Эпилог

-  Для женщины не так важно, как она себя поставит, а важно, как она себя положит и, тогда результат на лицо! – Произнёс Сенька, беря на руки дочь Вадима и Нины, - а моя уже не хочет, а я бы ещё с удовольствием впендюрил ерша под кожу! – И рассмеялся собственной глупости.
-  Скажи это другой, я бы влепила ему пощёчину! – С обидой за Вику, сказала Нина, забирая у Сеньки дочь.
Вадим крякнул с досады и увёл друга в соседнюю комнату. Сегодня в самый длинный день лета Вадим с Ниной отмечали крестины дочери, которую нарекли Леной, в честь первой, рано ушедшей дочери Вадима. Они только-что вернулись из церкви и шумной толпой вошли в дом Сенька, Вика, Родители Нины, Валентина Семёновна и Юрий Алексеевич. Бабушка-Семёновна, как её поддразнивал Юрий Алексеевич, умиленно хлопотала возле внучки, радостная за дочь и довольная зятем, а ведь по началу она тревожилась за Нину, когда узнала от неё кто стал суженным – мыслимое ли дело 13 лет – думала она и смирилась только тогда, когда Нина понесла… А до этого переживала – сладится ли?..
Против самого Вадима, она ничего не имела и даже где-то была согласна с дочерью, но вот большая разница в возрасте, смущало бабушку-Семёновну. А Юрий Алексеевич, почёсывая затылок, с недоумённым восторгом, обходил комнаты особняка, припевая себе под нос – «восемь комнат, не считая ванны» и, каждый раз подкашливая в кулак, мысленно восхищался Ниной – «Ну и Нинка, ах шельма!» И, по-тихому, от посторонних глаз, прикладывался к очередной рюмке водки, благо её было не меряно, в каждой комнате. Нина, откормив дочь, передала её матери и обняв Вику, трогательно произнесла, напоминая о Сеньки:
-  Не обижайся ты на него. Он ведь без злобы, такой уж человек уродился, до неприличия пошлый.
-  Я знаю. – Улыбнулась в ответ Вика, наблюдая как Семёновна укладывая, пеленает девочку, как бы в задумчивости, произнесла, - вот и невеста объявилась нашему Егору…
-  Всё может быть. – С улыбкой не возражала Нина и, тут же спросила, - а где ваш Егор?
-  Во дворе уже с Сашей играет, лучше расскажи, как обживаетесь?..
-  Совершенно чувствую себя городской!.. - В комнату вошла пожилая дом работница, спросила обращаясь к Нине, - Нина Юрьевна, стол накрывать?
-  Да тётя Рита. Я сейчас вам помогу.
-  Не надо. Занимайте гостей, я сама всё сделаю. – Дом работница вышла, а Нина продолжила прервавшийся ответ:
-  Я ещё девчонкой мечтала о городе, хоть и родилась, и привыкла к селу.
-  Ну ты ладно, а Саша как?
-  Сашка?! Она совершенно забыла о селе! И пятый класс хорошо завершила.
-  Она даже на лето к нам ехать не хочет. – Вставило слово Валентина Семёновна.
-  А от чего вы не переезжаете? – Спросила Вика.
-  А хозяйство куда, дом? Вон как сейчас люди плохо жить стали. Да и дед не согласится, я бы поехала и, Вадим зовёт.
Вика улыбнулась и спросила у Нины:
-  А как с карьерой, всё зачеркнула?..
-  Ты-то вот зачеркнула и, я теперь от мужа, ни куда!
Вика рассмеялась и взяв Нину под руку повела в другую комнату, заговорчески спросила:
-  Хвались, как у тебя с ним?..
Не смущаясь Нина ответила:
-  Он не утомим и звероподобный, в хорошем смысле этого слова. Кошмар!
А Вадим и Сенька, блуждая по не совсем, мебелерованым комнатам, обсуждали текущие дела, связанные с общей работай, причём в которую на правах лидерства вошёл Кенжибулатов Рамазан. Его связи дали большой импульс к широкому полю деятельности. Так, непринуждённо беседуя, в одной из комнат, они столкнулись с Юрием Алексеевичем, который не пропустил возможности спросить у Сеньки:
-  Вот скажи, ты крещённый?
-  Как все, а что?..
-  Вот и я о том же, ну как скажи, русскому человеку нехристем быть?! А такие имеются. – И он кивнул на Вадима, - не хорошо! А твой друг не коронован перстом божьим и свою дочь не хотел, это как?..
-  Да, это как?! – дурашливо переспросил Сенька, да так чтобы не уловил подвоха Юрий Алексеевич.
Вадим улыбаясь отмахнулся рукой:
-  Глупости всё это! – Сказал он, - старческие пережитки, на бога надейся, а сам не плошай!
-  Ну не скажи, без него сынок, без бога то, всё равно что голый.
А Вадим с улыбкой отвечал:
-  Поражаюсь вам! Эдаким с хитрецой старичкам; всю жизнь грешили и бога не поминали или он раньше помехой был?..
-  Не дури. – Осуждающе изрёк тесть, - на страстном суде всё вспомнится и гореть будут нехристи, в гиене огненной!
Вадим опять усмехнулся:
-  Страстный суд, воскресенье мёртвых, бред! Это утешение для слабых. А она, церковь ваша, подумала куда и где разместит эти полчища со всех тысячелетий, охочих до жизни, существ? Не подумала и вашему судье придётся убираться ко всем чертям из этого мира! Иначе его растопчут в этой животной толчеи…
-  Не хорошо, ересь говоришь, - на секунду остановил Юрий Алексеевич Вадима, но тот,  в свою очередь, отмахнулся и продолжил:
-  Это не ересь и это говорю не я, а умные книги! А в отношении того, что я гореть буду – дудки! Я уже горел и дважды не сжигают и счастья мне другого не надо, спасибо за то, что есть!
-  Вот и перекрестись помолившись.
-  И греши дальше, ловко! – И он засмеялся.
Вадим с тестем давно вёл такие беседы, вернее тесть с ним – своим постоянством о боге, Юрий Алексеевич пытался склонить Вадима к крещению и после этого, обязательно обвенчаться с Ниной в церкви. Вадим ничего не имел против веры – да за ради бога, креститесь, молитесь! Только я здесь причём? Я же не обращаю вас в свою веру…
- А твоя вера, никакой веры! – Досадливо хмурился Юрий Алексеевич.
В комнату, где вели беседу мужчины, вошла Нина.
-  Опять?! – Спросила она, - о господи! Ну сколько можно? И когда это прекратится? – Обратилась она к отцу, - ну не верит человек, пусть не верит, не твоя это забота со своим уставом. Вы уже богу всю плешь проели!
-  Вот гляди, - показал рукой на дочь Юрий Алексеевич, - и она уже атеисткой становится!
Но Нина остановила отца:
-  Хватит! Пошлите к столу, обед готов! – И взяла Вадима за руку, потянула за собой.
Юрий Алексеевич с досадой поплёлся следом, а Сенька хохотнув, шепнул вполголоса Вадиму:
-  А я подумал, не на роком, что вы сейчас грехи друг дружке отпускать будете, божественным по-русски, матом…
Разместились, за столом в просторном зале, второго этажа. Окна были распахнуты настежь и приятное тепло полуденного солнца, ослепительно грело стены, тихо меря шагами, врывался шум городских улиц вместе с неугомонным, весёлым криком детей и в этом торжественном уюте, отмечали крестины.
-  Красивая пара! – Сказал Юрий Алексеевич Валентине Семёновне, - а Нинка-шельма, дождалась всё-таки своего счастья, комар ей в ухо!
-  По тише! Да сплюнь, старый! А то сглазишь! – Добродушно улыбнулась Валентина Семёновна.
Маленькую Леночку перенесли в зал и, она теперь, накормленная молочной грудью, спала на диване подоткнутая подушками – пухлые губки, курносый носик, светлые бровки, на комичном розовом личике. Нина время от времени поглядывала на неё, счастливо улыбалась и тихо переговаривалась с Викой. А Сенька наполняя рюмки и фужеры, благодушно балагурил, обращаясь ко всем и непосредственно к хозяйке стола:
-  А, теперь, пока заряды есть, пацана надо! Ты как Нина, не против?..
Нина улыбнулась в ответ и переведя взгляд на мужа, сказала:
-  Вообще-то это личный вопрос, интимного характера, но я согласна!
С шумным топотом, на второй этаж, ворвалась Саша, следом переваливался Егор и уже с лестничного марша, возвестила:
-  Почта! – И бросила стопку газет на журнальный столик у телевизора, - а тебе папка, письмо, танцуй! – И закружилась перед Вадимом, держа высоко над головой конверт. Все улыбались шумной Саше, а Нина сказала, обращаясь к дочери:
-  Сашенька, в другой раз, он станцует и с поёт, а сейчас отдай письмо папе.
Саша прильнула к Вадиму, чмокнула его в щёку и отдала конверт, тут же выкатившись, по лестничному маршу, на первый этаж.
Вадим принял письмо, взглянул на адрес и, недоумённо произнёс:
-  Из Серпухово, странно?.. 
Он не торопливо надорвал конверт вынимая письмо, из которого следом, как осенний лист, плавно скользнуло к ногам Сеньки, цветное фото. Сенька перехватил его и тут же воскликнул:
-  Ба, веселушки! Это с каких пор ты стал десантником?! – И всем показал снимок.
С него смотрел молодой Вадим, в форме курсанта ВДВ, в голубом берете, с аксельбантами, в погонах старшины. Вика ахнула, зажав рот рукою, замерла, глядя на Вадима, сосредоточенно читавшего строки письма, а тот оторвавшись от чтимого, откинул голову на зад и, удушливо произнёс:
-  Не могу… - Торопливо распахивая ворот сорочки.
Нина, потревоженная состоянием Вадима, поднялась с места и подойдя к мужу со спины, ласково положила руки ему на плечи. Голосом любящей женщины, спросила:
-  Что там, Вадик?..
Вадим протянул письмо Сеньке, с надтреснутым голосом произнёс:
-  Читай. В слух читай. – И потёр виски руками.
Нина отвела его руки от висков и, сама стала массажировать ему голову. Сенька быстро пробежал глазами строчки, его бровь в удивлении поползла в верх и, он твёрдо ответил:
-  Не буду! Здесь очень личное.
-  Читай! У меня от вас секретов нет.
В зале воцарилась тревожная тишина. Сенька взглянул на присутствующих, за тем на Вадима и тот кивнул ему снова. Нина продолжала, в смятении, массажировать мужу голову, Вика замерла, а Юрий Алексеевич и Валентина Семёновна – переглянулись… Сенька опять взглянул в исписанный лист и в полной тишине зачитал текст:
«Здравствуй Вадим Васильевич! Пишет вам Вадим, ваш сын. Я волнуюсь и не знаю с чего начать, а потому мне легче начинать с себя и о себе. В настоящее время закончил третий курс училища ВДВ, а после экзаменов пошли отпуска и, я не знаю куда податься… Вот и подумал написать вам, тем более, что мама просила об этом. Её письмо, адресованное вам, я тоже вложил в общий конверт. Год назад я похоронил свою маму. Она покоится на Серпуховском кладбище. Умерла она от рака кожи, очень мучилась и последнее время часто вспоминала вас. Много и по долгу рассказывала мне о вас, только хорошее. Мне, всю мою сознательную жизнь, не доставало отца и я завидовал мальчишкам нашего двора, но не хныкал, а гордился своим отцом, лётчиком-испытателем, погибшем в одном из испытываемых полётов. Так рассказывала мама и я был горд и счастлив героем-отцом! Стремясь всегда быть похожим на него, наверно поэтому, после школы, поступил в военное училище. Мама
всегда говорила, что мы похожи с вами – как две капли воды и, навзрыд плакала. Я жалел и берёг её - как мог, обещал ей быть таким как отец, не изменять её памяти. Какой же это был удар и разочарование, когда мама, не за долго до смерти, призналась, что вы живы. Как же так?! Мой герой отец! Мои помыслы и чаяния, моё жизненное кредо и, вдруг – жив?! Я был изумлён, ошарашен, разбит! Моя душа противилась услышанному, а мама, видя моё состояние, сказала, - что я могу гордиться вами живым больше, чем мёртвым и не ваша вина, что я рос без вас, а её – мамина. Вот так! Пишу вам уже второе письмо. Первое, я писал на адрес, который дала мама, оно вернулось с ответом – адресат выбыл. Тогда я сделал запрос через городской военкомат города Целинограда и получил положительный ответ с новым адресом. Значит вы живы и здравствуете? И если не затруднит – ответе мне. Высылаю своё фото, а вашего у нас нет и никогда не было. До свидания! Вадим Тишин.»
Сенька замолчал и понуро оглядел присутствующих; Вика платочком вытирала глаза, Юрий Алексеевич растерянно смотрел на дочь, то на Вадима, а Валентина Семёновна, низко опустив голову, теребила бахрому по подолу скатерти. Нина тревожно прижала голову Вадима к своей груди, как голубица, защищает крыльями своё гнездо, а на диване мирно посапывала девочка-малютка и ей абсолютно не было дела до этого мира взрослых.
-  Читай второе. – Глухо нарушил тишину Вадим.
Сенька, не отвечая, развернул тоненький, казалось, пожелтевший лист и не громким голосом стал читать: «Здравствуй Вадим! Здравствуй мой родной и ласковый мальчик! Прости меня, за столь долгое молчание и, за всё-за всё! Я только теперь поняла, что я натворила, разлучив сына с отцом, а себя оставила без преданного и заботливого мужа. Прости! А он, наш сын, такой славный мальчик, копия ты и лицом, и фигурой! Даже характером не обделён. А когда говорит, я закрываю глаза и вижу тебя, почему-то при погонах и, себя, не прикованную к пастели – а молодых и счастливых! И как хочется, в этот момент, всё бросить и вернуться к тебе. Увы, это слишком поздно! Мало того, что я оставила тебя и осиротила сына, я совершаю ещё одну не поправимую глупость – похоронив тебя заживо, для сына. Бог наказал меня, потому и спешу, пока твёрдая рука, повиниться перед тобой, прости. Я знаю, что мне осталось не долго и принимаю это с сожалением, переживая за сына. И хоть он уже взрослый человек, воин, мне всё равно страшно – как он будет один да при живом отце?.. Не хочу, чтобы он оставался один, не хочу! Бывало приедет на денёк, два из Москвы, прижму его к себе и, так мне хорошо, будто тебя прижимаю, а он смущается и говорит – ну, что ты, мама… - А я ему в ответ – ты папкой пахнешь и заплачу… Я никогда и не о чём тебя не просила, а сейчас прошу – прими своего сына-первенца, кровинушку нашу и, помоги ему, если надо будет. Ты наверно живёшь с Викой, у вас дети, но Вика очень хорошая и умная женщина! Она мать, она поймёт меня и верю, что примет моего сына, как родного. Я благодарна ей за то далёкое восьмое марта семидесятого года и будьте счастливы! Как могу, душевно обнимаю вас всех, крепко целую и не поминайте лихом, прощайте, родные мои!
P. s. – Вадик, когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет. Могу только поведать одно, как на духу, я осталась тебе верна и жила ради сына. У меня никогда больше никого не было… Я святая перед тобой, помяни меня, на добром слове и, не забывай. Счастье тебе мой милый. Люблю. Всегда твоя – Таня. Апрель 1990г.»
Сенька замолчал, откладывая письмо на стол. Вика уже не сдерживала слёз, плакала уткнувшись в платочек. Нина тесно прижала голову мужа, глаза её наполнялись слезами. Остальные сидели в не ловком молчании, смотрели на Вадима, что скажет он?
-  Друзья мои, - сказал Вадим, освобождаясь от теснины рук жены, - моя Нина и родичи, всё, что вы сейчас услышали это уже история, её надо помнить и учиться не совершать ошибок. А я по-прежнему люблю Нину и буду любить до своей кончины! Давайте сейчас, за этим столом, помянем всех наших близких – друзей, знакомых, всех тех, которых уже нет и никогда не будет, но в памяти будем хранить их пока сами живы! Помянем Мишу солдата-интернационалиста, моего армейского друга Геннадия Суркова, родителей моих и родителей Вики и Семёна, помянем мою покойную дочь Леночку, Аллу, прекрасную женщину, мать отыскавшегося сына – Татьяну. Пусть пухом им стелется земля от ног до изголовья!
Вадим глотком осушил свою стопку и повернувшись к жене нежно поцеловал её в губы. А Сенька дрогнув душой, подумал – вот когда всплыла Танька, через двадцать лет!..

***
Первого августа, под вечер, в особняке зазвонил входной звонок, открывать решёточную калитку, вышла дом работница. Нина в это время кормила дочь, а Вадим смотрел телевизор, расположившись в кресле, новости сообщали о тревожных событиях в Москве, держава шаталась… Саша, на первом этаже, читала книгу и услышав звонок выскочила в холл, с интересом уставилась на вошедшего молодого человека в военной форме.
-  Здравствуй! – Сказал он и улыбнулся.
И в этой улыбке Саша мгновенно узнала отца. Она радостно и звонко позвала, устремив взгляд на верх по лестничному маршу, на второй этаж:
-  Папа! Мама! Вадим приехал!
Вот и свершилось. Ещё один виток жизненной спирали завершил свой оборот. Он конечно пойдёт дальше, вычёркивая первый штрих, на чистом листе и начнётся следующий круг – новый, неведомый, но это уже будет другая история, потому как жизнь – это не прожитые годы, а яркие события в её течении.
Шёл август, одна тысяча девятьсот девяносто первого года…

Конец.
Март 2000г.
Август 2010г.
Астана – Кызылжар – Астана.