, властвующую над душой. Зачем мне душа? Она терзает меня, а я стараюсь утешить ее бесконечными повторами одного и того же, пронося во времени свое существо, чтобы сохранить его для нее. А зачем душе мое бездушное существо, которое она теряет во времени и вновь находит? Не знаю. Это архаичное достояние навязано мне историей и личным опытом, который я поневоле должен был испытать. И ничего полезного я в этом опыте не приобрел, кроме сожаления, что потратил на него жизнь. Так что же за сила заставляет меня жить, вопреки отвращению ко всему, что ею называется? Нет, не покорюсь я мерзости всезнающего человечества. Из незнания я буду продолжать строить мир, не имеющий замысла, но искренний, чистый, суровый и светлый. И пусть склочное счастье обойдет меня стороной.

Баския олицетворяет демократию. Демократия выглядит именно так. Как хаотическая свобода экзотического каннибализма. Это чисто американский художник. У него открытое лицо представителя дикой природы. Он не знает, что такое европейское искусство. Европейцы убивают друг друга во имя идеи. Американцы – во имя конкурентного доминирования. Баския антиевропейский художник. И хотя у него много бестолковых подражателей, у них нет ни его таланта, ни ума. Лишь спесь новаторства на фоне обветшалой обыденности. А европейскому художнику предстоит преодолеть нищету идеи и ослепить ее красотой бессмысленную душу человека.

Художники Фрейд и Бэкон, патриоты европейской правды, а не выразители личных достоинств, показали конвульсии человека в среде стагнирующей цивилизации. В отличие от них в работах Баския места человеку вообще нет. Подобно Солженицыну, который показал правду советской действительности, Баския показал правду американской демократии. Демократия всегда свободна, так что американцам нечего предъявить миру, кроме своей свободы. У них нет цивилизации. Поэтому между Европой и Америкой пропасть. Американская свобода в отсутствие цивилизации стремится к доминированию. Только в этом ее назначение, только так она может проявить себя. Американцам поневоле пришлось быть демократами - это связано с заселением Америки энергичными европейцами. Можно представить, что из себя представляют живущие этой действительностью люди с ясным сознанием своей избранности без исторического опыта формирования личности. Это целеустремленные фанатики быта в мировом масштабе. Статус же сегодняшней России никак не обозначен. Она и не республика, и не демократия. Единая страна, управляемая самоизбранной автократией. Ей поневоле приходится заключать союзы с второстепенными странами, пропагандируя идею мирового равенства. Дело, конечно, не дойдет до того, что Россия будет отличаться от Африки только тем, что в ней не растут бананы. Но тем не менее, Россия европейская страна по духу своих амбиций и уровню культуры, так что ее население должно соответствовать этому уровню. За нее уже не стыдно, она прошла период унижения и самоотвращения, навязанный ей советским режимом.

Нельзя сделать больше того, что можно сделать. Поэтому Бог ограничен в своих возможностях. Ведь он, сделав что-то, не может сделать больше, иначе он ничего бы не сделал. В действии надо на чем-то остановиться, если же не остановиться на сделанном, то оно не будет сделано и не будет сделано ничего. Поэтому, с одной стороны, Бог обладает неограниченными возможностями; с другой – он должен ограничить себя чем-то. Бог ограничил себя во всех своих возможностях, поэтому создал мир, в котором все эти возможности совмещены в неограниченной возможности, которую он не ограничил чем-то. Так что, несмотря на полную ограниченность во всех своих возможностях, его действительность ничем не ограничена. И в искусстве любое завершение должно открывать путь в неизвестность, чтобы безграничное выступало в новом определении ограниченного.

Если сущее теряется в одном и том же, то жизнь выявляет себя в разных временах. Жизнь – это отчужденная от себя материя вещества, выявленная в неизбежности возникновения и самоизбывания. Самоизбывание материи в веществе жизни все больше напоминает дух, изнуренный восторгом существования. Существующий дух уносится временем в необратимое состояние, достигая своей кульминации в смерти как свершившемся волшебстве перевоплощения из бытия в ничто. Воскресшее в бытии ничто или жизнь является духом сотворенного мира; дух пребывает в жизни как идеальное бытие я, в котором сосредоточена мысль, возводящая знание скрытого от восприятия вещества. Ведь вещество в самовосприятии воспринимает себя как постороннюю себе собственность. Эта рефлексия мысли и есть изъятый из просторов вещества дух, который объемлет собой весь мир становящейся в нем жизни.

Дух, который возводит материю основания мира до божественной идеи через вещество жизни, и есть вечное и неизменное я в метаморфозах промысла. Постигая в сущем бытия свою волю, Бог выводит материю из состояния безумия через разумное вещество к духовному откровению, в котором надеется раскрыть для себя свой замысел и стать действительностью самого себя по мере самовоскресения в живом организме души. Ведь только душа живет в соответствии с замыслом, неведомым Богу. Поэтому Бог и постигает душу в откровении, чтобы знать себя и воплощать в этом знании свой промысел. Ведь промысел придает духу форму бытия, в которой он устанавливает жизненные ориентиры, позволяя в бесцельном времени находить себя независимым от вечного отсутствия.

Только в духовном откровении разумное усилие достигает цели. Мыслит дух. Человек не мыслит. Его разум способен создавать идеи, которые мыслятся в духовном откровении. Разумная идея принадлежит объективному миру, опирается на вещество материи, вступающей в нем в бытие сознания. В духовном откровении разум является постигающим мир средством, тогда как идеальное мышление устраивает этот мир по своему подобию. Идеальное мышление в откровении духа использует разум по своему усмотрению: разум обладает полномочиями в зависимости от тех границ, которые установил для него дух.

Что такое откровение духа? Это исходящая из вечного отсутствия перспектива промысла, возможность идеального мышления в действительности сознания бытия. Бытие просвечивает сквозь время, еще не ставшее становится действительной возможностью настоящего. Одновременно с появлением нового языка идеальное преображение мыслится. В чем новизна появляющегося языка? В том, что становящаяся действительной невозможность не укладывается в понятные обороты речи, не умещается в границах известных языковых форм. Требуется разработка нового языка, который полностью тождественен выражаемым смыслам. Мышление это и есть установление языка, выражающего идеальное бытие духовного откровения. Чем отличается откровение духа от откровения бытия? В откровении бытия все принадлежит Богу и эта принадлежность – ничто. В откровении духа все принадлежит человеку и эта принадлежность – существо творения, сотворенный мир в образе самосознания. Этот образ и есть привыкшее к себя я, дух откровения которого – идеальное сознание бытия в перспективе мышления.

Все, на что указывает разум, в мышлении должно быть обретено. Если вначале материя кажется основанием предотворенного забытия, то в мышлении она находит собственное выражение. Идеальное бытие в откровении духа и есть материя как ничем не выраженное сознание творения. Поскольку материя не сознается, а лишь является мыслимым содержанием идеи в откровении духа, то и все, что из нее исходит, покидает ее, чтобы стать чем-то. Поэтому все, что происходит из материи, уже не материально. Оно находится в сфере содержания духа, в существенном откровении которого мыслится вещество творения. А поскольку вещество творения происходит из покинувшей свою материю идеи, оно является сознанием бытия мышления, в котором материя находит себя в образном выражении. Образ материи в веществе данности, который обретает свой смысл в бытии духа, требует окончательного завершения в личности Творца, которой и является достигший себя человек, вознесенный из немыслимой вечности в покой собственной души, в обширном владении которой он узнает себя навсегда пришедшим вместе с тем миром, который является или этим, или никаким, но без которого никогда не было бы во времени того, что неизбывно есть в вечном избывании и в отрицании времен.

Обнаружены три вида материи: материя предотворенного забытия, материя бытия и материя мыслящего духа. Если есть единая материя, то эти три материи должны сводится к ней. Для этого они должны образовать тройственную рефлексию, в которой могли бы быть сведены к этому единству. Появляется область, на первый взгляд, неприступная для разума, но мимо которой он не может пройти. Мышление, содержащее в себе понятие этой рефлексии, стало бы абсолютной предпосылкой для возникновения идеальной личности Творца.

Материя предотворения забытия – это предмет доверия. Что такое доверие? Это дополнение к вере, подтверждающее, что вера есть. Что может подтвердить веру? Ведь она предельное состояние разума, выходящего за свои пределы. Вышедший за свои пределы разум ее и подтверждает. Он предполагает наличие бытия, предотворяющего в забытии воскресение откровения. Так что два виде материи – материя предотворенного забытия и материя бытия – уже узнают друг друга.

Что означает материя предотворенного забытия? Означает, что ее тайное бытие есть и оно должно быть выявлено и превращено в материю бытия. Материя бытия – это выявленная материя предотворенного забытия, так что это одно и то же, преображенное из одного в другое. Выявленная в бытии материя предотворенного забытия готова к тому, чтобы достичь материи мыслящего духа.

В идеальном мышлении духовного откровения нет возможности представить Бога. Там ему просто нет места, потому что Бог реальность бытия, а не идея. Что значит реальность бытия? Это бытие, нашедшее себя в себе, знание себя в незнаемом. Бытие обнаруживает и узнает себя в незнании себя. Невозможно назвать бытие чем-то, потому что оно не имеет сущности. Оно обнаруживает свою реальность в рефлексии незнания. Именно здесь появляется вопрос о знании незнаемого в пристальном внимании к отношению незнания и незнаемого. Так возникает мышление. Мышление происходит на реальной основе и этой основой является рефлексия незнаемого. Идея возникает в отношении незнания к незнаемому, ведь незнаемое и есть потенциальная идея незнания, стремящаяся проникнуть в незнаемое. Усвоение незнаемого в незнании и есть идея, то есть способ сохранения впечатления от незнаемой рефлексии. Реальность есть основание идеи, идея есть причина реальности. Такова их взаимосвязь в незнаемой рефлексии.

Поскольку речь идет о рефлексии незнаемого, то это незнание содержится и в самом движении мысли. Мышление тем и отличается от разума, что оно основано на движении незнаемого, тогда как разум оперирует только знаемыми предметами. Вот почему разум бывает скучен для вдохновенного воображения, которое только в мышлении находит себе применение: ведь здесь есть возможность установить действительное значение возникающего в воображении незнания.

Как в незнаемом выявить знание? Если я говорю о незнаемом, то я уже знаю, что оно есть, и поэтому уже обладаю знанием чего-то, чего не знаю. Остается познать это незнаемое, которое я знаю. Но поскольку я знаю его в качестве незнаемого и, следовательно, не знаю, то и знать не могу теми средствами, которые мне доступны. Кроме самого себя, поскольку я тоже незнаемое. Поэтому знание я могу обрести только в личном опыте познания. Нет никакого знания, отдельного от опыта познания моим незнанием незнаемого. Поэтому все знание, которое существует в мире, включает меня и все незнаемое, из которого оно состоит.

В настоящий текст не надо вдумываться. Он сам вдумается в тебя.

Бог безответен. Это значит, что никакое человеческое усилие, обращенное к нему, не достигнет цели. Бог бесцелен. Поэтому все заполняет истина, стремящаяся постичь смысл бесцельного. Ничто истинное не может запечатлеть себя ни в чем, оно не может ограничить себя определенным, оно столь же далеко от себя, когда владеет собой, и столь же владеет собой, когда недостижимо. Может ли Бог быть подобен тому подобию, которое подобно ему? Может ли он иметь образ того, что стало его образом? Если Бога мыслить в соприкосновении с материей предотворенного забытия, то он в ней получает невнятную определенность, которая фиксируется в материи бытия, выведенной из материи предотворенного забытия. В предотворяющей первичности материи нет никакого отношения к Богу, поскольку даже ничто в ней нет. Но это отсутствие ничто и есть окончательная предопределенность определения, в которой появляется неподобоявленный Бог. Эта неподобоявленность Бога, которая для Бога еще не стала Богом, есть неизбежность судьбы творения, которая вырастает из преобладания над собой себя.

Нельзя говорить о доничтожном бытии, бытие всегда сверх ничто. Вера полагает Бога в добытии ничто, ведь ничто есть прежде Бога, который был до него. Но Бог создал ничто, прежде которого был, а поскольку бытие может быть только сверх ничто, то и Бог был прежде того, прежде чего он был. Именно это и есть Боговыражение в своем самом первом сокровенном Предбожии. Предбожие Бога и есть первая из названных материй, а Бог в этой материи еще не вещество и дух мироздания, а сокровенная и преждепримененная мысль. Но ясно, что нет никакой возможности отличить сверхничтожного Бога от прежденичтожной материи. И ясно, что в этом безразличии заключена вся колоссальная мощь будущего различия.

Истина – это такое мышление, в результате которого человек находит удовлетворение. Истина не может быть правильной или неправильной. Она всегда такова, что позволяет отдохнуть мышлению на его необозначенном пути. Мышление бытия в откровении духа есть законченная истина в данный момент времени. Следующий момент времени отличается ее преображением. Не время преображает истину, а истина устанавливает время своего существования. Что значит: истина существует? Это значит, что она устанавливает факт своего бытия в мыслимом образе реального предмета. Истина спекулятивна, то есть мыслится так, чтобы исключить все возможные формы, мешающие ее существованию. Что это значит? Это значит, что не мысль ведет дух к творению реальности, а дух теряет реальность мысли в бесконечной инерции ее существования. Мысль безвозвратно уходит в ничто, не встречая в нем никакого сопротивления. Поэтому лишь спекулятивная истина способна удержать мышление от распада в сознании единого духа и образа бытия.

Спекулятивное мышление поневоле становится аналитическим, если изменяет своему предназначению. Аналитическое мышление упирается в предмет, разъединяя его в процессе внутреннего синтеза. Так получается познанный предмет. Познанный из воспринимаемого предмет полностью построен в результате завершенного в синтетическом составе аналитического процесса. Исчерпанный в познании, он существует как вещь действительного мира, как элемент разума в парадигме времени своего пребывания. Предметы в вещах исчезают и становятся действительными силами реальности, ощущениями внешней среды, доказательством наличности и данности мира. Но аналитическое мышление всегда находит предмет для познания, поскольку восприятие не ограничивается вещами и их ощущениями. Оно строит идеальный предмет, который становится реальным предметом познания. Так что аналитическое мышление обречено синтезировать проекцию мировой истины на сознание бытия, в состав которого входят воспринимаемые предметы и воспринимающие их чувства. Чувственный ум не спекулятивен, он определенно необходим, то есть создает только те идеи, которые свойственны реальному предмету. Спекулятивное мышление создает сам ум, наиболее пригодный для истинного применения. Ведь истина раскрывает себя в мыслях, еще не достигших предметного выражения.

Только природа может возмутить дух. Она настолько чужда ему, настолько далека и непостижима, что повергает его в трепет и восхищение при каждом соприкосновении с ней. Природа создана для того, чтобы дух чувствовал себя живым, чтобы его божественное естество смирилось со своей телесностью.

Последним основанием для активации спекулятивного мышления является мысль о судьбе Бога. Если Бог есть та подлинность, к которой стремится истина, будучи ею и, тем самым, стремясь к себе, к самообладанию, а не нахождению себя в чем-то, то участие в ее судьбе есть призвание человека. Ведь только перед человеком стоит вопрос о ее судьбе, тогда как сама подлинность безвопросительна. Нет никакой относительности или тождественности в созерцании несозерцаемого. Если подлинность заключает в себе сверхничтожное понятие Бога и прежденичтожное забытие материи, то эта бесконечность лежащего между ними промысла и определяет судьбу творения. Поскольку творение есть выражение подлинности крайностей существования в едином времени их вечности, то обращение к промыслу заключается в попытке усмотрения сверхъестественного намерения, приводящего его в исполнение. Исполнение промысла есть действительность истины, а его исполненность – сущность бытия. Сущность бытия заключается в понятии исполненного в истине промысла. Поскольку истина выходит за пределы понятия, то и судьба промысла есть творение спекулятивного мышления.

Поскольку конечные идеи никогда не будут познаны, но мыслятся в их ином именно они, то и мышление не может остановиться на чем-нибудь конкретном, но непрерывно продолжает себя в обозначении своих невозможностей. Невозможно все, что мысль движет и что мыслью движется, но ткань бытия, которая распространяется и заполняет собой немыслимый ум, накладывает свою печать на весь мир, состоящий из предметов, образующих реальность. Нет в мышлении ничего, что могло бы остановить его, оно неразумно высшим разумом, который созидает бытие единственного прибежища творения, и в этом творении запечатлевается умысел, который никогда не превзойдет себя прежде своего возникновения. Этот умысел и называется спекулятивным мышлением.

Творением называется возникновение бытия в Богоявлении. Творению не предшествует намерение, замысел или воля. Бытие как Богоявление сотворено неожиданно как откровение, в котором Бог постигает свою избранность. Только Бог является избранником бытия, так что творение запечатлевает его избранность. Эта избранность единственная вечность, поскольку Бог избран навсегда. Ведь бытие – ничто, а ничто дважды в бытии сотворено быть не может. Мысль о том, что Бог сотворил что-то, архаична и принадлежит вере. Начало же должно быть основано на знании и этим знанием является полагающая начало окончательная истина. Этой истиной и является возникновение бытия в Богоявленном творении.

   2024г.